Христіанская истина и научное знаніе

Наука, философія, искусство и религія въ древнія времена сливались въ одномъ недифференцированномъ синкретизмѣ познанія міра.

Затѣмъ постепенно произошла дифференціація видовъ познанія, въ зависимости отъ методовъ подхода къ изслѣдованію различныхъ сторонъ бытія.

Религія, какъ показываетъ самое ея названіе, поставила своей цѣлью найти высшія, окончательныя, всеобщія связи, узнать первопричину, цѣль и смыслъ всего существующаго, познать абсолютную истину.

По ученію свв. Отцовъ христіанской Церкви, Богъ вложилъ въ душу человѣка «вѣдѣніе о Себѣ» ‒ въ умѣ и о волѣ Своей ‒ въ совѣсти, осѣнивъ то и другое чаяніемъ вѣчноблаженной жизни; «это ‒ сѣмя духовной жизни» (Еп. Ѳеофанъ, «Невидимая брань»).

Методомъ религіи и стало развитіе разнообразными способами этого «сѣмени духовной жизни», т. е. Богопознанія, Богослуженія, Богообщенія.

Философія пошла по другому пути. Оставляя, постепенно, религіи заниматься вопросами объ абсолютной истинѣ и взаимоотношеніяхъ съ Богомъ, философія стала стремиться самостоятельно, при помощи человѣческаго разума, осознать основные принципы, сущности, долженствованія и цѣнности отдѣльныхъ сторонъ бытія и понять міръ какъ единое цѣлое. Для этой цѣли философія стала развивать такіе методы познанія, какъ умозрѣніе и діалектика.

Въ лицѣ Канта философія пришла къ величайшему своему кризису: установивъ понятія «феноменальнаго» и «нуменальнаго» (міра явленій и міра «вещей въ себѣ»), она разорвала философское знаніе на двѣ непримиримыя части и создала предпосылки для философскаго оправданія «догмата о двойной истинѣ».

Съ большимъ трудомъ современная философія выходитъ изъ этого кризиса, преодолѣвая Канта въ системахъ такъ называемаго органическаго міровоззрѣнія. Неоцѣнимую услугу философіи оказали въ этомъ преодолѣніи Канта ‒ Бергсонъ, Лосскій и Аскольдовъ.

Искусство стало стремиться эмансипироваться отъ всѣхъ видовъ познанія, кромѣ созерцанія красоты, и провозгласило автономную эстетику.

Наука же стала стремиться къ созданію системы наиболѣе точныхъ и доказательныхъ знаній объ эмпирическомъ, феноменальномъ, временно-пространственномъ мірѣ, доступномъ наблюденію и опыту при помощи органовъ чувствъ человѣка и спекуляцій его ума.

Задачей науки стало констатированіе, собраніе, описаніе, классификація и систематизація точно-провѣренныхъ фактовъ, изученіе связи отдѣльныхъ явленій, открытіе ихъ причинъ и слѣдствій, объясненіе закономѣрностей и установленіе такъ называемыхъ «законовъ природы».

Необозримое эмпирическое многообразіе міра наука стала стремиться свести къ обозримой системѣ понятій. Однако эта система роковымъ образомъ была лишена цѣлостности и единства. Ибо не существуетъ одной единой и цѣльной науки о мірѣ, а имѣются лишь отдѣльныя науки, каждая обладающая своимъ отдѣльнымъ предметомъ и, въ зависимости отъ него, своеобразными особенностями своего отдѣльнаго метода. Полученная такимъ образомъ сумма знаній о мірѣ не представляетъ собою знанія о мірѣ какъ цѣломъ! Хотя между многими науками существуютъ взаимодѣйствіе и взаимопомощь, но совокупность знанія всѣхъ наукъ представляетъ собою только энциклопедію знанія, а не единую и цѣлостную органическую систему ихъ.

Созданіе послѣдней наука предоставила той части философіи, которая назвается натурфилософіей. Эта послѣдняя оказалась совершенно безпомощной въ дѣлѣ разрѣшенія поставленной ей задачи. Безпомощность эта объясняется, съ одной стороны, постоянно смѣняющимися противорѣчивыми научными гипотезами, а съ другой ‒ методологическимъ нонсенсомъ: примѣненіемъ глубиннаго умозрительнаго метода философіи къ обработкѣ научныхъ данныхъ, полученныхъ только поверхностнымъ эмпирическимъ путемъ. Это равносильно использованію рентгеновскихъ лучей для обыкновеннаго освѣщенія жилища.

Классификація наукъ ‒ до сихъ поръ еще не разрѣшимая проблема. Въ общихъ и грубыхъ чертахъ науки подраздѣляются на «точныя» и «естественныя», съ одной стороны, и гуманитарныя» ‒ съ другой. Подъ «научнымъ методомъ», строго говоря, подразумѣвается обычно методъ «точныхъ» и «естественныхъ» наукъ, но этотъ методъ, по возможности, стараются проводить и «гуманитарныя» науки.

Несмотря на то, что «исканіе причинъ» является одной изъ основныхъ задачъ науки, вопросъ о первопричинѣ всего существующаго остается внѣ ея компетентности. Ибо методъ наблюденія и опыта, какъ и методъ научной спекуляціи ума, пользующійся индукціей и дедукціей ‒ принципіально не допускаютъ никакой возможности научнаго разрѣшенія вопроса о первопричинѣ.

Констатируя «законы природы», наука оказывается совершенно безсильной въ рѣшеніи вопроса о томъ, какъ, когда и кѣмъ (или чѣмъ) установлены эти «законы», т. е. кто (или что) является творцомъ и законодателемъ ихъ и какъ долго они существуютъ?

Отыскивая цѣли, къ которымъ направлены «законы природы», наука также безсильна постичь конечную цѣль и назначеніе всей жизни Вселенной и человѣка.

Иными словами, наука, изучая многосторонній міровой процессъ, не знаетъ, не понимаетъ и не можетъ ни узнать, ни понять, пользуясь своимъ методомъ, ни возникновенія міра, ни конца его, ни назначенія, ни цѣли, ни смысла.

