Памяти архиепископа Феофана (Быстрова)

19.2.1940. – Скончался архиепископ Феофан (Быстров)

Он верил в воскресение России, если…

Памяти архиепископа Феофана (Быстрова)Феофан, архиепископ Полтавский и Переяславский (в мiру Быстров Василий Димитриевич) (31.12.1873–19.02.1940), видный богослов и церковный деятель.

Родился в семье священника с. Подмошье, Петербургской епархии, Лужского уезда. Всего в семье было пятеро детей, и все получили строгое церковное воспитание, что сказалось на их дальнейшей жизни. Если владыка Феофан стал твердым защитником православного вероучения, то его брат протоиерей Михаил явился исповедником веры, приняв мученическую кончину от богоборческой власти.

Будущий владыка закончил духовное училище при Св.-Александро-Невской Лавре и С.-Петербургскую духовную семинарию, проявив выдающиеся способности. Его успехи в учебе сочетались со скромностью и готовностью всегда помочь своим одноклассникам, что вызывало ответное уважение с их стороны, засвидетельствованное в дорогом подарке – они преподнесли Василию золотой нагрудный крест. Такое внимательное отношение ко всем окружающим его людям он сохранит и в будущем как пастырь.

В 1896 г. окончил С.-Петербургскую Духовную Академию первым учеником со степенью кандидата богословия и оставлен при академии профессорским стипендиатом. Заканчивая курс Духовной Академии, Василий Быстров сосредоточил свое внимание на специализации по кафедре Библейской истории. Под руководством одного из лучших знатоков ветхозаветного текста, ординарного профессора этой кафедры, доктора богословия Ф.Г. Елеонского он написал диссертацию на тему: «Тетраграмма, или ветхозаветное Божественное имя Иегова», которая до сего дня считается серьезным вкладом в богословскую науку.

Особое внимание молодого ученого привлекали оригинальные творения святых отцов Православной Церкви и древние документы в подлинниках, что облегчало ему знание таких языков, как: древнееврейский, арамейский, древнеегипетский, аккадский (ассировавилонский), санскрит (древнеиндийский), китайский и другие.

С 1897 г. – и.д. доцента академии по кафедре Библейской истории, затем доцент. Свои труды в Академии молодой богослов продолжил преподаванием курса Библейской истории. И это было не просто «ознакомление» учеников с общим курсом предмета, а глубоким и основательным исследованием всех доступных ему источников древней и современной литературы, как отечественной, так и иностранной. Такой подлинно научный принцип в подходе к критическому исследованию любого вопроса красной нитью пройдет через все богословские труды ученого архиерея.

Знание языков Василий Дмитриевич использовал для дальнейшего самообразования, тщательно изучая творения святых отцов. Он записывал в дневник и собственные размышления по поводу тех или иных событий, прибегая к святоотеческому опыту боговидения и проникаясь сходным духовным состоянием. (Его непревзойденное знание святоотеческой литературы признавал впоследствии и его оппонент в эмиграции – первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний (Храповицкий).) Столь близкое сродство со святоотеческим наследием привело Василия Быстрова к убеждению и в своей жизни лично приобщиться к опыту святых тайнозрителей – стать монахом.

В январе 1898 г. он был пострижен в монашество в честь Феофана, Вышенского Затворника (тогда еще не прославленного), в декабре стал иеромонахом. Тем самым он избрал образ иноческого жития по примеру святителя Феофана, который мудро сочетал молитвенно-аскетический подвиг и богословие. Как увидим, архиепископ Феофан проведет последние дни своей жизни в затворе, повторяя подвиг Вышенского Затворника.

Смена столетий для С.-Петербургской Духовной Академии сопровождалась переменами в ее руководстве. Инспектор академии архимандрит Сергий (Страгородский) был назначен ректором с возведением в сан епископа. Иеромонах Феофан был возведен 28 января 1900 г. в сан архимандрита и назначен исполняющим обязанности инспектора.

