11. НТС и "Российско-американская революция": Август 1991 года : Алтайский отдел Союза Русского Народа

11. НТС и «Российско-американская революция»: Август 1991 года

Продолжение воспоминаний М.В. Назарова об НТС

«Стало очевидно для всех, что мирная августовская революция в России… подводит черту также под историей последней мировой империи… государства, которое раньше называлось Российской империей, а затем СССР. Но этот свершившийся всемирно-исторический факт должны приветствовать все истинные демократы».
(Ю.Н. Афанасьев, Л.М. Баткин, B.C. Библер, Е.Г. Боннэр, Ю.Г. Буртин, В.В. Иванов, Л.М. Тимофеев // «Независимая газета», 3.9.1991).

Эта глава ‒ продолжение предыдущей темы моего эмигрантского «университета» и отношений с НТС. Но она приходится уже на совершенно новый исторический период с падения власти КПСС в Августе 1991 года, то есть на начало смутного постсоветского периода Великой криминальной революции. В этот период окончательно сформировалась основа моего «университетского» самообразования.

Однако сразу вернуться в Москву я не мог из-за необходимости содержать семью и по причине накопившихся долгов в связи с работой над книгой, для которой также нужно было еще немало поработать в мюнхенской библиотеке.

Началом моего возвращения можно считать упомянутое в предыдущей главе появление моих публикаций в патриотических изданиях в последние годы СССР. Первой моей целью тогда было противодействие опасной прозападной эйфории в духе предупреждений И.А. Ильина о мiровой закулисе. На фоне вещаний «третьеэмигрантских» деятелей, привечаемых и «перестроечной» и постсоветской «демократической» властью, таких предупреждающих голосов из эмиграции звучало мало, и оказать влияние они могли лишь на отдельных людей, но не на развитие событий.

Этот мой второй мюнхенский период с 1987 по 1994 годы, связанный с работой над «Миссией русской эмиграции», был важен для меня историсософским осознанием вселенского удерживающего призвания России как Третьего Рима и также осознанием главной силы, которая против этого призвания боролась и сокрушила историческую Россию ‒ потому, что русский правящий слой утратил понимание этого призвания, то есть значения российской православной монархии как богоосвященной и богоугодной власти, удерживающей мiровое зло. Именно так русские святые подвижники (свт. Феофан Затворник, св. прав. Иоанн Кронштадтский и др.) еще до революции истолковывали слова апостола Павла об удерживающем (2 Фес. 2), а революция обнажила эту истину для русской эмиграции.

Богу было угодно, чтобы на территории самой христианской Империи на земле ‒ Третьего Рима ‒ с конца XVIII века оказалась основная часть самого антихристианского народа. Видимо, Господь Бог попустил это к близившемуся концу истории именно для раскрытия ее смысла в столкновении на русской земле «удерживающей» силы и сатанинской «тайны беззакония», готовящей всемiрное царство «иного мессии». И после революционного сокрушения Третьего Рима эта антихристианская сила стала ускоренно строить свой Новый мiровой порядок в западном демократическим мiре, а после сокрушения своего инструмента ‒ коммунизма, выполнившего свою разрушительную задачу и ставшего ненужным ‒ распространила свое влияние и на постсоветскую Россию. (Это была тема готовившейся мною тогда параллельно с «Миссией» книги «Русские и евреи в драме истории».)

Уже в разгар Холодной войны «свободного мiра» против коммунизма епископ РПЦЗ Аверкий (Таушев) наставлял:

«Если еще в апостольские времена возлюбленный ученик Христов св. Иоанн Богослов мог писать, что «весь мiр лежит во зле» (1 Иоан. 5:19), то с гораздо большим правом можем мы сказать это о нашем времени… Современный мiр, за некоторыми исключениями (мы имеем в виду кровавые гонения на веру, имевшие место в Советской России), не угрожает так явно и открыто телесными муками и телесной смертью носителям Христова имени. Он даже сам, в значительной части своей, еще продолжает носить имя христианское…

Но все это – одна видимость. Под прикрытием этой обманчивой, многих вводящей в заблуждение, благовидной внешности, в действительности повсюду идет теперь сильнейшее скрытое гонение на христианство, проявляющееся в самых различных видах и формах. Это гонение гораздо опаснее и страшнее прежнего открытого гонения, ибо оно грозит полным опустошением душ – духовной смертью…

В мiре, по словам св. Апостола Павла, «деется тайна беззакония» (2 Солун. 2:7) – происходит все усиливающийся процесс «отступления» христиан от Христа, процесс, который в конечном итоге своем должен привести к открытию «человека греха, сына погибели – антихриста (2 Солун. 2:3)…» (Аверкий (Таушев) еп. О положении православного христианина в современном мiре // Православный путь. Джорданвиль. 1959. С. 1-2.)

«Для чего существует наша Русская Зарубежная Церковь, столь одинокая духовно в современном мiре? Какова ее идеология, делающая ее такой одинокой?

Существо идеологии Русской Зарубежной Церкви состоит в полном и безкомпромиссном неприятии того мiрового Зла, которое широко разлилось сейчас по всему лицу земли и подчинило своей власти, в большей или меньшей степени, уже все стороны жизни людей, не исключая и религиозной, церковной.

Богоборческий марксо-коммунизм, или большевизм, борьбу с которым ставят себе главной задачей все национально-настроенные русские люди-патриоты, является всего лишь одним из детищ, злым порождением этого «мiрового зла». Бороться только с ним это значит – рубить ветви, не замечая ствола и корня, их породившего и их питающего.

К сожалению, многие у нас видят только эти ветви, оставляя без внимания ствол и корень. Мало того: этот коренной источник «мiрового зла» представляется некоторым вполне безобидным, к нам и нашей Церкви будто бы даже благожелательным, и многие у нас готовы даже искать в нем опоры для себя и поддержки в борьбе с коммунизмом. Какая жалкая наивность!.. если только не сознательное предательство!» (Аверкий (Таушев) архиеп. Покров Божией Матери над Россией и Русская Зарубежная Церковь // Современность в свете слова Божия. Слова и речи. Джорданвиль. 1975. Т. II. С. 514-515.)

«Многие из таких наивных людей с апломбом заявляют о себе, что они убежденные «антикоммунисты» и якобы борются с коммунизмом и через это находятся в стане ведущих борьбу с Мiровым Злом, в то время, как в действительности они сами находятся в порабощении у этого Мiрового Зла и вольно или невольно помогают ему в его борьбе со Христом и Его истинной Церковью» (Аверкий (Таушев) архиепископ. Еще о правде и лжи // Современность в свете слова Божия. Слова и речи. 1975. Т. IV. С.490.)

В этом видении современного исторического процесса заключается главное отличие Русской Зарубежной Церкви и от других зарубежных либерально-демократических юрисдикций (парижской и американской), и от советской Церкви. К сожалению, и руководство НТС со своим солидаризмом как «социальной проекцией христианства» оказалось в числе упомянутых «борцов с коммунизмом», далеких от понимания такого всемiрного духовного уровня борьбы.

В этой части воспоминаний и в следующих я буду многое использовать из ранее опубликованного (часть моих статей выложена на РИ: https://rusidea.org/6000), поскольку в моей тогдашней публицистике выражалось мое отношение к происходящему, мое поведение, в том числе мои разногласия с руководством НТС ‒ а это и важная (фактически уже написанная) часть моей биографии.

Публикация в «Литературной России» моего открытого письма об антирусской политике «Свободы» вызвала резкое осуждение со стороны руководителей НТС, хотя оно было написано мною вежливо с тактической целью: призывало американскую администрацию всего лишь соблюдать Профессиональный кодекс РС и прекратить очернение русских патриотов-почвенников как вредящее облику самóй Америки в глазах русских людей. Председатель Исполнительного Бюро Совета НТС Ю.Б. Брюно (преемник Романова на этом посту) опубликовал прямо в «Посеве» публичный выговор мне, члену редколлегии: «Действительно, …оскорбительные выпады против России, русского народа, русской истории и культуры стали в русской редакции этой станции хорошим тоном. Но если бороться с этим, то ведь не в советской же прессе!… Назаров… недостаточно четко отличает «гласность» от свободной прессы» (Посев. 1989. № 12. С. 50).

На это я возражал: важно не где, а что и когда писать и с какой целью ‒ в данном случае для разъяснения слушателям в СССР лукавых антирусских целей этой радиостанции. Именно сейчас в патриотической газете в СССР это очень важно, поэтому и первоиерарх РПЦЗ митрополит Виталий опубликовал в той же газете два месяца спустя свое знаменитое обращение к русской молодежи о натиске антирусских сил для погашения Русского возрождения… Опубликовала бы западная «свободная пресса» его письмо и мое? Передала бы их в эфир «Свобода» хотя бы для полемического опровержения?

Впрочем, моих отношений с руководителями НТС это не ухудшило ‒ скорее публичная отповедь мне выглядела какой-то формальностью. Зачем она понадобилась?

Кто-то считал, что этим выговором руководство НТС отмежевалось от моего письма перед американскими деньгодателями. О денежных взаимоотношениях с ними знало лишь несколько человек в Исполбюро, нам же всем говорили, что «НТС принимает пожертвования на антикоммунистическую борьбу от разных организаций, которые не ставят нам своих условий». Это была частичная правда, поскольку жертвовали и профсоюзы, и религиозные организации, и понемногу простые люди (их пожертвования публиковались в сводках «Фонда Свободной России»). Хотя, конечно, основные деньги, как я уже сказал в главе 9 со слов Е.Р. Романова, шли из американских структур, несмотря на то, что в «Посеве» нередко публиковалась критика американской политики и русофобии и в целом корпоративистский НТС не соответствовал американскому типу демократии.

