Н. Тальбергъ. Въ свѣтѣ истины

Н. Тальбергъ. Въ свѣтѣ истиныОсень 1916 года…

«Самые темные, глухіе, отравленные мѣсяцы нашей исторіи» — такъ опредѣляетъ это время С. С. Ольденбургъ, въ своемъ, посвященномъ свѣтлой памяти Государя ‘Императора докладѣ, полномъ проникновеннаго Его почитанія и глубокаго пониманія смысла протекшихъ событій.  .

Да, тогда, въ эти ужасные дни, пять лѣтъ тому назадъ, не народная, а интеллигентская Россія, пошла по стопамъ Іуды предателя и за новые тридцать серебренниковъ, — мишуру политиканства и честолюбія, — продавала преступнымъ тайнымъ силамъ этого благороднѣйшаго изъ Монарховъ.

 

 

Недавно исполнилась пятая годовщина позорнѣйшаго дня 1 ноября, когда наемникъ іудеевъ, Милюковъ, съ кафедры, считавшагося высокимъ, учрежденія, произносилъ явно клеветническую рѣчь, кидая Императрицѣ обвиненія въ измѣнѣ. И ему вторили «правые» В. Пуришкевичъ и различные депутаты отъ умѣренныхъ партій…Вся Дума, за исключеніемъ правыхъ, въ лицѣ Маркова II и Замьісловскаго, предупреждавшихъ крамольниковъ о подготовляемой ими гибели Россіи, восторженно привѣтствовала удары по Династіи… Типографскіе станки въ милліонахъ экземпляровъ разносили эту клевету и одобреніе ее «народными» представителями, въ самые медвѣжьи углы нашей Родины.

То же звучало въ залахъ Маріинскаго Дворца, гдѣ Гриммы, Таганцевы и родовитые представители русскаго дворянства, забывъ о доблестныхъ предкахъ и въ опалахъ не измѣнявшимъ своимъ Государямъ, послушно выполняли заданія того же Милюкова. Послѣдній же, сидя на хорахъ государственнаго совѣта, съ радостью, но думаю и съ презрѣніемъ, смотрѣлъ на работавшихъ на него потомковъ Рюрика и Гедимина… И только боязливое чувство закрадывалось у него въ душу при взглядѣ на водительствуемую И. Г. Щегловитовымъ правую группу, гдѣ жило еще чувство государственности.

И тамъ на Михайловской площади, въ томъ домѣ, гдѣ всего три года передъ этимъ дворянство всей Россіи принимало Державнаго Вѣнценосца и праздновало трехсотлѣтіе великаго служенія Родинѣ Дома Романовыхъ, — стараніями Владиміра Гурко, Михаила Родзянко и другихъ, иже съ ними сущихъ, подпиливался тысячелѣтній монархическій дубъ.

Повсюду въ этомъ гниломъ Петроградѣ — въ гостинныхъ, офицерскихъ собраніяхъ, лазаретахъ, со свѣтскою и обывательскою легкостью разносились гнуснѣйшія сплетни. О дворцовомъ переворотѣ, этой придуманной дѣлателями революціи, измѣнѣ про запасъ, говорилось какъ о чемъ-то самомъ обыкновенномъ…

Автомобили и кареты развозили по городу сановниковъ и общественныхъ дѣятелей, завозившихъ визитныя карточки княгинѣ Васильчиковой, писавшей Государынѣ дерзкое письмо и «этому благородному» Родзянко, котораго выругалъ «неистовый зубръ» Марковъ II.

Нравственный развалъ охватилъ также и бюрократическій міръ, являвшійся дѣтищемъ того же зараженнаго общества. И немногимъ свѣтлымъ и твердымъ умамъ, какъ напр. А. Ф. Трепову, трудно было удерживать этотъ строившійся по революціонной Думѣ правительственный аппаратъ.