Изучая только эмпирическій феноменальный міръ, вѣрнѣе ‒ только состоянія сознанія, въ которыхъ отражается этотъ міръ, наука никогда ничего не можетъ знать о сущности всего происходящаго. Эмпирико-спекулятивный методъ науки никогда не сможетъ дать отвѣта на слѣдующіе вопросы: существуетъ ли абсолютная истина и можно ли ее познать? Существуетъ ли или не существуетъ Богъ? Сверхчувственный міръ? Безсмертіе души? Что будетъ съ нами послѣ смерти? Что такое добро и зло? Какъ человѣкъ долженъ жить? Въ чемъ заключается смыслъ и цѣль жизни міра и человѣка?

Иными словами, наука никогда и ничего не можетъ отвѣтить на большинство (и при этомъ ‒ самыхъ главныхъ) запросовъ человѣческаго духа.

Всѣ утвержденія науки относительны и проблематичны.

Исторія науки ясно показываетъ правильность положенія: «научная истина сегодняшняго дня есть заблужденіе завтрашняго».

Обычно науки гордятся своей точностью и доказательностью. Но, во первыхъ, надо не забывать, что наука состоитъ не только изъ фактовъ и «эмпирическихъ данныхъ» (которыя еще не даютъ намъ научнаго знанія), но и изъ спекулятивныхъ построеній ума, о которыхъ всегда можно спорить, ибо въ нихъ невозможно обойтись безъ элементовъ умозрѣнія философскаго.

А во вторыхъ, кромѣ точности знанія надо различать еще и цѣнность его. Знаніе о химическомъ составѣ кирпича и знаніе о смыслѣ всей моей жизни имѣютъ для меня различную цѣнность. А вотъ тутъ-то и приходится констатировать фактъ: чѣмъ болѣе цѣнно какое-нибудь знаніе, тѣмъ оно обычно менѣе точно.

Что же касается «доказательности» въ наукѣ, то его можно также подвергнуть основательной ревизіи.

Всякая дедукція основывается на какой-нибудь другой дедукціи, въ концѣ концовъ, упирается или въ какую-нибудь индукцію (обобщеніе), или основывается на аксіомѣ или постулатѣ. Наибольшее познавательное значеніе имѣетъ т. называемыя неполныя индукціи, т. е. такія, доказательства которыхъ относительны и, строго говоря, представляютъ собою лишь ту или иную степень вѣроятности.

Доказательствомъ вообще въ логикѣ называется сведеніе неочевиднаго къ очевидному. Аксіомы и постулаты являются истинами очевидными. «Очевидное» еще называется и «не требующимъ доказательства» изъ-за своей ясности и убѣдительности. Но «очевидное» не только «не требуетъ доказательства», но и не можетъ требовать доказательствъ. Ибо аксіомы и постулаты недоказуемы.

Самая точная и доказательная наука ‒ математика основывается на аксіомахъ и постулатахъ, которые не могутъ быть доказаны, какъ и всѣ такъ называемыя самоочевидныя истины. Напримѣр, пятый постулатъ Эвклида («Черезъ одну точку можно провести только одну прямую, параллельную данной прямой») ‒ очевиденъ, но доказать его нельзя.

Но если онъ недоказуемъ (несмотря на его очевидность), то, значитъ, можно усумниться въ его истинности? Усумниться въ очевидномъ? Да, Можно! Лобачевскій ‒ усумнился и пришелъ къ величайшему геніальному открытію своей такъ называемой пангеометріи. Риманъ усумнился въ постулатѣ ‒ и построилъ «геометрію Римана». Аналогичныя открытія, благодаря сомнѣнію въ очевидномъ, сдѣлали Гаусъ, Боляй и др.

«Сомнѣнія въ очевидномъ» часто приводили въ наукѣ къ новымъ замѣчательнымъ открытіямъ.

Поэтому истинная наука никогда не можетъ имѣть догматовъ! Догматизированіе научныхъ выводовъ есть смерть науки! (Ср. положеніе науки въ СССР.)

Гипотезы, теоріи, даже «законы природы», въ наукѣ есть лишь различныя степени вѣроятности.

Достовѣрности въ наукѣ почти всегда проблематическія, иногда ассерторическія, но никогда не аподиктическія!

Научныя гипотезы строятся и разрушаются, какъ ткань Пенелопы» ‒ по крылатому извѣстному выраженію А. Пуанкарэ.

Въ 1867 г. Архіепископъ Филаретъ Черниговскій, въ своемъ замѣчательномъ «Догматическомъ Богословіи», говоря о геологическихъ періодахъ, высказалъ предположеніе о «возможной эволюціи самихъ законовъ природы». Это предположеніе было встрѣчено насмѣшкой ученыхъ. Но въ началѣ XX в. геніальный французскій математикъ А. Пуанкарэ написалъ книгу «Эволюція законовъ природы», ‒ и эта тема стала научной проблемой. (См. еще проф. О. Д. Хвольсонъ: «Наука и гипотеза».)

Все самое основное и исходное въ научномъ знаніи недоказуемо и является актомъ вѣры!

Какъ глубоко правъ былъ святой геніальный ученый, философъ и богословъ Василій Великій, когда утверждалъ, что «въ наукѣ вѣра предшествуетъ знанію»!

А. Бергсонъ утверждалъ, что наука имѣетъ исключительно практическое значеніе и служитъ матеріаломъ лишь для техники (въ широкомъ смыслѣ слова), а не для философіи (задачей которой онъ считалъ построеніе міровоззрѣнія).

Имѣть власть надъ природой, чтобы использовать послѣднюю для практической жизни ‒ вотъ стимулъ для развитія науки. При этомъ часто главнымъ паѳосомъ ученаго (и еще чаще ‒ у преклоняющагося передъ наукой) ‒ является явная или скрытая гордыня («Я подчиняю», «Я пользуюсь!»). Несомнѣнно, что кромѣ этого стимула иногда встрѣчается и такъ называемое «безкорыстное служеніе чистому знанію», удовлетворяющее одной изъ потребностей, заложенной въ человѣческой душѣ.

