Религіозный смыслъ движенія русскихъ на востокъ въ XVII–XVIII в

Движеніе русскихъ за Уралъ на Востокъ, начавшееся въ концѣ XVI-го вѣка, съ момента завоеванія Сибири Ермакомъ (1582 г.) способствовало неимовѣрному расширенію предѣловъ Русскаго государства. Уже въ половинѣ слѣдующаго столѣтія смѣлымъ походомъ Дежнева (1648 г.) русскіе достигаютъ сѣверо-восточной оконечности Азіатскаго материка, въ то время какъ въ юго-восточномъ направленіи отважный Поярковъ (1643–45 гг.) проникаетъ въ Угру и даже въ «Пѣгую Орду» (Пріамурскій край), а экспедиція Хабарова (1647–51) захватываетъ Амуръ, гдѣ выростаетъ городъ Албазинъ.

Неостанавливаемое никакими «естественными границами», это движеніе продолжаетъ развиваться все въ томъ же восточномъ направленіи и въ началѣ XVII-го вѣка начинаетъ теперь распространяться на острова Тихаго океана и проникать въ сѣверную часть Америки, т. е. въ нынѣшнюю Аляску, хотя на основаніи вѣскихъ данныхъ можно утверждать, что тамъ еще въ XVII-мъ вѣкѣ, задолго до оффиціально извѣстнаго поселенія русскихъ уже обитали наши соотечественники.

Это безпрерывное расширеніе на Востокъ русскихъ границъ, продолжавшееся и въ XIX-мъ столѣтіи (пріобрѣтеніе среднеазіатскихъ владѣній), вызвало среди нашихъ публицистовъ 80-хъ годовъ полемику, которая велась на страницахъ газеты «Русь».

По мнѣнію нѣкоторыхъ изъ нихъ, какъ напримѣръ, Е.Л. Маркова, движеніе русскихъ за Уралъ и завоеваніе Сибири было «вреднымъ шагомъ» для будущаго развитія русскаго народа.

«Не остановилъ нашихъ долгополыхъ и длиннобородыхъ мудрецовъ XVI-го столѣтія предѣлъ, созданный Богомъ между Европой и Азіей: удалая русская сила перешла за Камень, удальски захватила Сибирь… Это былъ вредный шагъ для будущаго развитія Русскаго народа, послужившій программою множеству другихъ позднѣйшихъ шаговъ въ томъ же духѣ, по тому же направленію…». Такъ скорбѣлъ Марковъ въ своей статьѣ подъ названіемъ «Глиняныя пріобрѣтенія».

Марковъ упрекаетъ «нашихъ долгополыхъ и длиннобородыхъ мудрецовъ» также за то, что они «не могли вполнѣ уразумѣть жизненной необходимости своего народа», которая, по его мнѣнію, заключалась въ томъ, чтобы могъ онъ, наконецъ, «отдохнуть отъ тяжкихъ испытаній судьбы, отъ вѣковыхъ объятій невѣжества», придти «въ общеніе съ народами, которые за эти печальные вѣка русской исторіи, вѣка войны и безурядицы сумѣли выработать высокое искусство, глубокія знанія, тонкое общежитіе». Повидимому, г-нъ Марковъ готовъ еще помириться съ движенімъ русскихъ черезъ Кавказъ на Югъ, но его смущаетъ и тревожитъ главнымъ образомъ наше распространеніе на Востокъ, къ «желторожимъ халатникамъ», къ «дичи всякаго рода», «далеко отъ Европы и европейскаго…».

«Шагъ за шагомъ, продолжаетъ скорбѣть г-нъ Марковъ, незамѣтно, какимъ-то роковымъ образомъ, будто невольнымъ образомъ, оттянуло насъ отъ себя самихъ, отъ своихъ собственныхъ интересовъ, отъ Европы и европейскаго, — и утопило сначала по колѣна, потомъ по горло, а теперь уже выше макушки — въ азіатчинѣ, въ дичи всякаго рода… Да поможетъ же нашъ русскій Богъ избавиться съ этой поры на вѣки вѣчные отъ всякихъ подобныхъ пріобрѣтеній. Да набьетъ намъ, наконецъ, оскомину въ нашемъ неизлѣчимомъ зудѣ расширенія предѣловъ…»

Совсѣмъ противуположный Маркову, выражаетъ свой взглядъ, на страницахъ той же газеты «Русь» талантливый публицистъ А.С. Аксаковъ. Для него движеніе русскихъ на Востокъ «законно, естественно, неизбѣжно». Оно оправдывается имъ по «молодости русскаго народа», и его «недовершенной формаціей», и «государственнымъ сложеніемъ» самой Россіи, а также разнаго рода огромными выгодами отъ пріобрѣтенныхъ земель на Востокѣ, преисполненныхъ несмѣтными богатствами и, наконецъ, просто исторической необходимостью.

