Ю.Ю. Булычев Православие, Россия и современная цивилизация (Часть2)

Ю.Ю. Булычев Православие, Россия и современная цивилизация (Часть2)

Начало

5. Осмысливая содержание этих задач, естественно различать их негативно-критические и позитивно-проективные аспекты. При этом осуществление жесткой критики современного социального миропорядка, призванной «расчистить место» в умах для принятия перспективы нового общественного строя, не должно приводить православных деятелей к апологии ветхой старины и к отрицанию ценности граждански развитых начал культуры и цивилизации (как метабиологических способов собственно человеческого существования). Последние в рамках христианского мировоззрения должны быть поняты в качестве форм саморазвития образа Божия в человеке и обеспечения сверхприродного достоинства человеческой личности. Опознавая негативный смысл таких догматов современного мира, как принципы самодовлеющей свободы, демократии, экономизма, тотальной рыночности, материалистического потребительства и гедонизма, христианская мысль призвана параллельно создавать проект не идеальной, утопически совершенной модели общества, но сравнительно более человечной и подчиненной служению объективным ценностям.  Личный долг и ответственность перед Богом и ближними, цели нравственного развития и спасения души, одухотворенный строй государства, самоуправление общественной жизни, справедливость в социально-экономической сфере, экологизм в сфере технологии, милосердие и братское отношение людей как идеал общественных связей – вот базовые устои новой цивилизационной модели, органически сопряженной с ценностями православной культуры. Православная по духовным ориентациям цивилизация может быть определена как цивилизация развития личных и общественных созидательных сил, начал творчества и служения, а не материального стяжательства, потребительства и физического наслаждения. В такого рода цивилизации не должно быть места партийному политиканству, власти финансового капитала, биржевым махинациям, спекулятивным сделкам и культу самодовлеющей человеческой свободы. Экономическая система здесь должна быть основана на некапиталистических принципах общественно полезного труда, социальной справедливости и личного предпринимательского служения национальным и государственным интересам. Такого рода экономическая самодеятельность, очевидно, может быть мыслима лишь под контролем не формально-правового, но духовно содержательного государства. Будучи направлена на общенациональные цели и призвана Верховной властью служить не получению прибыли любой ценой, а развитию производства, разрешению задач общества на поприще утверждения благополучия, эффективности, творческой инициативы в области народного хозяйства, экономическая самодеятельность должна вовлечь в свою орбиту самые широкие и нравственно здоровые народные силы.

Именно развитие народных, общественных сил жизни, а не одной державности, государственности, следует отнести к важнейшим задачам оздоровления российского бытия. При этом жизненно необходимо предначертать пути строительства отечественного общественного организма, критически переосмыслив либеральную модель гражданско-атомистического общества.

Дело в том, что такого рода модель, взятая из социального опыта Запада и опрометчиво насаждаемая в России, не отвечает не только традиционным условиям российского общественного развития, но и препятствует действительному осуществлению гражданских прав, борьбе с бюрократизацией государства. Гражданско-атомистическая модель предполагает, что общество имеет только количественное измерение и состоит из абстрактно самоопределяющихся изолированных индивидов. При этом каждый человек мыслится как отвлеченный гражданин, юридически связанный с государством. Но такое общество, которое состоит из абстрактных граждан и конституировано формально-правовыми институтами, не имеет достаточных оснований для внутренней консолидации и активной защиты личных прав своих членов. Подобный, внутренне аморфный и разрозненный социум провоцирует распад всех социальных связей конфессионального, национального, сословно-корпоративного порядка, определяющих органичность и внутреннюю прочность любого общества, оказываясь чрезвычайно выгоден для господства какой-либо одной социальной группы.

Нам представляется, что более конструктивной является модель гражданско-корпоративного строя, который конституирует общество как совокупность естественно сложившихся самоуправляющихся корпораций и общин, объединенных единством национально-культурных ценностей и государственных интересов. В рамках этой модели личность выступает в конкретности своих социальных связей, оказываясь на арене «большого» социума представительницей реальных сил общественной жизни, защищенной в своих правах принадлежностью к определенному «малому» обществу или общине. Таким образом, каждый индивидуальный субъект гражданско-корпоративного строя призван соотносить ценности и интересы своей корпорации, членом которой он является по конкретному социальному положению, с ценностями и интересами государственного целого, гражданином которого он выступает независимо и параллельно членству в своей корпорации. Такая внутренняя динамичность очерчиваемого общественного устройства способна благоприятствовать развитию социальных сил, гармонии общественной жизни, где чисто корпоративные интересы уравновешиваются общегосударственными, а последние опираются на внутренне структурированное и самодеятельное общественное начало.

