При отступлении красной армии из Севастополя взорваны Инкерманские каменоломни вместе с находившимся в них госпиталем, погибли тысячи людей

29.6.1942. – При отступлении красной армии из Севастополя взорваны Инкерманские каменоломни вместе с находившимся в них госпиталем, погибли тысячи людей.

Даже старожилы Севастополя не знают истории этого трагического места. Причина все та же: висящая над секретным объектом плотная пелена умолчания. Что уж говорить о новом поколении… Несколько лет назад «Слава Севастополя» поведала своим читателям историю Инкерманских штолен.

Взорваны Инкерманские каменоломни вместе с госпиталем

Фотография: Инкерманские каменоломни 1890 г.

Издавна здесь, в скалах Каменоломенного оврага («Советская балка»), люди стpоили себе жилища и добывали стpоительный камень, из котоpого и был возведен Севастополь. В давние времена этот камень отпpавляли даже для строительства храмов в Византии, затем мечетей в Туpции. Есть немало истоpических свидетельств того, что здесь добывали отличный материал, из котоpого возводились двоpцы и кваpталы Неаполя, Рима, Афин, Константинополя.

И если вообще углубиться в истоpию, то стоит вспомнить, что на инкеpманские каменоломни был сослан св. Климент, тpетий Римский папа. Выpубленную им пещеpу можно посетить в Свято-Климентовском монастыpе, по дpугую стоpону долины. А на восточном склоне Каменоломенного овpага сохpанился тоннель, он был пpоpублен уже в XVIII веке во вpемя пpокладки водовода от Чеpной pечки к Лазаpевскому адмиpалтейству.

Когда вы будете пpоезжать по старой извилистой гоpной доpоге, ведущей с хутоpа Деpгачева в Инкеpман, то спpава обpатите внимание на живописный овpаг с кpутыми скалами и полузакpытыми потайными входами внутpь них. Часть pовно, почти откосно опустившейся скалы завершается пpичудливыми очеpтаниями, но еще более поражает хаос огромных каменных нагромождений. Огромные каменные глыбы, скатившиеся с горы почти к самой дороге, массой до 50 тонн. Это осколки горы Шампань. Все это следы взрыва невиданной силы.

До войны штольни принадлежали заводу шампанских вин. С началом обороны Севастополя здесь разместились госпитали, подземные школы для детей и просто убежища для мирных жителей, а также Спецкомбинат № 2 по производству и хранению боеприпасов.

Из воспоминаний Александра Хамадан:

«..В пещерах и штольнях Инкермана разместился большой подземный город. Цехи заводов, всевозможные мастерские, базы и склады, детсады и телеграф. В маленьких пещерках – скромные коммунальные квартиры. Легкие фанерные стены делят пещеру на столовую, спальную, детскую… Своды здесь высоченные – 80-100 метров. Здесь делают мины, минометы, гранаты, ремонтируют пушки и танки, делают лопатки для саперов, ножницы и ножи для разведчиков, противотанковые и противопехотные мины, шьют зимнее и летнее обмундирование, обувь, белье. Здесь отдыхают и лечатся бойцы и командиры… В просторной, залитой электрическим светом пещере – детский сад. Стены украшены полотнищами, картинами; портреты Ленина и Сталина. Малыши сидят за низенькими столиками… Неровности каменных стен создают впечатление необычности, оригинальности. Вы видите стены, обильно украшенные картинами, лозунгами, плакатами. Отсюда можно пройти в два великолепно оборудованных операционных зала. Абсолютная чистота, поток света, тишина. Вы долго бродите по этому подземному дворцу: физиотерапевтический кабинет, соллюксы, зубоврачебный кабинет, перевязочные, душевые установки, водопровод (в пещерах!), изоляторы, похожие на комнаты первоклассной гостиницы. В палатах койки, застланные белоснежными простынями, столики; в изголовье цветы, веточки…»

При отступлении красной армии

Инкерман. Церковь в скале

Инкерман. Чёрная речка

Инкерман. Чёрная речка

При отступлении красной армии

Жители инкерманских штолен

С утра 26 июня 1942 г. части 25-й стрелковой дивизии, 8-й бригады и 3-го полка морской пехоты отражали атаки немцев, пытавшихся пробиться в Инкерманскую долину. К вечеру пришлось отойти к югу, заняли рубеж: изгиб реки Черная – Каменный столб – Инкерманский монастырь – южный берег Инкерманской долины у устья реки Черная. Встал вопрос о судьбе инкерманских штолен.