«Удивительна въ самомъ дѣлѣ судьба Россіи», — читаемъ мы въ статьѣ Аксакова, озаглавленной «Гдѣ границы государственному росту Россіи?». «Вотъ уже она вступила во второе тысячелѣтіе своей государственной жизни и все еще не сложилась, все еще пребываетъ въ періодѣ формаціи, — формаціи даже внѣшней, географической. На второмъ десяткѣ вѣковъ Русскій народъ у всего міра слыветъ еще «молодымъ», да таковъ онъ и есть…»

Считая «молодость» русскаго народа и ея особенности ни его заслугой, ни достоинствомъ, а простымъ физіологическимъ и историческимъ фактомъ, съ которымъ многимъ слѣдовало бы примириться, Аксаковъ заканчиваетъ свои оправдательные доводы тѣмъ, что невозможно, да и «не совсѣмъ-то удобно подгонять такую страну, въ настоящую ея пору, подъ мѣрку другихъ, совсѣмъ зрѣлыхъ и отчасти даже перезрѣлыхъ политическихъ странъ и ради уравненія съ ними насиловать законъ возраста и естественнаго развитія…»

Что же касается Сибири, въ завоеваніи которой Марковъ упрекаетъ правительство Московской Руси, то Аксаковъ видитъ въ ней «одинъ изъ важнѣйшихъ факторовъ русской торговли».

«Странно, говоритъ Аксаковъ, что г-нъ Марковъ въ завоеваніи Сибири видитъ «вредный шагъ» для будущаго развитія Русскаго народа. Эта цѣлая треть Азіи завоевана нами, ужъ точно сказать, на мѣдныя деньги, безъ малѣйшей растраты силъ.

Мудро ли было бы отказаться отъ такого дарового пріобрѣтенія страны, преисполненной несмѣтныхъ богатствъ и, строго говоря, никому не принадлежащей…»

Наконецъ, Аксаковъ считаетъ исторически необходимымъ и неизбѣжнымъ движеніе русскихъ на Востокъ ради «государственнаго зиждительства». По мнѣнію И.С. Аксакова, это движеніе было необходимо для Россіи потому, что «навстрѣчу намъ съ волжскихъ низовьевъ несся, все окрестъ затопляя, бурный татарскій потокъ… Предстояло въ постоянной борьбѣ съ Татарами продолжать работу государственнаго зиждительства, сплотить свои лоскутья въ цѣлину неразрывную, рости, множиться, шириться и, постепенно тѣсня, — загонять лютую азіатчину до самихъ ея источниковъ и тамъ ослабить, обезвредить ее на вѣки…»

Намъ нѣтъ нужды и особаго интереса разбираться въ этой полемикѣ и входить въ обсужденіе взглядовъ нашихъ публицистовъ XIX-го вѣка, но, тѣмъ не менѣе, мы считаемъ важнымъ для нашего вопроса отмѣтить въ ней то, что при всей противоположности во взглядахъ этихъ полемистовъ, все же въ нихъ можно найти и нѣчто общее, а именно: и тотъ и другой, какъ г-нъ Марковъ, такъ и г-нъ Аксаковъ, разсматриваютъ ростъ государственныхъ границъ Россіи съ чисто утилитарно-раціоналистической или съ узко національно-государственной точекъ зрѣнія.

Кромѣ того, въ этой полемикѣ привлекло наше вниманіе и само названіе статьи И.С. Аксакова, поставленное въ формѣ вопроса: «Гдѣ границы государственному росту Россіи?»

Ясно, что этимъ вопросомъ И.С. Аксаковъ пытался пріоткрыть будущность Россіи въ отношеніи ея предѣловъ, ибо самъ этотъ вопросъ за себя говоритъ о томъ, что предѣлы еще не опредѣлились и, слѣдовательно, въ будущемъ ихъ ожидаютъ такія измѣненія, которыя, по мнѣнію И.С. Аксакова, наилучшимъ образомъ отвѣчая интересамъ Россіи, могли бы, въ концѣ концовъ, завершить собою и ея государственный ростъ.