В рамках гражданско-атомистического типа общества абстрактно понимаемая личность, входя в искусственно созданные, идеологизированные организации (партии, профсоюзы и т.д.) представляет не столько потребности социальной жизни в ее конкретности, сколько отвлеченные догматические программы и политические интересы определенных влиятельных групп. Это способствует отнюдь не росту сил социальной жизни, а возрастанию идейной разнородности, искусственной партикуляризации ее, иссушающих все органические ее начала. При этом либерально-ориентированная государственная власть, насаждая абстракцию прав человека вообще и атомизированность гражданского общества, использует разрозненность общественных сил для утверждения власти одной, чиновно-олигархической корпорации политиканов и финансовых дельцов над всеми другими социальными слоями [1].

Стало быть, отрицание корпоративного представительства с точки зрения либеральной, гражданско-атомистической и парламентско-многопартийной концепции закономерно приводит к внутреннему разложению общественного начала при всевластии правящей группировки.

Поскольку именно общество есть источник всякого рода естественности, спонтанности, жизнетворческой и национально-культурной продуктивности социальной жизни, в то время как государство – фактор сравнительно внешней ее организации, принудительного формообразования спонтанных социальных сил, постольку следствием отрыва государственных форм от общества является тотальная бюрократизация социума. Бюрократия как внутренне безжизненная, формальная сила всегда культивирует некие отвлеченные идеи, будь то западничество, либерализм, коммунизм, стремясь оправдать свое существование организационным посредничеством между такого рода идеологемами и социальной действительностью. Бюрократическое правление – признак глубокого нездоровья нации и неразвитости общества в государстве.

Здесь надо сказать, что принципиально неверно противопоставлять государство и общество в духе западного либерализма. Ибо государство есть, так или иначе, всегда государство данного общества, его политическая форма. И, наоборот, всякое общество есть общество данного государства, его питающая, психологически и культурно живая социальная почва. Без национально и культурно самобытного общества государству незачем существовать, нечего охранять, оформлять, организовывать. Без государства же общество способно впасть в хаос противоборства разрозненных групповых и частно-эгоистических интересов.

Что же касается бюрократии, то она есть нечто сравнительно самостоятельное в отношении и общества, и государства. Относительно общества она есть «надобщественное» орудие государственного управления. Относительно высшей государственной власти – аппарат ее отчуждения и противопоставления обществу. Аппарат, способный подменить государственные цели своими корпоративными интересами. Поэтому интересы общества и государства состоят в подчинении бюрократии и Верховной власти и действительным потребностям национально-общественного организма как живой основы государственности.

Но для осуществления очерчиваемой социальной модели необходима сверхуправительная возвышенность государственной власти над бюрократией как орудием государственного управления. Необходима идеократия, которая только и может подчинить бюрократию государственной идее. Либеральная же система лишена нужных духовно-нравственных и волевых ресурсов для осуществления этой задачи. Ибо если нет идеократической высоты Верховной власти, если за нею не стоит никакой великой идеи, кроме бескрылого принципа «хорошо» (т. е. сыто) жить, она не в силах внушить дух самоотверженного служения чиновничеству, не в состоянии воспитать аристократию и потому неизбежно подпадает под влияние бюрократической идеологии, так что верховный правитель сам становится высшим бюрократом.

