Размышляя над проблемой устройства государства, можно обнаружить два принципиально различных понимания его предназначения. Первое, ставшее доминирующим в современном обществе и, более того, чаще всего воспринимаемое по умолчанию как единственно верное и возможное, полагает, что главная задача государства — исполнение воли народа. Сама воля народа при этом понимается совершенно по-разному различными политическими течениями. Либералы ратуют за различные политические и экономические свободы индивидуумов, социалисты делают упор на равенстве и общественной собственности. Даже сторонники авторитарных режимов считают, что те исполняют волю народа, который делегирует свою власть вождю в силу его «гениальности». Обычно вся политическая грызня происходит из-за различного понимания воли народа, вопрос же о том, существует ли другая задача государства даже и не ставится. Такое понимание роли государства как исполнителя воли народа может быть названо демократическим.

Однако существует и иное понимание предназначения государства. А именно — исполнение воли Божией. Такое понимание можно назвать теократическим. Демократы, правда, тоже иногда говорят о воле Божией, повторяя старую римскую поговорку: «глас народа — глас Божий». Но так ли это? Для римских язычников обожествление людей было обычным делом. С точки зрения же монотеистических религий, в том числе и христианства, это в корне неверно. Бог бесконечно выше человека. Человек обретает истинное бытие, подчиняясь воле Божией. При этом неизбежно стеснение себя, умерение своих желаний. Только так человек может стать истинно свободным, независящим от внешних обстоятельств жизни. Безграничное потребительство, напротив, делает человека рабом мира, что порождает тревожность, отчуждение от других, зависть, злобу, а в конечном счете — пустоту и отчаяние. Одним словом — ад.

Конечно, приобрести духовную свободу человек может при любом устройстве общества. Это очевидно из того факта, что сама духовная свобода предполагает, как уже говорилось, независимость от внешнего, в том числе, конечно, и от давления государства. Более того, человек изначально и был, согласно Библии, призван к такому свободному союзу с Богом без всякого государства.

Но человек не исполнил своего предназначения, пал, став рабом греха. Отныне исполнение воли Божией стало сопряжено с трудностями. Бог же направлял людей ко спасению, заключая с ними заветы. Следует отметить, что завет, данный Израилю, долгое время не приводил к установлению государства. Предполагалось, что Сам Бог является царем Израиля. Весь народ был призван добровольно исполнять данные ему заповеди. Однако оставаться на такой высоте народ в силу общечеловеческой склонности ко греху долго не мог. Израиль срывался в язычество, потворствующее греху, и был наказываемым бедствиями. Спасали народ так называемые судьи израильские — харизматичные вожди, восстанавливающие действие закона Божия и порядок. Но постоянного государства так и не образовывалось. В конце этого периода судей Израиль дошел до крайних падений и кровавых междоусобиц, что вызвало желание постоянной земной царской власти.

Это желание народа, как было открыто пророку Самуилу, было греховно, ибо предполагало отказ от подчинения непосредственно Богу. Народ не осилил столь возвышенного предназначения. Но Бог снисходит к этой просьбе, видя отчаянное положение народа, и посылает пророка Самуила помазать на царство того, кого Он укажет Сам. Отныне царь должен был стать исполнителем воли Божией. Народ же вынужден был нести иго царской власти в наказание за свою слабость. Благосостояние народа отныне было связано с благочестием царя. В случае, если царь благочестив — народ руководствовался ко спасению, в случае его неблагочестия — терпел скорби.

Можно задаться вопросом: а почему один человек способен исполнять волю Божию лучше, чем народ? Очевидно, что так происходит ввиду духовного упадка народа. Но какими качествами должен был отличаться поставленный Богом царь? Первый царь Израиля Саул был внешне видным человеком, но не более того. Он был простым пастухом, не искавшим себе никакой власти. Также и Давид был совсем неприметен, когда его помазал на царство Самуил.  Не какие-то достоинства делали человека царем, а — исключительно непостижимая воля Божия. Воля Божия в Ветхом Завете открывалась через пророков и ветхозаветное священство, в Новом — через Церковь. Следовательно, вера в Церковь является основой подчинения христиан поставленному ей монарху. Впрочем, не всегда Церковь совершала помазание царей, но всегда указывала на богоустановленность царского служения, даже если речь шла о языческих царях.

