ВАДИМ КАРГАЛОВ: «ПРАВА ЧЕЛОВЕКА» В СОБОРНОМ УЛОЖЕНИИ ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА (1649 г.)

ВАДИМ КАРГАЛОВ: "ПРАВА ЧЕЛОВЕКА" В СОБОРНОМ УЛОЖЕНИИ ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА (1649 г.)

Пожалуй, начинать разговор на эту неожиданную тему разумно с историографии вопроса — как оценивался выдающийся законодательный памятник семнадцатого столетия, Соборное Уложение 1649 года, в исторической литературе.
Историки-марксисты оценивали Соборное Уложение 1649 года с сугубо «классовых позиций», то есть отрицательно. В концентрированном виде такая оценка изложена в официальной «Советской исторической энциклопедии» (1971 г., т. 13). Уложение «являлось важной вехой в развитии самодержавия и крепостнического строя», «отвечало интересам господствующего класса дворян», «ряд глав посвящен защите царя, церкви, дворян от антифеодальных выступлений народных масс», «окончательно оформлялось крепостное право». В целом же принятие Соборного Уложения 1949 года привело «к резкой социальной дифференциации и защите государством господствующего класса» — в полном соответствии с представлениями историков-марксистов о государстве как «орудии классового господства» и о праве — как системе юридических норм, оформлявших законодательно «волю господствующего класса». Другие аспекты этого сложного законодательного памятника «энциклопедистов» интересовали мало.

Как ни парадоксально на первый взгляд, негативная оценка ревнителей «классового подхода» фактически смыкается с отношением к Соборному Уложению современных либеральных историков — в их принципиальном неприятии российской государственности, в стремлении принизить героическое прошлое России. Отсюда рассуждения о России как стране извечной «тирании», произвола и беззакония, подавления личности, полной «несвободы», даже «многовекового рабства» (вспомним хотя бы настойчивые призывы «демократических» СМИ к русскому народу «по капле выдавливать из себя раба»!).
Объективности ради признаем, что Соборное Уложение 1649 года с его жестокими (в духе своего времени) наказаниями за государственные преступления давало некоторые основания для подобных русофобских рассуждений. Изменников Родины в России не щадили!
Однако непредвзятое изучение текста Соборного Уложения царя Алексея Михайловича и исторических обстоятельств, в которых оно было принято, вызывает возражения против такого одномерного подхода.
Не буду даже сравнивать Соборное Уложение 1649 года с законодательством современных ему абсолютных монархий Западной Европы: «цивилизованный Запад» намного превосходил по жестокости «варварскую Московию».

