Содружество сословий

Содружество сословий

Леонид Афонский

Памяти моей матери Галины Алексеевны Мартынюк посвящается эта работа

Православный сословно-общинный строй – единственная русская альтернатива агрессивному наступлению цивилизации западного типа. Дворянство и крестьянская община в общей службе государственным интересам Православного Царства — связка, разрушение которой уничтожило в конечном счете православную государственность в России, а затем, как мы видим, поставило под вопрос и само существование России как таковой

Византийская цивилизация, рожденная как синтез египетско-сирийского монашеского православного идеала и славянской органической общинной традиции, стала основой длительного исторического существования и активной духовной и политической жизни Византийской империи как основной государственной опоры Православной Вселенской Церкви в мире.

Именно синтез греко-православных имперско-ромейских (римских) и славянских элементов не позволил врагам Византии уничтожить ее еще в VII-VIII веках. Пополнившие имперскую элиту всесторонне образованные представители славянской знати стали крепким связующим звеном между Православной Византийской «Империей ромеев» и славянским миром.

Наиболее ярким примером этого являются «солунские братья», уроженцы славянско-греческих Солоник, просветители славян светом Православия и создатели современной славянской письменности святые Кирилл и Мефодий.

Славянская община, ставшая после массовых переселений на Балканы и в Малую Азию опорой Византийской империи, совершила то, что оказалось невозможным на Западе Европы – она влила новое «общинное вино» в старые мехи «Империи Ромеев».

Это позволило Византии просуществовать на тысячу лет больше Западно-Римской империи павшей, как известно, в 476 году после Рождества Христова.

Переселившиеся на Балканы и в Малую Азию, славяне составили значительную часть наиболее боеспособных воинов Византийской империи. Именно славянская общинная традиция стала тем основным общественным ферментом, который сделал реальным в Византийском обществе психологическую возможность равенства всех православных во Христе, сломав шедшую от античности и глубоко укоренившуюся в Византийской психологии идею изначального неравенства раба и свободного, эллина и варвара.

Однако православно-общинный идеал так и не стал в Византийском обществе государствующим, хотя и благотворно повлиял на нравы «ромейских граждан» Византийской империи. Традиции языческого (антично-древнеэллинского) индивидуализма с одной стороны и унаследованного от «Первого Рима» языческого же отношения к государству основанному на древнеримских идеях цезарепаписткого абсолютизма, разрушали постоянно подтачивали и уничтожали собственно византийский основанный на симфонии светской и духовной власти фундамент Православной государственности.

Это противоречие не дало Византии полностью выполнить свою миссию «удерживающего» мировое зло Православного Царства.

Что же касается Запада, то полный крах Западно-Римской империи под ударами германских варваров не уничтожил тем не менее шедшей от древнего Рима идеи превосходства римской цивилизации над соседними «варварскими» культурами. Просто поменялись формы западной экспансии в отношении остального мира. Если раньше это была лишь грубая в чистом виде военная экспансия римской военной машины почти без всяких элементов психологической войны, то после падения Западно-Римской империи остатки римской знати – носители римской идеологии превосходства над другими народами, цивилизациями и культурами стали опорой римской курии и сплотились вокруг папского престола.

К сожалению данная идеология была быстро усвоена германскими народами, победителями Западно-римской империи. Это облегчалось глубоким психологическим родством победителей германцев и побежденных римлян. Видимо это было связано с близкородственными традициями, а возможно с происхождением древнелатинских и древнегерманских племен.

