Пепел сталинизма как стройматериал для СССР 2.0

Михаил Смолин

В последние годы публикуется немало прожектов по чудодейственному «спасению Отечества». Большая часть из них генерируется людьми с левыми убеждениями, самых разных изводов. Секуляризованное сознание с особой лёгкостью находит в советском прошлом «непревзойдённые» рецепты для «светлого» русского будущего.

Пепел сталинизма как стройматериал для СССР 2.0Восхищённые почитатели

Книга Александра Галушки, Артура Ниязметова и Максима Окулова «Кристалл роста. К русскому экономическому чуду» (М., 2021) яркий пример подобной литературы.

Эпиграфом к книге взята фраза: «Из прошлого надо брать огонь, а не пепел» одного из лидеров мирового социалистического движения, французского пацифиста Жана Жореса (1859–1914). В 1904 году он основал знаменитую коммунистическую газету «Юманите» и содействовал образованию «Объединённой социалистической партии Франции». Жорес, этакий французский вариант Ульянова-Ленина, с той лишь разницей, что французские националисты успели до начала Первой мировой войны его пристрелить, а в отношении нашего это не удалось.

Я бы предложил авторам взять другое высказывание Жана Жореса: «То неоценимое благо, которое человечество завоевало и мы должны прежде всего охранять, — это мысль, что нет священной истины… что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь; что тайный мятеж должен сопровождать все наши утверждения и мысли; что даже если бы идея Бога приняла осязательную форму, и сам Бог в видимом образе появился над толпой, то первой обязанностью человека было бы отказать ему в повиновении и отнестись к нему, как к равному, с которым можно вести переговоры, а не как к несносному Господину, которому должно подчиняться. В этом весь смысл, величие и красота нашего масонского учения» (слово брата Жан Жорес).

Из этой цитаты становится значительно более понятно, о каком огне бунта, говорит Жорес…

В общем, для «хорошего дела» авторами взят действительно образцовый «брат» человечества…

Конечно, книга подаётся авторами как совершенно объективное исследование. В ней преднамеренно, практически нет упоминаний о Сталине, о коммунизме, о большевиках, как будто бы местом действия является вовсе не СССР. Наверное, авторам показалось, что так «обезличено» их утверждения будут лучше потреблены нашим обществом. Это немного наивно и не очень честно. Читатель всё же имеет право знать, что ему по-настоящему предлагают в качестве «русского экономического чуда».

Собственно весь пафос «Кристалла роста» сводится к следующей фразе: «В XX веке в период 1929–1955 годов, за вычетом четырех военных лет, экономика нашей страны показала самые большие в мире — двузначные темпы среднегодового роста на протяжении более чем двадцати лет» (С. 19).

Этот сталинский «успех» авторы настоятельно предлагают повторить в нашем будущем.

По тексту книги видно, что авторы с особым тёплым чувством относятся к главному, но не поминаемому деятелю этого «экономического прорыва». В одном из приложений к своему сочинению они заботливо поместили стихи якобы принадлежащие самому Джугашвили. Правда, изначально их выложила на своём сайте украинская поэтесса и по совместительству Шестой Председатель Земного Шара некая Светлана Скорик, что вызывает некоторое сомнение в авторстве Иосифа Виссарионовича…

Но это уже область иррационального, любви и восхищённости.

Перед нами же — сочинение по экономике. Хотя что ни возьми в этой сфере познания, всё оказывается, требует «реконструкции» и «интерпретации». А это дело очень противоречивое и манипулятивное…

В книге очень своеобразен выбор исторических периодов, для которых авторы построили «график среднегодового роста при разных моделях управления экономикой, реализованных в России».

Вот, например, период 1914–1920 годов. Какую модель управления авторы находят в эти годы, чтобы выделить именно их в отдельный экономический период?

Была Мировая война, затем революция, большевистский переворот и военный коммунизм. Во всех этих перипетиях, точно одна модель управления? Если нет, что, по-моему, очевидно, то зачем сваливать всё в одну кучу? Чтобы как-то сгладить период военного коммунизма? Без 1914–1917 годов он действительно рекордный по экономическому падению в нашей истории.