Нет, наверное, и необходимости еще раз напоминать историческую обусловленность Соборного Уложения в целом: оно способствовало укреплению российской государственности, ликвидации феодального сепаратизма, юридически оформляло не только обязанности, но и права различных сословий (не только «господствующих»!), создавало единую судебную систему. Видимо, поэтому Соборное Уложение 1649 года оказалось удивительно долговечным, оно оставалось основным законом России два столетия, до середины девятнадцатого века.
Это ли не свидетельство, что его основные нормы соответствовали внутренним потребностям страны?
Даже такой решительный реформатор, как Петр I, признавал авторитет Соборного Уложения 1649 года как основы российского законодательства, часто ссылался на него, старался не принимать законов, которые были бы «противны Уложению». В этом отношении показателен петровский указ от 15 июня 1714 года: «Ревнуя, дабы суд был всем повсюду равный без богоненавистного лицемерия и противныя истине проклятые корысти, повелел всякого чина судьям всякие дела делать и вершить все по Уложению, а по новоуказным пунктам и
сепаратным указам не делать, разве тех дел, о которых в Уложении нимало не помянуто, а учинены на то не в перемену, но в дополнение Уложения, новоуказные пункты».
Обращаю внимание читателя на то, что Соборное Уложение 1649 года вводилось не «сверху», не по произволу центральной власти, а «соборно», с участием представителей различных сословий, на Земском Соборе, очень представительном по составу. При подготовке Уложения учитывались многочисленные «челобитные» столичного и провинциального дворянства, торговых и посадских людей.
На самом Земском Соборе, собранном в 1648 году, от высшего духовенства было 14 представителей, от боярства и столичного дворянства — 40, от провинциального дворянства — 130, от торговых и посадских людей — 94. Таким образом, служилое провинциальное дворянство и верхушка посада составляли на Земском Соборе абсолютное большинство.
Формально на Земском Соборе не были представлены «черные люди», но «глас народный» незримо присутствовал. Накануне по России прокатилась мощная волна городских восстаний, и требования «низов» правительство не могло не учитывать. В этом отношении показательно признание патриарха Никона, что и сам-то Земский Собор был созван «боязни ради и междуусобия от всех черных людей»! У «правящей элиты» хватило государственной мудрости на компромисс, на хотя бы частичное удовлетворение чаяний различных сословий.
Специальная комиссия по разработке нового свода законов во главе с боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским, созданная по указу царя, была очень представительной как по сословному, так и по территориальному признаку. От Москвы и других больших городов в комиссию вошли «по чину по два человека», «из меньших городов и посадов» -«по человеку».
Все эти данные хорошо известны историкам, многие аспекты Соборного Уложения 1649 года обстоятельно изучены и прокомментированы в популярной литературе. Однако один из актуальных (особенно в настоящее время!) аспектов Соборного Уложения как бы оставался в тени. Я имею в виду вопрос о защите законодателями семнадцатого столетия так называемых «прав человека» — категорию, которую традиционно относили лишь к буржуазному, «либеральному» законодательству и считали чуть ли не «родовым признаком» европейских «цивилизованных» стран.
Если рассмотреть Соборное Уложение царя Алексея Михайловича с этой точки зрения, выясняется много неожиданного и поучительного.
Начну с того, что в царском «наказе», который получил перед началом работы комиссии князь Оболенский, была четко сформулирована основополагающая идея нового свода законов — равная государственная защита представителей всех сословий. Вот текст этой статьи царского наказа:
«ИЗЛОЖИТЬ ПО ЕГО ГОСУДАРЕВУ УКАЗУ ОБЩИМ СОВЕТОМ, ЧТОБЫ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА ВСЯКИХ ЧИНОВ ЛЮДИ, ОТ БОЛЬШАГО ДО МЕНЬШАГО ЧИНУ, СУД И РАСПРАВА БЫЛА ВО ВСЕХ ДЕЛАХ ВСЕМ РОВНА».
Заданная направленность законодательной работы комиссии находит неожиданное подтверждение в донесениях из Москвы шведского резидента Поммеринга: «Царь ежедневно работает сам со своими сотрудниками, чтобы утвердить хорошие законы… Здесь работают все еще прилежно над тем, чтобы простолюдины и прочие были удовлетворены хорошими законами…» (подчеркнуто мною. — В. К.)
Из горького исторического опыта (прошлого и настоящего!) хорошо известно, что самые «демократические» декларации о «правах человека» оборачиваются пустыми словами, если они не подкреплены соответствующей нормативной базой и судебной практикой. Составители Соборного Уложения 1649 года постарались исключить подобную ситуацию. Глава десятая «О суде» — самая большая по объему (237 статей!) и наиболее тщательно разработана; ее дополняют главы, регламентирующие особенности судопроизводства для отдельных сословий (глава XI «Суд о крестьянах», глава XII «О суде патриарших приказных, и дворовых людей, и крестьян»).
Первая статья глав «О суде» почти дословно повторяет царский наказ о правовой защите всех подданных Российского государства, независимо от сословия. Судьям и «всяким приказным людям» вменялось в обязанность «всякую расправу давати всем людям Московского государства, от большаго до меньшаго чину, вправду».
Далее понятие «праведного суда» детализируется: судить следует «по государеву указу, а своим вымыслом в судных делах по дружбе и по недружбе ничего не прибавляти, не убавляти, и ни в чем другу не дружити, а недругу не мъстити и никому ни в чем для того не наровити, делати государевы всякиа дела, не стыдяся лица сильных, и избавляти обидящего от руки неправеднаго».
Заметно стремление составителей Соборного Уложения обеспечить объективность судебного разбирательства. Например, специально было предусмотрено право на отвод судьи, если тот «будет недруг»: «На кого будет челобитье, не судити, а судити их иному судии, кому государь укажет».
Требование «всякую расправу давати вправду» подкреплялось системой наказаний, достаточно суровых. Если какой-нибудь неправедный судья «по посулам, или по дружбе, или по недружбе правого обвинит, а виновного оправит, а сыщется то допряма, и на тех судьях взяти истцов иск втрое. Да за ту же вину у боярина, и у околничего, и у думного человека отняти честь. А будет который судья такую неправду учинит не из думных людей, и тем учинити торговую казнь(1), и впредь им у дела не быти» (статья 5-я).
Сурово наказывались и представители местных властей, имевшие судебные полномочия: «Да и в городех воеводам и всяким приказным людям за такия неправды чинити тот же устав» (статья 6-я).