Однако в конце «перестройки» американцы прекратили финансирование системы НТС за ненадобностью: скорый крах коммунистической власти был очевиден. Руководство НТС искало возможность возобновить получение американских денег для деятельности в СССР совместно с «Русским Христианским Демократическим Движением» В. Аксючица, народного депутата РСФСР в 1990–1993 годы. Но теперь уже не все антикоммунистические силы, как ранее, вписывались в американские планы, ибо падающий режим КПСС Америке нужно было толкнуть в определенную сторону – и уж никак не в сторону восстановления исторической России.

В этих американских планах главной фигурой стал один из коммунистических вождей Б.Н. Ельцин ‒ бывший глава свердловского обкома (1976‒1986), затем московского горкома и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, в годы «перестройки» вступивший в борьбу за власть с президентом СССР Горбачевым. Под влиянием США Ельцин сделал ставку на поощрение суверенитетов советских республик, что соответствовало американскому расчленительскому антирусскому «Закону о порабощенных нациях» (1959 г.), в котором было провозглашено, что все народы в составе СССР, в том числе малые и мифические, были порабощены «русским коммунизмом», и США обязуются бороться за их освобождение. (В 1991 году этот закон был претворен в жизнь, но не отменен и до сих пор, когда в 2023 году пишутся эти строки; он и не будет отменен до намеченного «победного конца», когда, по выражению З. Бжезинского, «Евразия станет главным призом для Америки».)

В мае 1990 г. Ельцина избирают председателем Верховного Совета РСФСР. Он описывает, как вошел в огромный председательский кабинет и подумал: «Ну и что дальше?.. Ведь мы не просто кабинет, целую Россию отхватили» (Ельцин Б.Н. Записки президента. М., 1994. С. 33). И уже 12 июня Съезд народных депутатов РСФСР провозгласил «государственный суверенитет РСФСР» и верховенство законов РСФСР над союзными. (Соответственно и коммунисты сразу создали компартию РСФСР – непонятно зачем, ибо перехватить инициативу у Ельцина она не могла, но, находясь в оппозиции к генсеку КПСС Горбачеву, разрыхляла общесоюзную партийную структуру СССР.)

«Как только в воздухе прозвучало слово «суверенитет», часы истории вновь пошли… Пробил последний час советской империи», – с удовлетворением вспоминал Ельцин. Это развязало цепную реакцию «суверенитетов» других республик (даже Карельской, Удмуртской, Коми и др.). Ельцин поощрял их: «Возьмите такую долю самостоятельности, какую можете переварить». В январе 1991 г. он подписал совместное заявление с прибалтийскими республиками, признающее их субъектами международного права.

Горбачеву удалось вполне успешно противодействовать этому мартовским референдумом 1991 года. Был задан вопрос: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик…». (Как можно видеть, и в этот последний год своей власти Горбачев тактически не хотел отказываться от социализма, хотя и «обновленного», «с человеческим лицом»…) Ельцин и демократы пропагандировали: «России – да! Союзу – нет!». США усилили раздачу посулов всем республиканским лидерам в случае развала Союза, даже пытались собрать их всех вместе на «инструктаж».

Но результаты референдума говорили сами за себя: в нем приняло участие 80 % населения (голосование не было допущено властями Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии, Армении и Грузии – однако часть их населения проголосовала в самостоятельно образованных избирательных округах. Из проголосовавших 76,4% были за сохранение СССР в обновленном виде, в том числе: в РСФСР 71,3% от 75,4% принявших участие, на Украине – 70,2% от 83,5%, в Белоруссии 82,7% от 83,3%, в Казахстане 94,1% от 88,2%, в Узбекистане 93,7% от 95,4%, в Азербайджане 93,3% от 75,1%, в Киргизии 94,6% от 92,9%, в Таджикистане 96,2% от 94,4%, в Туркмении 97,9 % от 97,7 %.

Накануне референдума в советских СМИ (патриотического направления) было опубликовано составленное мною обращение представителей русской эмиграции:

Призываем к осторожности

Предстоящий референдум о судьбе союзного государства может иметь важное значение для наших народов. Не имея возможности лично участвовать в этом решении, нам хотелось бы, по крайней мере, высказать свое мнение – в надежде, что оно будет услышано в числе многих других.

Крушение Российского государства в 1917 году и установление на его территории тоталитарного режима стало трагедией для всех народов нашей страны. Отталкивание от этого наследия сегодня во многом понятно. Но мы призываем не подменять проблему возрождения наших народов отталкиванием от «русского центра» и возлаганием на русских вины за происшедшее.

Революция в России была сделана на иностранные деньги под руководством интернационалистов. Русский народ, потеряв десятки миллионов людей, стал первой жертвой режима – как оплот «реакционных» духовных ценностей старой России. Последовавшая так называемая «русификация» была лишь тоталитарным использованием языка и тела самого большого народа страны – при денационализации самих русских в области их традиционной культуры. Причем для оправдания обеих революций 1917 года прежнюю Россию оклеветали и участвовавшие в тех событиях силы Запада, и большевики. Но нам, думая о будущем, нельзя забывать уроки прошлого.

Российская держава строилась на культурно-национальной автономии своих составных частей и отличалась от других империй: в России не существовало неравноправия по национальному признаку. Разумеется, при создании империи были и несправедливости, типичные для всех государств той эпохи. Но как бы ни создавалась дореволюционная Россия – она стала, по существу, союзом народов для самозащиты их национальных культур от разрушительных тенденций в окружающем мiре. Россия развивалась в принципиально новое – неэгоистическое – сверхнациональное сообщество народов.

Первая мiровая объединила против этого сообщества мощные силы, которым оно не смогло противостоять. Истории, однако, было угодно, чтобы наша территория – ценою огромных жертв – осталась «белым пятном» на карте сильных мiра сего. Сейчас, вместе с нашим избавлением от наследия 1917 года, возобновляется борьба окружающего мiра за освоение этого «белого пятна».

В этой связи нас очень безпокоят распространенные в среде «советских демократов» надежды на безкорыстную помощь западного мiра. Конечно, много неправды говорилось в СССР о Западе за десятилетия конфронтации с ним. Теперь маятник настроений из одной крайности качнулся другую; упускается из виду, что в числе политических сил Запада есть и такие, которые враждебны нашей стране независимо от ее политического строя. Нынешняя прозападная эйфория облегчает действия этим силам, как и тем кругам, которые хотели бы распространить на наши народы свое влияние.

Необходимо понять, что никто никому безкорыстно помогать не будет. Политика всех государств строится на собственной выгоде. К тому же в «свободном мiре» свободно правят и деньги, и подчиненные им средства информации. У отделившихся частей нашей страны будет мало возможностей противостоять этому «правлению». Даже развитой европейской демократии, из которой мы к вам обращаемся, приходится участвовать в чужих расходах по оккупации одних территорий [имелась в виду оккупация Палестины евреями. – М.Н.] и в войне против оккупации других [натовская война против Ирака, спровоцированного американцами на вторжение в Кувейт. – М.Н.].

Именно поэтому сильные мiра сего поощряют в нашей стране сепаратизмы: не ради национальных ценностей отдельных народов, а потому, что расчлененную на куски территорию легче освоить. Можно привести много примеров, что руководители западных демократий отстаивают свои «высокие принципы» лишь там, где это им выгодно, но в других случаях могут закрывать глаза даже на преступления. Так, до сих пор замалчивается младотурецкий геноцид армян в годы Первой мiровой войны. А после второй миллионы россиян, противников сталинского режима, были выданы на расправу Сталину теми же ведущими демократиями, которые сегодня выступают нравственными судьями и оценщиками перемен в нашей стране.

Поэтому мы призываем к трезвости и осторожности. Выход республик из Союза не решит социально-экономических проблем, но создаст массу новых: разрывы, проходящие через множество смешанных семей, переселение миллионов людей; да и споры из-за искусственности многих границ. Нам кажется, что народы, совместно пережившие трагедию, должны совместно и преодолеть ее. Только наши народы по-настоящему нужны друг другу в мiре. Особенно это касается малых наций: им очень непросто будет противостоять рыночному натиску бездуховного космополитизма. И честолюбивые замыслы сепаратистской интеллигенции могут привести к огромному национальному ущербу для самих народов.

То есть, принимая решение о будущем союзного государства, не следует исходить из сиюминутных (пусть и накаленных!) проблем. Национальные идеалы нельзя измерять на уровне материальных потребностей ныне живущих поколений. В референдуме должно быть учтено и мнение наших предков, которые создали и развивали наше многонациональное сообщество. Было бы жаль, если бы происшедшая катастрофа, в допущении которой мы виноваты все, перечеркнула память о нем.

Разумеется, народы, созревшие для самостоятельной государственности и стремящиеся к ней, вправе ее обрести. Для этого, как нам кажется, теперь есть легальные возможности, без конфронтации и хаоса. Но независимо от этого права на отделение и от того, какую форму примет новый Союз, мы призываем увидеть в его сохранении и преображении, в ориентации друг на друга и во взаимопомощи даже отделившихся духовную ценность, подлинно вселенскую и более высокую, чем существование врозь.

Подписи:
Л. Барат (первый заместитель Донского атамана в Западной Европе), В. Зарубин (представитель газеты «Наша страна» в Германии), О. Красовский (главный редактор журнала «Вече»), М. Назаров (публицист), д-р Э. Оганесян (директор Института армянских проблем), В. Семенова (член правления Российского Национального Объединения в ФРГ), С. Солдатов (бывший политзаключенный, руководитель издательства «Ост-Вест Ренессанс»).

Было опубликовано в СССР в газетах: «Литературная Россия» (15.03.1991); в отрывках и в пересказе: «Советская Россия» (15.03.1991), «Гласность» (14.03.1991) и др.