Если вспомнить ученіе епископа Ѳеофана Затворника о раздѣленіи жизни человѣка на сферы: тѣлесную, тѣлесно-душевную, душевную, душевно-духовную и духовную, то можно сказать, что наука служитъ тѣлесной, тѣлесно-душевной и, иногда, душевной сферѣ (стремленіе къ безкорыстному чистому знанію). Но ни духовную, ни даже душевно-духовную сферу наука удовлетворить не можетъ (ибо «безкорыстное стремленіе къ чистому знанію» ‒ есть только душевная сфера). Духовная сфера (и душевно-духовная) ‒ не безкорыстна, т. е. не безцѣльна («наука для науки» ‒ безцѣльна), а имѣетъ всегда цѣленаправленную «духовную корысть» ‒ служеніе высшимъ цѣнностямъ. Ни «искусство для искусства», ни автономная этика Канта, ни «знаніе для знанія» ‒ не есть область духовнаго! Душевно-духовные интересы человѣка можетъ удовлетворить философія, а чисто духовные ‒ только религія!

Духовный человѣкъ, для котораго «все въ жизни ‒ къ великому средство», можетъ, конечно, и сквозь науку видѣть Бога, какъ можетъ онъ видѣть Его и въ самой природѣ безъ всякой научной призмы.

Такъ, Ломоносовъ видѣлъ Бога ‒ въ сѣверномъ сіяніи, Ньютонъ ‒ въ движеніи небесныхъ свѣтилъ, Лермонтовъ ‒ при видѣ простой русской «желтѣющей нивы», а простой вѣрующій русскій крестьянинъ, по выходѣ изъ «Совѣтскаго Планетарія», послѣ антирелигіозной лекціи, умилялся «чуднымъ дѣламъ Господа», «сотворившаго все»!..

Наука не можетъ претендовать на исчерпывающее знаніе даже въ области эмпирическаго міра, ибо на какомъ основаніи можно утверждать, что все въ этомъ мірѣ должно быть доступно нашему чувственному опыту, пользующемуся только 5-ю органами чувствъ?

У философа Бергсона имѣется замѣчательная мысль о томъ, что «матерія есть распадающаяся реальность». Христіанство всегда разсматривало современное состояніе матеріи какъ результатъ грѣхопаденія. Матерія первозданная была подлинной реальностью, безпрерывно питаясь изъ своего творческаго первоисточника ‒ Бога Духа Святаго!

Грѣхопаденіе человѣка измѣнило всю природу, въ томъ числѣ и природу самой матеріи, которую проклялъ Богъ («Проклята земля за тебя», сказалъ Богъ Адаму ‒ Быт. 3. 17).

Потерявъ непрестанное общеніе съ вѣчно-животворящимъ Св. Духомъ, матерія начала умирать, или, выражаясь языкомъ Бергсона, «реальность стала распадаться». Смерть есть превращеніе органическаго начала въ начало механическое. Міръ, какъ истинное полное, творческое, единое органическое цѣлое ‒ былъ только въ раю. Съ потерей рая органическое цѣлое міра стало распадаться («распадающаяся реальность» Бергсона) и превращаться постепенно въ механическій конгломератъ. Въ раю не было никакихъ основаній для «матеріалистическаго» пониманія міра. Съ потерей же рая «матеріалистическое» пониманіе стало возможнымъ. Въ раю не было никакой нужды и въ «научномъ знаніи». Съ потерей же рая, по безконечной милости Божіей, человѣку была дана «Божественная милостыня» для духа, души и тѣла: вмѣстѣ съ возможностью Богообщенія при посредствѣ вѣры, была дана возможность и научнаго знанія для нуждъ практической жизни и облегченія труда.

Итакъ, предметомъ науки, собственно говоря, и является «распадающаяся реальность», т. е. умирающая матерія. Современная наука приходитъ къ убѣжденію, что «все идетъ къ концу» и жизнь ‒ есть процессъ умиранія. Такимъ образомъ, наука изучаетъ окончаніе неизвѣстно для нея когда, какъ, кѣмъ и для чего начатаго процесса. Наука не знаетъ и не можетъ знать, какъ можно спасти умирающую Вселенную, не знаетъ причинъ этой смертельной болѣзни, не знаетъ діагноза и не имѣетъ никакихъ средствъ къ лѣченію.

Только христіанство понимаетъ, что смертельная болѣзнь міра произошла отъ грѣхопаденія, и что спасеніе возможно лишь при помощи Спасителя!

Наука можетъ содѣйствовать (если это попуститъ Богъ) ускоренію умиранія жизни на землѣ («распаденію реальности») ‒ напримѣръ, разложеніемъ атома, но не можетъ творить ничего. Ибо «Безъ Меня не можете творить ничего!» ‒ сказалъ Спаситель.

Молодые, неискушенные умы и юныя, неопытныя сердца часто соблазняются, въ началѣ своей познавательной дѣятельности, перспективами «научныхъ достиженій». Они съ восторгомъ привѣтствуютъ эти достиженія, дѣлая глубокія ошибки въ ихъ оцѣнкѣ. Такъ, напримѣръ, одинъ восторженный юноша, при знакомствѣ съ электронной теоріей, воскликнулъ: «теперь мы узнаемъ сущность матеріи!»

Увы! Онъ не понималъ, что и «электронъ» ‒ есть тоже только «явленіе»!…

Чѣмъ болѣе глубоко человѣкъ съ духовными запросами изучаетъ науки, тѣмъ болѣе онъ убѣждается, что все это «не то». Ибо «пѣсенъ небесъ» (духовныхъ запросовъ) никогда «замѣнить» (удовлетворить) «скучныя пѣсни земли» (научныя достиженія) не могутъ!

Чѣмъ больше человѣкъ, жаждущій истиннаго знанія и духовной мудрости, пьетъ изъ источника науки, тѣмъ онъ больше жаждетъ. Наука можетъ иногда «опьянить», но никогда не можетъ удовлетворить духовной жажды!

Наука и абсолютная истина ‒ двѣ вещи несовмѣстныя и несоизмѣримыя! Однѣ науки, сколько бы ихъ ни изучалъ человѣкъ, никогда ни на іоту не приблизятъ его къ Истинѣ, какъ всѣ проблемы плоскости не могутъ разрѣшить ни одной проблемы пространства!

Путь науки безконеченъ, но это ‒ «дурная безконечность». Безцѣльный путь въ «дурную безконечность». Прогрессъ безъ цѣли и безъ смысла! Дорога въ никуда!

