12. Подготовка и развязывание демократической Великой войны ‒ «новой эпохи в истории мiра»

М.В. Назаров «Русская идея»

Подготовительные тексты для планируемой книги «Русские и немцы в драме истории». Предварительное изложение глав публикуется для обсуждения с целью их последующего уточнения. Автор будет благодарен за указания на погрешности и за советы.

Вступление с разъяснением цели книги: «О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле».
1. Русские и немцы. О влиянии языческого наследия на наши национальные характеры
2. О различиях в христианизации германцев и славян
3. Роль Римской империи и ее наследия в германской и в русской государственности
4. Движущая сила «Возрождения», Реформации и капитализма.
5. «Просвещение», масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка… Часть 1.
5. «Просвещение», масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка… Часть 2 (окончание главы)
6. Петровское окно в Европу, женский век «Просвещения» и масонство в России
7. Философия «немецкого идеализма», «романтизм и «антисемитизм» в Германии
8. Европейские революции и удерживающая Россия
9. Немецкая философия и романтизм в России, западники и славянофилы
10. Роль России в объединении Германии, русский национализм и немецкий национализм
11. Революционные движения в Германии и в России. Маркс и Ницше

Наступил страшный ХХ век, в котором неумолимое развитие вредоносных «программ», внедренных в историю наших народов, извратило их призвания и величие в их противоположность, столкнуло их между собой и привело к концу существования наших Империй, что стало «новой эпохой мiра» (по выражению одного из тех, кто подготовил эту войну).

Военный период ‒ самый ответственный в истории наших взаимоотношений. Он и самый трудный для точного политического анализа, потому что множество публицистики и даже научных исследований этой эпохи рассматривают уже немецкий национализм конца XIX века с критериями последующего, гитлеровского расизма, истоки которого часто ищут уже в германском национализме с его древним «Дранг нах остен». Какие-то корни можно отыскать, но такое упрощение проблемы (более всего типичное для ее еврейских и советских трактовок) не ведет к ее глубокому пониманию. «Дранг нах остен» почти тысячелетней давности был тогда обычным проявлением соперничества между народностями Европы, когда более сильные осваивали земли более слабых, теснили и ассимилировали их (можно привести факты из расширения территорий Великобритании, Франции, Испании). Мне кажется более правильным истоки гордого германского национализма конца XIX века искать в истории деградации всего западного христианства, которая мешала германским землям объединиться в Средневековье, а германский консерватизм (сам по себе оправданный) в сопротивлении грехам католицизма и разрушительному «прогрессу», как и запоздалое преодоление раздробленности объединением в Империю привели к гордыне национализма, одновременно высокомерного и обиженного на держав-конкурентов.

В предыдущих главах эта саморазрушительная «программа» уже рассмотрена в общеевропейском апостасийном развитии отхода от Закона Божия к «законам земного прогресса и счастья». Этапами этого развития были созревший к XI веку церковный раскол ‒ это основополагающая причина, определившая разные пути наследников Рима: рациональной западноевропейской и православно-русской цивилизаций ‒ и затем углубившие этот раскол последовавшие эпохи «Возрождения», «Реформации» и «Просвещения», поначалу не затронувшие Русь, но в петровскую эпоху обрушившие на нее свои соблазны, пороки и отступничество в виде безудержного наводнения, которое западническими реформами укрепило военную силу удерживающего Третьего Рима, в то же время ослабив его духовно.

К концу ХIХ века Российская Империя и политически объединенная в Рейх Германия вступили в зрелую стадию своих отношений. В сравнении с другими европейскими державами («прогрессивно-демократическими») между ними всё еще было много общего: консервативный монархический строй, уважение христианских ценностей (хотя и в различных богословских интерпретациях), ощущение своих призваний в судьбах мiра, взаимодополняющие друг друга национальные характеры (что было очевидно на территории России, где немцы были широко представлены в ведущем слое общества и вносили в петербургскую Великую Россию большой вклад). Не было и территориальных претензий друг другу, тем более что их разделяли присоединенные ими земли Польши, наказанной таким образом за активную поддержку Наполеона.