Чтобы избежать злоупотреблений, тщательно регламентировалось ведение судебной документации. Предписывалось «судные дела в приказах записывати подъячим, а чернения бы и межь строк приписки и скребения в тех записках же не было. А как суд отойдет, и истицу и ответчику к тем запискам прикладывати руки. А как подъячий с той записки судное дело напишет набело, и диаку, справя то дело с прежнею запискою, скрепити своею рукою» (статья 11-я).
Фальсификация судебного дела квалифицировалась Соборным Уложением как серьезнейшее преступление. Если «дьяк наровя кому по посулом, или по дружбе, или мстя кому недружбу, велит судебное дело подъячему написати не так, как в суде было, и по тому диячему приказу подъячий то судное дело напишет неделом, а сыщется то допряма, и диаку за то учинити торговая казнь, бити кнутом, а во дьяцех не быти, а подъячего казнити, отсечи рука».
Отдельную группу статей Соборного Уложения составляют правовые нормы, предусматривающие защиту личности, защиту от «бесчестия» (статьи 27-99), которые опять- таки распространяются на все сословия, от боярина до «гулящего человека». Правда, штрафы «за бесчестие» в условиях сословного строя значительно отличались по своей величине — от 70 до 100 рублей для социальных «верхов», 2 рублей — крестьянину и 1 рубля — «гулящему человеку». Но — еще раз подчеркиваю! — правовая защита достоинства личности распространялась на все сословия. Под особой защитой законодателей находилась русская женщина. «А будет кто ни буди обесчестит непригожим словом чью жену, или дочь девку, какова чина ни буди, и женом и дочерем девкам по суду и сыску правити за их бесчестие: жене противу мужня окладу вдвое, дочери девке противо отцова окладу вчетверо».
С тех позиций трактовались правовые нормы по защите собственности. Конечно, феодальное законодательство главное внимание, естественно, уделяло феодальной собственности (покушение на земельные владения, дворы, похищение урожая, нарушение прав на бортные угодья, рыбные ловли, покосы и т. д.), но одновременно предусматривалась и определенная правовая защита государственных крестьян, обеспечение их имущественных прав в спорах с феодалами (статья 235-я), а также прав посадских людей.
Важной гарантией правовой защиты личности является публичность права, доступность законодательных норм для широких слоев населения. Об этом создатели Соборного Уложения 1649 года позаботились особо. Новый свод законов был напечатан очень большим (для того времени) тиражом — 2000 экземпляров, и очень быстро. 7 апреля Печатный двор приступил к работе, а 20 мая книги начали рассылаться в московские приказы и местным воеводам.
Интерес к новому своду законов был огромным. «Всяких чинов люди», судя по «Книге приходной Приказу книжного печатного дела», быстро раскупили 1173 книги, а местные власти, по какой-либо причине не получившие Соборное Уложение, жаловались непосредственно царю.
Так, спустя только двадцать дней после издания Соборного Уложения шацкий воевода Хитрово уже жаловался в Москву:
«Твой государев указ и боярский приговор Соборного Уложения и об челобитчиковых делах твои государевы указные грамоты во все твои государевы городы разосланы, по чему в городах всяких чинов людей во всяких исках судити и судные дела вершить и расправу меж ними чинить, а ко мне, холопу твоему, в Шацкой твоих государевых указных грамот и Соборного Уложения никаково не бывало, и судные дела мне, холопу твоему, вершить и расправу меж ними чинить, а ко мне, холопу твоему, в Шацкой твоих государевых указных грамот и Соборного Уложения никаково не бывало, и судные дела мне, холопу твоему, вершить не по чему»!
Энергичную деятельность по печатанию и распространению Соборного Уложения и «новоуказных статей» развернул Петр I, повелев их «опубликовать всенародно», в «губернии губернаторам, в приказах судьям, печатать и продавать всем», «а для народа везде прибить печатные листы». Петр I снова повторил в своем указе основную мысль Соборного Уложения: «дабы суд был всем повсюду равный».
Соборным Уложением 1649 года была узаконена практика «Слова и Дела государева», за которыми в исторической литературе (особенно художественной) привычно тянется след недоброй славы. Но здесь произошло смещение понятия по времени. Орудием политического сыска и крайнего произвола абсолютной монархии «Слово и Дело» стало только в восемнадцатом веке, в зловещих деяниях Преображенского приказа и Тайной канцелярии. В семнадцатом веке «Слово и Дело» имело другой смысл и другое назначение, это была попытка центральной власти непосредственно связаться с народными низами, минуя промежуточные властные ступени. По существу говоря, это было право любого человека на обращение непосредственно к царю, минуя местные власти.
Задуманное как особая форма уголовного процесса по государственным преступлениям, «Слово и Дело» на практике получило широкое толкование, превратилось в право обращения к центральной власти по любым злоупотреблениям и случаям беззакония.
«Слово и Дело» мог объявить каждый, кому стало известно о злоупотреблениях или злоумышлениях против государства или закона, причем объявить в любом месте, лишь бы при этом были свидетели: в московском приказе, в местной воеводской или «съезжей» избе, на улице и торговой площади, на проезжей дороге и т. д. Услышавшие «Слово и Дело» были обязаны «бережно» доставить «изветчика» властям.
«Изветчик» становился особо важным для государства подследственным лицом, защищенным от того, на кого им подан «извет», даже если это был воевода или знатный боярин. Изветчик брался под стражу, с него снимался только предварительный допрос, и сообщалось в Москву. Дальнейшее следствие велось в московских приказах, окончательное решение иногда принималось самим царем.
Узаконенная Соборным Уложением практика «Слова и Дела» была своеобразным средством укрепления общерусской «законности», создавала определенные гарантии государственной защиты личности и собственности, так как предоставляла даже «черным людям» обращаться непосредственно к центральной власти, минуя местную администрацию.
Обращение к «Слову и Делу» позволяли «низам» добиваться суда над «сильными мира сего», бороться с произволом местных властей и «неправдой» в судах, жаловаться на явные несправедливости и беззаконие.
В московские приказы поступало множество «изветов» о злоупотреблениях должностных лиц, о взяточничестве, казнокрадстве, неправедном суде, жестокости феодалов, покушениях на собственность. Крестьяне, объявляя «Слово и Дело», искали управы на своих вотчинников. И могли быть уверены, что каждый «извет» будет рассмотрен центральной властью!
Конечно, далеко не все «изветы» приводили к желаемому результату, за «ложный извет» полагалось жестокое наказание, но в делах архива «Слова и Дела» встречались и случаи облегчения участи жалобщиков, защиты от явного беззакония, от несправедливости. А главное — была надежда быть услышанным самим царем!
«Слово и Дело» фактически было контролем «снизу» за деятельностью местной администрации, давало определенные гарантии (пусть далеко не всегда реальные) защиты личности.