Но вопросъ этотъ, политическій по своему содержанію, тѣмъ не менѣе остро затрагиваетъ область исторіософическую, хотя бы тѣмъ, что самъ то вопросъ тѣсно связанъ съ судьбами Россіи, которой, по христіанскому ученію, какъ и всѣмъ царствамъ и народамъ, «предопредѣленныя времена и предѣлы» (Дѣян. 17, 26) назначены Самимъ Творцомъ вселенной.

Поэтому, спросили бы мы, кто смогъ бы дать опредѣленный отвѣтъ на вопросъ поставленный И.С. Аксаковымъ?

Впрочемъ, кому какъ не И.С. Аксакову, публицисту и политическому дѣятелю, хорошо должно было быть извѣстно, что русское правительство многое предполагало сдѣлать относительно завершенія государственныхъ границъ Россіи, — многое въ этомъ отношеніи и сдѣлано, но все же этотъ вопросъ и до нашихъ дней не получилъ своего разрѣшенія, да и едва ли онъ и получитъ.

И, какъ бы политики ни объясняли намъ превратности въ судьбахъ русскихъ предѣловъ, но имъ не слѣдовало бы забывать извѣстной пословицы, глубокой по своему христіанско-догматическому смыслу: «человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ».

Безъ этой мистической силы, названной г. Марковымъ «роковой» силой, оттянувшей насъ отъ самихъ себя и утопившей насъ же въ азіатчинѣ, а по христіанскому ученію называемой промысломъ Божіимъ, — безъ этой силы, таинственными путями управляющей судьбами народовъ, трудно понять смыслъ историческихъ событій, какъ и смыслъ самой исторіи, не только русской, но и исторіи всемірной.

Поэтому не легко, безъ вѣры въ этотъ промыслъ Божій, отвѣтить и самому Аксакову на его же вопросъ.

Итакъ, какъ мы видимъ, полемика между нашими публицистами XIX-го вѣка относительно расширенія предѣловъ Россіи на Востокѣ, несмотря на разность ихъ во взглядахъ, страдаетъ извѣстной односторонностью, которая выражается въ томъ, что какъ та, такъ и другая сторона разсматриваетъ тотъ вопросъ исключительно съ раціоналистической точки зрѣнія: для однихъ расширеніе предѣловъ Россіи — «вредный шагъ» для русскаго народа, препятствующій ему развивать «свою внутреннюю жизнь» и достигать «тонкаго общежитія», для другихъ — это, съ одной стороны, политическое дѣйствованіе, исторически необходимое для завершенія государственныхъ границъ, а съ другой стороны — вполнѣ законное и естественное «пріобрѣтеніе».

Въ исторіи нашей публицистики можно, однако, встрѣтить и еще одинъ взглядъ, все по тому же вопросу о предѣлахъ Россіи, но уже совсѣмъ иного порядка. Тутъ къ этому вопросу совсѣмъ иной подходъ.

Взглядъ этотъ, по своему характеру религіозно-мистическій, изложенъ нѣкимъ авторомъ въ довольно пространной запискѣ, составленной въ Москвѣ, въ 1619 г., по случаю возведенія на всероссійскій патріаршій престолъ царскаго родителя, бывшаго митрополита ростовскаго, Филарета Никитича.

Прежде чѣмъ говорить о главномъ дѣлѣ, авторъ предпосылаетъ свой взглядъ на событія всемірной исторіи. Какъ и полагается для того времени, въ подобнаго рода историческихъ запискахъ, нашъ авторъ говоритъ о созданіи человѣка, паденіи и искупленіи его, а затѣмъ проходитъ черезъ всю исторію церкви, касаясь главныхъ событій ея вплоть до введенія христіанства въ Россіи. Только тогда начинаетъ говорить о событіи ему современномъ, которое является главной темой его записки.

Извѣстно, чѣмъ было Русское государство въ началѣ царствованія Михаила Ѳеодоровича. Это было довольно небольшое по своей территоріи царство, если не считать новопріобрѣтенныхъ владѣній нъ Азіи и за Волгою, разоренное сосѣдями, стѣсненное, можно сказать, до предѣловъ почти великаго княжества.