В главе 10 уже упомянут «Союз трех императоров», заключенный в 1873 году после объединения Германии. Он потребовал очень сложной подготовки и получился в конечный момент едва ли не импровизированным (подробно описано И.В. Бараховой в сборнике: «Россия и Германия». Издание РАН. М., 1998). Трудность была в том, что все стороны имели в нем свои интересы и не доверяли друг другу полностью. Россия стремилась к стабилизации отношений с немецкими державами, поэтому российский канцлер Горчаков не хотел придавать этому союзу антифранцузский характер, чтобы не провоцировать Францию (Третью республику), и это не нравилось Германии, она подозревала в этом возможность российско-французского союза. У России были основания к недоверию в связи в антироссийской позицией Австрии в Крымской войне. У Австрии было недоверие к России в связи с пророссийским панславизмом, угрожавшим целостности империи Габсбургов. Казалось бы, в новом Союзе все всё друг другу простили, зафиксировали статус кво и решили, что такой договор оптимален для всех. Однако на Берлинском конгрессе 1878 года Бисмарк все же поддержал Австрию в пересмотре итогов российской победной войны против Турции, опасаясь усиления влияния России в славянских народах. В 1882 году Германия, Австро-Венгрия и Италия заключили антироссийский Тройственный союз… Попытка возобновить союз трех императоров в 1884‒1887 годы была безрезультатна по тем же причинам…


Германские колониальные войска в Африке.

Запоздалая германская колонизация

В числе типичных пропагандистских «научных» перегибов, выводимых из последующего гитлеровского режима, британский историк Джон Чарльз Джеральд Рель (1938 г.р.), известный своими работами по имперской Германии, назвал кайзера Вильгельма II (1859‒1941) «первым фюрером», продемонстрировавшим деспотизм и шовинистическое пренебрежение к другим народам. Рель весьма пристрастен в исследовании этой и вообще всех причин гитлеризма (чего в западных демократиях избегают), но, вероятно, доля правды есть в описании возникшей при правлении Вильгельма II общественной атмосферы немецкого национализма накануне войны, способствовавшего ее развязыванию.

Другие историки (например, Е.Ю. Пуховская. «География, геополитика, пангерманизм: у истоков немецкой харизмы») обращают внимание на чувство обиды поздно объединившегося германского народа, давшего мiру великую философию, науку, музыку, но обделенного во владении земными пространствами (в сравнении с главными колониальными державами). Такая обделенность столь талантливого народа требовала «восстановления справедливости». На этой основе в объединившейся Германии сформировалась геополитическая идеология, состоявшая из географического детерминизма судьбы народа его территорией, мальтузианских идей, теории дарвинизма о «борьбе видов» применительно к выживанию сильнейших народов, что послужило обоснованию борьбы за «место под солнцем» для  немецкого народа и его колониальная политика в отношении других. Из этого неизбежно развивалось самовозвеличивание, считает Пуховская, выводя отсюда гитлеризм. Но это тоже явное преувеличение, поскольку шовинистический колониализм всех крупных европейских морских держав был следствием всего длительного апостасийного развития, а в наиболее расистском виде проявился в иудаизированной полупротестантской Англии. Однако запоздалая колониальная политика Германии велась, действительно, с чувством необходимого исправления обделенности великого немецкого народа.