Как можно из этого видеть, газеты, остававшиеся идеологически советскими, сократили в нашем Обращении антисоветские места. Разумеется, оно очень не понравилось американцам: Леонид Иванович Барат как американский военный пенсионер был вызван в Мюнхенское консульство США для выговора за поставленную подпись… А «Посев» нашего обращения не заметил, зато опубликовал передовицу о сомнительности референдума как сохранения «социалистического» СССР и несколько критических материалов на эту тему, один под заглавием «КПСС вышла из окопов»… («Посев», 1991, № 3). То есть НТС фактически поддержал Ельцина. Отделить историческую ценность единства русского народа и территории Российской империи от преходящей социалистической власти руководители НТС не сочли нужным, и тем более узреть, в чьих интересах готовилось (и вскоре произошло) это расчленение СССР и русского народа – по большевицким границам.

А ведь на упреки в «сомнительности» там же ответил сотрудничавший с НТС глава РХДД, народный депутат В. Аксючиц, повторив то отношение к СССР, которое ранее долго существовало и в НТС: «Наша борьба с коммунистическим режимом не является борьбой с государственностью: мы стремимся вытеснять идеологию из структур этого государства, а не разрушать государство как таковое. Исходя из этой установки, наши действия порой могут выглядеть несколько противоречиво, но они оправданы меняющейся политической конъюнктурой. В нашей резолюции по этому поводу сказано: «От коммунистической империи – к новому союзу!». Мы говорим, что сегодня господствуют две крайности: одна – насильственное сохранение коммунистической империи, другая – наши демократы стремятся искусственно расчленить ядерную сверхдержаву, не рассматривая возможности нормального существования для новых государств. Первая крайность – ядерный военно-промышленный комплекс, взрыв которого был бы опасен не только для нашей страны, но и для всего мира. Расчленительный подход приведет не просто к распрям, но к межнациональной бойне, что видно по событиям в Закавказье и Средней Азии…».

Скажу тут несколько памятных слов о моем друге армянском националисте Оганесяне (так он сам себя всегда называл), подписавшем наше обращение.

Эдуард Ваграмович Оганесян (февраль 1932–23.7.2004) – идеолог и один из лидеров дашнакской партии Армении. Родился в Ереване, стал в 32 года доктором наук, автор многих научных работ, создал лабораторию автоматики и телемеханики во Всесоюзном научно-исследовательском и проектном институте полимерных продуктов (ВНИИПолимер). Находясь в заграничной поездке, в 1972 г. попросил политическое убежище в Германии и развернул активную политическую деятельность в составе эмигрантской дашнакской партии. Одновременно активно участвовал в жизни русской эмиграции, выступая на ежегодных конференциях франкфуртского издательства «Посев» и как автор. Долгие годы Э. Оганесян возглавлял армянское вещание Радио «Свобода», во многом противостоя антирусским директивам начальства. В 1977 г. основал и возглавил мюнхенский Институт армянских проблем.

Постоянной жизненно важной темой для Эдуарда был турецкий геноцид армян, который в то время, в годы Холодной войны, на Западе не был признал, поскольку Турция была членом НАТО, а Армения – в составе СССР. Благодаря информации, полученной от Эдуарда, я разобрался в духовных причинах этого геноцида: пришедшие в Турции к власти в 1908 г. младотурки были масонами-антихристианами. Они-то и вырезали в 1915‒1916 гг. полтора миллиона армян, вдохновляясь не только шовинистическими идеями пантюркизма, но и антихристианскими.

На основе единомыслия в отношении к антироссийской политике Запада и к «еврейскому вопросу» (обостренному на Радио «Свобода») нас с Эдуардом связывали дружеские доверительные отношения. У него с конца 1980-х гг. и до моего возвращения в Москву хранились запасные копии (дискеты) моих черновых наработок книги «Русские и евреи в драме истории».

Итак, итоги референдума Горбачева и активность сепаратиста Ельцина как его соперника побудили США отказаться от поддержки первого в пользу второго. Вскоре демократы «пробили» должность президента РСФСР; 12 июня 1991 г. им был всенародно избран Ельцин, который стал готовить «новый союзный договор», превращавший СССР в рыхлую конфедерацию независимых государств.

Накануне подписания этого нового договора об СССР, назначенного на 20 августа 1991 года, было объявлено о проведении в Москве «Конгресса соотечественников» из разных стран. В дискуссии о целях этого Конгресса в числе желательных участников в патриотической печати было названо и мое имя. Не имея возможности приехать, я направил организаторам Конгресса свое послание: «Спасти себя мы можем только сами. Открытое письмо Конгрессу соотечественников», предостерегая от прозападной эйфории. Оно было опубликовано в «Литературной России» (26.7.1991) ‒ как раз накануне этого Конгресса (совпавшего с ГКЧП и путчем Ельцина). Если бы я тогда оказался в Москве и попытался «поддержать ГКЧП» (как это потом мне приписывали новые активисты НТС в Москве), то лишь советом открыто объявить об отказе от коммунистической идеологии и о восстановлении преемственности от исторической России, но вряд ли меня послушали бы… Для правильного понимания моего отношения к Августовской революции необходимо пояснение сути этой катастрофы, открывшей новую историческую эпоху. Поэтому я напомню, что писал в своих статьях по свежим следам ‒ они имеют прямое отношение к моим биографическим воспоминаниям.

Что такое было это ГКЧП? Фактически это было тогдашнее правительство СССР. Для предотвращения развала СССР 18 августа 1991 г. на основании ст. 127‒3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли: «Бакланов О.Д. ‒ первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, Крючков В.А. председатель КГБ СССР, Павлов B.C. ‒ премьер-министр СССР, Пуго Б.К. ‒ министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. ‒ председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. ‒ президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. ‒ министр обороны СССР, Янаев Г.И. ‒ вице-президент СССР». Исполнение обязанностей Президента СССР Янаев принял на себя «в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей… на основании ст. 127‒7 Конституции СССР» («Правда», 20.8.91). В Москву была введена военная техника.

Ельцин и его сподвижники отказались признать ГКЧП, назвали его «путчем», превратили Дом Советов в штаб сопротивления (они называли его «Белым домом», по аналогии с вашингтонским) и одержали победу…

Однако в самом «путче» были явные признаки провокации, что отметили тогда даже многие демократы: никто из лидеров оппозиции не был арестован (они даже могли летать за границу за консультациями и инструкциями, как ельцинский министр иностранных дел Козырев); Верховный совет РСФСР [во главе с Ельциным] продолжал функционировать, хотя у ГКЧП были элементарные способы прекратить его жизнедеятельность, например, отключив электроэнергию и телефоны, ‒ писал известный диссидент А. Подрабинек («Русская мысль», 30.8.1991). Иностранные корреспонденты в Москве продолжали свою работу, не была отключена международная телефонная связь, что позволило всему мiру следить за развитием ситуации в СССР и влиять на нее.

Спецназу КГБ «не представляло ровно никакого труда захватить здание Верховного Совета, даже если бы его защищало вдесятеро больше волонтеров. … совершенно ясно, что речь сейчас идет не о дилетантизме или глупости путчистов, а об исполнении продуманного плана», ‒ писал Подрабинек: «Множество фактов свидетельствует о том, что переворот был более спектаклем, чем серьезной попыткой изменить государственные структуры». И так полагал не он один.

Планов штурма «Белого дома» ГКЧП не подготовил, что признал позже глава КГБ Крючков: «Подразделения, которые могли бы быть задействованы.., находились на местах дислокации» («Российская газета», 27.2.1992). Тогда как в «Белом доме», по признанию руководившего его обороной ген. Кобеца, заранее существовал «план противодействия путчистам. Мы заранее определили, какое предприятие что должно нам выделить: где взять железобетонные плиты, где металл.., каким образом забаррикадировать мост.., на те маршруты, по которым выдвигались войска, тут же выставлялись заслоны: из техники, бульдозеров… даже 15 катеров и барж, чтобы блокировать Москва-реку» («Московский комсомолец», 31.8.1991).

По свидетельствам замминистра обороны СССР Грачева, министра Язова и самого генерала Лебедя, его батальон был прислан к «Белому дому» не для его взятия, а для охраны, по просьбе самого Ельцина («Красная звезда», 31.8.1991; «Русская мысль», 21.8.1992; «Литературная Россия», 1993, №№ 34-36). Поэтому «мужественный поступок» Ельцина, забравшегося на бронемашину для оглашения своего протеста против «путча», был театральной постановкой для иностранных СМИ.

Министр правительства РСФСР Е. Сабуров рассказывал, что «предприниматели везли в «Белый дом» деньги чемоданами… Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие ‒ все это было куплено на деньги российских предпринимателей. Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца» («Комсомольская правда», 5.9.1991 г.)]

Придание «путчистам» демонического облика имело тактическую цель: это была «гениальная психологическая стратегия Бориса Ельцина и его команды, которые, не имея практически никаких реальных сил, разыграли в мировом эфире драму столь высокого накала, что ГКЧП, не выдержав, бежал», ‒ пишет Л. Ионин в «Независимой газете» (12.9.1991). То есть «путчисты» не выдержали того страшного облика («сталинисты»), который в кратчайший срок был создан им в стране и мiре и изменить который они уже были не в состоянии.

Особо следует сказать об армии: «из Белого дома постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственным словам, «по-несколько часов не отрывал трубку от уха», получая информацию и даже частично регулируя совместно с командованием МВО движение военных колонн. Белый дом знал, как мало угрожает армия».