Только на страницахъ «Земщины» талантливый Глинка — Янчевскій обличалъ губительныя теченія и предсказывалъ грядущее паденіе Россіи въ бездну… Одиноко, но какъ всегда честно и мужественно звучалъ голосъ, находившагося въ тѣни, особенно нелюбимаго либералами, Н. А. Маклакова, настаив- шаго на вызовѣ для охраны Царской Семьи вѣрной Престолу армейской кавалерійской дивизіи… Да изъ далекой Астрахани раздался, мало кѣмъ замѣченный, архипастырскій призывъ, замученнаго теперь большевиками Епископа Митрофана (б. Минскаго), указывавшаго на гнусность травли Той Женщины, Которая всю Себя отдала новой Родинѣ…

И среда этого общаго мрака, атмосферы, сгущенной міазмами предательства и измѣны, — одинокимъ, спокойнымъ, тихимъ и яснымъ свѣтомъ горѣлъ и высился надъ всѣми Тотъ, Кто силами зла обреченъ былъ на гибель…

Своею чуткою, боголюбивою душою Государь сознавалъ, что Ему, какъ Іову Многострадальному, въ день памяти коего Онъ и родился, суждено пройти черезъ тягчайшія испытанія… Не заботясь лично о Себѣ, Онъ дѣлалъ все, чтобы столь дорогая Ему Россія отошла отъ того опаснаго пути на который ее толкали. Будучи человѣкомъ глубоко религіознымъ, весь отдавшись служенію Родинѣ, Онъ вѣровалъ, что охватывающее ее бѣсовское навожденіе не можетъ не пройти и что, настанетъ время, когда весь русскій народъ пойметъ, какъ Онъ былъ преданъ Россіи, какъ боготворилъ ее.

И время это подходитъ… Оставшаяся безъ насильственно отнятаго у нея Царя, Россія, лишенная почивавшаго на Помазанникѣ Божіемъ благословенія Господня, окунулась во всю мерзость грѣха, довела его до высшихъ предѣловъ…Теперь, же, очнувшись отъ кошмаровъ жизни, вглядываясь въ содѣянное, чувствуя себя обездоленнымъ и оскорбленнымъ русскій народъ все чаще и любовно вспоминаетъ о Томъ, при Которомъ только и жилось по христіански….

Имя Государя Николая Александровича, — замученнаго жидами въ представленіи однихъ, спасеннаго и скрывающагося съ тѣмъ, чтобы, прійти спасать Россію — въ вѣрованіи другихъ, — все сильнѣе и чаще благоговѣйно упоминается на всемъ пространствѣ нашей несчастной Родины…

Упорною въ своемъ отношеніи къ Государю была интеллигенція, которая и послала Его на крестный путь за Россію… Но послѣ того, какъ и ей самой пришлось пройти этотъ путь, въ горестяхъ и невзгодахъ подчистить свою душу, въ горячихъ молитвахъ дойти до искренняго покаянія, — мѣнялся и ея взглядъ на Того, къ Кому она такъ несправедливо относилась.

И первое яркое выраженіе нашло себѣ это новое настроеніе въ собраніи устроенномъ конституціонно-монархическимъ союзомъ въ Берлинѣ 11/24 ноября.

Удивительный былъ вечеръ. Временами просто забывалось, что находишься на «конституціонномъ» собраніи. И вдумчивый, проникнутый искреннею сердечностью докладъ С. С. Ольденбурга, такъ правильно разбиравшаго Царствованіе Государя, и талантливая рѣчь всегда живого Е. А. Ефимовскаго, рисовавшаго слушателямъ образы Царей изъ Династіи Романовыхъ, — вызывали именно свѣтлые и мощные образы Монарховъ-Самодержцевъ, рѣявшихъ надъ взволнованными слушателями и подчинявшихъ ихъ своему обаянію.

Ольденбургъ говорилъ и съ каждымъ его словомъ все ярче вырисовывался чудный духовный обликъ Царственнаго Страдальца за Россію.

Съ портрета же, украшеннаго черными лентами, — въ моемъ пониманіи въ знакъ Его траура по временно погибшей Россіи, — смотрѣлъ на насъ Государь, милостиво взиралъ на начинающееся торжество правды…

***

Въ лагерѣ враговъ христіанства, монархій и, въ особенности, чистѣйшаго ея вида русской, большое волненіе.