Поначалу канцлер Бисмарк отказывался от политики колонизации, считая это затратным и экономически невыгодным, но затем изменил свое мнение в пользу создания рынков сбыта для немецких промышленных товаров. В 1884 году после ряда предварительных подобных структур было создано «Общество немецкой колонизации». Вильгельм II, ставший кайзером в 1888 году, в марте 1890 года отправил в отставку Бисмарка. При новом канцлере Л. Каприви колониальная политика Германии стала обретать активное политическое воплощение. До войны Германия успела приобрести заморские колониальные владения в Китае, Бурунди, Руанде, Танзании, Намибии, Камеруне, Габоне, Республики Конго, Центральноафриканской Республике, Чаде, Нигерии, Того, Гане, Папуа-Новой Гвинее, несколько островов в западной части Тихого океана и Микронезии. Это, конечно, были мелкие «остатки от европейского барского пирога». (Немецкие колонии)

А конкуренция других успешных колониальных держав вызывала у немцев англофобию и франкофобию. Хотя Россия не была в этом соперницей, ее огромные «колониальные» территории (хотя они были включены в Российскую Империю на неколониальных, совершенно иных идеологических основаниях) находились ближе всех, и эта зависть добавлялась к давнему русофобскому страху перед русским колоссом, который раздувался прессой. Это дополнялось мечтами немецких правых кругов о распространения своего влияния в балтийских провинциях России, где немецкое протестантское меньшинство было широко представлено в дворянстве, администрации и буржуазии (о чем в первой половине века писал славянофил Ю.Ф. Самарин).

Нужно сказать, что в XIX веке появление политических национализмов во всех европейских народах было следствием экспансии капитализма и усиления международной конкуренции. У каждого крупного народа возникает естественное осознание самобытности и культурной ценности нации как высшей формы исторического развития народа с требованиями к государственной власти для осознания национальных задач в служении общенародному благу, в культивировании верности своей нации, в обезпечении ее политической независимости и мощи, ее патриотического единства и ее духовных ценностей. Из этого, в конкуренции с влиянием Запада, в России также развился русский национализм ‒ почвенничество, о котором уже сказано. В малых народах, зависимых от крупных соседей и тем более в не имеющих самостоятельной государственности (как у славян в Восточной Европе и на Балканах) политический национализм был естественной формой обороны и национального самосознания вплоть до национально-освободительной борьбы. (Вспомним, что и ордынское иго поспособствовало развитию русского национального самосознания как Третьего Рима.)

Поэтому и в Германии, отчасти на прежних воззрениях философов (вспомним «Речи к германской нации» Фихте, 1807), именно после ее объединения, сформировался германский политический национализм, отличавшийся от «мессианизма» прежней миссии Первого Рейха ‒ «Священной Римской империи германской нации». Он в XIX веке выродился в плоскую идею геополитического мiрового господства без связи с преемственностью от Римской империи и без тени христианства, но с большим влиянием прежнего языческого наследия. Стала популярна «Песнь немцев» с написанными в 1841 году словами: «Германия превыше всего в мiре!» (объявленная после Первой мiровой войны германским гимном).

(Разумеется, как и в каждом народе, германский национализм имел достаточно широкий спектр и разные уровни. Признаюсь, что для завершения работы над этой книгой мне следует более серьезно ознакомиться с ведущими деятелями-идеологами германского национализма на рубеже XIX–XX веков, обратившись к их работам. В виде предварительной обзорной литературы мне рекомендовали книгу Константина Цимбаева «Великая Германия: Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мiровой войны» (2015), которую начал читать в интернете. Автор в числе главных германских идеологов выделяет Эрнста Ревентлова, Пауля Рорбаха, Теодора Шимана, Отто Хётча, Адольфа Штёкера, Фридриха Наумана. Наиболее интересными выглядят книги Рорбаха: Rohrbach P. Deutschland unter den Weltvölkern (Германия среди народов мiра, 1903) и Der deutsche Gedanke in der Welt (Немецкая мысль в мiре, 1912). При этом даже он, родившийся российским подданным в Прибалтике и постоянно писавший о России, ‒ в оценке К. Цимбаева, «был законченным русофобом. Россию и русских он ненавидел так сильно, что это вызывало непонимание Ревентлова [антихристианина] и острую критику Хётча. Однако, возвышаясь над злобой дня, он не забывал напомнить единомышленникам и последователям, что немцы станут «мiровым народом» только благодаря политике, построенной на принципах христианской морали и культуры». Как русофобия совместима с христианской моралью и культурой, ‒ непонятно. Очевидно это специфическая национально-германская мораль и культура с тем же комплексом обделенности, что и у нехристианских идеологов?)