«Чистымъ эмпирикомъ можетъ быть только животное» ‒ сказалъ Гегель.

Человѣкъ, превращенный въ такое животное, человѣкъ, загипнотизированный пропагандой «научнаго прогресса», человѣкъ-фанатикъ, слѣпо вѣрующій въ пустоту ‒ можетъ видѣть смыслъ и цѣль жизни въ наукѣ, иллюзіонируя и галлюцинируя въ теченіе всей своей жизни въ процессѣ созданія бредовой системы такъ называемаго «научнаго міровоззрѣнія».

Но человѣкъ съ духовными запросами только наукой жить не можетъ!

Первоверховный вопросъ духовной жизни человѣка, безъ разрѣшенія котораго онъ не можетъ жить, таковъ: «Что есть абсолютная истина и какъ ее познать?» Если абсолютной истины нѣтъ, то жизнь не имѣетъ и не можетъ имѣть никакого смысла и никакой цѣли!

«Абсолютная Истина должна быть, и я во что бы то ни стало хочу ее познать!» ‒ съ этого волевого акта (воли къ Истинѣ) начинается духовная жизнь человѣка. «Весь міръ оправданъ долженъ быть, чтобъ можно было жить!»…

Послѣ этого нравственно-волевого усилія честный, критически-мыслящій умъ ищущаго человѣка сразу же категорически утверждаетъ, отвѣчая самому себѣ: «Но человѣкъ, будучи не творцомъ, а твореніемъ этого міра, ограниченный временемъ своего рожденія и смерти, пространствомъ своей жизни и своими познавательными способностями, самъ, самостоятельно, своими силами не можетъ познать весь цѣлый міръ, не можетъ понять цѣли и смысла не имъ сотвореннаго міра и своей жизни, ибо ничтожная временная часть міра не можетъ познать вѣчнаго цѣлаго міра!» Иными словами, абсолютная истина непостижима самому человѣку.

Въ этотъ трагическій моментъ человѣкъ, ревнующій объ Истинѣ, слышитъ въ своемъ умѣ мысли, посланныя ему Богомъ: «Единственная возможность узнать абсолютную Истину можетъ быть только въ томъ случаѣ, если существуетъ Богъ, какъ первопричина, творецъ и промыслитель всей Вселенной, и если Онъ, какъ живая личность, пожелаетъ открыть абсолютную истину людямъ!»

Иными словами, абсолютная истина или непознаваема (тогда жизнь ‒ безсмысленна), или можетъ быть познана только черезъ Откровеніе Бога людямъ, т. е. природа абсолютной истины ‒ божественна и потому можетъ быть только Богооткровенной.

Послѣ этого въ сознаніи встаетъ другой вопросъ: существуетъ Я есмь методъ (путь) познанія абсолютной истины, Я есмь сама воплощенная Истина (все, что Я говорю, есть Истина, ибо Я открываю людямъ волю Бога, Отца Моего) и Я есмь сама жизнь (безъ ли такое Откровеніе?

Да, существуетъ! Христосъ сказалъ объ этомъ ясно, просто и опредѣленно: «Я есмь путь, и истина, и жизнь!» (Іоан. 15, 6), (т. е. безъ Меня не можетъ быть жизни, а есть лишь умираніе). И Христосъ къ этому еще добавилъ: «Безъ Меня не можете творить ничего», «Растеніе, которое не Отецъ Мой Небесный насадилъ, искоренится» и ‒ «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолѣютъ ея».

Никто, никогда и нигдѣ не говорилъ такъ, какъ власть имѣющій открывать истину людямъ!

Для познанія абсолютной истины Христосъ предлагаетъ совершенно иной методъ, глубоко отличный отъ метода науки и философіи. Методъ (путь), къ которому призываетъ Христосъ, ‒ есть вѣра въ Бога и полное довѣріе къ Его Откровенію.

Что такое вѣра? Вѣра есть сложная, синкретическая (т. е. изначально-синтетическая) способность ума, чувства и воли (въ тріединой гармоніи всѣхъ этихъ душевныхъ силъ человѣка), направленная на познаніе того, что недоступно одному уму.

Геніально просто о знаніи и вѣрѣ сказалъ Гете (въ разговорѣ съ Фалькомъ): «Гдѣ знаніе достаточно, тамъ мы, конечно, не нуждаемся въ вѣрѣ, но гдѣ знаніе оказывается безсильнымъ или недостаточнымъ, мы не должны оспаривать вѣры». Мы знаемъ, что знаніе оказывается совершенно недостаточнымъ и безсильнымъ, увы, въ самыхъ важнѣйшихъ вопросахъ человѣческаго духа!

Вѣра и знаніе въ духовно-здоровой душѣ не могутъ никогда мѣшать другъ другу. Наоборотъ, вѣра всегда содѣйствуетъ знанію въ критическія минуты его дѣятельности, помогая познавать «непостижное уму»!.. Такъ, напримѣръ, она помогла современному геніальному физику Д. Джинсу, когда онъ строго научнымъ путемъ доказалъ, что «матерія не существовала вѣчно» и «былъ такой моментъ, передъ которымъ ея не было». Изъ тупика «научной» мысли «какъ же возникла энергія, создавшая матерію?» ‒ его вывела религіозная вѣра: «Если мы хотимъ имѣть представленіе о томъ, какъ возникла эта энергія, то можемъ сказать, что перстъ Божій вызвалъ ее».

Одинъ умъ не можетъ познать Бога, какъ одна подпорка не можетъ удержать купола зданія!