Темными силами сдѣлано было все для того, чтобы съ первыхъ же дней воцаренія Императора Николая II оклеветать, обезчестить Его. На Него Царя Православнаго и Самодержавнаго, т. е. менѣе всего доступнаго захвату масонствомъ, направленъ былъ натискъ всѣхъ международныхъ разрушительныхъ силъ. Казалось былъ достигнутъ полный успѣхъ. Онъ считался морально раздавленнымъ и, даже, физически уничтоженнымъ.

И вдругъ къ ужасу жидо-масонства съ каждымъ днемъ воскресаетъ память о Немъ въ ореолѣ мудраго провидѣнія, духовной красоты и чистоты.

Врагамъ не удалось побороть самой жизни, которая въ своемъ поступательномъ движеніи, неизбѣжно приводитъ къ воспоминаніямъ о нашемъ Императорѣ.

Миръ… Онъ признается существующимъ, но всѣ прекрасно знаютъ, что вотъ уже восьмой годъ продолжается война…

Главная виновница послѣдней, Англія, съ опаской поглядываетъ на растущее могущество Соединенныхъ Штатовъ, съ неудовольствіемъ взираетъ на имперіалистическую политику Франціи и съ волненіемъ прислушивается къ раскатамъ грома изъ Азіи… Франція нервно боится Германіи, готова въ любой моментъ броситься на послѣднюю, съ Англіей у нея отношенія обостренныя, въ Италіи народъ избиваетъ ея дипломатическихъ представителей        Въ свою очередь Италія опасается войны съ юнымъ Королевствомъ Сербовъ, Хорватовъ и Словенцевъ…Послѣднее также находится въ боевой готовности и даже ведетъ войну въ Албаніи… Греція воюетъ съ Турціей, при чемъ Антанта распредѣлила между собой роли — Англія помогаетъ первой, Франція второй… Балканы пребываютъ въ неспокойномъ напряженіи… Румынія изнемогаетъ отъ бремени военныхъ расходовъ, боясь отнятія у нея совѣтской Россіей Бессарабіи… Венгрія охвачена кольцомъ ‘враждебныхъ ей государствъ…. Чехія въ натянутыхъ отношеніяхъ съ Польшей…   Послѣдняя, погибая отъ непосильныхъ денежныхъ тратъ все же не отказывается отъ призрачной великодержавной политики и ссорится съ Германіей, въ которой подъ вліяніемъ притѣсненій извнѣ крѣпнетъ національный духъ… Окраинныя государства готовы къ тому, чтобы, по примѣру Грузіи, быть проглоченными Совдепіей. Америка со дня на день можетъ столкнуться съ Японіей.  И, наконецъ, надъ всѣмъ міромъ виситъ опасность отъ русскаго вооруженнаго народа, коимъ распоряжаются люди, отъ которыхъ можно ожидать все что угодно.

Поэтому и понятно, что въ эту напряженную взаимными распрями народовъ эпоху вспоминается нашъ Государь, желавшій еще четверть вѣка тому назадъ дать міру миръ. И на международной конференціи въ Вашингтонѣ государственный секретарь Юзъ, открывая ее, имѣлъ честность первымъ вспомнить благородное побужденіе Императора Николая II. Голосъ этотъ раздался въ Америкѣ, гдѣ подъ вліяніемъ iудеевъ, спекулировавшихъ на лживыхъ свѣдѣніяхъ о прогромахъ, нападки противъ Государя были особенно сильны. Будущую же международную конференцію предположено созвать именно въ Гаагѣ…

Семья… Въ періодъ предшествовавшій революціи понятіе это, въ значительной степени, утратило свое серьезное значеніе. Въ различныхъ слояхъ русскаго общества жизнь была искусственно вынесена внѣ ея. Свѣтъ, клубы, политическія собранія — вотъ гдѣ била жизнь ключемъ, семья же оставалась заброшенной. Упускалось изъ виду то, что тамъ безъ призора родителей, часто подъ вредными вліяніями, росло новое поколѣніе, чуждое расовымъ, родовымъ и семейнымъ традиціямъ.

