Незабвенный образ
Только один раз в жизни я имел возможность видеть о. Иоанна, но зато очень близко, на расстоянии не более двух шагов. И его образ запечатлелся в моей памяти и до сего дня также ясно, как и в тот же памятный день.
Это было на заре моей «самостоятельной» сознательной жизни; как помню, была еще теплая осень 1897 года, я был тогда уже два месяца гимназистом, в приготовительном классе. Черниговская классическая гимназия, одна из первых, основывавшихся в царствование Александра 1-го в ряде губернских городов. Наш город Чернигов, столь же древний, как и Киев, местоположением своим на более возвышенном берегу реки Десны несколько напоминает Киев и привлекал своими историческими древностями путешественников по России. Но особенно наш город славился своим массивным Византийской стройки, каменным Спасо-Преображенским собором, построенным Черниговским князем Мстиславом, сыном крестителя Руси, св. кн. Владимира, храмом начатым и достроенным еще ранее собора св. Софии в Киеве. (Кн. Мстислав Черниговский умер в 1034 г., на 20 лет раньше своего старшего брата Ярослава Мудрого (1019–1054) и достроил свой Черниговский собор раньше, чем Ярослав свою св. Софию Киевскую, строившуюся семь лет – 1045–1052 – и законченную лишь за два года до смерти своего основателя, Ярослава).
За несколько месяцев перед приездом о. Иоанна г. Чернигов пережил событие единственное за свою более чем тысячелетнюю историю, прославление и открытие мощей своего Святителя св. Феодосия Углицкого, архиепископа Черниговского (1896 г.) уже двести лет покоившегося в старинном соборе, где он святительствовал в последний период своей деятельной жизни. Это было первое из прославлений святых Угодников за время царствования Императора Николая Второго. И о. Иоанн, посещая нашу гимназию, не мог не посетить и находившийся насупротив собор, чтобы поклониться чудотворным мощам недавно всероссийски прославленного святого.
Батюшку о. Иоанна в Чернигове уже знали по его предыдущим посещениям исторического города и исцелениям, о которых много рассказывали и о которых немало слыхал уже и я от моей многолетней бабушки, устного летописца Черниговской жизни, как прошлого, так и современного ей настоящего. Эти бабушкины истории бывали иногда мрачно- романтическими, связанными с последними трагическими признаниями на смертном одре, много лет тяготевшими на совести долго болевшего умирающего и раскрывшимися на исповеди о. Иоанну.
Долго, почти до наступления сумерок, ждала вся гимназия, собранная в актовом зале, прибытия знаменитого батюшки. О. Иоанн должен был прибыть на пароходе по Десне, хотя и мелевшей за жаркое лето, но почти везде судоходной, а, во время весенних разливов, необозримой в нижнем течении между Черниговом и Киевом. Пароход для много путешествовавшего по России батюшки, был специальный, ходивший не по расписанию. Ожидали напряженно, не зная в точности часа прибытия о. Иоанна и, чтобы быть наготове скоро встретить батюшку, – так как пароходная пристань была в расстоянии всего лишь нескольких минут, оставались после уроков все время в актовом зале, сохраняя построение рядами по порядку классов. И хотя, мы приготовишки, больше испытывали лишь простое любопытство, но уже знали и много слыхали об о. Иоанне, знали, что он личность знаменитая и необыкновенная, но в чем собственно его особенность, этого мы не понимали и не очень задумывались над этим вопросом. Я, по крайней мере, не представлял себе как-либо особенно батюшку, который «однако творил чудеса». Напряженное ожидание, любопытство, нетерпение и волнение под конец нас, младших, так утомили, что нам разрешено было сидеть прямо на полу на своих местах, сохраняя порядок по два ряда на каждый класс. Численный состав классов с годами, однако, все уменьшался и последний, восьмой класс, уже не добирал тогда и одного полного ряда. Приготовительный класс стоял впереди, перед большим портретом Государя во весь рост. Актовый зал нашей провинциальной гимназии был не очень велик.
