Страшная тюрьма русскаго духа

Н. В. Долинскій.

Страшная тюрьма русскаго духа(Статья профессора Н.В Долинского  вышла в свет в 1930 году. Я помню, как отец 1907 г.р. в 1927-1932 гг. студент Второго московского медицинского института, вспоминал в семидесятые годы 20-го столетия  о второй половине двадцатых годов как о невиданном  в последующие годы коммунистического царствования времени   духовной свободы. Если эти годы тюрьма, то последующие —  карцер. Об этом над знать и помнить. -прот. Георгий Титов)

Отечество наше обращено въ страшную тюрьму, гдѣ все живое посажено за желѣзную рѣшетку, заковано въ желѣзныя цѣпи. Именно это угашеніе духа жизого и было основнымъ импульсомъ того, что мужественнѣйшіе русскіе люди, продолжатели и стражи идеи великой русской культуры, выросшей на признаніи высшей цѣнности свободной человѣческой личности, подняли оружіе противъ неслыханнаго царства застѣнка человѣческаго духа.

Большевизмъ стремится не только къ матеріальному уравненію людей, къ тому, чтобы внѣшнія условія жизни людей стали подобны условіямъ характеризующимъ выращиваемый въ стойлѣ скотъ, но большевизмъ имѣетъ основной цѣлью уничтожить все личное, индивидульное, особливое въ человѣческой личности, самое человѣческую особь подавить, утопивъ въ массѣ человѣческаго однообразія и однотонности. Многокрасочность индивидуальности рѣжетъ ихъ привыкшіе къ сѣрому фону подполья глаза, и они стремятся къ фабрикаціи людей, штампованныхъ какъ мѣдные пятаки. ..

Есть что то роковое въ слѣпотѣ этихъ кротовъ революціоннаго подземелья, трагической фантазіей судьбы подброшенныхъ на вершину русскаго государства. И страшно становится, когда, присматриваешься къ той тупой настойчивости, съ которой стремятся воспроизвести коммунистическіе управители во всероссійскомъ мастшабѣ сцены изъ романовъ Достоевскаго.

Россію стремятся превратить въ тотъ хлѣвъ, гдѣ всякій получаетъ свой точно опредѣленный паекъ; Россію стремятся преобразовать въ тюрьму человѣческаго духа, гдѣ нѣтъ свободнаго проявленія человѣческой личности, гдѣ тюремное клеймо и штампъ острога накладываются на все духовное и душевное человѣка.

Отсюда и та утробная ненависть въ величайшимъ проявленіямъ человѣческаго духа, которую наблюдаемъ мы въ преслѣдованіи религіозной вѣры, отсюда и тотъ неслыханный обскурантизмъ, кото- торый мы видимъ по отношенію къ наукѣ.

Есть что то маніакальное въ томъ, что многомилліонное населеніе великой страны стремятся подстричь подъ общую скобку; у великаго вѣрой своей народа искоренить самое стремленіе къ религіи, привыкшихъ мыслить людей разучить научному сознанію.

Рабъ, ставши господиномъ, страшенъ для своихъ несчастныхъ рабовъ; острожникъ на роляхъ тюремщика замучаетъ врученныхъ его охранѣ, и ужасенъ жандармъ революціи. Поэтому кровью заливается наше сердце, когда мы думаемъ о нашихъ братьяхъ обреченныхъ на пытку пребыванія въ совѣтскомъ государствѣ, этой каторгѣ, организованной революціонными жандармами.

Повседневно освѣщаютъ они прожекторами утонченнаго политическаго сыска и утонченнаго шпіонажа сокровенные тайники человѣческой души и пламя и жупелы сыплются на всѣхъ, кто не желаетъ или не умѣетъ скрыть своей индивидуальности. Кто не поклоняется Ленину, кто не признаетъ абсолютнаго и безрезервнаго авторитета Маркса во всѣхъ вопросахъ жизнй, кто смѣетъ не вѣрить въ элементарный и вульгарный матеріализмъ, кто блюдетъ свою душу, совѣсть и разумъ и отклоняется отъ „закономъ» установленной уни* формы вѣры и мышленія, на того опускаютъ революціонную сѣкиру, на того подымаютъ революціонную чернь и травятъ его всѣми — возможными и невозможными—мѣрами

Интересны въ этомъ смыслѣ библіографическіе журналы, издающіеся въ совѣтчинѣ, поучительны и научныя собранія, если присутствуютъ въ нихъ не одни лишь революціонные тюремщики.

У насъ на рукахъ журналъ, „Печать и революція» за 1926 г. Мы дѣлаемъ изъ него нѣсколько выборокъ, случайныхъ и непреднамѣренныхъ и, вѣроятно, не наиболѣе характерныхъ, каковыя можно было сдѣлать при болѣе ‘тщательномъ изслѣдованіи матеріала.