Авторъ этой записки не считаетъ возможнымъ довольствоваться такими предѣлами своей родины. Онъ — русскій человѣкъ. Онъ не забываетъ, что не такова была Россія, и онъ знаетъ, что не таковой ей слѣдуетъ быть. Онъ знаетъ время Владиміра Святаго, «иже бѣ отъ корени Августа кесаря римскаго, владущаго всей вселенной» и, который также самъ владѣлъ въ мірѣ многими землями и народами; авторъ твердо вѣритъ въ то, что величіе Россіи возстановится и что она не только возвратитъ утерянные ею древніе предѣлы, но и еще и во много разъ пріумножитъ ихъ. По его разумѣнію, предѣлы Россіи доходятъ «до конецъ вселенныя».

«Россія же великая, говоритъ авторъ записки, и яже до нея прележащія области, страны же и мѣста, ея аще кто восхощетъ, разширенія ради земли, нарещи и великую часть вселенныя, по истинѣ не погрѣшитъ и постыдѣться не имать. Протязаетъ бо ся въ концы вселенныя».

Далѣе авторъ географически опредѣляетъ эти «концы вселенной», но по слабости тогдашняго познанія географіи, у него «конецъ вселенной» въ восточномъ направленіи доходитъ всего лишь до рѣки Оби. Какъ бы то ни было, но, по разумѣнію автора, предѣлы Россіи должны собою охватывать всю вселенную, въ чемъ онъ, пожалуй, превосходитъ и самого И.С. Аксакова, извѣстнаго уже намъ сторонника расширенія предѣловъ Россіи.

Но чѣмъ и на основаніи чего, спросили бы мы, нашъ авторъ могъ бы оправдать свой взглядъ на судьбу Россіи, представлявшейся ему столь сказочно обширной и почему именно она, а не какое-либо другое государство, болѣе культурное и болѣе просвѣщенное, должно проникать въ концы вселенной? Какія данныя Россія на то имѣетъ?

Отвѣтъ на этотъ вопросъ можетъ быть данъ только одинъ: то — вѣра нашего автора въ Промыслъ Божій, назначившій Россіи безпримѣрное могущество и открывающій ей неизмѣримо-обширные предѣлы именно для того, чтобы сохранить, прославить и распространить православіе по всей вселенной. «Одна на землѣ истинная вѣра — вѣра православная. Одинъ на землѣ православный царь — царь русскій».

Вотъ та идея, которая руководила авторомъ при составленіи имъ его записки и въ которой имъ было выражено подлинно-православное пониманіе отношенія церкви и государства.

Церковь нисколько не претендуетъ властвовать надъ государствомъ. Она можетъ только освящать его дѣла, поскольку они не противны ея природѣ. Но въ силу признанія за ней идеала и критерія въ творчествѣ человѣческомъ, царь — первый слуга Церкви, и государство призвано къ служенію въ дѣлѣ осуществленія земныхъ, задачъ Церкви.

По разумѣнію автора записки, Россіи предназначены промысломъ Божіимъ предѣлы «до конецъ вселенныя» не ради ея славы мірской или мірскихъ богатствъ, а ради славы имени Христова, ради славы Церкви и Православія.

Едва ли стоитъ говорить о томъ, что авторъ въ своей запискѣ выражаетъ не только свою личную мысль, но мысль русскихъ людей того времени, которые въ самую тяжелую эпоху униженія, усобицъ, разореній и всяческихъ бѣдствій отъ враговъ внѣшнихъ, а равно и отъ своихъ же русскихъ, предчувствовали всемірно-историческое призваніе и назначеніе Россійскаго Царства. Такъ вѣрили не только русскіе. Восточные христіане раздѣляли вѣру въ это призваніе Россіи.

Такъ, святѣйшій Ѳеофилъ, патріархъ іерусалимскій (тотъ самый, который поставлялъ вмѣстѣ съ русскими іерархами въ патріархи митрополита Филарета Никитича), въ грамотѣ своей, написанной по тому же поводу возведенія Филарета на патріаршій престолъ, говоритъ, что онъ будетъ у Гроба Господня непрестанно молить, «да подастъ Онъ православнымъ христіанамъ святаго Россійскаго царствія благодать и милость и тишину, и благоденство во вѣки, еще же и враговъ святыя нашея вѣры покоритъ подъ нозѣ благочестивому нашему христіанскому царю Михаилу Ѳеодоровичу, яко да той единъ будетъ царствуяй на вселеннѣй, истинный христіанскій царь, и владыка, и самодержецъ, и расточенное и многонасилуемое того царствія соберетъ воедино, умножитъ и распространитъ отъ моря и до моря отъ рѣкъ до конецъ вселенныя».