Усвоение западно-римской психологии превосходства над окружающим миром сделало германские племена Западной Европы на основе которых сформировались современные западноевропейские народы и нации подлинными психологическими наследниками римской агрессивности, притом что сами притязания на имперское римское наследие с их стороны были более чем шаткими. Можно сказать, что традиции римского языческого, доконстантиновского государства бессознательно унаследовали как варварские германские государства, основанные на месте уничтоженной ими западно-римской империи, так и, самое главное, усвоила сама римская курия и её возглавители – папы. Пользуясь тем, что в УШ веке Византия столкнулась с угрозой антиправославной ереси иконоборчества, захватившей в это время значительную часть её правящих кругов и в том числе некоторых византийских императоров, папы и тесно связанная с ними новая узурпаторская франкская династия Каролингов, в лице завоевателя Италии Карла Великого провозгласила последнего императором незаконно восстановленной им в 800 году Западно-Римской империи.

Несмотря на её скорый и бесславный распад идея «параллельной» Византии империи продолжала существовать на Западе несмотря на полное искоренение в Византии иконоборчества. Из этого следовал все более агрессивный курс римской курии ставшей центром и духовным генератором воинственных настроений западноевропейских народов.

Можно сказать, что традиции старого, ещё республиканского Рима и Рима первых цезарей, традиции Римской сенатской аристократии пережили падение Западной римской империи и во многом воплотились во внешнеполитической деятельности римских пап и их окружения. Это и не удивительно, если вспомнить, что римская аристократия эпохи раннего средневекового папства была прямой преемницей сенатской аристократии древнего Рима (Здесь можно вспомнить, например жизнь и деятельность философа и богослова Боэция.) Будучи преемницей римской сенатской аристократии она во многом сохранила её непримиримость в отношении других цивилизаций. («Карфаген должен быть разрушен».) Подобные взгляды у уже аристократии папского Рима стали ещё жестче из-за ее «комплекса побежденных».

Причем эти предубеждения ранее обращенные в сторону северных и западных варваров, после падения Рима стали все более относиться к уцелевшей в результате варварских нашествий Восточной римской империи со столицей в Константинополе, то есть Византии. В ней аристократия папского Рима видела не «удерживающего», а эллинистическое государство хитрых греков, самовольно присвоивших себе гордое наименование своих прежних покорителей римлян. В своей уязвленной гордости они так и не поняли сущность Православной империи ведшей свое начало прежде всего от Константина Великого и Феодосия Великого и лишь во вторую очередь от Юлия Цезаря и Октавиана Августа. Это было во многом новое государство по сравнению с «ветхим» языческим Римом первых цезарей и тем более римской республики. Главной его задачей было защищать Христову Церковь в земной жизни и распространять Христову истину в мире насколько это возможно. Эта православная составляющая византийской государственности была мало понята западным духовенством, считавшим себя судьей во всех, а не только церковных вопросах. Оно опасалось, в случае восстановления единства прежней римской империи на византийских основах вмешательства византийских императоров в церковные дела без ограничения, таким образом, папского всевластия не только над церковью, но и над светским обществом Запада.

Из этого следовал все более воинственный по отношению в византийскому Православию курс римской курии, ставшей центром и «духовным» генератором воинственных настроений западноевропейских народов. Из века в век папские действия против восточного Православия и Византийской империи становились все более жестокими. Раскол (схизма) 1054 года был только этапом на этом многолетнем пути. Апогеем западной нетерпимости в отношении Византийского Православия стал крестоносный разгром Константинополя в 1204 году от Рождества Христова и попытка основания на месте временно завоеванной Византии так называемой Латинской империи.

В этом свете объявление «крестового похода» против Православной Руси в 1237 году стало со стороны папства закономерным итогом цивилизационного развития Западной Европы с момента падения Западноримской империи в 476 году от Рождества Христова. Ответом этому вызову со стороны Православной русской цивилизации стало формирование довольно быстрыми темпами служилого сословно-общественного строя ставшего позднее опорой Православного Самодержавного Царства построенного на принципах византийской государственной традиции.