В общей сложности в Шампани находилось свыше 30 тысяч раненых, женщин, детей, стариков. Со дня на день, ввиду наступления немцев, они должны были выйти наружу и присоединиться к миллионам граждан на «временно оккупированных» территориях. Допустить этого было ни в коем случае нельзя!

И вот состоялось заседание Военного совета Черноморского флота. На нем приняли решение: штольни со всеми находящимися внутри людьми следовало взорвать. Это задание было поручено воентехнику инженерно-саперного батальона, имя которого пока неизвестно. Начальник особого отдела НКВД Черноморского флота приказал старшему оперуполномоченному капитану Сергею Гусеву сопровождать техника, в случае колебаний пристрелить его и провести взрыв самому. Однако этого не потребовалось. Взрыв был таким мощным, что его услышали даже в Симферополе…

При отступлении красной армии

Из книги немецкого генерала-фельдмаршала Э.Манштейна «Утеpянные победы»: «29 июня должно было начаться генеpальное наступление на внутpеннюю часть кpепости… Когда наши войска воpвались в населенный пункт Инкеpман, вся скала за населенным пунктом задpожала от чудовищной силы взpыва. Стена высотой 30 метpов обpушилась на пpотяжении 300 м… Здесь пpоизошла тpагедия, показавшая, с каким фанатизмом боpолись большевики…».

Использованы материалы:
http://sevdig.sevastopol.ws/stat/in.html
http://lifeglobe.net/blogs/details?id=29

Точнее назвать это не просто фанатизмом, а одним из наглядных примеров отношения партии большевиков к собственному народу. В штольнях были не «предатели» или зэки-«враги народа», которых при отступлении безсудно расстреливали в тюрьмах. В Инкерманских каменоломнях находились собственные раненые бойцы и гражданские защитники города, денно и нощно трудившиеся на его оборону. Были малые дети. Но жизни их для «мудрого» советского руководства ничего не значили.

Да, гитлеровская нацистская политика была преступна и нужно было защищать страну от нашествия внешнего врага. Но был ли менее опасен враг внутренний, оккупировавший Россию в 1917 г.? Его разрушения и жертвы многократно превосходят ущерб от немецкого вторжения (см. «Три цифры»). До сих пор даже неизвестно, сколько советских людей в годы войны погибло от немцев, и сколько от «своих», учитывая внутренние репрессии против «врагов народа»: «заградотряды», «штрафбаты», политически диктовавшиеся приказы «не сдавать» город (разве только немцы виноваты в таком количестве жертв блокады Ленинграда?) или непременно брать штурмом к очередному советскому празднику… В частности, нужно ли было в самом конце войны, исход которой был очевиден, отблагодарить свою армию за эту победу новыми сотнями тысяч убитых солдат при спешном лобовом штурме хорошо защищенного Берлина (вместо планомерной осады и постепенного сжимания кольца)? Попавших в немецкий плен объявили «изменниками Родины» и обрекли миллионы их на голодную смерть без защиты Международного Красного Креста, а в конце войны расправились с выжившими, отправив их в лагеря, и затем «отблагодарили» инвалидов войны, вывезя из всех городов «военных калек» умирать в «специнтернатах», чтобы не портили своим видом счастливой советской действительности…

Во всем этом, как и в уничтожении Инкерманских каменоломен – вся нравственная суть советской «победы над фашизмом», от которой и коммунистическая, и нынешняя постсоветская власть лживо культивируют лишь нужную этой власти «парадную» часть, цинично предавая память погибших и спекулируя ею в своих новых властно-эгоистичных целях. – МВН.