Разумеется, в качестве социального условия подчинения бюрократии общественно-государственным целям нужна корпоративная (можно сказать, ново-сословная) самоорганизация общества, способного осознавать, выражать и защищать свои интересы перед государством. Бюрократизация общественно-государственного организма, следовательно, есть всегда результат двойственного процесса: разложения достаточно высокой, дисциплинирующей правящий слой и консолидирующей общество идеи и оскудения социальных сил жизни, обусловливающих способность социума к самоорганизации и самоуправлению. Бюрократия имеет имманентное устремление подчинить своим корпоративным интересам государственную власть, нейтрализовать общество, административно и экономически сковав его способность к самоорганизации. Бюрократический аппарат в этих целях понижает, профанирует государственную идею и подменяет общественную инициативу произволом чиновников, считающих себя выразителями «народной воли». Бюрократическое государство есть всегда олигархия, то есть псевдоаристократия, а в пределе мафиозный симбиоз корпоративно сплоченного чиновничества с организованной экономической и уголовной преступностью. Осуществляя заговор как против общества (подменяя его самодеятельность иссушающим социальные силы администрированием), так и против государства (превращая его в «частную лавку» коррумпированного, мафиозного чиновничества), безнаказанная бюрократия, способствуя самовозрастанию криминальности, антиобщественности и антигосударственной продажности правящего слоя, ведет к гибели всю страну.

Рассуждая об общих социальных процессах, автор этой статьи, как понимает читатель, имеет в виду прежде всего современную российскую действительность. Для меня несомненно, что будущее России без радикального изменения сложившегося криминально-олигархического режима чревато сокрушительной общественно-государственной катастрофой, по сравнению с которой Великая революция 1917 г. может показаться сравнительно органичным и конструктивным переходом от одной идеократии к другой. Также для меня несомненно и то, что в поисках цивилизационной альтернативы либерально-капиталистическому строю, нравственно и культурно нелегитимному в России и принципиально противоречащему природно-географическим условиям нашего «месторазвития», необходимо опираться на социально-экономический опыт недавнего советского прошлого, отделяя его национально плодотворные моменты от духовно ложных, чужеродных русским идеологических принципов.

Во всяком случае, вполне очевидно, что если мы хотим продвигаться к новой социальной модели, достаточно отвечающей как православным представлениям о должной социальной жизни, так и русским национальным стремлениям к социальной справедливости, служению правде, освобождению человеческой души от власти денег, то должны будем твердо принять необходимость авторитарного ограничения порочных стихий мира сего. А вместе с этим – и трудовую экономику с ведущим общественным началом, государственную поддержку объективных, традиционных ценностей, постоянное национально-общественное и церковное преодоление всех тенденций нисхождения человека к страстям и стихиям низшего порядка. Такого рода особенности очерчиваемой социальной модели заставляют нас обратиться к рассмотрению ее типологической связи с тем общественным строем, который получил историческое название «социализм».

6. Нет никакого сомнения, что первоначально идея социализма (предполагавшая в умеренной форме общественное ограничение, а в радикальной – отрицание права частной собственности) явилась органическим продуктом христианского сознания в сфере европейской секулярной культуры, приложением христианско-нравственных критериев социальной справедливости и человеческого братства к общественно-экономическим проблемам Нового времени. Вместе с тем, социалистическое учение сложилось как имманентное следствие внутреннего развития либерально-капиталистической формации, как естественный общественно-разумный вывод ввиду роковых тупиков индивидуализма, социальной расщепленности, бездушности и экологической обреченности рыночной индустрии.

При всем том социализм стал еще и псевдорелигиозной доктриной в сознании своих основоположников и последователей, поскольку играл в специфических новоевропейских условиях роль секулярной альтернативы христианству. Однако данная вероисповедная окраска вовсе не выражает сущности социалистического учения, с одной стороны, глубоко фундированного христианской традицией, а с другой (по научно-теоретической форме своей), ориентированного на позитивное решение земных социально-экономических проблем и порожденного массой реальных фактов бытия либерально-буржуазного общества. Данное обстоятельство хорошо понимали русские мыслители славянофильского направления, выступавшие только против атеистических и грубо уравнительных сторон социалистического учения, но признававшие свойственный ему приоритет общественного начала над частным в социально-экономической жизни. Так, например, Н.П. Гиляров-Платонов, хорошо изучивший на Западе опыт новоевропейского социально-экономического развития, заключал, что как бездуховно-космополитический капитализм Ротшильда, так и пролетарско-атеистический социализм Маркса являются двумя чуждыми христианской Европе историческими путями. С большим интересом Гиляров-Платонов следил за развитием на Западе христианского социализма, стремившегося органически соединить христианскую веру, идею национального Отечества и принципы социальной справедливости. Именно подобного рода идейный синтез мыслитель считал особенно значимым и для судеб быстро европеизирующейся России. Гиляров-Платонов, И.С. Аксаков, Ф.М. Достоевский допускали, что свой здравый практико-экономический характер социализм способен обрести лишь в положительной связи с Православием, общинными традициями русского народа и сверхклассовым характером отечественного монархического государства. А К.Н.Леонтьев предполагал, что социалистическая идея призвана сыграть на государственно-экономической почве ту же роль, которую сыграло христианство в свой ранний период на почве религиозно-государственной. Этот оригинальный мыслитель крайне правого толка был совсем не против, если бы русская религиозность и государственность подчинили своим интересам европейский социализм и какой-нибудь русский царь стал во главе социалистического движения, как св. Константин во главе новой для его времени христианской цивилизации, противопоставив это движение западному буржуазному миру. Такого рода метаморфозу не исключали со своей стороны леворадикальные народники Герцен и Бакунин. Последние прямо призывали Царя-Освободителя продолжить раскрепощение России на пути социалистических преобразований, стать вождем славянского Востока и освободить его от влияния буржуазного Запада. Теоретики же умеренного народничества 1880-1890-х годов, в частности И. Каблиц, взяли принципиальный курс на синтез начал традиционной русской духовности и государственности с принципами общинного социализма.