Так почему через неприметных, а зачастую и через неверных царей исполняется воля Божия? Следует отметить, что не только в Израиле, но и в языческих государствах, установление монархии служило объединению племен, прекращению междоусобиц. Царская власть служила третьей силой между противоборствующими интересами народа и аристократии. Наличие аристократии неизбежно в любом обществе, поскольку люди неравны в своих талантах и усердии. Но, получив власть, аристократия склонна притеснять народ и становиться замкнутой кастой, обрекаясь на вырождение. Царь, конечно, опирается на аристократию, предоставляя ей привилегии. Но именно поэтому он также заинтересован в том, чтобы аристократия служила, а не просто паразитировала. Поэтому царь также ограничивает всевластие аристократии, защищая тем самым простой народ от чрезмерного притеснения и предоставляя лучшим его представителям возможность попасть в аристократию.

Разумеется, что речь идет о царях, обладающих полнотой власти, а не о марионетках аристократии или, еще хуже, внешних сил. И на многих исторических примерах это можно проследить. В Византии, благодаря сильной централизованной императорской власти, возможны были возвышения от простолюдина до императора, что было едва ли возможно в феодальной Европе, где короли были лишь первыми среди равных феодалов. Неприметность самих монархов,  внешняя случайность получения ими царства —  указание пророка, жребий, наследство, — способствовали смиренному взгляду на себя как на служителей Божиих,  а не как сверхлюдей. Кроме того, обоснование царской власти каким-то выдающимся талантом неизбежно приводило бы к неустойчивости государства — всегда бы находились другие, более «талантливые». Конечно, при принятии решений монархи как правило обращались к другим людям, что помогало принимать правильные решения. Поэтому царская единоличная власть была наиболее объективным арбитром, что способствовало необыкновенной жизнеспособности монархий. Следует заметить, что это было возможно только при известной доли смирения, когда и народ и аристократия в целом сознавали, что обязанности стоят на первом месте, а права из них вытекают. Другими словами, монархия возможна в обществе, готовом на жертву личных, клановых и классовых интересов перед общими, в чем и заключается воля Божия, направленная на прекращение вражды и взаимодействие всех людей. Потому Господь и устаналивает царскую власть. Безусловно, при этом, ни указание пророка, ни помазание не сообщают царю безгрешности — Господь не связывает волю человека. Царь — не Бог, и христиане отдавали жизни, отказываясь воздавать божеские почести царям (тем самым способствуя христианскому перерождению языческого мира).

В Новое и Новейшее время распространились демократические убеждения, которые привели к падению большинства монархий — установлению республик или к замене декоративными конституционными монархиями — демократиями по существу. Может показаться, что демократии за два с лишним века своего существования доказали свою жизнеспособность, а необычайные экономические успехи демократий и вовсе похоронили идею монархии. Но действительно ли это так?
Демократия возникла в античности и позднее уступила место монархии — так что история знает и обратный ход.

Демократия в чистом, прямом виде возможна в небольших коллективах, где все лично знакомы. В государствах возможна лишь представительная демократия. Выбранные власти обладают влиянием на народ и формируют явно или скрыто аристократию. Это очевидно на примере самой развитой демократии мира — США. Двухпартийная система отражает интересы различных олигархических группировок, но поскольку существует конкуренция на выборах, американская власть идет и навстречу пожеланиям избирателей. За счет этого в представительных демократиях достигается паритет между аристократией/олигархией и народом, что обеспечивает успешное функционирование государства. Казалось бы такой общественный
консенсус делает монархию ненужным и обременительным арбитром. Но все ли так хорошо?