Этот нехристианский национализм «превыше всего!» и удалось использовать упомянутой мiровой антихристианской силе для сталкивания Германии с Россией, как и ответный русский национализм в России (в духе Данилевского и государственников-почвенников). Можно привести много примеров обоюдного агрессивного антирусского и антигерманского национализма в печати предвоенного времени.

Не помогли и родственные династические связи, оказавшиеся второстепенными на фоне политических противоречий.

Немецкая кровь в династии Романовых и русская кровь в династии Гогенцоллернов

Как уже отмечено, еще первые правители Русского государства вступали в династические браки с европейскими монархическими домами, в том числе с германскими. Так что немецкая кровь была и в потомстве Рюриковичей, и тем более в романовский Петербургский период истории.

В частности, отметим издавна особо связанный с русскими Царями Ольденбургский дом ‒ династию немецкого происхождения, ветви которой царствовали в различных странах Европы. К младшим ветвям Ольденбургского дома принадлежат потомки всех Романовых с 1762 года (после смерти Петра II пресеклась прямая мужская ветвь рода Романовых), Гольштейн-Готторпская династия шведских королей, датский, норвежский и греческий (до 1974 года) правящий род Глюксбургов, а через греческих Глюксбургов ‒ британская линия Маунтбеттен-Виндзоров (которая вступила на престол в 2022 году в лице короля Карла III).

Причем не только немецкие невесты становились членами Дома Романовых (а русские княгини уходили невестами в иностранные династии), но и в виде особого исключения в Дом Романовых был принят мужчина ‒ герцог Максимилиан Лейхтенбергский, внук короля Баварии Максимилиана I, в браке с Великой Княгиней Марией Николаевной, пожелавшей жить с мужем в России, а не за границей. В Основных Законах Российской Империи (примечание к ст. 146) было специально оговорено, что их «дети  носят пожалованный им титул Императорских Высочеств, почитаются, с нисходящим от них мужеского их поколения потомством, Князьями и Княжнами Императорской Крови и пользуются правами и преимуществами, настоящею главою Учреждения Князьям и Княжнам Крови Императорской присвояемыми».

Соответственно и кровь русской династии присутствует в германских и европейских династиях, и со времен св. Князя Владимiра и Ярослава Мудрого, и даже в правление Иоанна IV Грозного. Так, в XVI веке Магнус (1540‒1583) ‒ католик, датский и норвежский принц из Ольденбургской династии, король Ливонии с 1570 года, вассал Грозного ‒ был женат на двоюродной племяннице Царя Марии Владимiровне, княжне Старицкой ‒ дочери князя Владимiра Андреевича, в этом браке родились две дочери: Мария (июль 1580‒1597) и Евдокия (1581‒1588). В русских летописях его называли Арцимагнус Крестьянович.

В петровскую эпоху родство с немецкими царствующими Домами стало неписаным правилом. При этом удивительно, что русские Царицы в XIX веке становились совершенно русскими и православными, как и рожденные от них русские Цари, достигая даже высокого благочестия в личной религиозной жизни.

Таким образом, в начале ХХ века английский король Георг V приходился двоюродным братом Императору Николаю II – их матери были родными сестрами, а германский кайзер Вильгельм II с Георгом V были прямыми внуками королевы Виктории, которая имела потомство практически во всех европейских династиях. Последняя русская Императрица приходилась ей внучкой.