«В этой войне народ воевал за родину, а партия – за свое спасение и за сохранение власти над народом»

Советские саморазоблачения

ПС (2.7.2016). Разумеется, советская пропаганда всячески старалась скрыть это преступление, давая взрыву штолен иное объяснение и даже героизируя его исполнителя Саенко: якобы он обрушил скалу на колонну немецких войск, «погибло несколько сот фашистов и несколько сот танков, орудий, автомобилей, которые были завалены огромной рухнувшей стеной на протяжении более трехсот метров» (из книги В. Карпова «Полководец»), а людей в штольнях якобы уже не было.

Эту и другие советские трактовки (их три) в комментариях на нашем сайте стали рьяно защищать красные патриоты, приводя подобные «факты» из советских книжек. С их точки зрения самому правдивому в мiре советскому агитпропу должно быть больше доверия, чем свидетельствам простых людей (мол, «одна баба сказала», «слышал звон…»). Приходится тут продолжить и уточнить описание этого преступления, в том числе на основании советских публикаций.

Надо сказать, что и вышеприведенные материалы, взятые нами на скорую руку с двух указанных сайтов, тоже не свободны от советских искажений. В первом из них (автор Елизавета Юрздицкая) говорится, что якобы взорвали только склады боеприпасов, а «остальные 20 штолен (в них размещались спецкомбинат номер 2, завод шампанских вин и госпиталь) остались неповрежденными». Даже цитата из свидетельства генерала Манштейна приводится ею в искаженном виде (с отточиями сокращений). Обратимся к эмигрантскому автору Н.А. Дугасу, участнику войны, который на примере упомянутой советской книжки показывает приемы фальсификации этой трагедии. Приведем отрывки из его статьи.

«В 1982 году в журнале «Новый мир» (№№ 5 и 6) была напечатана документальная повесть Владимира Карпова «Полководец», посвященная жизни и деятельности генерала И.Е. Петрова (Карпов В. Полководец // Новый мир. Москва. 1982. № 6. С. 133-141). Позднее повесть была выпущена отдельными изданиями… Мало-мальски искушенный читатель легко замечает у Карпова умолчания существенных фактов или их фальсификацию, а местами и прямую ложь. «Неточности» Карпова уже не раз были отмечены критикой.

В предлагаемой [в «Вече»] статье речь идет не только о неточностях, но о сокрытии преступления и о прославлении убийц… В более широком охвате случай свидетельствует о том, как мало нам известно о нацистско-советской войне и о том, что кое-кто ныне все еще забывает, что в этой войне народ воевал за родину, а партия – за свое спасение и за сохранение власти над народом

Рассказ Саенко [приводимый в книге Карпова], несомненно, официальная версия событий, но составленная довольно поздно и не всегда согласованная с воспоминаниями ряда командиров Приморской армии. Характерная черта этого «творчества» – восхваляется не только «героизм», но и «высокий гуманизм», бережное отношение к человеку…

Прошу читателя обратить внимание на три точки, разрывающие рассказ Манштейна в книге Карпова. За ними-то и скрывается суть и «геройского подвига» Саенко, и «заботы о людях». Приведем это место из воспоминаний фельдмаршала полностью, выделив курсивом выброшенные Воениздатом места:

«Здесь произошла трагедия, показавшая, с каким фанатизмом боролись большевики. Высоко над Инкерманом нависала отвесная скала, тянувшаяся на юг. Внутри ее были громадные камеры, которые служили погребами для крымского шампанского. Вместе со складами шампанского большевики хранили испорченные боеприпасы. Теперь же они использовали камеры для помещения тысяч раненых и беженцев. Как раз, когда наши войска входили в Инкерман, вся скала за населенным пунктом задрожала от чудовищной силы взрыва и 30-метровая стена обрушилась на протяжении 300 метров, похоронив тысячи людей под собой. Хотя это акт немногих фанатиков-комиссаров, он служит мерилом пренебрежения к человеческой жизни, ставшим принципом этой азиатской власти»… (Erich von Manstein. Verlorene Siege. Bonn, Atheneum-Verlag, 1955).»