Демократическая власть в погоне за голосами старается привлечь избирателей самыми разными средствами. Народ, как и в Древнем Риме, ищет «хлеба и зрелищ». Поэтому демократия, безусловно, способствует росту благосостояния народа. С другой стороны, также очевидно, что она способствует и его развращению. Нравственность демократических обществ стремительно падает, что имеет и внешние следствия. В Израиле некоторым аналогом демократии был упомянутый период судей, когда «каждый делал то, что ему казалось справедливым». И, несмотря на наличие закона Божия, это привело израильский народ к катастрофе, от которой его спасло учреждение царской власти.

Сейчас внешне кажется, что западные демократии далеки от катастрофы — они на сегодня успешно развиваются и доминируют. Но если присмотреться внимательно, просчитать перспективу, то очевидно, что демократии лихорадит, они больны, смертельно больны. Усиливается гражданское противостояние, нетолерантные иммигранты диктуют свою волю расслабленным обывателям демократических стран. Народ перестает нормально воспроизводиться, поскольку перестает нуждаться в детях как в своей опоре, вместо этого надеясь на государство, которое за недостатком и дороговизной своей рабочей силы, все больше эксплуатирует гастарбайтеров, переносит производство в другие страны и усиливает их экономическое закабаление. Страны, пытающиеся отстоять экономическую независимость,  подвергаются давлению, против них возбуждаются конфликты. Нарастает экологический кризис, виной которому безудержное потребительство. Для предотвращения развала власти вводят все больший, тотальный контроль за своими гражданами, принимается драконовская цензура против всего того, что может нарушить хрупкий либеральный мир. Другими словами, демократия изживает саму себя, становясь тиранией. Но самое страшное, пожалуй, это то, что творится с самим человеком. Люди традиционного общества всегда были сплоченней, выходя за рамки индивидуалистического существования. Человек демократического мира одинок, отчужден от других людей и потому обречен.

Демократии, несомненно, падут. На смену им придет что-то другое. Апокалипсис говорит о царстве антихриста как об абсолютно авторитарном и тоталитарном обществе, которое будет установлено в последнее время. Это подтверждается и логикой развития современного мира. Но никто не знает, когда это будет. Сдаваться раньше времени силам зла не стоит, хотя отступления и не остановить. Сейчас видно, что в мире сильнее становятся именно люди традиционного, недемократического уклада. Мусульмане медленно завоевывают Запад. Их укладу жизни свойственно подчинение воли Аллаха, как они ее понимают. Конечно, это понимание весьма далеко от христианского. Исламу чуждо возвышенное  учение о Божественной любви. Мусульманское общество гораздо жестче традиционного христианского. Но христианские монархии с успехом противодействовали экспансии ислама, ибо сила христианства — в жертвенной любви, на что современные рыхлые демократии совершенно не способны. Кстати, мусульманские народы России всегда проявляли лояльность к сильной власти, ценя её значение. Потому христианская цивилизация, если желает хоть сколько-нибудь еще сохраниться, должна попытаться вернуться к монархии как осуществлению религиозного идеала опосредованного подчинения воли Божией.

Конечно, монархия при нынешнем состоянии общества — утопия. Надо отдавать себе отчет. И «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» говорят о том, что Церковь признает разные формы правления. Это здравое видение. Но, при этом, оговаривается, что монархия является наиболее естественной формой правления. Говорить о возможности прямой теократии, тем более, не приходится. Если мы едва ли способны к монархии, то что говорить о более высоком?

Но что-то сделать можно? Конечно, начинать надо с малого. Православные христиане, прежде всего, должны преодолеть отчуждение друг от друга, свойственное людям современного общества. Обжегшись на советском, а кто-то и на сектантском коллективизме, люди, тем более, неохотно сближаются. Никакого принуждения здесь быть не может. Сближает совместное разнообразное служение, а не указка сверху быть вместе. Далее, следует противодействовать попыткам расколоть общество, поскольку это в корне противоречит обозначенной задаче монархии. Поддерживать независимость от зарубежного влияния, ибо марионеточный режим не может осуществлять роль арбитра. Либералы сетуют, что у нас в России сложился недемократический режим. Беда в том, что он, наоборот, слишком демократический. Поэтому необходимо не только словом, но и делом учить об исполнении воли Божией, а не защищать «священную волю народа».