Переломным и решающим в этом процессе формирования новой русской сословности Православного Московского государства стала эпоха Великого княжения Московского князя Василия II. Именно во время княжения этого государя в истории Московской Руси произошли события определившие дальнейшую судьбу всего восточноевропейского и евразийского пространства позднее вошедшего в состав Московского царства. Вплоть до начала царствования Василия II Cеверо-Восточная Русь и в, частности Московское государство, жило по старым, сформировавшемся ещё в эпоху Киевской и Владимирско-Суздальской Руси удельным законам. Фактически власть в русских княжествах принадлежала не православному самодержавному государю, как в Византийской империи, и не правящему сословию феодалов во главе с королями, как в западно-европейских государствах, а правящему роду Рюриковичей, как коллективному правителю русской земли. Подобная система власти, являвшаяся пережитком родового строя, вела русскую землю к постоянным междоусобицам князей и не позволяла внедрить и укрепить самодержавный принцип управления русской землей. Понимание того, что именно он, является спасительным при огромных размерах Руси уже с Киевских времен являвшейся фактически Царством, стало господствующим в сознании наиболее мыслящей части правящей семьи Рюриковичей со времени княжения Владимира Мономаха. Однако как правящее сословие бояр и дружинников, так и народ Киевской, а позднее Владимирско – Суздальской Руси долгие столетия не осознавали необходимости укрепления православной самодержавной государственности на русской земле.

Эта необходимость стала осознаваться обществом, прежде всего северо-восточной Руси, лишь после монгольского нашествия, в период орднического ига. Однако это осознание произошло, в первую очередь, в церковных кругах, особенно в период регентства митрополита святителя Алексия Московского при малолетнем князе Дмитрии Ивановиче, позднее ставшем великим князем Московским, победителем татар на Куликовом поле св. Дмитрием Донским.

Именно святитель Алексий заложил реальную основу Православной самодержавной идеологии, а не только практики, как Иван Калита и Симеон Гордый. Именно в этот период подъема и расцвета православного монашества в Северо-восточной Руси светочи аскетической монашеской жизни и, прежде всего «игумен земли русской»» Сергей Радонежский, стали основной опорой власти Московских великих князей в ещё достаточной степени удельной Руси. Именно эта мощная опора со стороны крепнувшего монашества стала тем решающим фактором, который позволил сделать былью мечты Владимира Мономаха, Андрея Боголюбского и Александра Невского о мощной православной самодержавной Руси.

Победа на Куликовом поле была результатом той мощной православной мобилизацией, которую осуществляла Православная церковь, прежде всего в Северо-восточной Руси.

Однако дальнейшее развитие и укрепление Московской государственности на православно-самодержавных основах требовало совершенно нового социального устройства Московского княжества, ставшего во главе этого процесса. Прежнее доминирование в общественной и политической жизни Руси дружинного боярства закрепляло удельно-аристократическую традицию, разрушавшую любую попытку сплотить русские земли на православных самодержавных византийских по своему происхождению основах. Новую социальную опору великокняжеская власть Московского государства нашла в крестьянской общинной традиции, окрепнувшей и обновившейся под влиянием православного воцерковления сельского населения, произошедшего после татарского нашествия под влиянием православного монашеского возрождения ХIV столетия в Северо-восточной Руси.

Однако православное общинное крестьянство стало лишь низовой, хотя и массовой опорой Московской великокняжеской власти. Все более необходимым становилось переустройство старой социальной системы Московской Руси шедшей ещё со времен древней Киевской и даже докиевской Руси. Она была основана на дружинной системе управления и военной организации страны. Эта система уходила своими корнями не только в раннесредневековый период европейской истории, но и в античную эпоху (вспомним дружину Александра Македонского).

Дружинная основа древнерусской государственности показала свою зыбкость и ненадежность еще до татарского нашествия, когда после смерти Владимира Мономаха и его старшего сына Мстислава она из государствообразующей силы, каковой она была при Владимире Мономахе и Мстиславе, превратилась в генератор центробежных сепаратистских тенденций. Старшие дружинники, «княжьи бояре» Мономаха и Мстислава стали главными советниками детей Владимира Мономаха разрушивших своими междоусобицами русскую землю в очередной раз, как и после кончины Ярослава Мудрого, на отдельные кровоточившие части.