Промежуток между стеной с портретом Государя и первым рядом приготовишек, где стоял и я, и в котором должен был проходить и все время находиться о. Иоанн, также не был велик. Мы сразу же первыми сели на пол под снисходительно презрительными взглядами стоявшего за нами первого класса; но как не крепились первоклассники, потом один за другим садились и они, и мы не скрывали своего торжествующего удовлетворения, когда, наконец, и весь их класс последовал нашему примеру; дальше шли лишь исключения, а как вели себя старшие мы не решались наблюдать: там, на далеком конце зала, все были взрослые олимпийцы, к которым мы были преисполнены живейшего почтения.
Но вот, наконец, сигнал: о. Иоанн приехал и сейчас войдет в зал. Разговоры стихли, лишь шепчутся кое-кто; еще минута, и мы увидим того, кого знает вся Россия, кто и нас заставлял задумываться и ощущать близость Божию, слушая о его чудесных исцелениях. Вот сразу все стихло, тишина абсолютная; несколько сотен глаз устремились в одну точку, – к дверям, где появляется одинокая фигура в рясе. Мои глаза впились в нее, все внимание, вся мысль на ней. Чувствуется в подсознании, что момент исключительный, быть может не повторимый никогда более. О. Иоанн входит не торопясь, даже медленно, не смотрит в нашу сторону; он идет прямо к противоположному окну, где слева в углу икона и смотрит только туда. Чтобы подойти к иконе, нужно сделать несколько шагов вдоль нашего первого ряда, поперек зала; и в эти несколько мгновений, пока он приближается к окну, где возле стоял и я, ряд острых впечатлений и взволнованных чувств пронеслись в сознании. Он подошел к иконе, остановился, и наш церковный гимназический хор начал «Царю Небесный». Но прежде чем начать молитву, расскажу что я увидел и какой образ запечатлелся у меня и сейчас. Ничто так не поразило меня, как его цвет лица, одинаково повсюду ровный, густой розовый, почти красный; гладко лежащие, светло шатенные волосы, не очень большие синие, глубокие глаза; они смотрят ласково и мягко, но серьезно и внимательно: молодое, как будто без единой морщинки, светлое лицо; его фигура изящна и гармонична, он не высок, но несколько выше среднего; не широк, но и не узок в плечах. Идет спокойно, прямо и легко; был одет в шелковую, муаровую синюю рясу, с красивым крестом, рисунка я не успел рассмотреть, все на него смотрел.
Пока пели, я внимательно следил за его движениями, такими особенными, не похожими на других. Лишь хор начал петь, он перекрестился и так, как я еще не видел, так как сами мы так не крестились, на совсем вытянутой руке, широким движением, так что всем видно. Он стоит тут же около меня, я хорошо вижу его лицо в профиль. Он не смотрит никуда, только на икону вверх, часто крестится и кажется, что он забыл все окружающее, только в одну точку смотрит раскрытыми глазами, вверх на икону. Ни одного лишнего движения во время молитвы; его состояние чувствуется и мне передается. Важный серьезный момент!
Но вот пение кончилось, кончилась и молитва. О. Иоанн поворачивается обратно, смотрит на наши ряды, внимательно и несколько задерживаясь, и идет медленно к выходу. Он ничего не говорил, смотрел на нас мягко и пристально, и вышел из зала, а мы все стоим на своих местах, стоим тихо, никто не разговаривает. Наконец и нам можно выходить и расходиться. Я совсем не помню, о чем мы тогда говорили между собой, да и говорили ли? Куда пошел после о. Иоанн, я не знал и не расспрашивал об этом. Да и кто бы стал много объяснять маленькому приготовишке, все равно не много поймет, пусть помолчит лучше. Видел. Ну и будь тем доволен; и все тут.
Да, я видел святого на своем веку. Видел разных знаменитостей с большими именами, русских и иностранных. Видел разбойников и палачей чекистских и нацистских, но святого только одного за всю жизнь. Его образ незабвенен, как образ матери, родителей… Это воспоминание только и может быть единственным, и я имею то, чего нет у других и, помимо своего желания, кажется, горжусь этим…
И все-таки я видел святого, видел его!…
С. К. Высоцкий.
1958 г.
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.