Королева Виктория и её родня. Кобург, апрель 1894 г. Слева от королевы Виктории сидит её внук кайзер Вильгельм II, непосредственно за ними — цесаревич Николай Александрович и его невеста, урождённая Алиса Гессен-Дармштадтская (полгода спустя они станут российскими Императором и Императрицей)

В юности главные монархи Европы были дружны, и до войны, в которой их армии стали убивать друг друга, они в личной переписке обращались друг к другу детскими уменьшительными именами: Ники, Вилли, Джорджи. Императоры Германии и России были троюродными дядей и племянником. Они стали называть друг друга кузенами после женитьбы цесаревича Николая на принцессе Алисе Гессенской (Александре Феодоровне). Все три монарха имели чины в армиях своих кузенов. В частности, Вильгельм числился английским и русским адмиралом, был шефом российского 13-го гусарского Нарвского полка. (Источник)

Нараставшее в европейских странах и в России революционное движение и связанный с этим еврейский вопрос, затронутый в предыдущих главах, при его историософском осознании как антихристианской «тайны беззакония» в действии, тоже должны были бы способствовать оборонительной общности христианских монархий.

Как же могла случиться война, тем более между кровными родственными династиями? Очевидно, помимо их личных отношений, играли роль и иные силы и обстоятельства.

Разумеется, германская и российская правящие династии принадлежали к различным вероисповеданиям. Но не конфесиональные различия между русскими и немецкими монархами, а сформировавшиеся национальные идеологии и политические противоречия (прежде всего «славянский вопрос») мешали доверию и настоящему оборонительному союзу перед общим противником, уже представлявшим собой мiровую силу с центром в Америке.

Для подготовки военного столкновения Российской и немецких монархий и последующего их революционного свержения, этой заинтересованной силе понадобилось приложить немало разнообразных политических усилий по созданию военных союзов и внутренней оппозиции методом пропагандно-психологической хитрости ‒ оружия того, кто в Евангелии назвал «отцом лжи». В наше время совокупность таких приемов той же силы по свержению власти в неугодных государствах называют «цветными революциями». Название это появилось ввиду очевидной лживости их пропагандных обоснований с соответствующими красочными названиями («Революция роз» 2003 года в Грузии, «Оранжевая революция» 2004 года на Украине, и «Тюльпановая революция» 2005 года в Киргизии и др.). Но не менее очевидны они были и в «Великой Французской», и в т.н. «русской» революциях.

Напомним сложную картину международных отношений на переломе XIX‒ХХ веков.

Гаагская Международная конференция по разоружению и миру

В ответ на заключенный в 1882 году антироссийский Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии началось русско-французское сближение, оформившееся в союз в 1891‒1893 годах. Он объяснялся также тем, что и Россия, и Франция противостояли Англии в вопросе влияния на Ближнем Востоке.

В связи с неустойчивым международным положением началась гонка вооружений, на которую европейские страны тратили всё возраставшую долю бюджетов. Желая остановить это, Россия предложила созвать международную конференцию мира. Эту идею министр иностранных дел граф М.Н. Муравьёв 12 августа 1898 г. изложил в ноте, направленной аккредитованным послам иностранных государств: «Охранение всеобщего мира и возможное сокращение тяготеющих над всеми народами чрезмерных вооружений являются, при настоящем положении вещей, целью, к которой должны бы стремиться усилия всех правительств. Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему мiру несчастья ‒ таков ныне высший долг для всех государств. Преисполненный этим чувством, Государь Император повелеть мне соизволил обратиться к правительствам государств, представители коих аккредитованы при Высочайшем Дворе, с предложением о созыве конференции в видах обсуждения этой важной задачи».

Западные государства истолковали идею мирной конференции по-своему и с плохо скрываемой враждебностью. Вильгельм II был уверен, что просто Россия дошла до предела и денег на вооружение у неё в казне нет. Однако Австро-Венгрия, Италия и другие страны, с трудом выдерживавшие гонку вооружений, поддержали идею России. Разумеется, левая западная печать обрушилась на Россию с упреками, что она использует мирные инициативы для прикрытия агрессивной политики, о чём, в частности, написал немецкий социал-демократ Карл Каутский в статье «Демократическое и реакционное разоружение» в марксистском журнале Второго Интернационала «Die Neue Zeit».