Позже из американской печати стало известно, что американская разведка предоставила Ельцину данные электронного перехвата о переговорах ГКЧП с военачальниками на местах (из чего стало известно об их пассивности), а также направила в «Белый дом» связиста из посольства США со спецоборудованием, который помог команде Ельцина напрямую переговариваться с военачальниками. (Seymour M. Hersh. The Wild East. The Atlantic Monthly. Boston. 1994. June). Таким образом, уже на этом этапе началась та «Российско-американская совместная революция», в которой Ельцин признается после ее следующего успешного этапа (осенью1993 года) в подавлении сопротивления государственно-патриотических сил. По сути, и в августе 1991 года это была революция именно против них, а не против ГКЧП, который был идеологически непродуманным и по-советски духовно ограниченным проявлением верхушечной части этих сил в руководстве страны, потому и потерпел крах.

Под влиянием дезинформации «все трое суток на улицах столицы люди с истерикой и слезами спрашивали солдат: «Неужели вы будете стрелять в народ?». Белый дом не выдавал секрета. Шли драматические сообщения о «борьбе за армию». Нагнеталось напряжение. И люди в ответ на радиопризывы шли и шли к Белому дому», готовясь грудью остановить танки», ‒ пишет Ионин. Следствие пришло к выводу, что в нападении на бронемашину на Садовом кольце принимала участие возбужденная и отчасти пьяная толпа (спиртные напитки раздавались на улице безплатно), заготовившая у американского посольства бутылки с зажигательной смесью. Бронемашина двигалась не к Белому дому, а вдали от него, уходя по Садовому кольцу к Смоленской площади, но она была ослеплена накинутым брезентом, забросана камнями и подожжена (эти телекадры были представлены всему мiру как «штурм и оборона Белого дома»); один из нападавших был смертельно травмирован машиной при маневрах вслепую, другой погиб от неприцельных предупредительных выстрелов вверх через люк и рикошета, третий был сражен пулей (так и не найденной) при нападении на выбравшийся из горящей машины экипаж. Постановлением прокуратуры г. Москвы от 20.12.1991 уголовное дело против экипажа машины было прекращено за отсутствием признаков уголовно наказуемого деяния («Известия», 26.12.91). Однако троим погибшим Ельцин присвоил звание Героев Советского Союза, причем символически полезными оказались и их национальности: русский, украинец и еврей,‒ объединившиеся в «борьбе за свободу».

Ионин резюмировал: «в эфире Москвы в те августовские дни царствовало радио «Свобода», ведшее передачи прямо из Белого дома; PC и мировые средства информации распространяли не соответствовавшие действительности сенсационные сообщения о штурме и гибели людей на баррикадах у Белого дома ‒ так, психологическим давлением, «Радио «Свобода» и Би-Би-Си победили КГБ и КПСС».

На этом фоне неубедительно выглядят рассказы о зловещих планах «переворотчиков»: «250 000 наручников», «атомная кнопка» и возобновление «холодной войны»; «планы взрыва» какой-то АЭС… Похоже, после победы демонизация врага была продолжена ‒ уже чтобы подчеркнуть собственный героизм: так в свое время были созданы мифы «взятия Бастилии» и «штурма Зимнего» (за «документальные кадры» которого даже на Западе часто выдается сцена из художественного фильма Эйзенштейна…).

Каковы бы ни были цели ГКЧП ‒ вероятно, сами путчисты понимали, что утопическая коммунистическая идеология, в которую уже почти никто не верил даже в партии, отжила свой век. Видимо, поэтому «в указах-приказах ГКЧП идеологический коммунистический флер почти отсутствовал… Это был переворот ВПК… ВПК не ругательное слово, а естественный феномен, его не надо ликвидировать, его надо цивилизовать. …к лету 1990 года стало ясно, что власть КПСС убывает подобно шагреневой коже. Жизнь доказала, что КПСС опоздала на поезд: в государственный переворот партию не взяли… ВПК решил полагаться на самого себя» (К. Плешаков, «Новое время» № 37, 1991). «Архитектор перестройки» А. Яковлев также заявил: «Если бы меня спросили, а кто все-таки организовал путч, мое глубочайшее убеждение ‒ военно-промышленный комплекс» («Куранты», 5.9.92).

Корреспондент радио «Свобода», М. Смирнов высказал даже убеждение, что «переворот не был коммунистическим», а был ориентирован на «ура-патриотические» круги и «особое место в нем отводилось Церкви» (Радио «Свобода», 4.9.1991). В верности этого заявления можно усомниться (ибо цель Смирнова ‒ очернить патриотов «причастностью к путчу»), но оно говорит о том, что если бы даже путч устроили люди, обладающие здоровым национально-религиозным сознанием, ‒ это для «Свободы» (и для западных политиков) было бы столь же неприемлемо.

Западные правительства (чья позиция решающим образом повлияла на события) сразу же заявили о непризнании происшедшей в СССР смены власти [перешедшей от Горбачева к ГКЧП] как «противозаконного и неконституционного путча» ‒ как будто можно считать абсолютно законной конституцию полутоталитарного СССР и как будто не бывают в истории моменты, когда страну спасает именно нарушение существующей законности. Ведь и США своим возникновением обязаны «неконституционному путчу» и гражданской войне.

Кроме того, термин «путч» подразумевает незаконность перемены, тогда как «введение чрезвычайного положения» претендует на законность. Юридическая граница между этими терминами оказалась очень тонка: в этом акте участвовали не какие-то «черные полковники», а само руководство СССР. На это обратил внимание и парижский историк М. Геллер: «Трудно назвать «переворотом» ситуацию, в которой остается на месте вся структура государственной власти, кабинет министров в полном составе, вся структура партийной иерархии… Они всего-навсего выбрали одну из горбачевских линий, одну из множества, которые проводил президент…» («Русская мысль», 23.9.1991). Демократ Л. Баткин тоже счел, что это не был путч, ибо «заговорщиками были сами верхние структуры власти»; это «не государственный переворот, а государственный поворот, то есть правящая верхушка решила… резко переложить румб» (Радио «Свобода», 29.8.1991).

Не участвовал в «повороте румба» лишь один, но главный человек в системе власти: президент СССР (заблаговременно уехавший на отдых в крымский Форос). Именно на этом основании Запад и Ельцин объявили его «отстраненным от власти, изолированным», и призвали к восстановлению его власти, но для значительной части населения страны юридическая граница была трудноуловима: ведь этот все более непопулярный президент был к тому же и Генеральным секретарем ЦК КПСС ‒ главой той самой структуры, которая с 1917 г. душила страну.

К тому же не кто иной, как сам Горбачев сформировал это «путчистское» руководство страны, не обнаруживая с ним принципиальных разногласий в повороте направо, происшедшем еще осенью 1990 г. В сущности, «путч» они начали совместно уже тогда, и можно лишь удивляться, что в августе Горбачев не оказался в их компании. Впрочем, его роль нуждается в уточнении: газеты сразу же сообщили, что «блокады Фороса не было» («Комсомольское знамя», 4.9.1991); что 19 августа Ельцин смог туда позвонить («Демократическая Россия», 23.8‒4.9.1991); Янаев 20 августа в «Правде» высказал Горбачеву «всяческое уважение» и уверенность, что тот, «поправившись, вернется к исполнению своих обязанностей», а после провала «путчисты» ринулись 21.8.1991 не в какой-нибудь Китай, а все к тому же Горбачеву…

Позже выяснилось, что и вооруженная охрана Горбачеву была оставлена прежняя, имевшая обычный контакт с погранвойсками; меры предосторожности против сопротивления Горбачева не были предприняты ‒ то есть ГКЧП не видел в Горбачеве своего противника. И Горбачев не видел в действиях прилетевших к нему [накануне] 18 августа ГКЧПистов какой-либо угрозы себе ‒ иначе бы приказал охране арестовать их. Очевидно, что он решил выждать развития событий; он мог следить за ними по телевизору и по радио, но не высказал протеста против господствовавшей дезинформации. Позже в ходе расследования «изоляции Горбачева» один из офицеров охраны заявил: «Наше руководство подготовило специальные схемы, основываясь на которых, мы и должны были давать показания… следователи тоже знают это и «ненужных» вопросов не задают, а если все же об этом спрашивают, то мы отказываемся отвечать. Ведь у нас есть свои секреты». Сам Горбачев сказал на пресс-конференции после Фороса: «Я вам все равно не сказал всего. И никогда не скажу всего» («Коммерсант», 19‒26.8.1991; «Труд», 3.9.1991; «Куранты», 22.10.1991).

На следствии члены ГКЧП утверждали, что чрезвычайное положение готовилось давно по поручению Горбачева; что перед вылетом в Крым Горбачев заявил правительству: «Видимо, без чрезвычайных мер не обойтись»; что в Форосе 18 августа он был информирован об их плане, обсуждал его, порываясь писать обращение к Верховному Совету с просьбой обсудить введение чрезвычайного положения, попрощался с приехавшими доброжелательно, но не стал присоединяться к ним, предпочитая переложить ответственность на них и выждать время. Таким образом, ГКЧПисты «не собирались брать власть, а только ждали созыва Верховного Совета и возвращения Горбачева» («Общая газета», 15‒21.8.1996; «Гласность», 18.3.1994; «Советская Россия», 3.9.1994, 20.8.1996, 21.8.1997). И лишь после провала ГКЧП Горбачев тоже заявил о «путче», «предательстве» и «изоляции», переняв позицию Ельцина и «мiрового сообщества»… Сходная версия опубликована также [сторонниками Ельцина] Л. Радзиховским («Огонек» № 41, 1991). Е. Киселевым («Русская мысль», 21.8.1992), Д. Штурман («Русская мысль», 6.11.1992). А член ГКЧП Павлов даже заявил, что Горбачев сознательно решил их использовать, «чтобы расправиться нашими руками с Ельциным… Ельцин, я уверен, знал этот сценарий и… тоже решил использовать нас, откорректировав сценарий Горбачева. Он решил нашими руками убрать Горбачева…» (Павлов В. «Горбачев ‒ путч. Август изнутри», М., 1993 г.)