Рецензируется книга автора извѣстныхъ школьныхъ учебниковъ по психологіи Г. Челпанова—Психологія или рефлексологія. Утвержденіе автора, что психологію можно настроить только при помощи интроспективнаго метода, вызываетъ гнѣвъ рецензента. Можетъ быть, г. Челпановъ и неправъ, но рецензента возмущаетъ самая мысль о самостоятельности душевной жизни и вмѣсто доказательствъ онъ декретируетъ: „Для научной психологіи эти вопросы болѣе не спорны. Они рѣшены въ томъ смыслѣ, что психическое и матеріальное не составляютъ отдѣльныхъ существенно отличныхъ другъ отъ друга категорій». „Научная» работа надъ проблемами психологіи невозможна при идеалистическомъ образѣ мыслей». Бѣдный Челпановъ знаетъ свою публику и предвидя тѣхъ каторжниковъ, которые будутъ тюремщиками его духа, онъ подлаживался подъ мѣстный колоритъ, призывалъ Бухарина въ свидѣтели того, что его психофизическій парал- лелитъ совсѣмъ въ духѣ Маркса, оправдывался авансомъ, что критиковалъ онъ не матеріализмъ вообще, а лишь вульгарый матеріализмъ Бюхнера и Молешотта, но все напрасно: приговоръ вынесенъ и авторъ признанъ повиннымъ въ признаніи души и въ идеалистическомъ образѣ мышленія.

Тѣ же вопросы, что въ книгѣ г. Челпанова, изучаетъ и академикъ В. Бехтеревъ въ трудѣ — общія основы рефлексологіи человѣка. Рецензентъ этой работы Бехтерева тотъ же, кто установилъ вину Челпанова, уличивъ его въ идеализмѣ. Тѣмъ болѣе интересно видѣть какъ мѣняется его отношеніе, когда онъ редензируетъ трудъ „своего» человѣка. Впрочемъ, и самая работа Бехтерева характерна, какъ отраженіе того духовнаго террора, которому подвергаются дѣятели, науки въ совѣтчинѣ, и какъ свидѣтельство научно-моральнаго упадка болѣе слабыхъ и неустойчивыхъ

В. Бехтеревъ въ разсматриваемомъ третьемъ изданіи своего труда (1926 г.) дѣлаетъ существенныя концессіи „духу времени»: онъ почти отказывается отъ субъективной психологіи, какъ вѣтви научнаго знанія, признававшейся имъ во второмъ изданіи того же труда и въ униссонъ съ властно навязываемымъ міровоззрѣніемъ говоритъ уже не о біологическомъ, а біосоціологическомъ характерѣ рефлексологіи. Бехтеревъ идетъ даже дальше того и признаетъ правильность „положенія Маркса о прямомъ соотношеніи экономической базы и общественнаго быта» (стр. 179). Чекистъ отъ психологіи можетъ вполнѣ торжествовать: изгнаны гипотезы о душѣ и о сознаніи, метафизика устранена и одновременно Мерксовъ историческій матеріализмъ признанъ необходимымъ элементомъ научной психологіи на эмпирической основѣ, рефлексологіи. Но научная совѣсть грызетъ даже тѣхъ, кто пошелъ въ Каноссу: Бехтеревъ не можетъ преодолѣть этой научной совѣсти и на той же страницѣ, гдѣ поклонился онъ Марксу, принужденъ ограничить значеніе экономическаго матеріализма. „Есть — говоритъ онъ — въ соціальныхъ условіяхъ и другіе факторы, которые не менѣе существенны, чѣмъ экономическій базисъ, и которые должны быть приняты на ряду съ экономизмомъ, какъ напр. „соотношеніе половъ». Благосклонный до сихъ поръ рецензентъ не выдерживаетъ этого рецидива, который вновь можетъ вызвать представленіе о душѣ и идею метафизики, и угрожающе напоминаетъ:        „Тутъ снова выступаетъ старый дуализмъ рефлексологіи».

Если такой сыскъ обнаруживается въ области такихъ болѣе точныхъ наукъ, какъ физіологическая психологія, то можно себѣ представить, какому нажиму подвергаются соціальныя науки. Передъ нами характерная въ этомъ смыслѣ рецензія на замѣчательную работу нашего выдающагося спеціалиста въ области русской исторіи амадемика С. Ф. Платонова — Петръ Великій. Личность и дѣятельность.