Именно после кончины Владимира Мономаха дружинный принцип показал свою полную несостоятельность в решении насущных национально-государственных задач стоявших в то время перед Киевской Русью. Главнейшая из них – создание Православного русского Царства на месте конгломератных княжеств возглавлявшихся различными ветвями Рюриковичей не была решена до татарского нашествия, что привело к плачевным для Православной Киевской Руси результатам. Фактически в начале ХШ столетия Русь оказалась зажатой между двумя агрессивными силами: Монгольской империей наследников Чингисхана, создавших совместно с тюркскими народами в Поволжье свое новое хищническое государство Золотую Орду и западной агрессией папства, после разгрома Византийской империи фракскими рыцарями в 1204 году считавшими Русь единственным и последним оплотом византийского Православия.

В этих условиях отсутствие у Православной Руси сильного единого государства стало причиной религиозной, национальной и государственной катастрофы для православного русского народа невиданных прежде масштабов.

Переход западнорусских земель под власть Великого княжества Литовского, в желании защититься от хищничества Золотой Орды потерявших даже видимость формальной независимости поставила перед Северо-Восточной Русью ( землями бывшего Владимиро-Суздальского княжества) вопрос о государственном выживании Руси, как носительницы Православной веры и Православной цивилизации на Восточноевропейской равнине.

Северо-Восточная Русь пошла путем не столько защиты формальной политической независимости от Золотой Орды, подобно Галицко-Волынской Руси князя Даниила Романовича Галицкого, А путем всемирного укрепления православных духовных основ русской жизни. Духовные и политические вожди Северо-Восточной Руси подобные святому князю Александру Невскому, святителю митрополиту Кириллу, святым преподобным митрополитам Максиму, Петру и Алексию справедливо считали, что православное возрождение Руси во Христе явилось бы единственной гарантией подлинной полной политической независимости.

Победа войска святого князя Дмитрия Донского на Куликовом поле над Мамаевыми полчищами стало результатом тех духовных усилий, которые на протяжении более чем столетия прилагали не только святители и князья земли русской, но прежде всего деятели церковного и, в первую очередь монашеского православного просвещения Северо-Восточной Руси.

Религиозный подъем и православное возрождение Северо-Восточной Руси привели к неизбежному столкновению новых, возникших в ХIV столетии духовных сил начинавших играть всё большую политическую роль и, прежде всего крепнувшего православного русского монашества со старой удельно-дружинной системой власти и управления многие столетия господствующей во всей и, в частности, в Северо-Восточной Руси. Представители православного патриотического русского монашества были убежденными сторонниками сильной православной государственной власти. Эти взгляды были свойственны подавляющему большинству русских святителей и духовных вождей монашества. В них не было ничего нового свойственного именно этой эпохе православного национального возрождения происходившего в Северо-восточной Руси в ХIV столетии.

Еще старцы Киево-Печорской лавры, а до них митрополит Иларион поддерживали сильную власть Киевских князей и их стремления внедрить на Руси идеи византийского единодержавия. Однако это никак не превращало деятелей русской Православной Церкви в сторонников так называемого цезарепапизма. Наоборот, будучи убежденными сторонниками Православной «симфонии властей» вожди русского Православия стремились создать такое общество, которое было бы основано на жестком разделении функций Церкви и Православного государства, а также различных сословий в нем. Именно в этот период в Византийской империи родилось внутрицерковное православное монашеское движение так называемых исихастов.

Помимо стремления возрождения древних монашеских практик православного восточного (египетского, палестинского и сирийского) монашества, например «умной молитвы» а также борьбы с неокристолизмом западного толка (евреев Варлаама Калабрийского), исихасты имели и свои политические идеи об устройстве государства и общества.

Их представления с помощью которых они стремились преодолеть государственный кризис, поразивший тогда Византию, заключались в последовательном проведении в жизнь византийского общества и государственное устройство Византии идей по православному понятого неоплатонизма.