Формально рассуждая, многие шаги Ельцина (например, перевод союзных министерств под свое подчинение) были еще менее конституционны, чем «поворот румба» ГКЧП. И «почти все указы Ельцина после победы ‒ это грубейшие нарушения законов и конституции, причем не только СССР, но и РСФСР», ‒ признавали даже в парижской «Русской мысли» (6.9.1991) Вспомним далее и роспуск избранного союзного парламента, и игнорирование результатов референдума о сохранении Союза… То есть антиправительственный «путч» был совершен не ГКЧП, а позже ‒ демократами во главе с Ельциным.

Тем не менее трактовка ГКЧП как «красного путча» утвердилась до сего дня, в том числе на Западе. Поддержавшие ГКЧП писатели и журналисты были обвинены в «идеологическом обезпечении путча», начались их преследования, закрытие редакций патриотических изданий. Однако это обвинение далеко от истины.

Сразу после этого совершившегося государственного переворота (достигнутого умелой провокацией), я опубликовал в «Литературной России» (1991, № 43) статью «»Ложь» и «правда» Августа 1991-го», где собрал вышеприведенные факты. Приведу оттуда еще несколько отрывков.

«…В августе 1991 г., в праздник Преображения, кажется, закончился коммунистический период российской истории. Разделяя радость этого события, трудно, однако, избавиться от чувства тревоги. Ибо над Кремлем ‒ все те же «пылающие звезды», в центре страны ‒ все то же идолище в своем мавзолее. Видимо, новым властителям это не мешает. Похоже, многим из них больше мешают писатели и патриотические деятели, против которых развернута кампания дискредитации…

Чтобы понять тех, кто не менее западников хотел избавления страны от коммунизма, но не был в те дни на баррикадах [у ельцинского «Белого дома»], нельзя забывать, что противники режима всегда видели два варианта перехода от тоталитаризма к правовому государству.

Первый вариант ‒ через период просвещенной диктатуры (типа генерала Франко в Испании), которая воссоздаст правовое общество с минимумом хаоса, без ослабления страны. О желательности этого писал А. Солженицын, за этот вариант еще с 1930-х гг. выступали самые антикоммунистические эмигрантские организации; совсем недавно такая переходная диктатура сравнивалась в «Посеве» с декомпрессионной камерой ‒ необходимой для избежания кессонной болезни.

Второй вариант ‒ переход через революцию, то есть резкое всплытие из тоталитарных глубин на поверхность демократии. В этом случае изучение ее достоинств и недостатков происходит опытным путем, чреватым «кессонной болезнью»: анархией, национальными конфликтами и даже гражданской войной.

События в СССР в августе 1991 г. вылились в вариант, близкий к революционному. И нельзя не видеть, что шесть лет «перестройки» оказались плохой декомпрессионной камерой. А «кессонная болезнь» делает страну беззащитной и перед иностранными силами, которые стремятся ее «освоить». Главная же опасность в том, что августовские победители в своей эйфории этой угрозы не видят. Столько лжи было написано об Америке в коммунистические годы и столь тяжело жилось в нашем несвободном Отечестве, что теперь, по закону маятника, именно в Америке многим видится «рай на земле»…

Многие наши либералы-западники не только не видели опасности этих влияний [со стороны мiровой закулисы, о чем я писал накануне в Обращении к Конгрессу соотечественников], но даже поощряли их как признаки свободы и демократии. Их совместные с западными единомышленниками усилия по утверждению западной «культуры» как передовой, объявление «врагами перестройки» всех патриотических сил, которые сопротивлялись этим процессам, ‒ все это тоже подталкивало многих патриотов России к авторитарному пути и это заставляло видеть в существовавших структурах власти меньшее зло. (Об этом, например, писал в «Вече» № 35 явный антикоммунист В. Карпец.)

Поэтому, с одной стороны, даже в почвеннической среде мало кому понравились лица, титулы и методы «путчистов». Но, с другой, если быть объективными, ‒ мы не знаем, чем бы кончилось их правление. Если их власть рухнула в три дня как карточный домик, будучи безсильной перед политическим сопротивлением демократов, то почему бы она могла оказаться сильной против внутреннего давления патриотических сил ‒ сторонников первого варианта? Ведь не десяток серых аппаратчиков определял бы судьбу страны. Коммунистическая идеология отжила свой век и уже не могла бы стать серьезной помехой развитию здоровых сил очнувшегося общества. Именно на это и надеялись те патриоты, которые шли на столь дискредитировавший их компромисс…

Так что не за «нарушение конституционности» следует осудить августовских «путчистов», а за то, что в отличие от генерала Франко они оказались не на высоте национальной задачи. Очевидно, на иное эти люди и не были способны: в сущности, они действовали в прежних рамках «коммунистической законности». Все их шаги были словно запрограммированы на прямо противоположный результат, потому что были нравственно несовместимы с состоянием народа, истосковавшегося по правде и по свободе. Кажется, в этом была главная причина того, что путч превратился в «опереточный»: ГКЧП по старинке полагал, что стоит объявить себя властью ‒ и все подчинятся; поэтому, видимо, и не было подготовлено ни арестов, ни штурма…

Победить «неконституционным» способом можно было, лишь четко заявив об отказе от коммунистической идеологии и провозгласив идею национальной России. Но эти «путчисты» оказались неспособны даже найти искренние слова в обращении к своей стране, к армии, к внешнему миру. Они не отделили «правду» от «лжи» (начав с новой лжи ‒ о «болезни» президента), не покаялись перед теми высшими ценностями, которые только и оправдывали бы применение силы как меньшего зла. То есть они сами оказались чужды тем национальным символам, под которыми подобные действия только и могли быть поддержаны народом: бело-сине-красный флаг и слово «Россия». В результате национальная правда, теоретически возможная и в подобном варианте, оказалась не на их стороне. Неудивительно, что многие люди сразу же увидели в действиях «путчистов» прежнюю ложь и выступили именно против нее.

Пусть даже 40% населения [согласно соцопросам] было за ГКЧП ‒ это были те, кто, как правило, не участвует в борьбе за свое мнение. Во всех революциях исход зависит от поведения не более 1% населения, которое, однако, готово умирать за свои идеи. И в августе 1991 г. лишь десятки тысяч были готовы на это ‒ правда, умирать не столько за конкретных «демократов», сколько за Россию. Только выступившие под бело-сине-красным флагом могли победить в России в 1991 г. Именно этот флаг и слово «Россия» воодушевляли тех людей, в том числе военных, которые обрекли ГКЧП на поражение…

Но российским флагом и словом «Россия» теперь пользуются и «архитектор перестройки», видящий в России «тысячелетнюю парадигму несвободы»; и повторяющая эту цитату (21 августа) американская радиомашина «мутации русского духа» с позывными гимна Временного правительства, которая теперь с почетом аккредитована в Москве… Вспомним, что правительство Керенского в 1917 г. тоже не скупилось на патриотические призывы и принуждало уставший народ вести войну под тем же флагом ‒ уже ради чужих интересов.

В августовских событиях наглядно проявился союз западников-номенклатурщиков, западников-диссидентов и определенных сил самого Запада. Практически все средства массовой информации (пресса, радио, телевидение) оказались в руках западнического фланга… Кое-кого напугали даже русские флаги, из-за чего усиливается давление на Ельцина: Е. Боннэр с группой единомышленников (Л. Баткин и др.) осудила «царистскую символику», заклеймила дореволюционную Россию как «тюрьму народов» и предупредила Ельцина, что не будет молчать (очевидно, имея в виду свое влияние на Западе), «если его и дальше понесет в великую Россию» («Куранты», 3.9.1991; «Независимая газета», 3.9.1991; «Московские новости» № 36, 8.9.1991; «Союз» ‒ спец. выпуск). Разумеется, и радио «Свобода» кует железо, пока горячо: главный идеолог Б. Парамонов сразу же объявил, что крах «путча» ‒ это крах русской идеи (Радио «Свобода», 31.8.91, 20.9.91)…

Нельзя не видеть, что даже по аппаратчикам-коммунистам демократы открыли огонь меньший, чем по писателям-почвенникам. Характерно, что «префект» Музыкантский ринулся опечатывать Дом российских писателей, а не, скажем, мавзолей. И с Запада влиятельный советолог У. Лакер прямо призывает «сделать нелегкой жизнь» таких «врагов демократии», как Валентин Распутин (Радио «Свобода», 19.9.91).

Заметим на это, что Распутин утверждал подлинные нравственные ценности уже в то время, когда Евтушенко был экспортным дезинформатором и когда А. Яковлев отстаивал «классовый подход» к «реакционному» русскому патриотизму [1972]. Даже когда Распутин призвал отказаться от «полумертвой идеологии» (1987 г.), член Политбюро Яковлев сомневался в нужности юбилея Крещения Руси… И вот теперь первый зачислен в «пособники путчистов» ‒ поскольку накануне подписал «Слово к народу», а второй вместе с Евтушенко освобождает Россию от «тысячелетней парадигмы несвободы»…

Тысячи москвичей проявили мужество в критические дни. Как бы опровергая американский закон о нациях, порабощенных «русским коммунизмом», они показали западной советологии, что и русские готовы умирать за свободу. Хочется надеяться, что теперь они проявят такое же мужество в сопротивлении мутации нашего духа. Но эта задача сложнее, ибо угрозу многим еще только предстоит рассмотреть…

То, на что почвеннические силы надеялись, но не смогли сделать в условиях отживавшей коммунистической диктатуры, теперь им, возможно, придется делать в условиях диктатуры «демократической», носителями которой будет не столько правительство, сколько господство антипочвеннических сил в средствах информации (которые в условиях демократии создают или убирают правительства).