И особеннымъ исключеніемъ, вызывавшимъ подъ часъ насмѣшливую критику, являлась Царская Семья, гдѣ со времени Императора Александра III царилъ патріархальный укладъ. Пустымъ людямъ было непонятно какой глубокій духовный кладезь составляетъ созданная по Божьему велѣнію семья. Но нынѣ, когда, навѣрное, во всей русской Россіи, разумѣя и частицу ея осѣвшую заграницей, нѣтъ ни одного дома, который могъ бы наслаждаться семейнымъ счастьемъ, когда родители, зарабатывая хлѣбъ насущный, теперь, уже вынуждены бросать однихъ своихъ дѣтей, изъ коихъ могутъ получиться нравственные уроды, всѣми понята великая очистительная и созидательная сила семьи. Яркимъ примѣромъ и укоромъ для тогдашнихъ критиковъ является та чудная, дружная Семья, которая и въ несчастьи осталась прежней, спаянной любовью другъ другу душой.

Религія… Кто кромѣ простого народа, да и то стараніями многихъ отвращаемаго отъ Церкви, да горсточки проникновенныхъ людей, серьезно вдумывался въ вопросы религіи и умѣлъ вѣровать?..   Да, внѣшне религіозныхъ людей было не мало, церкви посѣщались, но часто такъ, по заведенному порядку.

Поэтому страннымъ и казалось то совсѣмъ иное настроеніе, которое господствовало въ Царскихъ Чертогахъ. Государь всѣмъ, Своимъ существомъ былъ глубоко православнымъ и также въ этой области нашелъ единомысліе въ лицѣ Своей Супруги, восторженно воспріявшей всю духовную красоту новой религіи. Легковѣсному русскому обществу тогда непонятенъ былъ дивный храмъ во имя Федоровской Божьей Матери, гдѣ въ сумракѣ возсозданной старо русской церкви молилась Августѣйшая Семья. Съ тѣмъ же чувствомъ относилось общество и къ открытію въ Царствованіе Государя высокочтимыхъ настоящимъ народомъ мощей Святителей Серафима Саровскаго, Іоасафа Бѣлгородскаго, Іоанна Тобольскаго.

Чуждъ былъ нашей интеллигенціи тотъ религіозный укладъ, который царилъ въ этой особенной Семьѣ.

Но зато понятно все это стало теперь, когда оказавшись на развалинахъ всего намъ дорогого, невольно подъ гнетомъ несчастій погрузившихъ въ познаніе самихъ себя мы стали искать нравственную опору тамъ, гдѣ давно обрѣлъ ее нашъ Государь. И молясь нынѣ въ тиши домашней у родныхъ иконъ, вознося Господу моленія въ переполненныхъ храмахъ, — мы не можемъ не вспоминать Царя и Царицу и не осознать, отчего Они, отягченные заботами о Родинѣ, видя кругомъ ложь, клевету и духовное паденіе, — такъ много души отдавали служенію Церкви Христіанской.

Ольденбургъ… Передъ этимъ словомъ формально преклонялись и въ недавнее время оно считалось необходимою частью нравственнаго кодекса порядочнаго, человѣка. Но многіе ли изъ насъ въ эпоху предшествующую революціи могли бы съ чистымъ сердцемъ утверждать, что и въ душѣ понятіе это стояло нерушимой стѣной? Кто теперь сможетъ честно сказать, что имъ никогда въ мрачные дни 1916 г. и начала 1917 г. не были  нарушены слѣдующія слова присяги:

«Обѣщаюсь и клянусь Всемогущимъ Богомъ, предъ святымъ Его Евангеліемъ, въ томъ, что хощу и долженъ Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивѣйшему Великому Государю Императору Самодержцу Всероссійскому, и законному Его Императорскаго Величества Всероссійскаго Престола Наслѣднику, вѣрно и нелицемѣрно служить и во всемъ повиноваться, не щадя живота своего до послѣдней капли крови, и всѣ къ высокому Его Императорскаго Величества самодержавству, силѣ и власти принадлежащія права и преимущества, узаконенныя и впредъ узаконяемыя, по крайнему разумѣнію, силѣ и возможности предостерегать и оборонять, и притомъ по крайней мѣрѣ старатися споспѣшествовать все, что къ Его Императорскаго Величества вѣрной службѣ й пользѣ государственной во всякихъ случаяхъ касаться можетъ; о ущербѣ же Его Величества интересу, вредѣ и убыткѣ, какъ скоро о томъ увѣдаю не токмо благовременно . объявлять, но и всякими мѣрами отвращать и не допущать тщатися, и всякую ввѣренную тайность крѣпко хранить буду.»