Итакъ, поднятый въ XVII-мъ вѣкѣ авторомъ записки вопросъ о предѣлахъ Россіи, ставшій спустя два вѣка предметомъ полемики между нашими публицистами, имѣетъ для него смыслъ скорѣе религіозно-мистическій, чѣмъ политическій, а тѣмъ болѣе матеріалистическій.

Поэтому автора этой записки занимаетъ не столько самый вопросъ о предѣлахъ Россіи, онъ взволнованъ и онъ восхищенъ не столько мощью и величіемъ своей родины и ея необъятными пространствами «до конецъ вселенныя», сколько, согласно его убѣжденія, мессіаническимъ призваніемъ Россіи и ея мѣстомъ среди другихъ народовъ, которое, по міровоззрѣнію православныхъ христіанъ временъ московскихъ царей, является «мистическимъ центромъ міра».

Изъ этой исторіософической концепціи нашихъ предковъ можно сдѣлать и тотъ выводъ, что предѣлы «Святаго Россійскаго царствія» должны совпадать съ предѣлами самой Церкви Православной. Но если это такъ, то тогда не представляло бы затрудненія дать имъ отвѣтъ и на поставленный Аксаковымъ вопросъ: «Гдѣ границы государственному росту Россіи?».

Отвѣтъ ихъ былъ бы простъ и ясенъ: тамъ, гдѣ и границы Православной Церкви.

При внимательномъ отношеніи къ приведеннымъ нами памятникамъ XVII-го вѣка, не трудно усмотрѣть въ нихъ отраженіе идеи Третьяго Рима, полностью развитой московскими публицистами еще въ XVI-мъ вѣкѣ, которые тогда же, исходя изъ этой идеи, въ ясной и точной формѣ опредѣлили «теократическія» права и обязанности русскаго государства. Тѣмъ самымъ новый свѣтъ падетъ и на вопросъ, поставленный И. С. Аксаковымъ. Не о «ростѣ государственномъ» Россіи идетъ рѣчь, поскольку Москва становится преемнищей Рима и Византіи, а о чемъ то существенно иномъ и несравненно большемъ. «Государственныя» границы Россіи не совпадаютъ съ предѣлами вліянія Русскаго Царя, поскольку Русскій Царь ставится охранителемъ не только Русской, но и всей Православной Церкви.

Нѣкоторыми гражданскими исторіософами идеологическое ученіе о Третьемъ Римѣ принимается съ легкой ироніей, но, какъ бы къ нему ни относились, нельзя отрицать того, что въ идеѣ Третьяго Рима Московская Русь выразила свою безпредѣльную преданность вѣрѣ православной и свою любовь къ Церкви Христовой.

Являясь свѣточемъ русскаго народа, неоднократно спасая въ самыя трудныя минуты Русское государство, эта вѣра православная проходитъ красной нитью черезъ всю исторію его, проникаетъ собою всѣ стороны жизни государственной и освящаетъ собою весь бытъ русскаго народа отъ его благочестивыхъ царей до послѣдняго убогаго крестьянина. Этому завѣту Московской Руси — хранить Православіе, — осталась преданной и вѣрной и Россія Императорская.

И какъ бы послѣ Петра Великаго, круто повернувшись спиной къ Московской Руси, Императорская Россія ни склонила низко свою голову передъ просвѣщеннымъ Западомъ, все же и тогда въ ней не угасали идеи Святой Руси, которыя побуждали ее употреблять великія усилія и приносить великія жертвы, чтобы остаться достойной того идеала, который выработала Московская Русь.

Этотъ идеалъ, однако, требовалъ не только хранить Православіе, но и распространять его, и это не только въ предѣлахъ Россіи, но и внѣ ихъ.

Въ этомъ отношеніи какъ московскіе цари, такъ и россійскіе императоры, всегда и во всемъ шли навстрѣчу Церкви въ дѣлѣ пріумноженія своихъ чадъ и не только среди многочисленныхъ племенъ и народностей, обитавшихъ подъ скипетромъ русскихъ царей, но и среди народовъ другихъ государствъ.