В этой борьбе в области информации у почвенников, на первый взгляд, силы неравные. Но это лишь если оценивать техническое обезпечение. На уровне программного обезпечения они имеют превосходство, ибо «не в силе Бог, а в правде». Их влияние будет расти по мере того, как 1) чисто негативная платформа «против чего» будет утрачивать свое значение и на повестку дня выйдут требования «за что»; 2) в соприкосновении с Западом все больше будет обнаруживаться эгоизм «сильных мира сего»…

Божьим промыслом России, кажется, суждено освобождаться от коммунизма по демократическому, а не по авторитарному варианту. Но отчаиваться при виде нынешних демократических эксцессов ‒ значит не верить в здоровые силы народа. «Голоса», расхваливавшие «демократический рай» в течение десятилетий, создали, конечно, эйфорию демократии, прежде всего американской. Но, неожиданным образом, это может привести к тому, что наш народ согласится принять только то, что будет соответствовать их обещаниям. Наши люди настолько истосковались по правде и справедливости, что вряд ли их устроит все то, что им предстоит открыть на Западе. Именно на этом стремлении народа к правде потерпела поражение «ложь» ГКЧП; поэтому же, хочется надеяться, наш народ отвергнет и «ложь» демократии, усвоив ее «правду».

Думается, народ и голосовал-то за демократов [в последние годы «перестройки»], в основном отталкиваясь от правившей «лжи». Это было голосование против коммунистической власти. Теперь критерии выбора меняются и люди будут голосовать не «против чего», а «за что». Это дает почвенническому флангу небывалые возможности консолидации здоровых сил для участия в следующих выборах.

Похоже, что история в нашей стране теперь развивается как бы по принципу «духовной реставрации»: сейчас произошел переход России из Октябрьского (коммунистического) периода к Февральскому (либерально-демократическому). Как мы помним, развитие от Февраля к Октябрю шло в направлении полевения Временного правительства; будем надеяться, что нынешнее временное правительство будет праветь, и мы от власти неофевралистов придем к подлинной России.

Это, должна быть, однако, не просто реставрация символов и институций. Мы должны вернуться в органичное течение национальной жизни, вынеся из 73-летнего опыта страданий трезвость и христианскую мудрость, которой нам не хватило в начале века: безкомпромиссность ко злу и терпимость к людям».

Сентябрь 1991 г.
Статья была напечатана в газете «Литературная Россия» (Москва. 1991. № 43) и в журнале «Вече» (Мюнхен. 1991. № 43).

Баррикада на Горбатом мосту около Дома правительства РСФСР.

Эту мою статью «Посев» тоже публиковать не стал, несмотря на то, что я еще числился в редколлегии…

Многие эмигранты, в том числе члены НТС, оказались в те дни в Москве в связи с Конгрессом соотечественников и по церковным делам. Часть из них присоединилась к митингу в защиту ельцинского «Белого дома», в том числе и некоторые мои друзья. Желая дать им возможность оправдания такого выбора, я предложил одному из них, секретарю Германской епархии РПЦЗ о. Н., интервью для «Вече» (1991, №43) под заглавием «Я видел: люди шли защищать не западников, а Россию», а владыке Марку ‒ заглавие его послания по этому поводу: «Свобода нужна для обретения Истины».

Однако, к сожалению, не оправдались мои надежды на становление патриотических сил в новых условиях ‒ они были зачищены и удушены новой властью, подвергнувшей и всю страну разграблению и разрушению…

Примечательно, что свое отношение к Августовской революции явила великая святыня Русского Зарубежья ‒ чудотворная мироточивая Иверская икона Божией Матери. Ее хранитель, монах Иосиф Муньос рассказывал: «Когда я был в Аргентине, … во время августовского переворота в России, я находился в местечке, … куда новости очень медленно доходят, и мы не знали ничего о том, что происходило в России в тот день, но заметили, что у Божией Матери появилась слеза (икона никогда не плакала раньше), которая просто держалась и сначала не падала. Мы старались понять, что происходит, почему Божия Матерь плачет, и когда сели на самолет, то по дороге обратно, в Буэнос-Айрес, получили газеты и узнали о перевороте в России. И мы поняли, что из-за этого Божия Матерь начала плакать, но это очень трудно объяснить…» («Православная Русь», Джорданвиль. 1993, № 1).

«25-26 августа стало очевидно для всех, что мирная августовская революция в России… подводит черту также под историей последней мировой империи… государства, которое раньше называлось Российской империей, а затем СССР. Но этот свершившийся всемирно-исторический факт должны приветствовать все истинные демократы» (Ю.Н. Афанасьев, Л.М. Баткин, B.C. Библер, Е.Г. Боннэр, Ю.Г. Буртин, В.В. Иванов, Л.М. Тимофеев // «Независимая газета», 3.9.91).

В эти дни независимость провозгласили власти Украины, Белоруссии, Молдавии, Азербайджана, Киргизии, Узбекистана… Все эти акты были незаконными с точки зрения существовавшего законодательства и противоречили итогам мартовского всесоюзного референдума.

Сразу «после августа 1991-го пошли расправы над многими генералами и офицерами, добросовестно выполнявшими свои обязанности во время ГКЧП… С августа 1991-го по август 1992-го из армии было выдворено более 300 «потерявших перспективу» генералов и свыше 65 тысяч офицеров… События августа 1991 г. нанесли тяжелый моральный удар по армии…» («Независимая газета», 12.9.96). Тем самым была обезврежена главная оппозиционно-патриотическая силовая структура, способная воспротивиться новой власти.

В сентябре-октябре в Чечне происходит свержение генералом-националистом Дудаевым местного Верховного Совета, захват здания КГБ и военной техники, объявление мобилизации для «возможного ведения войны против России», а 27 октября Дудаев избирается «президентом независимой Чечни» (явка на выборы составила 12%). Начинаются широкомасштабные убийства, грабежи, изгнание русского населения (всего из Чечни тогда бежали около 300 000 русских, десятки тысяч были убиты, столько же обращены в рабство) ‒ все это при невмешательстве центральной власти. Ельцин бездействовал…

Комментируя итоги состоявшегося 15 октября заседания Госсовета, Ельцин заявил, что, прежде чем приступать к реформам, он собирается «доразрушить» центр («Записки президента», с. 135).

«Третьеэмигрантский» автор Ш. Черток описал, как после переломного Августа он «приехал в другую Москву: побывал в ешиве в Кунцеве, открытой на бывшей даче-дворце московского мэра Промыслова, в восстановленной синагоге на Большой Бронной, которая была занята полвека назад Домом народного творчества имени Крупской, говорил на иврите с московскими школьниками, собравшимися на семинар по иудаике, зашел в готовый к началу занятий Открытый еврейский университет в здании факультета журналистики МГУ на Моховой, в центре Москвы… Отношение к Израилю стало в Советском Союзе своеобразным мерилом свободолюбия, как и отношение к антисемитизму… Российское радио и телевидение, действительно, противостоят «патриотическому фронту»…» («Новое русское слово», 30.10.1991).

Елена Боннэр на праздновании Хануки

1 декабря еврейские организации отпраздновали в Московском Кремле Хануку ‒ «веселый и радостный праздник» победы своих предков над греческой культурой более двух тысяч лет назад. При этом телемост соединил празднующих в Кремле евреев с Нью-Йорком и другими столицами, придав этому символическому событию международное значение. На площади перед российским парламентом «была установлена девятиметровая менора ‒ храмовый светильник. Разрешение на это дали Верховные Советы СССР и РСФСР, а также вице-мэр столицы» Ю.М. Лужков («Известия», 2.12.1991). В оргкомитет празднования Хануки вошли Е. Боннэр и министр иностранных дел РФ А. Козырев (вскоре он стал одним из руководителей «Российского еврейского конгресса»). Любавичский раввин Шнеерсон в Нью-Йорке возвестил, что падение коммунистического режима и празднование Хануки в Кремле – означает «скорое пришествие еврейского Мессии» (The Jewish Press. New York. 1991. Dec. 6).

В этот же день 1 декабря был проведен референдум на Украине, в котором, по официальным данным, 90% проголосовавших высказалось за независимость. Накануне референдума США пообещали экономическую помощь, если Украина станет независимой. Ельцин признал независимость Украины. На Украине тоже в этот день торжественно отметили Хануку.

8 декабря в Беловежской пуще Ельцин, Кравчук и Шушкевич (при активном участии Бурбулиса, Гайдара, Шахрая, Козырева, Илюшина), подписали соглашение, что «Союз ССР как субъект международного права и как геополитическая реальность прекращает свое существование», и провозгласили «Содружество Независимых Государств» с признанием советских границ между ними как государственных. Тем самым они лишили Горбачева остатков власти; он не сопротивлялся. Госсекретарь Ельцина Бурбулис заявил о цели Беловежского путча: «Да неужели Вы не понимаете, что теперь над нами уже никого нет!» (цит. по: «Наш современник», 1994, № 3, с. 115).

Ельцин так описывает свои чувства в момент расчленения исторической России: эта идея «родилась не сегодня… Вспомните 1917‒1918 годы: как только грянула демократическая Февральская революция, республики [? ‒ их тогда не было. ‒ М.Н.] сразу начали процесс отделения… Как только в воздухе прозвучало слово «суверенитет», часы истории вновь пошли… Вдруг пришло ощущение какой-то свободы, легкости… Я почувствовал сердцем: большие решения надо принимать легко…» («Записки Президента», с. 150‒151). Решение было отпраздновано шумным застольем.