И еще на одну особенность Соборного Уложения 1649 года следовало бы обратить особое внимание. В основу нового свода законов были положены традиционное русское право и русская судебная практика, а не механическое заимствование иноземных юридических норм.
Это были Судебники 1497 года и 1550 года, царские указы и боярские приговоры, церковно- юридические нормы «Кормчей книги», «указные» и «записные» книги московских приказов, «челобитные» от различных сословий страны. Многие новые статьи Соборного Уложения
непосредственно вытекали из «челобитных», против них на полях были сделаны дьяческие пометки: «Вновь прибавлено», «Вновь пополнено».
Русские законодатели широко использовали нормы римско-византийского права, «градские законы греческих царей» послужили источником для более 160 статей Соборного Уложения 1649 года. Однако все они были переработаны в соответствии с потребностями русской жизни. Подобной же переработке был подвергнут и Литовский статут, из которого русскими законодателями был совершенно исключен раздел «о вольностях шляхетских», о правах сейма объявлять войну.
Значительное место в Соборном Уложении 1649 года принадлежало непосредственной законодательной инициативе участников Земского Собора: более 80 новых статей были предложены выборными представителями различных сословий и вошли в состав свода законов.
И в заключение — одно соображение общего характера.
Более внимательное и заинтересованное рассмотрение лишь одного из аспектов одного законодательного памятника России середины семнадцатого столетия невольно наводит на мысль о необходимости переоценки многих явлений и событий тысячелетней отечественной истории — взглядом непредвзятым, сыновьим, ибо все мы — дети нашей великой Родины.

1 Торговая казнь — публичное наказание кнутом

Источник: http://www.ebiblioteka.ru/browse/doc/3481724