Наличие глубоких христианско-социалистических тенденций в российской жизни и в русской мысли, при радикальном неприятии как правыми, так и левыми отечественными мыслителями буржуазной цивилизации, не говоря уже о практическом опыте социалистического развития России в ХХ веке, дает нам объективные основания предположить, что социалистическая перспектива для современной России не может быть сброшена со счетов. Более того, при критическом очищении социалистической идеи от конкретно-исторического наслоения псевдорелигиозного, казарменно-коллективистского марксистского вероисповедания, эта идея может оказаться гораздо более благотворным, чем прежде, глобальным концептуальным противовесом идеологии либеральной цивилизации.

Стало быть, западной формуле «секуляризм, либерализм, капитализм» мы можем логически и практически противопоставить русскую формулу «христианство, соборность, социализм», подразумевая, конечно, что соборность, в отличие от коллективизма, имеет свой идеал в церковности и не противостоит личности.

Вполне очевидно будут внутренне противоречивы и практически негодны модели, включающие в один ряд христианство, либерализм, капитализм; христианство, соборность, капитализм или христианство, либерализм, социализм.

Очертив самый общий подход к решению осмысливаемой задачи, обратим теперь внимание на принципы внутреннего устроения христианско-социалистической формации, чтобы уяснить механику согласования в ней различных планов человеческого бытия.

Прежде всего, нужно подчеркнуть, что сравнительно с псевдорелигиозными тоталитарно-социалистическими режимами рассматриваемая модель предполагает достаточно деидеологизированный социально-экономический строй, чуждый какой-либо идеологической сакрализации, ибо он, выражая преимущественно мирскую, земную сторону человеческого бытия, призван руководствоваться здравым смыслом, трезвенным разумом в отношении науки, техники, общественных отношений, народного хозяйства. Разумеется, Церковь и государство должны ценностно санкционировать, идеологическим и законодательным образом защищать социалистический порядок, но только как общественную форму, de faсto наиболее соответствующую идеалам справедливости и общественного контроля над технологическими и экономическими силами социума. Именно за счет культурно осуществляемой связи с Церковью социализм, выражающий объективно истинный приоритет общественного начала над частно-индивидуальным в сфере социальной жизни, должен приобрести смысл не безличного коллективизма, а личностно-соборный оттенок, чтобы дать обширную возможность реализации индивидуального начала в частной сфере – сфере семьи, семейной экономики, вероисповедания и мировоззрения, познания и культурного творчества.

Далее, соборный, христианский социализм, в отличие от социалистических режимов недавнего прошлого, в силу своего не доктринарно-идеологического, но естественно-жизненного и духовно-органического характера, должен быть чужд крайне искусственным идеолого-политическим скрепам социальной организации, тяготея к национально-органичным, общественно-традиционным формам. Это будет не столько умышленно проектируемый режим, сколько естественно развивающийся и формообразующийся уклад, более-менее спонтанно вырастающий из народно-исторической общности обычаев, религии, языка, культуры. То есть речь идет о национально-культурном социализме, одинаково далеком от интернационально-социалистической модели нашего советского прошлого и от национал-социализма германских язычников и расистов.