Вѣрѣ въ Бога, во Христа, въ Откровеніе, въ абсолютную истинность Евангельскихъ словъ ‒ теоретически ничто мѣшать не можетъ! Только поверхностное знаніе (лишенное самокритики) ‒ удаляетъ отъ Бога, углубленное же знаніе всегда приближаетъ къ Нему, какъ правильно замѣтилъ еще Бэконъ. И только при поверхностномъ знаніи встаютъ мнимыя противорѣчія между вѣрой и знаніемъ, между религіей и наукой. При углубленномъ же знаніи эти мнимыя противорѣчія исчезаютъ безъ слѣда. Вотъ почему величайшіе ученые и философы всѣхъ временъ и народовъ вѣрили въ Бога. Люди простые, неискушенные наукой и философіей, близкіе къ природѣ и имѣющіе чистое сердце ‒ тоже вѣрятъ въ Бога, тѣмъ глубже и сильнѣе, чѣмъ чище ихъ сердца! Атеисты же, чаще всего, представляютъ собою недоучекъ, простыхъ и высококвалифицированныхъ. Среди ученыхъ тоже могутъ быть высококвалифицированные недоучки («ученыхъ много, умныхъ мало!..»). Атеистъ всегда дефектенъ: или умомъ, или морально, или волей (злая воля, гордыня).

Но хотя никакихъ честныхъ теоретическихъ возраженій ни со стороны философіи, ни тѣмъ болѣе со стороны науки противъ вѣры въ Бога быть не можетъ, ‒ практически тѣмъ не менѣе таковыя возраженія иногда приходится слышать. Обычно это объясняется или просто недостаткомъ научнаго, философскаго и богословскаго образованія или такъ называемыми «научными предразсудками». Вѣдь суевѣрія встрѣчаются, какъ въ религіи, такъ и въ философіи и въ наукѣ.

Широкое глубокое научное и философское образованіе не только не препятствуетъ вѣрѣ въ Бога, но облегчаетъ ее, ибо весь арсеналъ подлинныхъ достиженій научно-философской мысли является естественнымъ апологетическимъ матеріаломъ религіозной вѣры. Кромѣ того, часто честное знаніе имѣетъ методологическія возможности вскрыть извращенія вѣры и обличить суевѣрія, какъ религіозныя, такъ и научно-философскія (напр. «вѣру во всемогущество разума или науки»; «вѣру въ то, что міръ существовалъ вѣчно» и т. п.).

Единственымъ роковымъ препятствіемъ къ вѣрѣ въ Бога, ‒ является упоръ злой воли, когда человѣкъ не хочетъ вѣрить въ Бога и предпочитаетъ вѣрить, что Его нѣтъ! (Знать этого нельзя, но вѣрить можно.)

Вѣра ‒ абсолютно-свободный актъ свободной воли человѣка! Богъ никогда никого не насилуетъ и Самъ устроилъ такъ, что нѣтъ и быть не можетъ «научнаго доказательства» Его бытія или небытія! Ибо Онъ ждетъ свободнаго, волевого стремленія къ абсолютной Истинѣ, Любви, Добру, Красотѣ и Свободѣ.

Религіозная вѣра, будучи гармоничнымъ тріединымъ актомъ всей психики въ цѣломъ, корнемъ своимъ имѣетъ волю. (Ср. Д. Джемса: «Зависимость вѣры отъ воли».) Нельзя вѣрить безъ усилія воли. Вѣра въ Бога зависитъ отъ воли къ истинѣ! Воля къ истинѣ ‒ есть начало пути къ Богу. Путь этотъ (методъ Богопознанія) ‒ длителенъ, труденъ, узокъ и скорбенъ! Даромъ данная въ раю и черезъ грѣхопаденіе потерянная Божественная Истина ‒ обратно дается только непрерывнымъ усиліемъ («царство небесное силой берется, и употребляющіе усиліе восхищаютъ его» (Матѳ. 11, 12).

Религіозная вѣра какъ методъ Богопознанія требуетъ не только усилія человѣческой воли, но и общаго подвига, включающаго въ себя и особое пріуготовленіе ума и сердца!

Дѣло въ томъ, что человѣческая вѣра оказывается дѣйственнымъ методомъ Богопознанія только въ томъ случаѣ, когда ей отвѣтно помогаетъ Самъ Богъ! Вѣра въ Бога только условіе Богопознанія, а не само Богопознаніе, которое обычно осуществляется лишь въ Богообщеніи, немыслимомъ безъ помощи Бога. Но для Богообщенія надо себя приготовить, чтобы быть способнымъ принять въ себя Бога. Одного усилія воли недостаточно, чтобы ощутить пришедшаго Господа, чтобы узрѣть Его сердечными очами и понять благодатность Его прихода. Слѣдовательно, непремѣннымъ условіемъ зрѣнія очами сердца пришедшаго Господа является очищенное сердце.

Это очищеніе, въ свою очередь, не можетъ быть сдѣлано собственными силами безъ помощи Божіей, но также не можетъ быть сдѣлано и однимъ Господомъ. Нужно желаніе сердца, сердечное покаяніе, сердечное сокрушеніе о грѣхахъ и сердечный вопль: «Сердце чисто созижди во мнѣ, Боже, и духъ правъ обнови во утробѣ моей!..» «Сердце сокрушенно и смиренно» ‒ Богъ не уничижаетъ и удостаиваетъ Своимъ посѣщеніемъ. Но ‒ кромѣ очищенія сердца, вѣрнѣе для очищенія сердца, необходимо и особое приготовленіе ума. Въ испорченной грѣхомъ природѣ человѣка умъ склоненъ къ двойственности (отсюда ‒ «діалектика», безсмысленная передъ лицомъ Истины!), сомнѣнію, лукавству и, главное, гордости. «Богъ гордымъ противится» и лишь «смиреннымъ даетъ благодать».

Нецѣльность (раздвоенность) ума ‒ препятствуетъ познанію цѣлостной истины. Сомнѣніе ‒ смертельный ядъ для вѣры. Лукавство ‒ противно Господу. Развращенный грѣхомъ умъ всегда «съ сердцемъ не въ ладу», ибо въ сердцѣ живетъ совѣсть ‒ голосъ Божіей воли, а уму привлекательно своеволіе! Раціонализмъ есть тираническое господство ума надъ свободой сердца! «Свѣтъ Разума» ‒ питается «елеемъ сердца». Очищенное сердце даетъ очищенный елей, который горитъ голубымъ, бездымнымъ, чистымъ пламенемъ. Раціонализмъ отказывается отъ елея сердца и тѣмъ самымъ тушитъ «свѣтъ Разума». Безъ свѣта же Разума ‒ темно и холодно становится и въ самомъ сердцѣ; слѣпнетъ, глохнетъ и замерзаетъ совѣсть. И чистота сердца становится невозможной. Поэтому необходимо очистить и умъ отъ «помысловъ суетныхъ», отъ колебаній, сомнѣній, лукавства и гордости и примирить его съ сердцемъ. Такое очищенное и примиренное состояніе ума и сердца называется цѣломудріемъ!