В 1914–1917 годах экономика не падала такими темпами, как в 1941–1945 и поэтому ей довесили разрушительные годы 1918–1920. Удобно, но совершенно некорректно. [В годы первой Мiровой войны экономика России вообще не падала, а росла: по сравнению с 1913 годом она составила в 1914 году 101,2 %, в 1915 – 113,7 %, в 1916 – 121,5 %. ‒ Ред. РИ]

Почему 1941–1945 годы убраны из периода 1929–1955, понятно. Для авторов период войны не удобен и значительно снижает искусственно «выводимый процент» для сталинских времен.

Авторы «Кристалла роста» на основе «своих вычислений» насчитали рост сталинской экономики в 13,8% ежегодно. Основывают они свои вычисления на советских статистических сборниках в номинальных ценах. Причём, без всякого учёта инфляции, которая за этот длительный период в СССР была. Цены в этом историческом промежутке разнились в разы.

Даже официальный ежегодный статистический справочник «Народное хозяйство СССР» показывает, что цены в 1947 году составляли 305% к ценам 1940 года.

Но это не самое главное. Если пересчитать ежегодный прирост в 13,8%, то экономика должна была вырасти в 17 раз, чего даже неоднократно репрессированная советская статистика не даёт.

Но важна здесь даже не манипуляция цифрами, а отношение к тому, что считать положительным результатом.

Вот скажем, можно ли считать советскую экономику хорошо спланированной, если в ней с периодичностью в десять-пятнадцать лет происходит массовый голод: 1920–1922 годы (охватил население более 35 губерний с 90 миллионным населением, умерло от 1 до 5 миллионов), 1932–1933 годы (за 1930–1933 гг. из СССР в Европу вывезено не менее 10 млн тонн зерна и умерло от 3 до 8 миллионов), 1946–1947 годы (умерло 1–1,5 миллиона). А между этими глобальными провалами, наличествует постоянная нехватка продуктов, с карточками и бесконечным дефицитом самого необходимого.

Возможно, большевицкий план в этом и состоял, но считать его, с русской точки зрения, положительным явлением — чистая русофобия.

Ладно, в конце концов, у нас полно людей с левыми убеждениями, которых вовсе не трогают «людские издержки», а, напротив, завораживают масштабы социальных экспериментов коммунистических лидеров. Но поставим вопрос более прагматично и одновременно цинично: а привели ли эти жертвы к тем рекордным результатам, о которых говорят авторы «Кристалла роста»?

Не являясь экономистом, сошлёмся на мнение профессора Андрея Маркевича: «Быстрое восстановление экономики в годы нэпа, переход к которому был объявлен в марте 1921 года, шло с очень низкой базы, и хотя в абсолютном выражении ВВП в 1928 году превысил уровень 1913 года почти на 10%, с учетом роста населения примерно на 14% мы должны сделать вывод, что подушевой ВВП 1928 года не дотягивал до уровня 1913-го примерно 3%. Лишь к 1934 году этот показатель уверенно перекроет довоенный уровень… Средние темпы роста российской экономики в терминах ВВП на душу населения в период до 1913 года составляли 1,74% в год. Поэтому к концу 1920-х фактический душевой доход был ниже потенциального на четверть. И лишь к концу 1930-х советская экономика вернулась к дореволюционному тренду. При этом основной рывок она совершила с 1933-го по 1937 год. Поэтому расхваливаемая многими современниками сталинская индустриализация лишь вернула хозяйственную мощь страны к её потенциалу, не более того» (Маркевич. Хроника русской катастрофы. См. https://expert.ru/expert/2012/14/hronika-russkoj-katastrofyi/).

Речь идёт о долгосрочных тенденциях в развитии русской экономики, которые сформировались ещё до революции. К этому имперскому тренду роста советская экономика дотянулась только в 1953 году. Только после смерти Джугашвили советская индустриализация сравнялась с тем потенциальным ростом, которого и так бы достигла имперская экономика при уже существовавших тогда темпах роста. Но только это произошло бы без всяких репрессий, церковных гонений, социальных экспериментов, перенапряжения народных сил и классового стратоцида.