Митрополит Вениамин (Федченков), учившийся в то время в Академии, вспоминает в одной из своих книг: «в академии все мы… были под сильным влиянием аскета-инспектора, архимандрита Ф[еофана]». А в другом месте владыка Вениамин поясняет причину столь сильного впечатления, производимого инспектором на студентов. Его «ежедневные посещения богослужений. Стояние в алтаре за шкафом, чтобы не видели его. Постоянное присутствие на обедах и ужинах в студенческой столовой», – учили их не голой теорией и жестким требованием исполнения распорядка академии, а личным примером искренней жизни отца Феофана. «Иногда он в полутьме [после вечерних молитв] говорил нам речи-проповеди. Они всегда были глубоки богословски и мистичны по содержанию», что побуждало слушателей к прилежанию в науках и стремлению применить получаемые знания в личном духовном опыте.

В 1905 г. о. Феофан был удостоен степени магистра богословия за переработанную диссертацию «Тетраграмма, или ветхозаветное Божественное имя Иегова», возведен в звание экстраординарного профессора и утвержден инспектором академии. Позже его научные и административные труды будут отмечены орденом Святого Владимiра третьей и четвертой степени.

Студенты называли архимандрита Феофана «ходячей энциклопедией» и обращались к нему как с вопросами богословского характера, так и за духовным руководством. Отец Феофан, с каким бы вопросом к нему ни обращались, всегда избегал говорить что-либо от себя, но ходил к своему книжному шкафу, в котором хранились святоотеческие творения, мгновенно находил точный и нужный ответ в той или иной книге на поставленный ему вопрос, и посетитель уходил от него глубоко удовлетворенный тем, что получил авторитетное решение своего вопроса. Благодаря уникальному дарованию отца Феофана, вокруг него образовался кружок студентов, научившихся от него любви к творениям святых отцов. Занятия чаще всего проходили на квартире инспектора (в этом же здании Академии) и начались с изучения творений святителя Иоанна Златоуста, поэтому кружок был назван Златоустовским.

4 февраля 1909 г. архимандрит Феофан был назначен ректором Духовной Академии. А 22 февраля, с одобрения Государя Николая II, была совершена его хиротония во епископа Ямбургского, викария С.-Петербургской епархии.

С Государем архимандрит Феофан лично познакомился еще в ноябре 1905 г.: он был удостоен высочайшего приема. Вскоре после этого отец Феофан стал духовником Государя и его Семьи, что является свидетельством тому, какое впечатление производила на окружающих выдающаяся личность ученого-аскета. О том, какое влияние оказывал отец Феофан на духовное состояние Императорской Семьи, можно предположить на основании изданных недавно брошюр с выписками из творений святых отцов, сделанными Императрицей Александрой Федоровной. Как видно, архимандрит Феофан и здесь был верен своему принципу учительства и духовничества: святые отцы – верный путь жизни христианина.

Этот период жизни отца Феофана чаще других из всей его биографии встречается в работах, посвященных Царской Семье. При этом, как правило, отмечается тот факт (впрочем неподтвержденный), что именно посредством архимандрита Феофана Семья последнего Российского Императора познакомилась с Г. Распутиным. Все современники тех событий единодушно указывают на одну причину, послужившую основанием первоначальной благосклонности архимандрита Феофана к Распутину: «он всегда искал каких-нибудь «святых» – живых», пишет митрополит Вениамин, а Распутин, несомненно, обладал выдающимися молитвенными качествами.

Искреннее отношение к Распутину и его молитвенность заставляли отца Феофана сомневаться в правдивости первых слухов о его греховной личной жизни. Однако после обнаружения каких-то фактов отношения епископа Феофана с ним были разорваны, что произошло в начале 1910 г., как свидетельствует об этом епископ Саратовский Гермоген: «В начале 1910 года… я получил письмо от владыки Феофана. В письме этом последний сообщал мне, что Григорий Распутин оказался совершенно недостойным человеком. Владыка приводил мне целый ряд фактов, порочащих Распутина как человека развратной жизни».