На пресс-конференции в МИДе Козырев рассказал, что сразу после этого Ельцин «разговаривал в присутствии глав двух других государств содружества с президентом Бушем»; были «положительные высказывания из госдепартамента… Соединенные Штаты обнадежены и обрадованы» («Российская газета», 11.12.91). В своих воспоминаниях Буш отметил, что Ельцин позвонил ему прямо из охотничьего домика в Беловежской пуще и заявил: «Горбачев еще не знает этих результатов… Уважаемый Джордж, … это чрезвычайно, чрезвычайно важно. Учитывая уже сложившуюся между нами традицию, я не мог подождать даже десяти минут, чтобы не позвонить Вам» («Независимая газета», 19.12.98).

После Беловежского соглашения за пределами Российской Федерации оказались 25 миллионов русских (это только по официальным данным), ставших иностранцами на родной земле, где их стали зачислять в «имперские оккупанты» и лишать гражданских прав. Ельцинское правительство бросило их на произвол судьбы…

В начале декабря 1991 г. новый глава госбезопасности В. Бакатин передал американскому послу в Москве «схемы расположения подслушивающих устройств в здании американского посольства, а также образцы этих устройств» ‒ как символ окончания «холодной войны» («Правда», 19.12.91; «Рабочая трибуна», 17.12.91). Министр иностранных дел РФ Козырев заявил, что «у России теперь врагов нет», поскольку новое российское правительство разделяет «общечеловеческие ценности».

25 декабря Горбачев официально ушел с поста президента СССР. В виде отступных он выдвинул список, который «практически весь состоял из материальных требований. Пенсия в размере президентского оклада с последующей индексацией, президентская квартира, дача, машина для жены и для себя, но главное ‒ Фонд… бывшая Академия общественных наук, транспорт, оборудование. Охрана». Все это Горбачев получил. (Ельцин Б. «Записки президента», с. 159).

Ельцин заявил: «Мы готовы немедленно, во взаимодействии с зарубежными специалистами, открыть стратегические данные, необходимые для вступления в международные организации, принять основные принципы, заложенные в уставе Международного валютного фонда. Мы официально обратимся в МВФ, Мировой банк, Европейский банк реконструкции и развития, чтобы пригласить их к разработке детального плана по участию в экономических реформах» («Российская газета», 29.10.1991). К тому моменту консультанты указанных организаций уже были советниками властей РФ.

2 января 1992 г. началась «экономическая реформа» (либерализация цен) под руководством Ельцина (взявшего на себя также функции премьер-министра) и идеолога реформы Гайдара (летом 1992 г. ставшего и. о. премьера), а также их американского консультанта Джеффри Сакса. О реформе Ельцин еще в октябре заявил в «Обращении к народам России»: «Хуже будет всем примерно полгода. Затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года, как обещал перед выборами, стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей» («Российская газета», 29.10.1991). В противном случае Ельцин устно пообещал «лечь на рельсы».

«Реформа» началась с опустевших магазинов (товары были раскуплены или припрятаны), остановки производства и гиперинфляции рубля.

Одновременно с либерализацией цен Ельцин утвердил план приватизации государственных и муниципальных предприятий под руководством А.Б. Чубайса, назначенного в ноябре 1991 г. председателем соответствующего правительственного комитета ‒ Госкомимущества. Объявленная цель приватизации ‒ «снять с государства груз управления производством», поскольку «гораздо эффективнее оно работает в частных руках», «пополнить казну от продажи предприятий» и одновременно «привлечь частные инвестиции в экономику». Множество объектов госсобственности (от квартир до магазинов, учебных, медицинских, спортивных, партийно-комсомольских учреждений вместе с их имуществом и деньгами) стали регистрироваться как собственность частных лиц или созданных ими организаций по принципу: кто ближе к собственности ‒ тот ее и получает. Все указы по приватизации готовили Ельцину иностранные советники Чубайса.

8-9 февраля 1992 г. в Москве некоммунистическая оппозиция провела Конгресс гражданских и патриотических сил, на котором было создано Российское Народное Собрание. С главным докладом выступил вице-президент А.В. Руцкой, присоединившись тем самым к оппозиции.

12 июня 1992 г. объявлено государственным праздником РФ ‒ «Днем независимости России». Независимой от кого?..

7 сентября 1992 г. по первому каналу российского телевидения был представлен акт современного искусства: убийство и расчленение живой свиньи, которая символизировала «образ России, наполненной вечными комплексами, которые нельзя разрешить, можно только разрубить».

Осенью начался «ваучерный» этап приватизации самых доходных предприятий и природных ресурсов. (Как позже сказал об этом в интервью американскому режиссеру преемник Ельцина на президентском посту, ‒ в 1990-е годы «люди в одночасье становились миллиардерами».) Национальный состав этих новых «эффективных владельцев», избранных новой властью, оказался преимущественно нерусским. То есть эти новые миллиардеры по инициативе самой же государственной власти беззаконно присваивали богоданные недра страны и не заработанную ими государственную собственность, созданную трудом всего народа. Так была сформирована компрадорская олигархия и в результате приватизации государство потеряло контроль над многими стратегическими отраслями, развалив их и раскромсав страну. Ущерб был нанесен бóльший, чем годы Второй мiровой войны. По всем существующим человеческим законам это было грандиозное государственное преступление, которое новая Конституция РФ узаконила введением частной собственности на природные ресурсы без упоминания масштабов этого явления.

30 ноября 1992 г. Конституционный суд вынес компромиссное решение по «делу КПСС»: запрет Ельциным высших организационных структур КПСС и КП РСФСР соответствовал конституции; но первичные территориальные организации партии имеют право действовать в соответствии с законом. Та часть имущества компартии, которая была присвоена у государства, ‒ подлежит изъятию; чисто партийное имущество отчуждению не подлежит. (Позже, 13‒14 февраля 1993 г., прошел «чрезвычайный восстановительный» съезд компартии РСФСР. Так, опираясь на старые структуры по всей стране и на недовольство народа, коммунисты стали ведущей «патриотической» оппозиционной силой в ельцинской России.)

Члены ГКЧП после затянувшегося следствия и начатого 14 апреля 1993 г. процесса в феврале 1994 г. были амнистированы по инициативе Государственной Думы.

+ + +

Столь большое отступление тут необходимо для понимания новых причин моего расхождения с руководством НТС, которое стало также «реформироваться», вбирая в себя в РФ «антикоммунистов-демократов» с их весьма примитивным идеологическим кругозором западнического толка. Все они приветствовали августовский путч и «реформы» Ельцина, обвинили меня в «вульгарном обскурантизме» (так Евгений Ефимович Трифонов, зам. главного редактора официального органа НТС газеты «За Россию», охарактеризовал мой монреальский доклад «Русская идея и современность», опубликованный в «Посеве» в сильно сокращенном виде). Эти новые члены НТС стали доминировать в числе авторов «Посева», который с 1992 года стал выходить в Москве. В отличие от многих эмигрантских изданий, «Посев» не стал публиковать и подготовленное мною Обращение к 75-летию Февральской революции. Его целью было помочь нараставшему протестному патриотическому сопротивлению, в значительной мере еще инерционно-совпатриотическому, осознать должный масштаб проблемы.

Восстановить историческую справедливость

Обращение представителей русского зарубежья к Российскому парламенту
в связи с 75-летием Февральской революции

75 лет назад в России произошла национальная катастрофа, последовательными этапами которой были Февраль и Октябрь. К власти в нашей стране пришли люди, чуждые ее традициям. Но возникшая в результате этого взрыва русская эмиграция, какой бы малой она ни была, три четверти века стремилась защищать за границей российские национально-государственные интересы и духовное призвание России. Это вело к постоянному конфликту русского Зарубежья как с коммунистическими поработителями нашего Отечества, так и с антирусской политикой влиятельных кругов Запада.

Сейчас наступает время, когда осознать и защищать свои национальные интересы должна сама Россия. Поэтому мы хотим поделиться своим опытом и просим депутатов Российского парламента поставить перед политиками Запада и отделившихся республик следующие вопросы, откровенное обсуждение которых мы считаем абсолютно необходимым для преодоления всего наследия революции и для оздоровления межгосударственных отношений в общеміровом масштабе.

1. Если коммунистическая власть была преступна и незаконна – с чем мы все согласны – то можно ли признать законными результаты ее правления, в частности, искусственные, ранее не существовавшие границы между различными частями прежнего Российского государства?

Для привлечения национальных окраин большевики проводили эти границы щедро-произвольно, без уважения к истории страны и даже к ее древнему истоку, «откуду есть пошла русская земля» – в расчете на близкую міровую революцию и на «отмирание наций». Но сегодня это – мины замедленного действия (их множество, между самыми разными республиками), что ставит под угрозу стабильность во всем міре. Нам кажется, что обезвредить их можно, лишь исходя из безупречной правовой основы: состояния до революции 1917 года. Это не значит, что мы призываем реставрировать Империю в старых границах. Но только на надежном юридическом фундаменте преемственности, учитывая волю населения спорных территорий, можно определить прочные границы России и отделившихся от нее государств, не подрывая понятия справедливости.

2. Нельзя, однако, не видеть, что такому подходу мешают серьезные причины, которые делают невозможным даже проведение честных референдумов (Украина тому наглядный пример). Прежде всего потому, что в значительной части западной советологии и в сепаратистской пропаганде ответственность за преступления тоталитарного режима традиционно возлагается на русский народ. Одним этот тезис был нужен для создания удобного облика врага, другим – для расчленения России по большевицким границам, а нынешним перекрасившимся в национальные цвета номенклатурщикам в республиках – для «независимости» своих старых структур власти…

Но разве не доминировали именно нерусские в руководстве революционных партий и в первом большевистском активе? Разве не было в первые годы советской власти повсеместных восстаний русского населения? Разве не безжалостные к народу интернациональные карательные войска (численностью около 250.000) сыграли решающую роль как в подавлении этих восстаний, так и в гражданской войне? Не есть ли сама революция в России плод работы интернациональных сил – как в области идеологии (марксизм), так и в деле конкретной помощи революционерам? Даже масонские и еврейские энциклопедии свидетельствуют о большой роли «сильных міра сего» (международной финансовой олигархии от банкира Я. Шиффа до лорда А. Мильнера) в разрушении православной России. Недальновидное финансирование Германией пораженческих партий и сепаратистов – лишь наиболее известный фрагмент этой тайной войны.