Наши авторы называют сталинскую систему «моделью опережения», где «предложение опережает и определяет спрос, а не наоборот». В чём предложение (какое?) при Сталине опережало спрос (какой?) — вопрос так и остался открытым…

Одно из наиболее удивительных утверждений в книге — про сталинское управление: «Основными приоритетами государственной поддержки предпринимательской инициативы являются:

— быстрая и удобная регистрация;
— организация развития кооперационных цепочек, включая содействие в обеспечении производств поставщиками и сбытом, поддержка экспорта;
— благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности, включая исполнение контрольно-надзорных функций, решающую роль в организации которых играют союзы предпринимателей;
— дешёвое и длинное финансирование;
— помощь и поддержка в освоении новых технологий и необходимых технологических компетенций;
— организация кадрового обеспечения;
— максимально упрощенная и льготная система налогообложения с дополнительными преференциями в период запуска предприятия» (С. 185).

Написано в стиле современных зазывающих банковских реклам. Но как обстояло дело в тогдашней социалистической реальности?

Сталинская реальность

При Сталине индустриализация производилась за счёт значительного снижения и без того невысокого уровня жизни всего населения. Карточная система к 1929 году была распространена практически на все важнейшие продовольственные товары. Со следующего года было запрещено свободное передвижение рабочих с одного предприятия на другое. На практике это означало введение жёсткого пролетарского крепостного права, прикрепляющего рабочего к конкретному советскому предприятию. Практиковались принудительные переводы с одного завода на другой. На языке наших авторов это лукаво называется «организацией кадрового обеспечения»?!

«Благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности» выглядели следующим образом.

По данным современных историков, доля трудового времени, которое проводили колхозники на отработочных повинностях на колхозном производстве в 40–50-х годах, составляла в среднем 67–71% (М.А. Безнин, Т.М. Димони, Л.В. Изюмова. Повинности российского крестьянства в 1930–1960-х годах. Вологда, 2001. С. 13).

Сделал все положенные колхозные работы, исполнил все советские повинности ‒ и в «остальное» время «предпринимательствуй» сколько хочешь…

Сталинское партийное государство возродило совсем было подзабытый в деревне продуктовый «оброк», натурально-продуктовую повинность. Крестьяне были обязаны ежегодно сдавать обязательные поставки продуктов со своих приусадебных участков советскому государству по абсолютно бросовым ценам. Только такое взымание продуктов смиряло коммунистических борцов с частной собственностью, с наличием у крестьян своих земельных участков.

В 1932–1933 годах такие обязательные поставки продуктов были только по отдельным продуктам.

В 1939–1941 годах обязательные поставки по крайне заниженным коммунистами ценам распространились на практически все продукты питания: зерно, рис, картофель, молоко, шерсть, кожевенное сырьё, яйца, сыр-брынза, табак и махорка.

Были введены нормы этих обязательных поставок. Так в 1940 году крестьяне-колхозники должны были советской власти сдать: 30–45 кг мяса (единоличники, в два раза больше, 64–90 кг), 200–1100 грамм шерсти с каждой овцы, 130–200 грамм шерсти с каждой козы (с единоличников, как особо «несоветских» крестьян драли три шкуры, соответственно 500–1400 и 150–220 грамм), 2–20 центнера с гектара сева картофеля в зависимости от местности (единоличные 3–25 центнеров), 0,5–2 штуки шкур овец и коз (единоличники соответственно сдавали 1–3 штуки) и т.д.

В 1946 году обязательные нормы поставки молока были в размере до 260 литров с каждой коровы колхозника, и до 300 литров с коровы единоличника (постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 марта 1946).

В отношении «мелкобуржуазного» крестьянства в СССР существовала система так называемых трудодней, которые сельские жители обязаны были отработать на советское государство. При этом нормы трудодней при Сталине несколько раз повышались. Их должно было отрабатывать всё взрослое сельское население: мужчины (16–60 лет) и женщины (16–55 лет).

В 1939 году обязательный минимум трудодней был от 60 до 100 для разных местностей (постановление ЦК ВКП (б) и СНК ССР от 27 мая 1939).

В 1942 году эта норма трудовой повинности была повышена до 100–150 трудодней (постановлением под ярким названием «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней»).

В 1948 году были увеличены нормы труда на 12–25% по различным трудовым повинностям (постановлением СМ СССР «О мерах по улучшению организации, повышению производительности и упорядочению оплаты труда в колхозах»).

К середине 1950-х советское руководство требовало выработки уже 200 трудодней для мужчин и 150 для женщин.