И, дѣйствительно, вся исторія Россіи, отъ самаго ея начала и до послѣднихъ временъ подтверждаетъ тотъ неопровержимый фактъ, что тамъ, гдѣ ширились ея предѣлы, и гдѣ жили племена еще не просвѣщенныя свѣтомъ Христовымъ, тамъ насаждалось христіанство, тамъ воздвигались храмы, строились монастыри, распространялось духовное просвѣщеніе. Важно отмѣтить въ этомъ великомъ и святомъ дѣлѣ и тотъ фактъ, что оно творилось не только властью на то призванной, но совершалось, такъ сказать, соборно русскими людьми изъ всѣхъ общественныхъ слоевъ и независимо отъ ихъ матеріальнаго состоянія.

Подобное участіе самого народа въ дѣлѣ распространенія христіанства нормально и естественно для Православной Церкви, ибо въ немъ проявляется одна изъ особенностей ея какъ Церкви соборной. Такъ проявляется служеніе, которое входитъ въ планъ Божественнаго міроправленія, въ планъ спасенія всего рода человѣческаго, которое и есть, по слову Иннокентія, митрополита Московскаго, «вѣчный предѣлъ Божія промысла».

Со всею ясностью это служеніе обнаруживается и въ исторіи русскаго движенія на Востокъ въ XVII вѣкѣ, придающее самому движенію религіозный смыслъ, который не трудно усмотрѣть даже при поверхностномъ ознакомленіи съ историческимъ ходомъ его развитія.

И въ этомъ отношеніи безъ преувеличенія можно сказать, что Московское Государство сдѣлалось подлинно провозвѣстникомъ христіанства и просвѣтителемъ дикихъ сибирскихъ племенъ.

Выполнивъ съ успѣхомъ задачу миссіонерства, Русь московская довершила свое благочестіе и показала свою горячую преданность и большую ревность къ вѣрѣ Православной.

Она принесла безчисленныя жертвы въ пользу христіанства и Православія. Безъ матеріальныхъ средствъ, безъ поддержки образованнаго общества Русь донесла Евангеліе до предѣловъ восточнаго океана, освятила сотни народностей, улучшила ихъ бытъ и состояніе. Невозможно исчислить всѣхъ жертвъ, принесенныхъ русскими аскетами въ пользу христіанства, среди коихъ были подлинные апостолы Сибири, переносившіе всѣ тягости суровой сибирской жизни и ведшіе непрестанную борьбу съ своеволіемъ сибирскихъ воеводъ и съ распущенностью нравовъ русскихъ поселенцевъ.

Неопровержимъ и тотъ фактъ, что Русское государство распространяло свою власть и свои государственные предѣлы въ XVII вѣкѣ по бассейнамъ исполинскихъ рѣкъ сибирскихъ не отвагою какого-либо одного полководца, не силою массы организованныхъ войскъ, не завоевательными планами высшаго правительства, а именно самобытною предпріимчивостью, великимъ русскимъ духомъ — духомъ Христовымъ, владѣющимъ русской народностью. Сила внѣшнихъ завоеваній въ Сибири была въ томъ, что всюду, куда приходили люди русскаго народа, — однимъ изъ первыхъ своихъ дѣлъ считалось водрузить крестъ, поставить часовню, по возможности соорудить храмъ и построить монастырь, который, кстати сказать, былъ въ то время однимъ изъ важныхъ и чуть ли не единственнымъ средствомъ, нарочито способствующимъ распространенію христіанства среди сибирскихъ инородцевъ. Если это такъ, то движеніе русскихъ на Востокъ слѣдуетъ разсматривать не только какъ историческое явленіе, имѣющее по своему вліянію на судьбы міровой исторіи огромную важность, но и какъ на нѣкое провиденціальное дѣйствованіе, руководившее духовными силами русскаго народа и возложившее на него высокую миссію во исполненіе эсхатологическихъ словъ евангельскихъ: «и проповѣдано будетъ сіе Евангеліе царствія по всей вселенной во свидѣтельство всѣмъ народамъ, и тогда пріидетъ конецъ» (Мѳ. XXIV, 24).

И съ тѣхъ поръ, какъ Русь, расширяя свои границы на Востокѣ, открывала новыя земли и новые еще никому невѣдомые народы, она неизмѣнно, въ тиши и безъ шумной пропаганды западнаго христіанства, просвѣщала свѣтомъ Христовымъ «сидящіе во тьмѣ и тѣни смертной» языческіе народы Азіи и Сѣверной Америки.