Цѣломудренный умъ, чистое сердце и цѣлеустремленное усиліе воли (воли къ Истинѣ) въ тріединомъ гармоничномъ сочетаніи и образуетъ то, что называется религіозной вѣрой ‒ непремѣннымъ условіемъ метода Богопознанія. Оплодотворяетъ этотъ методъ ‒ Самъ Господь Своею Благодатію. Иногда Онъ отвѣчаетъ на вѣру человѣка сразу, иногда медлитъ (и тѣмъ усиливаетъ вѣру), но, согласно неложнаго Своего обѣщанія, никогда не оставляетъ вѣру безъ отвѣта!

Богъ есть Любовь, и даръ Его Св. Духа, Утѣшителя, Духа Истины, Сокровища благихъ и жизни Подателя ‒ есть прежде всего даръ Его безпредѣльной любви. Достаточно человѣку пережить хотя бы на одинъ мигъ ощущеніе этой Божественной Любви, чтобы родиться духовно.

Вѣра въ Бога, при помощи Бога, становится методомъ познанія духовной мудрости, передъ которой блѣднѣетъ всякая «мудрость міра».

Вѣра есть лѣстница духовнаго совершенствованія съ безпредѣльнымъ количествомъ ступеней.

Въ разные моменты духовной жизни человѣка ‒ различна степень усилія воли къ истинѣ, различна степень чистоты сердца, различна степень цѣломудрія ума, различно качество гармоніи этихъ духовныхъ способностей, различна степень ясности «голоса совѣсти» и, наконецъ, различенъ характеръ Божественной помощи и, въ зависимости отъ него, ‒ степень «стяжанія Св. Духа»!

Поэтому, вѣра не есть неизмѣнное состояніе, а наоборотъ, постоянно мѣняющееся въ разные моменты жизни человѣка. Этимъ и объясняются колебанія нашей духовной жизни, приливы и отливы ея, о которыхъ такъ проникновенно-глубоко и тонко говорилъ Епископъ Михаилъ Таврическій (въ книгѣ «Надъ Евангеліемъ»),

Вѣра во Христа и Христу заставляетъ христіанина исполнять Христовы заповѣди. Христосъ основалъ Церковь ‒ и человѣкъ не можетъ жить безъ Церкви и ея Таинствъ. Церковь создала Догматы и Каноны (творчество Догматовъ ‒ исключительная Божественная прерогатива Церкви) ‒ и христіанинъ, ими руководствуясь, строитъ свою жизнь. Живя въ Церкви и питаясь ея Таинствами, каждый христіанинъ получаетъ свой личный, индивидуальный религіозный опытъ. Сравнивая этотъ личный опытъ съ соборнымъ многовѣковымъ опытомъ святыхъ (конечно, не по «Многообразію религіознаго опыта» Джемса, не имѣющаго никакого представленія о чистомъ духовномъ религіозномъ опытѣ, а по житіямъ святыхъ и по твореніямъ свв. Отцовъ Церкви), ‒ христіанинъ получаетъ возможность пріобщиться къ подлинному абсолютному знанію, къ духовной мудрости христіанской Истины. Ибо вѣра ‒ есть лишь временный необходимый пропедевтическій методъ (путь), ведущій къ опыту Богообщенія, черезъ который она (вѣра) превращается въ чистое, подлинное, истинное, высшее, цѣльное и полное знаніе, вслѣдствіе непосредственнаго созерцанія самой Истины!

Жизнь христіанина ‒ прагматически оправдываетъ всѣ положенія его вѣры и съ помощью Св. Духа превращаетъ ихъ въ знаніе христіанской Истины. Въ свѣтѣ этой Истины ‒ солнца Христовой Любви ‒ блѣднѣютъ и гаснутъ всѣ отраженнымъ или призрачнымъ свѣтомъ мерцающія «знанія», полученныя инымъ, кромѣ Христа, путемъ!

Въ Царствѣ Небесномъ, которое по словамъ Спасителя, «внутри васъ есть», и которое, вслѣдствіе этого, начинается у христіанина «стяжаніемъ Св. Духа» уже здѣсь, на землѣ, ‒ нѣтъ нужды ни въ научномъ, ни въ философскомъ знаніи. «Вѣрующему все возможно». «Вѣрующій въ Меня, дѣла, которыя творю Я, и онъ сотворитъ, и больше сихъ сотворитъ» (Іоан. 14, 12).

Чѣмъ сильнѣе, глубже, чище и цѣльнѣе у человѣка вѣра въ Бога и любовь къ Богу ‒ тѣмъ больше, глубже, крѣпче и яснѣе, съ помощью Богообщенія, онъ познаетъ сущность всѣхъ явленій міра и перестаетъ нуждаться въ практической помощи научнаго и теоретической помощи философскаго знанія.

Ибо ходящему по водамъ ‒ уже не нужна физика; претворяющему воду въ вино ‒ не нужна химія; воскрешающему мертвыхъ ‒ не нужна біологія, а «стяжавшему Духа Святаго» ‒ самой жизни Подателя ‒ уже ничего больше знать не нужно.

Резюмируя все выше сказанное и выражаясь философскими терминами, можно сказать слѣдующее.

Абсолютная истина, безъ помощи Божіей ‒ трансцендента человѣческому сознанію. Имманентной же она становится только при наличіи Божественнаго Откровенія, человѣческой вѣры въ это Откровеніе и непремѣнной помощи Св. Духа въ дѣлѣ усвоенія вѣрой Откровенія.

Научное знаніе ‒ принципіально относительно; основной методъ его ‒ научное сомнѣніе. Отказъ отъ относительности и отъ сомнѣнія ‒ дѣлаетъ его ненаучнымъ!

Религіозное же знаніе христіанской истины ‒ принципіально абсолютно; основной пропедевтическій методъ его ‒ религіозная вѣра.