Восприятие жизни каждого сословия общества как божественного служения, и совокупного бытия всех сословий, как всеобщего служения народа идее Православного Царства лежало в основе исихаcтских представлений о государственном и общественном устройстве Византийской империи как универсального Православного государства. Однако подобный идеальный взгляд на общественную и государственную жизнь как продолжение божественного служения был чужд западнической рационалистической части аристократического правящего класса Византии и большей части прозападных связанных и интересами венецианских и генуэзских купеческих компаний византийских торговых кругов.

Этот взгляд на роль государственной и общественной жизни как прямого продолжения божественного служения не найдя поддержки в византийском обществе был воспринят монашескими и архирейскими кругами Московской Руси ХIV столетия. Именно деятели Православного русского церковного возрождения ХIV века сделали идеи византийских исихатов о государственной деятельности как божественном служении теоретической основой своей борьбы за воссоздание единства Руси на православно-византийских основах.

Московская власть в лице правящих князей далеко не сразу осознала необходимость и неизбежность этих преобразований. Однако заключенная между Литвой и Польшей так называемая Кревская Уния о переходе престолов обоих стран в одни руки с принятием католицизма правящей династией носителей литовского и польского престолов королевско-княжеской семьи создавала страшную геополитическую угрозу для Московской Руси.

В этих условиях Московские князья и, в особенности Василий I и наследовавший ему Василий II встали на путь не просто «собирания земли русской» как из предшественники, то есть объединения Северо-Восточной Руси вокруг Москвы, а создания нового, по сути, Православного самодержавного государства византийского типа отбрасывавшего удельно-дружинные традиции.

Важнейшей идеей в становлении этого государства стала идея новой сословности. На место старой дружинной вольницы, для которой своеволие и непризнание государственной дисциплины было в крови, а переход на службу от одного удельного князя к другому было нормой был поставлен Московскими князьями новый слой – служилое дворянство.

Именно оно стало тем острым орудием в руках только-только формировавшегося православно-самодержавного государства в лице его государей и которое, наряду и под руководством церкви остановило ту «замятую» а то сути первую смуту на Руси, в которой удельно-дружинные силы под руководством родного дяди великого князя Московского Василий II попытались вернуть старые привычные им порядки удельной Руси.

Юрий Шемяка стоявший во главе этого выступления по сути пытался перечеркнуть полувековой период истории Северо-Восточной Руси, начавшийся с Куликовской битвы и связанный с формированием новой для Руси Православно-самодердавной государственности византийского типа. Однако даже пленение и ослепление Великого князя Московского Василия II, получившего с тех пор прозвище Темного, не остановило победы православно-самодержавного государства. Православное служилое дворянство в отсутствии князя под руководством митрополита Ионы поднялось вместе с другими сословиями и, прежде всего с северным монастырским крестьянством и горожанами северных городов и посадов. Совместными усилиями эти силы не только освободили великого князя Василия II из Кирилло-Белозерского монастыря но и в тяжёлой борьбе осилили Юрия Шемяку и других удельных князей – его союзников. Таким образом в Северо-Восточной Руси была сформирована Православно-Самодержавная государственность – прямая наследница умиравшей к тому времени Византийской империи.

Таким образом к моменту взятия турками Константинополя и падения византийской империи Московская Русь уже была готова принять на себя роль Православно-Самодержавного Царства по учению православных византийских богословов «удерживающего» мировое зло. Оплотом же этого Царства и его опорой в русском обществе стали помимо Русской Православной Церкви две силы – служилое дворянство и крестьянская община. Именно их содружество в общей службе государственным интересам Православного Царства стало связкой, разрушение которой уничтожило в конечном счете православную государственность в России, а затем, как мы видим, поставило под вопрос и само существование России как таковой.

Леонид Афонский
6 февраля 2007 г.

источник: pravaya.ru