Если въ случаѣ съ академикомъ В. Бехтеревымъ мы имѣемъ примѣръ пошедшаго въ коммунистическую орду на поклоненіе ученаго, то дѣятельность академика С. Ф. Платонова являетъ величественный примѣръ дѣятеля науки смѣло и мужественно исповѣдующаго свое научное „вѣрую». И если приспособленность Бехтерева не спасаетъ его отъ окриковъ прикомандированныхъ къ наукѣ коммунистическихъ полицейскихъ, то нужно ли удивляться тому, что мужественный Платоновъ — прицѣльная точка всей чекистской своры. Уже одинъ тотъ фактъ, что почтенный нашъ историкъ имѣетъ интересъ и работаетъ въ области нашего великаго прошлаго дразнитъ коммунистовъ и воспріемлется ими, какъ вызовъ. Рецензентъ не можетъ подавить своего раздраженія, которое чувствуется уже въ первыхъ словахъ рецензіи:  „/Академикъ С. Ф, Платоновъ выпустилъ свою новую книгу, новую книгу на старую тему, зачѣмъ, для чего? — для того, чтобы реабилитировать личность Петра Великаго, жестоко дискредитированную, „развѣнчанную» Ал. Толстымъ и Б. Пильнякомъ.» Дѣйствительно, маститый академикъ потерялъ терпѣніе отъ того, что дѣлается коммунистами и услужающими имъ въ своемъ анти — русскомъ и анти — государственномъ рвеніи стремящимися не только уничтожить существующее Государство Россійское, но и предать хулѣ и поруганію наше великое прошлое. Извѣстно, что академикъ Платоновъ и въ 1921 г. не выдержалъ духа коммунистическаго застѣнка и написалъ прекрасную монографію о Борисѣ Годуновѣ, что тогда же вызвало сердитую отповѣдь-рецензію „самого» М. Н. Покровскаго, стараго историка-коммуниста. Что же инкриминируется соглядатаями нашему почтенному академику? Какъ смѣетъ онъ игнорировать марксистки- коммунистическую науку и на признавать „классовой» точки зрѣнія въ историческомъ процессѣ! „Почтенный академикъ — пишетъ рецензентъ въ своей рецензіи удивительно напоминающей полицейскій протоколъ о производимомъ дознаніи — привелъ отзывы даже Валишевскаго, Юнакова. Епанчина и тому подобныхъ „научныхъ» историковъ, но забылъ, игнорировалъ всю марксистскую концепцію русской исторіи, ни слова о М. Н Покровскомъ и, разумѣется, о В. И. Ленинѣ»! Мы увѣрены, что нашъ академикъ не забылъ о марксистахъ и въ частности о названныхъ двухъ лицахъ, не забылъ, ибо, какъ русскій человѣкъ, живущій подъ этимъ марксистскимъ игомъ, не можетъ забыть этихъ разрушительныхъ направленій и лицъ, а какъ историкъ, вѣроятно не однажды сравнивалъ эту мрачную эпоху съ другими трагическими страницами отечественной исторіи. Но надо быть чекистами по призванію, чтобы требовать отъ связаннаго по рукамъ и съ завязанными устами мыслителя, чтобы воздалъ онъ достойное и по заслугамъ мучающей русскій народъ шайкѣ; естественно, что онъ игнорируетъ ихъ „научные» труды, несмотря на стремленія провокаторовъ заставить его совершить неосторожный шагъ, чтобы затѣмъ съ нимъ безпощадно расправиться. Большой нашъ историкъ борется съ гнетущей Россію властью, какъ историкъ: своими прекрасными работами воспроизводитъ онъ наше прошлое, напоминаетъ намъ, что старое Государство Россійское переживало и въ прошломъ смуты и изживало ихъ сильной личностью народныхъ вождей и общимъ напряженіемъ духа всего народа. Поэтому то и гнѣваются властные критики, что не признаетъ ученый историкъ, классовой точки зрѣнія въ процессахъ русской исторіи, ибо вѣритъ онъ въ возрожденіе и духовный подъемъ всего русскаго народа, поэтому то такъ возмущаетъ и тревожитъ ихъ нечистую совѣсть самое напоминаніе о великихъ русскихъ вождяхъ. Мы могли бы продолжить наши выборки и дальше, но думаемъ, что и приведенныя достаточны для иллюстраціи нашей мысли.

Наше несчастное отечество превращено въ страшную тюрьму, гдѣ поставлены подъ тюремный контроль не только внѣшнее поведеніе людей, но и внутреннія ихъ душевныя состоянія и переживанія. Нѣтъ у насъ поэтому словъ укора и порицанія по отношенію къ тѣмъ несчастнымъ, кто не выдерживаетъ этой страшной муки и съ проклятіями добровольно кончаетъ счеты съ такой опостылѣвшей жизнью. Но величайшую признательность, восторгъ и поклоненіе’ вызываютъ тѣ вѣрные русской правдѣ русскіе ратники родной культуры, кто вопреки злостной и подлой коммунистической стихіи, продолжаютъ дѣлать большую русскую культурную работу, черезъ головы своихъ тюремщиковъ и палачей бросая въ народную душу тѣ сѣмена добра и правды, на которыхъ выросла земля русская и которыми вновь она очистится отъ чуждыхъ и чужеродныхъ плевеловъ засорившихъ добрую русскую ниву.

Н. В. Долинскій.

 ЗА РОССIЮ. СБОРНИКЪ НАЦІОНАЛЬНАГО СОЮЗА РУССКОЙ МОЛОДЕЖИ ЗА РУБЕЖОМЪ, №1, 1930,сс. 18-22