Поэтому научное знаніе можетъ выражаться только въ гипотезахъ («законы природы» ‒ суть лишь наиболѣе вѣроятныя гипотезы). Религіозное же знаніе, и только оно, можетъ выражаться въ догматахъ.

Проблема религіи и науки ‒ подобна проблемѣ Церкви и Государства.

На землѣ и науки и государства будутъ существовать изъ-за духовной человѣческой немощи.

Въ Царствіи же небесномъ, путь къ которому начинается уже на землѣ, ‒ и науки и государства упразднятся!

Проф. И. М. Андреевъ

Настоящая статья представляетъ собой докладъ, сдѣланный на одномъ изъ совѣщаній, происходившихъ подъ предсѣдательствомъ Высокопреосвященнѣйшаго Митрополита Анастасія.

Источникъ: «Православный Путь». Церковно-богословско-философскій Ежегодникъ. Приложеніе къ журналу «Православная Русь» [за 1961 годъ]. ‒ Джорданвиль: Типографія преп. Іова Почаевскаго. Holy Trinity Monastery, 1961. ‒ С. 64–76.

Справка
Иван Михайлович Андреевский (псевдоним Андреев; 14 марта 1894, Санкт-Петербург ‒ 30 декабря 1976, Нью-Йорк) ‒ русский философ, литературовед, церковный историк, врач-психиатр. В 1920-е ‒ 1930-е годы ‒ деятель Катакомбной Церкви в СССР, с конца 1940-х годов ‒ видный автор и идеолог РПЦЗ, преподаватель Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле.

Родился  в семье архивариуса Михаила Петровича Андреевского; его дед по отцу был священником. Учился в гимназии в Петербурге. В 1907‒1912 годы ‒ организатор и участник самообразовательных молодёжных кружков. В 1912 г., будучи учеником 6 класса гимназии, был арестован за антиправительственную деятельность (вместе с товарищем готовил прокламации); был приговорён к ссылке в Олонецкую губернию; приговор был отменён благодаря вмешательству миллионера Шахта. Уехал в Западную Европу.

В 1913‒1914 годы изучал философию в Сорбонне. В 1914 г. поступил в Психоневрологический институт в Петрограде, который окончил четыре года спустя; одновременно с обучением проходил военную службу ‒ фельдшером психиатрических отделений в военных госпиталях. В 1918 г. учился на славяно-русском отделении историко-филологического факультета Петроградского университета.

С 1922 года ‒ преподаватель Петроградского университета, но вскоре был уволен большевиками. Одновременно работал в Бехтеревском институте психиатрии в должности научного сотрудника. Преподавал литературу в одной из средних школ Петрограда.

Посещал подпольные богословские курсы и существовавшие в 1920-х годах в Петрограде религиозно-философские кружки; выступал против обновленчества; в 1927 г. резко осудил «Декларацию» Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), призывавшую к полной лояльности советской власти. Активный участник «иосифлянского движения» в Российской Церкви. Входил в состав делегации «иосифлян» во главе с епископом Димитрием (Любимовым), прибывшей 27 ноября 1927 к митрополиту Сергию (Страгородскому), с тем, чтобы убедить его отказаться от Декларации. Встреча закончилась безрезультатно.

Весной 1928 г. был арестован в Ленинграде и осужден на пять лет по делу «Братства преп. Серафима Саровского». В 1928‒1930 годы вместе с Дмитрием Лихачёвым находился в заключении на Соловках, где общался с «иосифлянскими» епископами и священниками. В июле 1930 был этапирован в Москву, где привлечён к следствию по делу «Всесоюзного Центра Истинно Православной Церкви», получил новый срок, который отбывал в Белбалтлаге, где также имел общение с «иосифлянами».

В середине 1930-х годов освобождён без права проживания в крупных городах. Работал психиатром в Новгороде и других городах. Принимал деятельное участие в жизни Катакомбной церкви, тайно вел семинар по изучению богословия. Был арестован в марте 1938 г. в Пскове.

Во время войны находился на оккупированной немцами территории, участвовал в издании антибольшевицкой газеты «За Родину» (Псков, Ревель, Рига). В 1944 г. эвакуировался в Германию. В 1950 г. переехал в США; постоянно жил при Свято-Троицком монастыре в Джорданвиле.

До 1971 г.  в Свято-Троицкой духовной семинарии преподавал патрологию, нравственное богословие, апологетику, историю Церкви, психологию, логику и историю литературы.

Скончался в Нью-Йорке; похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря.

Несколько уточнений «в защиту науки»

Комментарий М.В. Назарова

Позволю себе небольшое личное примечание к этой ценной статье глубокого церковного автора, используя его отдельные важные цитаты из первой половины статьи, уточняемые затем ближе к ее концу.

Эту статью Иван Михайлович писал в полемике с современными учеными-атеистами в области естественных наук, сторонниками безконечного прогресса, и с этой точки зрения его суждения в первой части статьи верны, но порою кажутся слишком обобщающими и категоричными. Ибо среда ученых не состоит из одних лишь атеистов-прогрессистов, но и глубоко верующие люди служат Богу в своих научных профессиях, которые к тому же не исчерпываются лишь естественными науками. Но даже в отношении к естественникам весьма спорным выглядит тезис: «Наука и абсолютная истина ‒ двѣ вещи несовмѣстныя и несоизмѣримыя!».

Полагаю, что это суждение вызовет несогласие у многих моих знакомых и собратьев по Церкви, в числе которых есть видные признанные ученые.

Тем более что известны работы на эту тему других видных религиозных писателей, например, С.Л. Франка, о том, что «наука и религия не противоречат друг другу». Они не только совместимы, но и дополняют друг друга. Ибо наука изучает то, как устроены мiр и человек, а религия ‒ для чего, с какой целью.

Разумеется проф. Андреев прав в том, что «Однѣ науки, сколько бы ихъ ни изучалъ человѣкъ, никогда ни на іоту не приблизятъ его къ Истинѣ, какъ всѣ проблемы плоскости не могутъ разрѣшить ни одной проблемы пространства!». Но «никогда ни на іоту» ‒ всё же преувеличение, ибо скольких ученых их науки именно приблизили к Богу через постижение его великой и до конца не постижимой Премудрости! «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мiра через рассматривание творения видимы» (Рим 1:20).