Говоря о перемене отношения владыки Феофана к Распутину, князь Жевахов замечает: «Как первыми побежали навстречу Распутину лучшие, наиболее религиозные люди, так теперь эти же люди первыми выступили против него, охваченные негодованием и горечью разочарования. Более всех страдал, конечно, епископ Феофан». В 1911 г. он обратился к Священному Синоду с предложением обратить внимание Императора на поведение Распутина, которым враждебные круги пользуются для раздувания порочащих слухов вокруг Царской Семьи. Но Синод определил это делом духовника Царской Семьи.

Впоследствии, когда Чрезвычайная комиссия Временного правительства искала доказательств порочного влияния Распутина на Царскую Семью, епископ Феофан высказал о Распутине такое мнение: «Он не был ни лицемером, ни негодяем. Он был истинным человеком Божиим, явившимся из простого народа. Но под влиянием высшего общества, которое не могло понять этого простого человека, произошла ужасная духовная катастрофа, и он пал. Окружение, которое хотело, чтобы это случилось, оставалось равнодушным и считало все происшедшее чем-то несерьезным». (Никаких фактов «порочного» влияния Распутина на Царскую Семью комиссия при всем усердии так и не обнаружила.)

Отдав тринадцать лет служению С.-Петербургской Духовной Академии, владыка Феофан получил указ от 19 ноября 1910 г. о назначении его епископом Таврическим и Симферопольским, викарием Полтавской епархии. Многие современники писали, что перевод был следствием охлаждения отношений с Синодом и с Царской Семьей из-за его резкой критики Распутина. В июне 1912 г. преосвященный Феофан был переведен в Астрахань.

Об аскетическом образе жизни владыки Феофана сохранил свидетельство очевидец астраханского периода его епископства протоиерей Митрофан Молчанов (в письме от 20.1.1954): «Жизнь владыки была строго подвижническая: питался он простой пищей по уставу монашескому, спал он не на перине, а на войлочной кошме, а в головах было что-то твердое, зашитое в материю… Пальцы его левой руки всегда перебирали узелки четок». Но самое удивительное произошло в день отъезда астраханского епископа на новую кафедру, когда оказалось, что в архиерейской казне нет денег даже на билет до Полтавы, куда он назначался указом императора от 8 марта 1913 года. «И город купил билет для проезда владыки Феофана». «…На вокзале собралась громадная толпа людей, и несколько сот человек легли на рельсы перед паровозом, чтобы поезд не мог идти… Это продолжалось несколько часов». Это, действительно, свидетельствует о том, что народ понял, кого он имел своим духовным руководителем, и кого он терял в этот день.

Полтавская кафедра стала последней в церковном служении владыки Феофана на родной земле, поэтому с титулом – архиепископ Полтавский – владыка и упоминается обычно во всех работах и документах дальнейшего периода. После Февральской революции 1917 г. в Полтаве активизировались «самостийники», сторонники украинской автокефалии. Они требовали от епископа Феофана совершить в кафедральном соборе торжественную панихиду по изменнику Мазепе, а за отказ посадили архиерея на какое-то время в тюрьму.

Как правящий архиерей Полтавской епархии преосвященный Феофан участвовал в работе Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг. Всеми признанному ученому епископу было поручено председательство в подкомиссии, занимавшейся рассмотрением разгоревшегося в 1912 г. среди братии русского афонского Свято-Пантелеимонова монастыря дела так называемых «имяславцев» (точнее было бы сказать – имябожцев). Кроме разоблачения неточности их ревнительского учения, возглавляемая владыкой Феофаном комиссия должна была сформулировать официальное богословское определение о почитании Имени Божия. Однако революционные события помешали довести до конца эту работу. В изданных творениях преосвященного Феофана последний раздел, озаглавленный «Имя Божие», содержит подборку цитат из сочинений святых отцов, касающихся данного вопроса.

