В руки попались «Методические рекомендации для внедрения в основные общеобразовательные программы современных цифровых технологий», утвержденные Минпросвещения России 18 мая 2020 года. И там написано: «Основной целью происходящих и планируемых сегодня изменений, связанных с цифровой трансформацией образования является осуществление перехода к массовому качественному образованИЮ, направленнОГО на всестороннее развитии личности учащегося». Если Министерство просвещения делает ошибку в самом главном – определении основной цели “трансформаций”, то это сразу очень сильный сигнал. Стоит насторожиться.

Первой задачей для достижения основной цели является какая-то “рекурсивная” история. Слово “рекурсивная” здесь просто означает наличие тавтологии неопределенной этимологии: «Обеспечение цифровой инфраструктуры современной общеобразовательной организации, позволяющей решать ее задачи цифровой трансформации». Конгениально, но при этом есть и дополнение: «Создание инфраструктурных условий связано с выявлением и распространением результативных образовательных практик (Law, Pelgrum, & Plomp, 2009)». Понятно, что совсем непонятно, что спрятано «в скобочках».

Неизвестным элементом российской методологии оказалась книжонка-методичка от 2006 года (sic!) «Pedagogy and ICT Use in Schools around the World» / «Педагогика и Использование ICT в Школах во всем мире». ICT — это информационно-коммуникативные технологии. Они по мнению Минпроса составляют основы современной «цифровизации». Ничего, что прошло 14 лет и за это время появились такие элементы как дополненная реальность и системы связи типа 5 или даже 6G. Книжонка, подготовленная под чутким руководством Всемирного банка, Еврокомиссии и ЮНЕСКО для наших последователей неоконов живее всех живых и является основой для создания современной российской методички. Только вот в чем проблема: в описании истории на сайте, что «инициативы ICT принесли разнообразие стратегических приоритетов, которые отличаются из страны в страну, в зависимости от социально-экономического и политического контекста». Но в российском случае этого difference как-то не случилось. Видимо политический контекст у нас и основных противников одинаковый.

Вторая задача — эффективное использование элементов и составляющих цифровой инфраструктуры школы (ЦИШ) для улучшения образовательных результатов. Вот только перечень составляющих ЦИШ как раз дан в описании задачи предыдущей. Это «цифровое оборудование», в него входят:
• сети передачи данных и доступ в Интернет,
• наличие в школе специализированных цифровых средств учебного назначения,
• наличие программных продуктов,
• наличие доступа к сервисам универсального и учебного назначения.

И все — ни слова о педагогике и преподавании. Только техника — «голая цифра». Видимо именно её наличие создает для получения образования современные условия.

Третья задача говорит о необходимости «формирования цифровой грамотности у участников образовательного процесса». Это же здорово! Ведь главный фактор всё тот же — «наличие ЦИШ», но, правда, в сочетании с «выстраиванием системы непрерывного повышения квалификации педагогов». Т.е. сначала педагоги должны достигнуть некой степени посвящения, а потом дотянуть до нее своих учеников. Логика присутствует, здравый смысл ушел погулять.

Четвертая задача вообще глобальна: «обеспечение гибкости управления образовательной организацией». По мнению авторов переведенной на русский западной методички, это означает, «что на уровне школ должно происходить совершенствование рабочих процессов, разработка стратегии, создание структур, которые позволяют школам эффективно реагировать и управлять изменениями в неопределенной и динамичной среде. Это возможно осуществлять по двум направлениям: (а) посредством изменений и сонастройки у всех членов педагогического коллектива относительно целей, желаемых действий, ретроспективной оценки событий, предположения, карты причинно-следственных связей и стратегии и (б) через операционные изменения, такие как изменения в стандартных организационных рабочих процедурах, процессах, регламентах». Вглядитесь в построение этой волшебной фразы. Мало того, что она звучит не по-русски, но и отличается неверным целеполаганием.

Так, говорить о разработке на уровне школы стратегии просто нельзя даже в традиционных образовательных направлениях, они должны задаваться самим Минпросом. Ну а структуры «быстрого реагирования» вообще-то больше относятся к правоохранительным органам. Знаю это как специалист именно в области безопасности. Хороши и «сонастройка педколлектива», и «ретроспективная оценка событий», и «карта причинно-следственных связей». О чём всё это — да ни о чем. “Умные” западные слова, переведенные автоматическим переводчиком без капли осмысленности. Но если их “афторы” начнут менять организационные процессы, рабочие структуры и регламенты в образовании, получится совсем плохо. Тут даже не приходится говорить, что «хотели как лучше».

Пятая завершающая задача вроде бы логична. Она говорит о совершенствовании «нормативной базы цифровой трансформации образования, включающую в себя выявление малоэффективных нормативов, осуществление коррекции и разработки новых нормативов». Вроде бы все правильно, только вот беда, «цифровая трансформация» только родилась в воспаленном мозгу технократов от образования и еще не испортила нормативной базы. Правда, если имелось ввиду короновирусное законодательство про «цифровой эксперимент» в Москве или запуск обязательной «дистанционки» в школах 14 регионов РФ, то я только “ЗА”! Эти законы необходимо отменить, причем срочно.

Главная цель и основные задачи, написанные в наших Методических рекомендациях по западной методичке, которая устарела 14 лет назад, не могут привести нашу страну, наших детей не только к светлому, но и даже простому будущему общества потребления. Даже элементов «интернета вещей» с таким образованием никто не придумает.

Дмитрий Ефимов , специально для РИА Катюша