Как христиане мы сознаем, что на главном, духовном уровне революция 1917 года – плод нашего собственного греха: значительная часть народа, и прежде всего наша интеллигенция, дала увлечь себя на гибельные пути. Задача преодоления этого греха остается важнейшей по сей день. Но нельзя забывать, что на политическом уровне действовали и мощные иностранные силы, воспользовавшиеся нашей временной слабостью. Не следует ли поставить вопрос об их доле ответственности за получившийся результат?

3. Этот вопрос тем более уместен, что руководители западных демократий вели себя предательски и по отношению к освободительной борьбе нашего народа. Достаточно напомнить, что страны Антанты предали свою союзницу по первой Міровой войне – Россию и русскую Белую армию (ибо Уолл-стрит поддерживал большевиков уже с 1917 года), а после второй Міровой войны лидеры демократий выдали на расправу Сталину миллионы противников коммунистического режима, в том числе тысячи старых эмигрантов.

4. Борьбу против коммунистического режима в СССР Запад начал лишь в годы «холодной войны», но в ней ставилась цель не только идеологическая, но и геополитическая: расчленить Российское государство независимо от его общественного строя.
Официальное подтверждение этому – так называемый «Закон о порабощенных нациях» (P.L. 86-90), принятый в 1959 году единогласно Сенатом США, Палатой Представителей и утвержденный президентом Эйзенхауэром. В этом законе русский народ не включен в число порабощенных коммунизмом, но назван поработителем Китая и Тибета, Украины и Белоруссии, «Казакии» и «Идель-Урала». Их борьбу против русских Соединенные Штаты официально обязались поддерживать. Можно привести множество доказательств, что теми же целями и сегодня руководствуется американское радиовещание на Россию (специальная радиопрограмма уже нацелена на «деколонизацию» и отделение Сибири).

Было множество протестов русской эмиграции против этого закона. Но даже осенью 1991 года в Конгрессе США провалилась попытка отменить его. Так что на него вполне могут ссылаться устроители погромов против «русских оккупантов» в некоторых республиках, в том числе погрома юридического (лишения гражданских прав), который идет в дружно признанных демократическим міром государствах Прибалтики.

К сожалению, сегодня никто не спрашивает, за чью вину расплачиваются эти миллионы несчастных людей. Но парламент России мог бы поставить перед ООН хотя бы такие вопросы: как прибалтийская система апартеида совмещается с международными документами о правах человека? По каким границам США намерены отделять «Казакию», «Идель-Урал» и соответствует ли закон P.L. 86-90 нормам международных взаимоотношений?

5. Все это мы пишем не ради обличения Запада, где мы живем и где есть не только противники России, но и друзья. Однако, бывают времена, когда нужно быть предельно откровенным – независимо от того, понравится это кому-то или нет. Мы решили обратиться с этим письмом, потому что обезпокоены повторением в России прежних ошибок Февраля: нигилистической эйфорией демократической интеллигенции, ее неумением различать на Западе друзей и врагов, ее заискиванием все перед той же международной финансовой олигархией – вместо того, чтобы укреплять здоровые силы собственной страны.
На фоне вышесказанного мы призываем всех к трезвому размышлению над такими вопросами:

Имеют ли право западные лидеры выступать в роли нравственных учителей и судей по отношению к нашему народу?

Можно ли российскому правительству полагаться на западные образцы демократии в деле подлинного возрождения России?

Могут ли новые независимые государства надеяться, что вышеописанные западные круги, не уважающие прав и национальных ценностей одного (в данном случае русского) народа, способны уважать национальные ценности как таковые и искренне защищать, а не эксплуатировать, народы малые? (Над этим вопросом все чаще задумываются и в Западной Европе…)

Можно ли вообще создать справедливое міровое сообщество наций без восстановления исторической справедливости в отношении всего происшедшего с Россией в ХХ веке? Или же «новый міровой порядок» заключается в окончательном узаконении этой цепи предательств, стоивших жизни десяткам миллионов людей?

Русская эмиграция постоянно ставила эти вопросы в странах своего проживания. Но силы были неравными. Мы находили понимание у простых людей, но никогда – во влиятельных кругах. До сих пор на Западе во всех этих вопросах господствует дезинформация. Настало время, чтобы они были осознаны руководством России и от ее имени доведены до сведения западной общественности, которая тоже мало знакома с подлинной историей ХХ века и с методами действий своих руководителей. Мы призываем наших единомышленников в зарубежье и на родине – и прежде всего депутатов Российского парламента (для них прилагается список некоторых источников информации) – вынести наше обращение на широкое обсуждение.

Восстановление истины – в интересах не только России, но и всего міра. Причем речь идет не только о справедливых границах и о разрешении политических конфликтов в атомной державе. Дореволюционная Россия развивалась в важный духовный полюс подлинно вселенского сообщества народов, отстаивающих духовную цель цивилизации. Мы убеждены, что лишь восстановление этого полюса может спасти мір от грозящих ему опасностей.

Февраль 1992 г.

Священник Николай Артемов (секретарь Германской епархии Русской Зарубежной Церкви),
И. Беликов (проф. международных отношений Буэнос-Айресского университета, сотрудник дирекции Восточноевропейского отдела МИД Аргентины),
С. Беликов (юрист, председатель Оргкомитета VII Всезарубежного съезда русской православной молодежи),
В. и С. Беликовы (Аргентина),
Е. Вагин (бывш. политзаключенный, сотрудник итальянского радио RAI),
Е. Вертлиб (литератор, член американского Пен-клуба),
В. и Л. Князевы (основатели Св.-Николаевского Общества христианского возрождения России),
В. Коссовский (член Конгресса Русских Американцев),
О. Красовский (главный редактор журнала «Вече», председатель Российского Национального Объединения в ФРГ),
М. Назаров (публицист, член редколлегии журнала «Посев»),
Е. Раевская (Швейцария),
А. Рытиков (представитель журнала «Вече» в Америке),
В. Семенова (член правления РНО в ФРГ),
С. Солдатов (бывший политзаключенный, руководитель изд-ва «Ост-Вест Ренессанс») и др.

Обращение было опубликовано в следующих органах печати:
«Новое русское слово» (Нью-Йорк, 20 марта 1992)
«Русская жизнь» (Сан-Франциско, 26 марта 1992)
«Единение» (Австралия, 1992, № 10-13)
«Вече» (Мюнхен, 1992, № 45)
«Литературная Россия» (Москва, 20 марта 1992)
«Наш современник» (Москва, 1992, № 6) и др.
А также в книге: Михаил Назаров. Заговор против России. Потсдам, 1993.

Разумеется, никто в РФ не вынес наше обращение на широкое обсуждение… Даже руководство НТС не рассматривало проблемы и задачи нашего народа в таком историческом масштабе. В годы «перестройки» идеология прежнего «ордена» солидаристов (христианских корпоративистов) сильно изменилась. Не только в московских кадрах, но идо этого в частично обновленном руководстве самого НТС стала утверждаться «демократическая» линия как безальтернативная – прежде всего благодаря активизировавшемуся члену Совета НТС Б.С. Пушкареву из США (который в 1992 году был избран председателем Исполнительного бюро Совета НТС, с декабря 1995 году стал председателем НТС), а также А.М. Югову (он был членом Совета НТС с 1981 года и был назначен главным редактором журнала «Посев» в 1989–1993 годы).

Руководители НТС поддержали демократическую оппозицию и затем команду Ельцина, невзирая на его разрушительную деятельность, поскольку главным врагом для НТС оставался «коммунизм», который следовало «добить». А какой ценой и кто будет главным победителем, – это профессиональных «антикоммунистов» почему-то уже не интересовало, хотя руководители НТС могли бы вспомнить и предупреждения Ильина о мiровой закулисе в «Наших задачах» (в свое время их как идеологический учебник рекомендовал мне сам глава НТС Романов) и свои такие же опасения периода Холодной войны. Могли бы прислушаться и к предупреждению тогдашнего первоиерарха Русской Зарубежной Церкви (большинство зарубежных членов НТС были ее прихожанами), который написал специальное обращение: «Будут брошены все силы, миллиарды золота, лишь бы погасить пламя Русского Возрождения» («Литературная Россия». 1989, № 52).

Так как объем текста тут уже большой – продолжение темы следует: 12. Возвращение на пепелище «Российско-американской совместной революции»: как мы с НТС оказались по разные стороны фронта.

Начало:
Зачем пишут воспоминания? Вступление
1. Мои предки — это корневая часть моей биографии
2. Для чего нам подарено детство: Макеевка Сталинской области и Бешпагир ‒ рай моего детства
3. Отрочество в Городе Креста
4. Техникумовская юность и начало трудовой деятельности
5. Арктика
6. Клетка МГПИИЯ и борьба с Машиной
1975: Москва ‒ Алжир ‒ Мюнхен. Опыт моей переводческой биографии
8. И вот он, свободный мiр: Европа…
9. Мой настоящий «университет» и служба в «ордене» НТС
10. Снова Мюнхен в годы «перестройки»: как готовилась «Миссия русской эмиграции» в войне «западников» и «почвенников»
11. НТС и «Российско-американская революция»: Август 1991 года.