Гаагская конференция открылась 6 мая 1899 г. в Гааге (в день рождения Царя Николая II) ‒ это была первая в истории Международная конференция по разоружению и миру (6.5.–17.7.1899). В ней участвовало 27 государств, включая все ведущие страны. Было принято три конвенции: «О мирном решении международных столкновений», «О законах и обычаях сухопутной войны», «О применении к морской войне начал Женевской конвенции 1864 о раненых и больных».

Однако касательно разоружения эта русская инициатива была воспринята западными дипломатиями как наивность: конечно же, это не могло предотвратить стремление финансовой міровой закулисы к міровому господству и готовившуюся ею Міровую войну – главным образом против России. Но этот почин русского Царя положил начало целому ряду действующих поныне конвенций о предотвращении жестоких способов ведения войны, о гуманном обращении с пленными и т. п.

По инициативе Императора Николая II впервые в міре была созвана Гаагская конференция по разоружению и миру

Российская делегация на Гаагской конференции.
Сидят: граф Баранцев, Ф.Ф. Мартенс, Е.Е. Стааль (глава делегации), А.К. Базили, Я.Г. Жилинский.
Стоят: Н.А. Гурко-Ромейко, И.А. Овчинников, В.М. Гессен, С.П. Шеин, М.Ф. Шиллинг, Н.А. Базили, М.Г. Приклонский

Русско-японская война

26.01. (8.02) 1904 года ночным нападением Японии на русский флот в Порт-Артуре началась русско-японская война, к которой японцев подготовили США и Англия. Русская армия обладала превосходила японскую в военной и экономичекой мощи, но отдаленный Маньчжурский театр военных действий был связан с центром России малопропускной железной дорогой. Это мешало быстро укреплять и снабжать вооруженные силы на Востоке. К тому же Япония получила неограниченные кредиты от еврейских банкиров (во главе с Я. Шиффом), потребовавших от России отмены ограничений иудеям. Россия отказалась, и ей были закрыты зарубежные кредиты, в то время как Япония имела неограниченный кредит и смогла вести войну гораздо дольше, чем рассчитывало русское командование.

«Encyclopaedia Judaica» объясняет, что Шифф, «чрезвычайно разгневанный антисемитской политикой царского режима в России, с радостью поддержал японские военные усилия. Он последовательно отказывался участвовать в займах России и использовал свое влияние для удержания других фирм от размещения русских займов, в то же время оказывая финансовую поддержку группам самообороны» (еврейским боевикам-революционерам) (Encyclopaedia Judaica. Jerusalem, 1971. Vol. 14. Р. 960–961; Vol. 10. Р. 1287; New York Journal-American. 1949. 3.II). Эти финансируемые Шиффом террористы, в попытке устроить революцию в 1905–1907 гг., убили в России более 9 тысяч чиновников и государственных разных рангов. В японских лагерях для русских пленных на деньги Шиффа была развернута активная революционная пропаганда. За все это Япония наградила Шиффа орденом. Революция (в советской историографии она названа «первой революцией») была начата с провокации т.н. «Кровавого воскресенья» и наглядно выявила созревшую в России безответственную либеральную интеллигенцию, радовавшуюся поражениям русских войск.

С.Ю. Витте пишет в воспоминаниях, как при подписании мирного договора 1905 года в американском Портсмуте еврейская делегация (с участием Шиффа и Краусса – главы ложи «Бнай Брит») требовала отмены ограничений евреям, и когда Витте сказал, что для этого понадобится еще много лет, – последовали угрозы революцией (Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 2. С. 439-440). Описанные выше спровоцированные «погромы» послужили оправданием массированной помощи (в том числе оружием) международного еврейства всем революционным партиям внутри России, которые вместе с «еврейской самообороной» только за 1905–1907 годы убили и ранили более 9 000 человек, из них половина была случайными жертвами (Гейфман А. Кадеты и революционный террор 1905–1907 // Грани. Франкфурт-на-Майне, 1988. № 150).