Как видим, в советском издании эта цитата приобрела противоположный смысл: порицание ужасного преступления «азиатской власти» превратилось в восхищение фельдмаршала фанатичной защитой родины большевиками…

Эта ложь, повторяемая Карповым, доминирует во всем рассказе Саенко, который теперь приобретает особую циничность. Неправда, что Саенко снабжал фронт снарядами. Неправда, что Петров, интересуясь взрывом, подразумевал там героический поступок: Петров знал действительное положение вещей. Со слов Манштейна следует, что в штольнях Инкермана находился склад испорченных боеприпасов, большой лазарет для раненых и беженцы. Вопреки утверждению Саенко, Манштейн ничего не говорит о потерях своих войск в людях и технике: их и не могло быть, ибо взрыв произошел в то время, когда немецкие войска только входили в Инкерман с противоположной от штолен стороны… Неправда, неправда, везде и кругом неправда.

У кого-то может встать вопрос, кому верить: Саенко или Манштейну? Версия фельдмаршала выглядит правдоподобнее уже по той причине, что слова его о взрыве госпиталя не опровергаются, а просто выброшены из воениздатской книги. А ведь можно было, не калеча авторский текст, назвать неудобные слова «подлой выдумкой обанкротившегося фашиста» или что-нибудь в этом роде – как это обычно принято в советской печати. Видимо, опровергнуть эти слова было непросто. Но давайте не будем слепо верить и Манштейну. Попробуем добраться до истины, используя сообщения советских военачальников, осведомленных о событиях последних дней обороны Севастополя.

Далее в статье Дугаса приводятся опубликованные свидетельства четырех советских военачальников и историков. Они пишут, что в Инкерманских каменоломнях были размещены несколько госпиталей, но об их эвакуации не сообщается. А начальник оперативного отдела Приморской армии майор А.Н. Ковтун откровенно пишет:

«Двадцать восьмого июня положение становится трагическим. Этого уже никак не скроешь. Немцы, захватив берег Северной, через бухту ведут обстрел города… Медсанбаты в Инкерманских штольнях под обстрелом. Они надежно защищены от огня толщей инкерманского камня, но противник слишком близок. А куда вывозить раненых? Некуда… В ночь на 29 июня немцы переправили десант через Северную бухту в районе Инкермана… Немцы у штолен Шампанстроя. Штаб чапаевцев оттуда ушел, остались медсанбаты, не всех раненых успели вывезти в город. Ночью там был большой взрыв…» (Ковтун А. Севастопольские дневники // Новый мир. Москва. 1963. Ns 8. С. 152).

Ковтун весьма красочная личность (из старинного казацкого рода Ковтунов-Станкевичей). Прямой, смелый человек. По старым счетам, Ковтун не испытывал особой любви к «органам». Весьма вероятно, что не будь хрущевской «оттепели» и редактора А. Твардовского – его дневники не увидели бы света. Ковтун дважды говорит о медсанбатах, оставленных в штольнях. Один раз 28 июня и второй раз, сообщая о большом взрыве ночью на 29 июля в районе Инкермана, где оставались не эвакуированные медсанбаты. Правда, в опубликованных записках Ковтуна не объясняется, что было взорвано. Только в сопоставлении его слов с воспоминаниями других лиц можно разглядеть страшную действительность…

Книга Моргунова (Моргунов П. Героический Севастополь. Москва. 1979) информативна, хотя в ней приложено много усилий, чтобы затемнить ход и смысл событий. Только собрав воедино все свидетельства книги, можно установить, что в инкерманских штольнях в конце июня находились: военно-морской госпиталь № 41 и медсанбат № 47. Вероятно, были там также ППГ-268 и военно-морской госпиталь № 40. За день или два до взрыва военно-морской госпиталь № 41 был эвакуирован. Все другие лечебные заведения остались и, следовательно, – чего не говорит Моргунов, – лежавшие в них раненые погибли при взрыве…

Легко заметить, что в книгах воспоминаний (то ли это страховка авторов, то ли редакторов и цензуры) избегается прямое указание на совместное расположение госпиталя и склада взрывчатки. Если речь идет о складе, то не упоминается госпиталь, и наоборот. Делается это явно с целью не навести читателя на мысль о преступном расположении рядом с госпиталем склада взрывчатки и последующем одновременном взрыве двух этих объектов.