В рамках национально-культурного социализма решающее значение для структурирования общественной жизни получают не партийно-идеологические и бюрократические инстанции, но корпоративные общности и единицы общественного самоуправления – компактные органичные общины, территориально совпадающие с церковными приходамии тесно связанные с многообразием местных нужд населения, с задачами местной жизни, на уровне которой должны решаться основные проблемы повседневного человеческого бытия.

На уровне же общегосударственного политического строения рассматриваемую модель резонно мыслить как естественную социально-представительную систему, допустим, в виде Совета страны. Последний, решительно отличаясь от искусственно-идеологического парламента, служащего Советом партий, призван являть собой не собрание профессиональных политиков, думающих главным образом о своих партикулярных интересах, но собор представителей самоуправляющихся территориальных образований и корпораций, воспроизводящий в миниатюре весь национально конкретный общественный организм. Такого рода собор, располагающий разветвленной структурой экспертных комиссий, должен в функциональном смысле замыкаться на правительственную инстанцию, безусловно обязанную проводить его решения в практическую жизнь, под контролем волевого центра государства – Главы Верховной власти, действующего в тесном союзе с властью духовной первенствующей в стране конфессии, равно как с «лучшими людьми» народа.

Подобная личностно-авторитетная инстанция, на наш взгляд, является необходимым условием живой централизации и координации процессов в широко самоорганизующемся обществе, принципиально соответствуя коренному для него принципу соборности, то есть христианско-духовному, национально-культурному и государственному единству людей в многообразии их личных творческих проявлений. Безлично-коллективный тип Верховной власти был бы дополнительным источником бюрократизма, столь опасного для всех социалистических систем. Непосредственно персональный же характер высшей власти, при развитом народном представительстве, с одной стороны, и при независимости воли Главы от прямого влияния отдельных социальных групп, классов, корпораций, с другой, может стать внушительной силой ограничения бюрократических тенденций социализма.

В конечном счете, столь враждебная всякому органическому обществу бюрократия могла бы быть поставлена под пристальный контроль личностно-авторитетной власти монархического типа и низовой контроль общественно-выборных властей на уровне местных самоуправляющихся единиц, и таким образом значительно ограничена в своем чиновничьем самоуправстве.

Остережемся далее вдаваться в конкретные особенности христианско-социалистической формации. Главное, что мы хотели подчеркнуть, коснувшись начал жизнедеятельности, задаваемых этой формацией, – наличие у нее собственной органической логики функционирования, чуждой известным порокам либерально-буржуазного и тоталитарно-социалистического строя. Подытоживая суть данной логики, можно сказать, что предложенная модель, будучи по форме светской, оставляя большую свободу человеку в области духовного развития и всякого рода творчества, всем духом и укладом социально-соборной жизни, единовластным поддержанием ценностей религиозной традиции, тесной связью с церковным и национально-культурным началом процессов воспитания, образования, государственной и военной службы, способна создать наиболее благоприятные условия для сохранения и роста в обществе сил органического единодушия, доброжелательства, товарищества, патриотизма.

При этом авторитарные черты, очевидно присутствующие в модели христианско-социалистической формации, обращаются не на искусственную идеологизацию и утверждение казенного единоверия, но только на строгое отсечение крайностей, неизбежно возникающих в любом социуме и рано или поздно начинающих угрожать общественному равновесию. Среди социально нетерпимых крайностей следует в первую очередь назвать духовно-темные, сатанические вероучения, нигилистический атеизм, связанный с оскорблением традиционных религий и христианской нравственности, всякого рода экономические монополии, чрезмерный рост личной собственности, сопряженный с пороками эксплуатации людей и непомерным усилением частных влияний на общественно-государственную жизнь.

В общем абрисе новой социальной системы читатель может без труда обнаружить ряд старых черт, роднящих ее с российским общественно-государственным порядком второй половины ХIХ в., отличавшимся авторитарно-духовным строем государства; большим социальным влиянием Церкви; активным развитием светской национальной культуры, проникнутой христианскими мотивами; деятельным земско-общественным укладом.

Вместе с тем, поскольку российское общество в его евроазиатском объеме всегда стремилось ко всемирно значимому социокультурному синтезу, базисные принципы цивилизации, получившие развитие в Православной России, имеют, думается, весьма универсальный характер. Они еще могут быть востребованы как русским, так и другими народами, озабоченными поиском выхода из тупиков бесчеловечного, машиноподобного современного мира.