Увы, такихъ, окажется не много. Понятіе долга было также заброшенно, какъ религія и семья…

И опять превыше всего, послѣ Бога; ставилъ исполненіе Своего долга нашъ Государь. Какъ правильно отмѣтилъ въ своемъ докладѣ С. С. Ольденбургъ основной чертой Его личности было пониманіе о лежащей на Немъ отвѣтственности за судьбы ввѣренной Ему Богомъ страны. Вотъ отчего Онъ всегда и считалъ Себя Самодержавнымъ, собственноручно вписавъ это слово въ представленные Ему къ подписи уже въ отпечатанномъ видѣ новые основные законы 1906 года. Понимаемый Имъ такъ долгъ не позволялъ Ему, снявъ съ Себя отвѣтственность, переносить ее на бездарныхъ и никчемныхъ, но излюбленныхъ тогдашней общественностью, кн. Львовыхъ, Гучковыхъ, Милюковыхъ и Родзянко. Тамъ гдѣ вопросъ шелъ о благѣ Россіи, Онъ не считалъ Себя въ правѣ считаться съ выкриками мелкихъ политикановъ. Сознаніе долга заставило Его принять на Себя командованіе арміей въ труднѣйшій для нея моментъ и этимъ пріостановить ея отступленіе. То же руководило Имъ и тогда, когда во имя спасенія боевого фронта, Онъ передалъ бразды правленія въ руки Своего Брата.

И теперь, когда возвращеніе къ истинному пониманію долга, мысленное повтореніе вѣрноподданнической присяги, проникновеніе этимъ сознаніемъ всѣхъ нашихъ помысловъ и дѣйствій, является первѣйшей задачей нынѣшняго времени, благороднѣйшій образъ Державнаго рыцаря долга долженъ всегда стоять передъ начинающими одумываться русскими людьми.

Понятно, поэтому, волненіе во враждебныхъ кругахъ. Живымъ, — во что лично вѣрю, или мертвымъ, но Императоръ Николай II духовно воскресаетъ и , чтя Его Россія, получитъ силы для своего возрожденія…

Снова заскрипѣли перья хулителей. Спѣшно, стараніями іудейки «графини» Матильды Витте выпускаются евреемъ же Гессеномъ, даже ранѣе указаннаго въ завѣщаніи срока, воспоминанія ея «достойнаго» мужа; усерднѣйшаго слуги масоновъ.  Немановъ въ «Голосѣ . . . Россіи» (!) и Набоковъ въ «Рулѣ» стараются выдержками изъ этихъ мемуаровъ ознакомить1 большее число читателей съ низкою клеветою слуги на изгнавшаго его Господина.

Пишите, пишите, пока масоны тратятъ еще деньги на безполезное дѣло…. Съ вами все равно будетъ лишь кучка интеллигентовъ и тѣ ренегаты, которымъ остается только продолжать нападать на благодѣтельствовавшаго имъ раньше Монарха…

Съ нами же чтущими своего Государя неизбѣжно объединится весь русскій народъ.

Правда всегда побѣдитъ кривду, крестъ восторжествуетъ надъ приспѣшниками князя тьмы. Послѣднимъ все равно, подобно Юліану Отступнику прійдется, въ концѣ концовъ, воскликнуть «Ты побѣдилъ Галилеянинъ».

21 ноября. ст. ст. Н. Тальбѳргъ

Введеніе во Храмъ Пресвятой Богородицы.

 

„ДВУГЛАВЫЙ ОРЕЛЪ”, 1 (14) ДЕКАБРЯ 1921 г., 21 выпуск.