Суммируя вышесказанное, можно сделать вывод: в инкерманских штольнях рядом находились: крупные госпитали, склады испорченной взрывчатки, запасной артиллерийский арсенал, некоторые другие объекты и неизвестное число беженцев. 28 июня Саенко «со товарищи» взорвал арсенал. Монолитная «скала Саенко» обвалилась, похоронив под собой штольни с ранеными и беженцами…

Основные вехи преступления не вызывают сомнения, но интерес представляют и детали, дающие возможность составить более целостную картину.

Прежде всего следует иметь в виду принадлежность Заяца и Саенко к ведомству Берия. Многотрудная и расстрельная должность начальника тыла не поручается лицу, не связанному с НКВД. То же следует сказать и о коменданте склада боеприпасов, ближайшем сотруднике Заяца.

Далее. Взрыв госпиталя, расположенного рядом со складом боеприпасов, заранее предусматривался «органами» в случае оставления Севастополя. Эвакуации госпиталей не планировалось. А если и планировалось руководителями медицинских служб или штабом Приморской армии, то было пресечено чинами НКВД. Для Ермолаева, Заяца и их подручных склад взрывчатки мог быть только удобным предлогом для исполнения приказа Сталина № 270, в основе которого лежал страх, что попавшие в плен солдаты и офицеры могут пойти в союзе с немцами против партии…

Где бы ни было принято решение о взрыве госпиталя – в местном или центральном управлении НКВД – не могла не возникнуть мысль, ставшая в подобных ситуациях стандартной: свалить все на немцев… В 1946 году на Нюрнбергском процессе Прокуратура СССР представила документ (USSR 63/5, Т. VII. 423. «Der Prozeß»), в котором утверждалось, что в Инкермане в подвале одного из домов находился полевой лазарет санитарного батальона № 17. Часть раненых, которых не могли эвакуировать, попала в руки немцев. Немцы, напившись вина (лазарет находился в винном складе!), сожгли лазарет вместе с ранеными. По-видимому, эта ранняя версия № 1 была создана для иностранного употребления. Она еще довольно скромна, даже не указано число погибших…

Иначе дело обстоит со сравнительно недавней версией, назовем ее – фикция № 3 (считая саенковский рассказ фикцией № 2). В пропагандной брошюре С.Т. Кузьмина «Сроку давности не подлежит», выпущенной огромным тиражом в 300.000 экземпляров, говорится:

«В период обороны Севастополя в Инкермане в штольнях завода шампанских вин находился военный госпиталь и медсанбат № 47. После отступления Советской Армии там осталось большое количество раненых бойцов и командиров, не успевших эвакуироваться. Среди них находились и жители города, спрятавшиеся от бомбежек.

Фашисты, захватив завод, подожгли штольни. Свидетели этой трагедии, находясь вблизи, слышали душераздирающие крики, плач и вопли о помощи. Всего в штольнях погибло 3 тысячи гражданских лиц (мужчин, женщин, детей), а также раненых бойцов и офицеров Советской Армии и Флота» (Кузьмин С. Сроку давности не подлежит. Москва. Политиздат. 1985- С. 95).

Эта предложенная им третья фикция почти соответствует действительным событиям, только убийство раненых переадресовано на немцев. Правильно указано пребывание в штольнях медсанбата № 47 и беженцев. Подтверждено нахождение также госпиталя (№ 40), о котором говорилось выше. Но есть и разница: обитатели штолен уничтожаются огнем, вместо взрыва штолен. (Трудно представить себе, как можно поджечь штольни!)