В 1906 году Столыпин предложил Государю отменить ограничения для евреев, «которые особенно раздражают еврейское население России и, не принося никакой пользы, потому что они постоянно обходятся со стороны евреев, только питают революционные настроения еврейской массы и служат поводом к самой возмутительной противу-русской пропаганде со стороны самой могущественной еврейской цитадели – в Америке» (Коковцев В.Н. Из моего прошлого. Воcпоминания 1903–1919. Париж, 1933. Т. I. C. 236). Но это предложение вряд ли стало бы решением проблемы (оно свидетельствует о том, что даже у Столыпина не было должного понимания еврейского вопроса и надвигавшихся опасностей).

Ответ Государя Николая II свидетельствует о его большей мудрости: «Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям. Я знаю, Вы тоже верите, что «сердце царево в руцех Божьих». Да будет так. Я несу за все власти, мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов дать Ему в том ответ» (Коковцев,  с. 238)…

Видимо, Государь верно чувствовал: предоставление равноправия иудаизму не ослабило бы революционных устремлений российского и международного еврейства, поскольку главная причина его революционности была в ином – в самом существовании удерживающей православной государственности. Кроме того, даже если эти ограничения были малоэффективны, они затрудняли маскировку носителей иудейской морали под обычных подданных. Эти ограничения в сущности были предупреждением всему остальному населению Империи. Но они должны были бы дополняться и разъяснением сатанинской сути иудаизма на высшем государственном уровне, чего, из деликатности, верховная власть себе позволить не могла (надеялась «перевоспитать»), а бюрократия и не задумывалась об этом…

Франция не поддержала Японию, не желая портить отношения с Россией как возможной союзницей против Германии; вся французская печать, за исключением крайней левой, выдерживала союзнический тон. Однако, в апреле было подписано «Сердечное согласие» между Францией  и Англией ‒ союзницей Японии. Это соглашение положило начало будущей «Антанте», что тогда в России было воспринято холодно; газета «Новое время» написала: «Почти все почувствовали веяние холода в атмосфере франко-русских отношений».

Германия же заверяла обе стороны в дружественном нейтралитете. Германская пресса была разделена на два противоположных лагеря: правые газеты были на стороне России, левые ‒ на стороне Японии. Однако кайзер Вильгельм II пометил на докладе германского посланника в Японии: «Tua res agitur! Русские защищают интересы и преобладание белой расы против возрастающего засилия жёлтой. Поэтому наши симпатии должны быть на стороне России». Это способствовало сближению двух монархий.

Крейсер «Варяг». Под впечатлением подвига экипажа крейсера «Варяг» австрийский поэт Рудольф Грейнц написал стихотворение , посвящённое этому событию. Оно было переведено на русский язык и стало популярной народной песней.

Бьёркский договор

Бьёркский договор ‒ секретный русско-германский союзный договор был подписан во время встречи Императора Николая II с германским кайзером Вильгельмом II 11(24) июля 1905 года у балтийского острова Бьёркё (недалеко от Выборга) на борту императорской яхты «Полярная звезда».

Инициатива заключения договора принадлежала кайзеру, стремившемуся разрушить русско-французский союз и предотвратить создание «Антанты». С этой целью предполагалось превратить российско-германский союз в тройственный российско-германско-французский, направленный против Великобритании, традиционной соперницы России (в Азии) и Франции (в Африке).