Тамъ, на побережьи Калифорніи, произошла извѣстная встрѣча русскихъ и испанцевъ, — сѵмволическая встрѣча представителей восточно-православной Церкви и Церкви западно-католической, которая, своими методами, своей главной заботой почитала ту же цѣль распространять христіанство между всѣми народами земного шара.

Свящ. А. Буткевичъ       

Примѣчаніе:
Настоящая статья, имѣя самостоятельное значеніе, представляетъ собою вступленіе въ большой, посвященный «Христіанской миссіи Россіи на Востокѣ» трудъ, изъ котораго подготовлена авторомъ къ печати первая часть: «Христіанская миссія Россіи за время Сибирской архіепископіи», охватывающая время съ 1620 г. по 1664 г.

Источникъ: «Православный Путь». Церковно-богословско-философскій Ежегодникъ. Приложеніе къ журналу «Православная Русь» [за 1961 г.]. — Джорданвиль: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Свято-Троицкий монастырь, 1961. — С. 148–156.

+ + +

См. также в календаре Святая Русь:
Присоединение Средней Азии

ОДКБ вводит войска в Казахстан, январь 2022 г. (yandex.ru)

Прим. РИ (8.1.2022) – на актуальную тему.
Наш Третий Рим пал вследствие отхода его ведущего социального слоя от понимания вселенской православной удерживающей миссии России. В качестве «страны как все» она была Богу не нужна.

Из этой ценной статьи также ясно, почему разрушился СССР. Советские патриоты утверждают, что «коммунисты после революционного крушения Российской империи (добавим: устроенного ими же) вновь собрали Империю под красным флагом». Но это уже была не Российская Империя, не Русское государство, а империя антирусская и антихристианская. Ее единство удерживалось насилием, а потому было удобной мишенью для атак геополитических противников («Закон о порабощенных нациях»). Лишенный Божией помощи богоборческий режим СССР был разрушен его же правящим слоем номенклатуры с ее комплексом неполноценности перед Западом. Русские за пределами РФ были брошены на произвол местных князьков.

В нынешнее постсоветское время «легитимные» преемники КПСС уже не способны восстановить коммунистическую империю, но пытаются сохранить хотя бы часть ее, в основном азиатскую, исходя в основном из торгово-экономической геополитики. При этом преемственно, по советскому образцу, снижая даже в РФ государствообразующую роль русского народа, денационализируя его, по-прежнему оболванивая его советской историографией, разлагая его волнами западной «культуры» и азиатских мигрантов.

Взаимопомощь в рамках ЕАЭС (Евразийского экономического соглашения, созданного в 2001 г. и в 2014 г. переименованного в Союз) и ОДКБ (Организация Договора о коллективной безопасности, созданная в 1992 г.) их участниками мыслится только в плане сохранения статус кво. РФ продемонстрировала это в 1999 г. своим предательством группы русских патриотов Пугачева-Казимирчука в Усть-Каменогорске. Также и сейчас трудно надеяться на то, что военное вмешательство для спасения казахского олигархата от падения вследствие внутренних разборок (участие в них «заграничных врагов» возможно, но пока что выглядит притянутым за уши) побудит правителей РФ потребовать от своих подзащитных коллег в Казахстане меры по прекращению дискриминации русских в административной сфере, по прекращению денационализации русских областей южной Сибири, подаренных Сталиным никогда ранее не существовавшему Казахстану (КазССР), по освобождению пророссийских политзаключенных (Ермека Тайчибекова и др.), по отмене перехода с кириллицы на латиницу и т.д.

Стрелков, впрочем, резонно считает, что «все-таки вариант активного и своевременного вмешательства с сохранением государственного единства Казахстана и безусловной поддержкой существующей власти (т.е. консервацией исходной ситуации)… в данной ситуации – в условиях угрозы войны с т.н. «украиной» – наилучший из наихудших… Да – режим Назарбаева-Токаева в Казахстане был и останется компрадорским и антинародным. Точно таким же, каков был режим Януковоща на украине. Но взамен ему восставшие (и стоящие за ними силы) непременно установят другой – не менее антинародный, но гораздо более агрессивно-антироссийский и антирусский. И в текущей ситуации я исхожу не из принципов «абстрактной справедливости», а исключительно из интересов Русского народа – той его части (а это около 2 миллионов человек), что проживает в Казахстане».