Почему же эта версия не была «обнаружена» раньше той самой комиссией и не фигурировала на процессах нацистских преступников? Ответ, вероятно, следует видеть в том, что были живы еще многие свидетели событий, как немцы, так и русские. Защита на процессе могла даже потребовать осмотра штолен…

Итак, Карпов в 1982 г. утверждает, что инкерманские штольни, служившие складом взрывчатки, были взорваны Саенко без единой живой души. В 1985 г. Кузьмин ему противоречит: взрыва не было, те же инкерманские штольни оставались в целости и с тысячами находившихся в них раненых и беженцев были сожжены немцами…

Осуждать Кузьмина здесь не место. Скажу только, что вина его и ему подобных в том, что они вовсе не были заинтересованы в раскрытии множества действительных нацистских преступлений. Их интерес сосредоточивался на пропагандной стороне дела, для которой важно было использовать не только действительные, но и вымышленные «преступления» немцев. Практика эта родилась в военное время, базировалась она как на газетных сообщениях с фронта, безудержно лживых, так и на вдохновении «органов». Цель была – привить солдату и офицеру «священную» ненависть к немцам, бóльшую, чем она была к кремлевским владыкам. Кузьмин откровенно пишет о пропагандной направленности «документов» комиссии: «Нельзя не отметить ценность документов Чрезвычайной государственной комиссии как агитационного материала, усиливавшего ненависть к врагам нашей Родины, повышавшего трудовой энтузиазм советских людей в тылу, способствовавшего наступательному порыву советских войск» (там же. С. 30). Для этого вполне подходили и Катынь, и Инкерман, и Керчь и многие другие места [напр., заблаговременное минирование и взрыв после отхода советских войск Киево-Печерской Лавры и Крещатика. – Ред.], где собственные преступления переадресовывались на немцев…

Манштейна и многие тысячи других нацистских преступников судили, они понесли заслуженное наказание. Но совершившие не менее подлые и кровавые дела заяцы, саенки и прочие – ушли от ответственности. Не пора ли вспомнить о них?

Хочу обратиться к обществу «Мемориал» с призывом заклеймить преступника Саенко, его начальство и сподручных, и водрузить Крест над взорванными штольнями, где под скалой погребены его жертвы; определить хотя бы приблизительно число убитых, по возможности установить имена некоторых их них; требовать расследования этого чудовищного преступления, одного из многочисленных, совершенных в ходе германско-советской войны по воле и приказу тогдашних кремлевских властителей.

Кое-что известно о гражданских Куропатах, но до сих пор закрытой темой остаются «военные Куропаты». Сколько же их еще хранит наше недавнее прошлое?»

(Полный текст: Дугас И. Три точки… Инкерманская трагедия // Вече. Мюнхен. 1992. № 46 С. 162-181.)

Справка об авторе (из «Вече» № 57, 1996)

Николай Алексеевич Дугас (1916-1995) в 1941 г. закончил физ-мат. факультет Николаевского пединститута, добровольцем пошел на фронт. В Харьковском окружении попал в плен, бежал, скрываясь у бельгийской границы до подхода американцев. Узнав о репрессиях по отношению к репатриируемым советским гражданам, решил эмигрировать в США. В 1987 г. под псевдонимом И.А. Лугин опубликовал книгу «Полглотка свободы» о тернистом пути преданных Сталиным советских пленных: от их мучений и гибели в гитлеровских лагерях вплоть до их насильственных выдач в СССР после войны (6-й том «Всероссийской мемуарной библиотеки» А.И. Солженицына).

К этому стоит добавить, что после занятия немцами Крыма расследованием Инкерманского преступления занималась совместная германско-русская комиссия. Найти ее отчет в данный момент мне не удалось. Возможно, также более подробная информация содержится в публикации «Невиданные злодеяния большевиков в Инкермане» в издававшейся в г. Симферополе газете «Голос Крыма» от 5 июля 1942 г. № 59 (65).

М.Назаров