7. Потребности вызволения общественного бытия из прокрустова ложа систем, определяющихся крайностями либерального капитализма и тоталитарного социализма, порождают настоятельные поиски «третьего» пути в философской и общественной мысли не только России, но Европы, Азии и Африки. Многоразличные участники этого процесса подчеркивают практическую опасность дальнейшего подрыва общественно-органических, национально-культурных и личностно-разумных оснований человеческого бытия, связанную с атомизирующим общество индивидуализмом, стихией саморегулирующейся и саморазвивающейся экономики, хаотическим смешением наций, рас и культур. О глобальной энтропийной угрозе человечеству, в силу разрушения мирового социального многообразия и утверждения унифицированной модели цивилизации, тревожно говорится в документах ЮНЕСКО и выводах конференций, проводимых этой организацией по проблемам самобытности национальных культур и международной культурной политики.

Развивающаяся в русле проекта «третьего» пути, афро-азиатская, русская, европейская мысль подчеркивает ненормальность такого социально-экономического положения в рамках современной планетарной ситуации, когда 1 миллиард преимущественно западной части человечества является коллективным эксплуататором мировых энергетических и минеральных ресурсов, превращая 4/5 населения земли во второсортных обитателей слаборазвитых сырьевых колоний.

Cледовательно, при неизменности мировой политико-экономической системы, характеризующейся глобальной социальной несправедливостью; планетарным информационным прессингом атрадиционной, бездуховной, либерально-космополитической идеологии; всевластием транснациональных корпораций и притязаниями возглавляемого Америкой Запада руководить человечеством, международный мир будет находиться под постоянной угрозой. Уже сегодня неравноправие народов, цивилизаций, культур, при явном поползновении стран «золотого миллиарда» установить свой полицейский мировой порядок, выливается в волну антизападного терроризма со стороны ряда режимов и фундаменталистских группировок Востока. По существу мы наблюдаем сейчас факт идеологического и геополитического столкновения двух мировых тоталитарных сил, претендующих на руководство человечеством – исламского фундаментализма и западного либерал-капитализма, возглавляемого США. В развертывающейся борьбе западная цивилизация при всех своих громадных материальных ресурсах неминуемо обречена на поражение, ибо упадок традиционной религии и культуры, «воли к жизни» и соответственно рождаемости в среде белого человечества, прогрессивно разбавляемого выходцами из Азии и Африки, изнутри лишает «белый мир» необходимых расовых и культурозащитных начал самосохранения. Террористическое же атаки антизападных сил подрывают современную цивилизацию в самом идейно-смысловом ее основании, разрушая присущую ей веру в спасительность современной технологии, демократии и технократии. Такого рода катастрофическое развенчание совершенства технотронно-демократического общества потребления способствует развитию критического самосознания в рамках современного мира, вызреванию его цивилизационных альтернатив в русле антиглобализма, экологизма, неоконсервативного «третьего» пути, предполагающего возврат к ценностям христианской культуры и национальной самобытности, соединенным с принципами внутринациональной и международной справедливости.

Соображения международной справедливости приобретают все большее значение в судьбе современной цивилизации. Рост мировой информационно-технологической взаимосвязи наций и государств существенно сужает сегодня сферу внутринациональных вопросов экономического и даже культурного существования. В настоящее время практически все жизненно важные общественно-культурные вопросы – это проблемы глобальные, общецивилизационные. В то же время глобальные, общецивилизационные проблемы, поскольку в значительной своей части они суть следствия дурного универсализма, отчуждения самодовлеющих информационно-идеологических комплексов и политико-экономических институтов, предполагают и ожидают свое решение на уровне конкретных, достаточно органичных, личностно живых национально-общественных форм человеческого существования.