Сохранилось еще одно свидетельство о событиях, происшедших на Всероссийском Соборе 1917-1918 гг., которое характеризует епископа Феофана как человека твердого в своих убеждениях. Тогда модернисты задали ему вопрос: «Если Вы, владыко, не уступите стремительным волнам времени… с кем Вы останетесь? Один останетесь!». На что владыка кротко заметил: «Я останусь со святым князем Владимiром, просветителем Руси, с преподобными Антонием и Феодосием Печерскими чудотворцами, со святителями и чудотворцами Московскими, с преподобными Сергием и Серафимом, со всеми святыми мучениками, преподобными, святителями и чудотворцами, в Земле Русской просиявшими, а вот вы-то, братие, с кем останетесь, если и при вашем многолюдстве отдадитесь на волю волн времени? Они уже снесли вас в дряблость керенщины, и скоро снесут под иго жестокого Ленина, в когти красного зверя…». Такая безкомпромиссность владыки Феофана все больше укрепляла его авторитет. В этом же, 1918 г. он был возведен в сан архиепископа.

В годы гражданской войны архиепископ Феофан активно поддержал Белую армию, в Крыму при генерале Врангеле вошел в состав Временного Высшего Церковного Управления (созданного при правительстве генерала Деникина в мае 1919 г. в Ставрополе). Все большая очевидность скорого поражения Белой армии естественно сопровождалась подъемом религиозности среди тех, кто безнадежную продолжал борьбу из чувства долга перед Россией. По просьбе члена врангелевского правительства П.Б. Струве из Сербии при содействии епископа Феофана в Крым была привезена чудотворная икона Божией Матери Курская-Коренная. Но ей оставалось лишь благословить белых воинов в путь на чужбину в ноябре 1920 года.

На первом эмигрантском Архиерейском Совещании Временное Высшее Церковное Управление было переименовано в Высшее Церковное Управление заграницей. Это Совещание состоялось 19 ноября 1920 г. на пароходе «Великий Князь Александр Михайлович» в Константинопольском порту в составе митрополита Антония (Храповицкого), митрополита Платона (Рождественского), архиепископа Анастасия (Грибановского), архиепископа Феофана (Быстрова) и епископа Вениамина (Федченкова).

Весной 1921 г. владыка Феофан в числе других архиереев-эмигрантов по приглашению сербского Патриарха Димитрия переехал в гостеприимную Сербию, где нашло приют и духовное, и военно-политическое руководство белой эмиграции (РОВС). Владыка принял участие в I Всезарубежном Соборе в Сремских-Карловцах. В 1922 г., когда под давлением большевиков, Высшее Церковное Управление было объявлено из Москвы закрытым, и вместо него, на основе того же постановления Патриарха Тихона, был образован Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей, Архиепископ Феофан как один из старейших его членов вошел в его состав.

Его ученик архиепископ Аверкий (Таушев) так оценивал его деятельность: «Будучи членом Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей и временно даже заменяя его Председателя Митрополита Антония, он оказал незаменимые услуги нашей Церкви, полно и доказательно разоблачив антихристианскую деятельность некоторых международных организаций [имелась в виду прежде всего YMCA, связанная с масонством. – Ред. «РИ»], пытавшихся включить и ее в орбиту своей «работы» и тем «обезвредить» ее для себя и тех темных сил, которые усиленно трудятся над созданием во всем мiре обстановки, благоприятной для скорейшего воцарения Антихриста. Разрушив Православное Русское Царство как стоявшее им на пути в осуществлении их адских планов, они все внимание свое устремили на Русскую Зарубежную Церковь. И достигли в своей «деятельности» значительного успеха, вызвав в нашей Церкви в 1926 году болезненно отразившийся на ней расколы: Митрополита Евлогия в западной Европе и Митрополита Платона в Соединенных Штатах Америки. Все это предвидел Владыка Феофан, предупреждал и предостерегал, но это предостережение его вовремя не было принято во внимание, а наложенные после раскола прещения на отколовшихся не только не достигли никакой положительной цели, а еще больше углубили разделение, что тоже предвидел наш Владыка. Чрезвычайно близко к сердцу, принимал Владыка эти наши церковные расколы и разделения, болел за них душой и скорбел».