К этому нужно добавить и несколько слов об использовании детского труда, о котором так любила трубить коммунистическая пропаганда, когда говорила о «проклятом царизме». Так вот у подростков (12–15 лет) в советских колхозах была своя норма трудовой повинности, хотя и более низкая.

Особенно ярко выглядела система, которую наши сталинисты называют «максимально упрощенной и льготной системой налогообложения».

На самом деле советская власть имела разветвлённую систему сбора «дани», через уполномоченных министерства заготовок. А их в середине 40-х годов было ни много ни мало 54 тысячи агентов. Как пишет исследователь крестьянства Попов В.П.: «Не было в деревне того времени фигуры более одиозной, вызывающей панический страх населения, как уполномоченный министерства заготовок».

Тех, кто не мог выполнить обязательные поставки сельхозпродуктов, тащили в народные суды. Таких гражданских дел по официальным данным Минюста СССР были ежегодно сотни тысяч: в 1949 г. — 262.840, в 1950 г. — 231.450, в 1951 г. — 251.062, в 1952 г. — 224.452.

И наконец, самое отвратительное, что было в этих добровольно-принудительных поставках, так это издевательски мизерные цены, по которым коммунистическая власть обирала своих граждан.

До денежной реформы историк Безнин приводит такие цены за изъятое молоко в Вологодской области — 63 рубля (государственные розничные цены — 700 рублей, рыночные до 900 рублей). По мясу история была ещё более грабительская в среднем платили — 4,9 рубля (госрозница — около 400 рублей, рыночная цена около 550 рублей).

Ничего не изменилось и после денежной реформы 1947 года. Например, в 1950 году молоко в государственной рознице стоило 2 рубля 70 копеек, а крестьянам советская власть платила — 25 коп. за литр. Мясо стоило в государственной рознице 11 рублей 40 копеек, а изымалось у крестьян по 14 копеек. В первом случае платили меньше 10%, а во втором чуть больше 1%.

Параллельно колоссально растут государственные займы у населения и организаций: в 1928/1929 — 261 млн, в 1940 — 9.192 млн., в 1944 — 26.308 млн, в 1953 — 36.877 млн. рублей (Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть I, 1918–1937 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть II, 1938–1950 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР за четвертую и пятую пятилетки (1946–1950 и 1951–1955 гг.), Статистический сборник. Москва, 1956).

А с ними растёт и количество осуждённых в стране: в 1929 — 118 тысяч, в 1933 — 334.300, в 1934 — 510.307, 1935 — 965.742, 1936 — 1.296.494, 1938 —1.881.570, 1941 — 1.929.729, 1948 — 2.199.535, 1950 — 2.561.351.

Собственно, все радости социализма, надорвавшие многомиллионные массы русского крестьянства, и не перечислишь в одной статье…

Читая настойчивые попытки оправдать сталинизм хотя бы в его экономическом преломлении, не перестаёшь удивляться иррациональному желанию левых снова погрузить всех нас в это «эффективное» плановое перемалывание русских костей. 

Желание доказать, «что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь», как говорил незабвенный брат Жорес, по-видимому, неискоренима в левом сознании. Стремление вернуть всех нас в своё кровавое болото, любыми способами, сравнима лишь с изобретательностью вербовки деструктивными сектами своих адептов.

Пепел сталинизма, который нам предлагают взять как строительный материал для русского будущего, при своей жизни ни на один вершок не продвинул нас сверх заложенных царями экономических тенденций. А потому из прошлого надо брать не пепел прошлых неудачных мечтаний, а вечные истины, проверенные временем…

Михаил Смолин

Наследие Империи

+ + +

Комм. РИ. Следует добавить, что индустриализация 1930-х годов, ставимая Сталину в особую заслугу, на самом деле за огромную плату проводилась западными фирмами, особенно американскими, которые на этом хорошо заработали (Antony С. Sutton. Western Technology and Soviet Economic Development, 3 vols. (Stanford. Calif.: Hoover Institution, 1968, 1971, 1973). См. также о цене индустриализации: Полемика В.Ю. Катасонова и М.В. Назарова: нужна ли была революция для «индустриализации»?

 

Постоянный адрес страницы: https://rusidea.org/250969121