Путь науки ‒ «безцѣльный путь въ дурную безконечность», но только в том случае, если зацикливаться на материальной стороне рационального познания. А это свойственно далеко не всем ученым. Человеку присуща также и потребность духовного познания смысла мiра. И упомянутое душевное стремление к «чистому знанию» ‒ это уже ступенька к духовному знанию.

«Чистымъ эмпирикомъ можетъ быть только животное» ‒ сказалъ Гегель. Согласимся с тем, что «Человѣкъ, превращенный въ такое животное, человѣкъ, загипнотизированный пропагандой «научнаго прогресса», человѣкъ-фанатикъ, слѣпо вѣрующій въ пустоту ‒ можетъ видѣть смыслъ и цѣль жизни въ наукѣ, иллюзіонируя и галлюцинируя въ теченіе всей своей жизни въ процессѣ созданія бредовой системы такъ называемаго «научнаго міровоззрѣнія»».

Такой человек-животное своим отношением к науке даже «можетъ содѣйствовать (если это попуститъ Богъ) ускоренію умиранія жизни на землѣ («распаденію реальности») ‒ напримѣръ, разложеніемъ атома». И в наше время очень много таких опасных ученых, под соблазном сатаны попирающих запрет Бога на самостоятельное, безбожное вкушение плодов с Древа познания и своими открытиями облегчающих господство сатаны над человечеством.

С другой стороны, «чѣмъ больше человѣкъ, жаждущій истиннаго знанія и духовной мудрости, пьетъ изъ источника науки, тѣмъ онъ больше жаждетъ», ‒ верно отмечает проф. Андреев. Эта жажда и приводит многих к Богу, поскольку «человѣкъ съ духовными запросами только [материалистической] наукой жить не можетъ!». Так человек устроен Богом.

Ведь «если абсолютной истины нѣтъ, то жизнь не имѣетъ и не можетъ имѣть никакого смысла и никакой цѣли! Абсолютная Истина должна быть, и я во что бы то ни стало хочу ее познать!! ‒ съ этого волевого акта (воли къ Истинѣ) начинается духовная жизнь человѣка. «Весь міръ оправданъ долженъ быть, чтобъ можно было жить!»…»

Разумеется, прав проф. Андреев и в том, что «истина можетъ быть познана только черезъ Откровеніе Бога людямъ», а не собственным гордым умом. И, к счастью, это Откровение Божие людям дано, записано в Священном Писании, осмыслено в Священном Предании и доступно всем, в том числе ученым, у которых возникает жажда Истины.

И сам автор приходит к логичному выводу, наконец:

«Вѣра и знаніе въ духовно-здоровой душѣ не могутъ никогда мѣшать другъ другу. Наоборотъ, вѣра всегда содѣйствуетъ знанію въ критическія минуты его дѣятельности, помогая познавать «непостижное уму»!.. Только поверхностное знаніе (лишенное самокритики) ‒ удаляетъ отъ Бога, углубленное же знаніе всегда приближаетъ къ Нему… И только при поверхностномъ знаніи встаютъ мнимыя противорѣчія между вѣрой и знаніемъ, между религіей и наукой. При углубленномъ же знаніи эти мнимыя противорѣчія исчезаютъ безъ слѣда. Вотъ почему величайшіе ученые и философы всѣхъ временъ и народовъ вѣрили въ Бога…
Широкое глубокое научное и философское образованіе не только не препятствуетъ вѣрѣ въ Бога, но облегчаетъ ее, ибо весь арсеналъ подлинныхъ достиженій научно-философской мысли является естественнымъ апологетическимъ матеріаломъ религіозной вѣры. Кромѣ того, часто честное знаніе имѣетъ методологическія возможности вскрыть извращенія вѣры и обличить суевѣрія…
Воля къ истинѣ ‒ есть начало пути къ Богу. Путь этотъ (методъ Богопознанія) ‒ длителенъ, труденъ, узокъ и скорбенъ!..»

О таком своем трудном личном пути к вере, к чему меня с юности побуждал какой-то встроенный в меня Богом «моторчик», я недавно уже написал, приступая к своим воспоминаниям: «Сова Минервы вылетает в сумерки…» Опыт философской автобиографии (июнь 2020).

И еще прав проф Андреевский в том, что одной только «воли к Истине» не достаточно. «Дѣло въ томъ, что человѣческая вѣра оказывается дѣйственнымъ методомъ Богопознанія только въ томъ случаѣ, когда ей отвѣтно помогаетъ Самъ Богъ!». Помогает в конкретной жизни, не нарушая свободу воли человеческой, но создавая жизненные ситуации, в которых требуется выбор, и тем самым облегчающие его. Полагаю, что именно Он, Господь, очень терпеливо помогал и мне в этом уже одним Своим существованием, с необходимостью осмыслить которое, то есть понятие Бога, мне в конце концов пришлось столкнуться в попытках своих философских «изобретений велосипеда». И помогли в этом Богу и мне такие авторы РПЦЗ, как проф. И.М. Андреев.

Он прав также и в том, что обретенное правильное мiровоззрение ‒ не повод для гордости собой и тем более ‒ для мнения о непременной верности и безгрешности своих суждений.  «Въ разные моменты духовной жизни человѣка ‒ различна степень усилія воли къ истинѣ, различна степень чистоты сердца, различна степень цѣломудрія ума, различно качество гармоніи этихъ духовныхъ способностей, различна степень ясности «голоса совѣсти» и, наконецъ, различенъ характеръ Божественной помощи и, въ зависимости отъ него, ‒ степень «стяжанія Св. Духа»… Поэтому, вѣра не есть неизмѣнное состояніе, а наоборотъ, постоянно мѣняющееся въ разные моменты жизни человѣка. Этимъ и объясняются колебанія нашей духовной жизни, приливы и отливы ея…».

Жить в согласии с Истиной человеку очень трудно в современном мiре, «во зле лежащем» и всё более охватываемом злом. Чтобы ясно видеть границу между добром и злом, не утонуть в до конца не постижимом океане «научного познания» и точно различать духов, да и просто трезвомысленно отделять желаемое от возможного, без впадения в утопии, ‒ это требует постоянного усилия в опоре на Божию помощь с ее призыванием.

МВН