Незадолго до этих расколов, в 1925 г., владыка Феофан переехал в Болгарию по приглашению от двух своих бывших учеников, болгарских митрополитов, в свое время окончивших курс С. Петербургской Духовной Академии. Священный Синод Болгарской Православной Церкви предоставил ему помещение из двух келий в здании Синодальной Палаты в Софии. Летом обычно «он жил в пяти километрах от Варны на даче, которую для него снимала Варненская русская церковь», здесь он преимущественно занимался богословскими литературными трудами «догматического, экзегетического и аскетического содержания». Архиепископ Аверкий сообщает, что здесь Преосвященный богослов «составлял по особой, им самим разработанной системе, новую редакцию «Добротолюбия», чрезвычайно практичную, удобную для пользования; составлял также «Добротолюбие русских святых», весьма интересное, оригинальное толкование на Апокалипсис». Однако ничего из перечисленных сочинений архиепископа Феофана впоследствии отыскать не удалось.

Владыка Аверкий продолжает: «Но на таких-то святых людей враг больше всего и ополчается, стремясь излить на них всю свою диавольскую злобу через предавших ему себя скверных и порочных людей. И вот здесь в Софии из-за разного рода нежелательных явлений в местной русской церковной жизни, Владыке Феофану, как строгому подвижнику и прямому, безкомпромиссному Архипастырю, пришлось пережить очень много скорбей. В результате он стал все больше отходить от бушевавшего страстями «мiра» и замыкаться в себя, ведя уже тогда почти отшельническую жизнь. Впрочем, некоторое время он еще продолжал принимать участие в заседаниях Архиерейского Синода, предпринимая для этого периодически поездки в Югославию».

На это трудное время приходится и печальный конфликт владыки Феофана с первоиерархом РПЦЗ. В 1926 г. архиепископ Феофан высказал свое категорическое несогласие с интерпретацией митрополитом Антонием (Храповицким) православного учения о спасении человека крестными страданиями Господа нашего Иисуса Христа. Впервые эта трактовка была изложена в 1917 году, тогда еще архиепископом Антонием в статье «Догмат Искупления», и через два года вошла в составленный им же «Опыт христианского православного катехизиса». Главной мыслью владыки Антония было показать недостаточность католической торгашеско-юридической теории об Искуплении как «выкупе» и подчеркнуть решающее значение любви Бога к человеку. Но владыка Феофан расценил это как «умаление значения крестных страданий Спасителя».

Переиздание этих сочинений в Сербии и последовавшее постановление о принятии этого катехизиса в качестве учебника в русских школах за границей – стало причиной спора. Вначале владыка Феофан вместе с архиепископом Серафимом (Соболевым) приезжал в Сербию, чтобы убедить митрополита Антония отказаться от «Догмата Искупления» и катехизиса. Затем они подали заявление в Архиерейский Собор о своем несогласии с работой митрополита Антония. К заявлению прилагался доклад преосвященного Феофана. Однако, несмотря на его большой авторитет, в данном случае другие архиереи не поддержали его резкую критику. И это свидетельствует о том, что выдающийся богослов в данном случае не во всём оказался прав в своих требованиях.

Владыка Аверкий в своей работе предпочел не рассматривать этот сложный спор, а описать общее тогдашнее состояние своего учителя:

«Скоро, однако, ему стало ясно, что он не может оставаться «в мiру» и он должен был последовать примеру того великого святителя-подвижника, имя которого было дано ему при пострижении в монашество – Преосвященного Феофана, Вышенского Затворника. И он действительно стал все больше и больше уходить от мiра, прекратив постепенно даже свои поездки на заседания Архиерейского Синода. Но он еще принял участие в Архиерейском Соборе 1927 года, который решительно отверг послание Митрополита Сергия Нижегородского о признании богоборческой власти в России «властью от Бога». Вот как он писал об этом в одном из своих писем, отвечая на поставленный ему вопрос, «в чем тут дело и как нам быть?»:

«Признавать послание Митр. Сергия обязательным для себя никоим образом невозможно. Только что окончившийся Собор Епископов отверг это послание. Так и нужно поступать на основании учения Св. Отцов о том, что нужно признавать законной властью, которой христиане должны повиноваться. – Св. Исидор Пелусиот, указав наперед Богоустановленный повсюду в жизни словесных и безсловесных существ порядок подчинения одних другим, заключает отсюда: «Поэтому в праве мы сказать, что самое дело, разумею, власть, т.е. начальство и власть царская установлены Богом. Но если какой злодей беззаконник восхитит сию власть, то не утверждаем, что поставлен он Богом, но говорим, что попущено ему изблевать сие лукавство как фараону и в таком случае понести крайнее наказание или уцеломудрить тех, для кого нужна жестокость, как царь вавилонский уцеломудрил иудеев» (Творения, ч. II, письмо 6-е).
Большевицкая власть, по существу своему, есть власть антихристианская и признавать ее богоустановленною никаким образом нельзя».
1927 VIII. 31 – IX. I. София».

Постепенно отношения владыки с Синодом прекратились… Тем не менее уважение к нему в Русской Зарубежной Церкви осталось. Цитируемая нами работа архиепископа Аверкия была написана к 100-летию со дня рождения его учителя, который таковым для него и оставался:

«Мы имеем все основания считать Владыку Архиепископа Феофана одним из главнейших и наиболее последовательных и строго-принципиальных идеологов нашей Русской Православной Церкви Заграницей. Основой ее идеологии, во имя которой она и существует, является, строгое безкомпромиссное хранение св. Православной Веры, с безусловным отвержением не только явных ересей, но и всякого современного модернизма, вольнодумства и либерализма, подкапывающих нашу св. веру и стремящихся сделать ее «солью обуявшей», и неприятие богоборческой власти, поработившей нашу Родину и старающейся искоренить веру и нравственность христианскую в нашем православном русском народе…

Во всех своих поступках, во всем своем поведении, как в личной жизни, так и в своей церковно-общественной деятельности он был строго-последователен, ни на шаг никогда не отступая от того, что диктовали ему его твердые убеждения. Абсолютная неподкупность, безкомпромиссная честность и прямолинейность, требование безусловной верности истинной Церкви, Слову Божию и святоотеческому преданию – вот что чрезвычайно типично было для него, чем он сам руководствовался в своей жизни и что желал видеть и в других служителях Церкви».

«Молитвенность, которая ярко светилась на его лице, один взгляд на которое у всех верующих людей уже внушал благоговение, подняла его до больших духовных высот, почему у него и бывали поразительные духовные прозрения: часто сбывалось в точности то, о чем он говорил и предупреждал заранее, и многие потом каялись, кто не вняли во время его предостережениям. Сам внешний облик его, манера себя держать и говорить невольно возводили мысль к древним прославленным святителям нашей Христовой Церкви: да! думалось, глядя на него и слушая его речь: вот таковы были несомненно и они – все эти великие столпы Православия! Необыкновенная выдержка, воспитанность, деликатность в обращении, чуждая столь иногда модной в наши дни фамильярной развязности и цинизма, ласковая внимательность ко всем приходящим, особенно с духовными вопросами и сердечная отзывчивость на всякое горе и нужду – вот каковы были характерные черты нашего дивного святителя».

Архиепископ Аверкий отмечал и такую особенность: «Не удивительно, что при строго подвижнической жизни у Владыки Феофана были, как у многих истинных подвижников, так называемые «страхования», которыми враг человеческого рода стремился заставить лиц, ведущих подвижническую жизнь, отказаться от их подвига. Такие «страхования» были, как мы знаем у наших всероссийских молитвенников и подвижников – преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Об этих «страхованиях», бывших у нашего Владыки Феофана, свидетельствуют лица, исполнявшие при нем обязанности келейников, а также и ездивший с ним в спальном вагоне скорого поезда София-Варна (в Болгарии) Преосвященный Епископ Серафим, управлявший тогда русскими церковными общинами в Болгарии. Однажды, когда они ехали вместе в одном спальном купе, что-то заставило Владыку Серафима ночью проснуться, и он увидел среди купе большого черного кота с пламенно-горящими глазами. И вслед затем раздался громкий голос Владыки Феофана: «Именем Иисуса Христа, Сына Бога Живого, заклинаю тебя: отойди от меня, нечистый!» Кот фыркнул, огненные искры посыпались от него во все стороны, и он исчез. С тех пор, – по словам Владыки Серафима, он стал избегать ночлега с Владыкой Феофаном в одном помещении: настолько его это потрясло». Известны были и другие подобные случаи…