В своих собственных логосах либеральный капитализм (обусловливая господство иррациональных рыночных сил и вообще всяких грубых вещных стихий над личностью, нацией, человечеством) и тоталитарный социализм (стремившийся устроить всечеловеческий концентрационный лагерь, организовав «счастье», «равенство» и «братство» на культурно беспочвенной, безрелигиозной, безнациональной, умышленно-идеологической основе) являются безнадежно отработанными вариантами в организации мировой жизни. Они изначально были не способны, да и не предназначены налаживать социальную связь между религиозно-традиционными основаниями общества и светской культурой, разрешать задачи социальной справедливости в духовно и культурно обоснованной форме. Столь же ясно и то, что модель «третьей» социальной формации, вырисовывающаяся из единого контекста национальных и глобальных процессов современного мира, при наличии доброй воли будет в состоянии осуществить многогранную, культурно конструктивную связь Традиции и творчества, решения локально-государственных и глобальных цивилизационных проблем.

«Третья» формация может оказаться широко применимой в мировом масштабе, независимо от специфики религиозных традиций тех или иных народов. То обстоятельство, что она обоснована именно христианскими ценностями не уменьшает ее универсальную приложимость. Прямая (религиозно-духовная), культурно-историческая (через глобально значимые идеи и продукты культуры христианского мира), цивилизационная (посредством всемирного распространения христианских по происхождению институтов) христианизация человечества практически предуготовила весь мир к ценностному осознанию и социальному сочетанию начала религиозной традиции, прав личности, форм светской культуры, принципов научно-технического развития.

Правда, необходимость данного сочетания радикально отрицается ныне набирающим историческую силу исламским фундаментализмом, стремящимся подорвать не только все институты современной цивилизации, но и цивилизацию вообще, поработив общество законами шариата. Очевидно, успехи такого рода теократическо-архаического движения будут сопровождаться варваризацией некогда христианской культуры, а потому разрушительному натиску мусульманского экстремизма должна быть противопоставлена также довольно радикальная христианская инициатива по усовершенствованию социально-экономических и культурных форм жизни современного общества.

Если христианские силы мира окажутся способны дать творческий ответ на вызов истории и осуществить цивилизационную альтернативу современности, исламский экстремизм утратит объективную почву для своей террористической практики. Более справедливый мировой порядок может быть утвержден на почве только однотипно социалистической экономики, ориентированной на принципы мировой справедливости, содействующей интеграции и кооперации многонационального труда, природных ресурсов, региональных рынков, способностей малых и больших народов, преодолению экономических, транспортных, энергетических границ между различными государствами и цивилизационными союзами.

В политико-организационном плане более справедливой мировой системе соответствовал бы Всемирный Совет национальных государств, каждое из которых должно обладать безусловными прерогативами культурной самобытности и, кроме того, правом налагать вето на те решения Совета, которые отвергнуты большинством населения данной страны. Мирное сосуществование религий и национальных культур, кооперация и справедливость планетарной социально-экономической жизни, национальное осуществление исторической судьбы – таковы могли бы стать основные принципы «третьей» формации в сфере международного бытия. Формации, призванной дать культурно-исторический синтез противоречивых тенденций современного мира как к рассредоточению центра международной жизни на ряд цивилизационно самобытных ее очагов, так и к материально-технической взаимосвязи всех частей ойкумены.

На этом можно закончить наши размышления о Православии, России и путях оздоровления зашедшей в тупик цивилизации. Под конец остается только напомнить, что история есть во многом загадочный, непредсказуемый, зачастую иррационально-катастрофический процесс. Процесс реализации скорее Судеб Божиих, чем замыслов человеческих. Вполне возможен и даже более исторически вероятен другой сценарий развития современности, предвещающий неизбежное столкновение разнотипных цивилизаций и борьбу Запада против всего остального света. Но и в таком случае как тяготы грядущего противоборства, так и проблески мирных его исходов только усилят стремление христианского нравственного сознания влиять на ход земных событий, ограничивая область исторического насилия, ненависти и вражды. Причем это нравственное требование будет сильнее, чем где либо, чувствоваться в России начала ХХI столетия. Ибо для нашей страны обретение нового «мирового лица» и новой земной миссии оказывается неразрывно связано с потребностью духовно-культурного синтеза различных форм своего исторического опыта, в котором Православие и социализм получили важнейшее общенародное значение.

[1] В этом состоит феномен «Единой России», как «партии» без идеологии и вразумительной программы, представляющей на самом деле корпоративные интересы, власть чиновничества и олигархического финансового слоя в условиях внутренне деструктурированного, деградирующего общества.

 

Русское самосознание, №11,2005, сс. 97 — 122