В 1931 г. архиепископ Феофан переехал во Францию и поселился у друзей в Кламаре (пригород Парижа), однако предпочел удалиться в провинцию, с 1939 г. жил в Лимерэ на Луаре. Сюда его пригласила бывшая полтавская помещица Мария Федченко. В ее небольшой усадьбе в меловых пещерах и поселился архиепископ-аскет, став отшельником без принадлежности к какой-либо церковной юрисдикции. Это были «три продолговатых, высоких, правильно высеченных пещеры, – вспоминает священник Феодор И., побывавший там позже. – В одной помещалась келья владыки, она же его домовая церковь. В остальных пещерах – сельскохозяйственный склад… В келье владыки два его фотографических портрета, Библия со вложенными сухими цветами, собранными на Дивеевской канавке, и другими священными вкладками, ящик с мощами, может быть до двадцати четырех в золотых сосудиках, и многое другое из священных реликвий». Подражая глубоко почитаемому святителю Феофану, Вышенскому Затворнику (в то время еще не прославленному), архиепископ Феофан совершал в своем уединении ежедневно Божественную литургию.

Последние месяцы своей жизни владыка сильно болел. Скончался Высокопреосвященнейший архиепископ Феофан 19 февраля 1940 г. на шестьдесят шестом году жизни. Погребен на общественном кладбище в Лимерэ под номером 432. Парижский митрополит Евлогий, узнав о смерти архиепископа Феофана, прислал телеграмму с указанием хоронить его «как простого инока» – хотя владыка не имел никакого отношения к евлогианской юрисдикции. Но это нисколько не умалило его архиерейского достоинства, ведь, будучи епископом, он всегда оставался иноком.

+ + +

И еще из работы архиепископа Аверкия (Таушева):

«Архиепископ Феофан верил в скорое воскресение России, но при непременном условии – покаяния всего русского народа, тяжко согрешившего перед Богом за свое Богоотступничество, и всю нашу жизнь заграницей не хотел себе представлять иначе, как строго-покаянной, чтобы вымолить себе у Бога прощение…
[В конце жизни ]Он стал жить уже полным отшельником, совершенно прекратив всякое общение с внешним мiром и ежедневно совершая Богослужение в устроенной для него домовой церкви. Лишь очень немногие из его духовных чад имели счастье еще некоторое время получать от него письма. Из этих немногих писем видно, сколь замечательные имел он прозрения и откровения. Необходимо отметить: все, что он говорил или писал, с поразительной точностью сбывалось и доселе продолжает сбываться. Замечателен ответ Владыки Феофана одному лицу, спрашивавшему его о дальнейшей судьбе нашей родины России. Владыка написал ему так:

«Вы спрашиваете меня о ближайшем будущем и о последних временах. Я не сам от себя говорю, а сообщаю откровение старцев. А они передавали мне следующее. Пришествие антихриста приближается, и оно очень близко. Время, отделяющее нас от него нужно считать годами и в крайнем случае, несколькими десятилетиями. Но до прихода антихриста Россия должна еще восстановиться, конечно, на короткое время. И в России должен быть царь, предъизбранный Самим Господом. Он будет человеком пламенной веры, гениального ума и железной воли. Так о нем открыто. Будем ожидать исполнения открытого. Судя по многим признакам, это время приближается, если только по грехам нашим Господь Бог не отменит и не изменит обещанного. По свидетельству Слова Божия, и это бывает»…»

Использованы сведения из:
Архиепископ Аверкий (Таушев). Священной памяти Высокопреосвященнейшего Феофана (Быстрова), Архиепископа Полтавского и Переяславского. К столетию со дня рождения: 1872-1972 гг. (Джорданвилль, 1974).
«Архиепископ Феофан (Быстров): жизнь как подвиг» (http://minds.by/academy/trudy/4/tr4_6.html).

Источник: https://rusidea.org/25021904