Бьёркский договор состоял из четырех статей и содержал обязательства сторон о взаимопомощи в Европе в случае нападения на одну из них какой-либо европейской державы (ст. 1), незаключения сепаратного мира с одним из общих противников (ст. 2). Договор должен был вступить в силу сразу после заключения мира между Россией и Японией. Срок действия не был ограничен, в случае денонсации договора одной из сторон предусматривалось информирование другой за год (ст. 3). Ст. 4 гласила, что российский Император после вступления в силу договора «предпримет необходимые шаги к тому, чтобы ознакомить Францию с этим договором и побудить её присоединиться к нему».

Император Николай II на встрече с кайзером Вильгельмом II в Бьорке, 1905 год.

Бьёркский договор стал неожиданным для российского правительства и МИДа. Он был направлен в первую очередь против Великобритании, но грозил и ухудшением отношений с Францией, которая была связана союзными отношениями как с Британией, так и с Россией. Поэтому министр иностранных дел В.Н. Ламздорф и председатель правительства С.Ю. Витте сумели убедить Императора в необходимости расторгнуть соглашение. В результате в ноябре 1905 г. Николай II направил Вильгельму II письмо, в котором действие Бьёркского договора обусловливалось согласием на присоединение к нему Франции. Однако премьер-министр Франции отверг это предложение. Формально Бьёркский договор не был расторгнут, но фактически не состоялся.

Стоит отметить, и Ламздорф и Витте происходили из балтийских немцев. Бьёркскому договору воспрепятствовал главным образом Витте ‒ либерал и составитель Манифеста 17 октября 1905 года, который предполагал превращение России в конституционную монархию. А вот Ламздорф был консервативным монархистом, в связи с революцией 1905‒1907 годов он стремился к объединению действий России и Германии и попытался наладить постоянные контакты между полицейскими службами двух стран.

Также Ламздорф считал необходимым улучшать отношения с Австро-Венгрией в подавлении революционных движений ее нацменьшинств (в частности макекдонцев). Это увеличило отчуждение от России радикальных элементов славянства на Балканах, начавшееся в 1890-х годах. В октябре 1904 года Ламздорфом и австрийским послом Эренталем была подписана декларация о взаимном нейтралитете.

Причины союза России, Франции и Англии (Антанта)

Итак, Бьёркский договор не состоялся, потому что премьер-министр Франции отверг идею русско-немецкого союза с привлечением к нему своей страны против Англии.

В 1906 г. английская дипломатия сама предложила России заключить соглашение о разделе сфер влияния в Азии. В феврале следующего года, обремененное внутренними проблемами революционной смуты, царское правительство согласилось с британской инициативой. Англо-русское соглашение 1907 года, подписанное в Санкт-Петербурге 18/31 августа 1907 года российским министром иностранных дел А. П. Извольским и британским послом Артуром Николсоном, разграничивало сферы влияния Российской империи и Британской империи в Азии. Это соглашение завершило формирование «тройственной Антанты». А Сближение России с Францией началось еще в конце XIXвека на фоне разногласий с немецкими державами в отношении балканских славян.

В 1907 г. по инициативе России была созвана вторая Гаагская конференция. На ней были приняты конвенции об ограничении вооружений, о введении третейского суда для мирного разрешения международных конфликтов, о законах и обычаях войны. Однако призыв к ограничению вооружений не получил одобрения большинства великих держав.

В то же время европейские державы захотели воспользоваться ослаблением России (вследствие русско-японской войны и революционной смуты) для расширения за её счет своих зон влияния: Германия ‒ на Ближнем и Среднем Востоке, Австро-Венгрия ‒ на Балканах, Англия ‒ в Средней Азии, Япония и США — на Дальнем Востоке.

В 1908 г. Австро-Венгрия объявила о аннексии Боснии и Герцоговины. Против этого, естественно, выступили Россия и Сербия (которая в результате победы России над Турцией обрела независимость в 1878 году по условиям Берлинского мира). Однако угрозами войны в адрес России, которая к ней не была готова, Германия добилась согласия России признать аннексию. Тоже самое вынуждена была сделать и Сербия под воздействием ультиматума Австро-Венгрии.

Для обуздания агрессивной политики Австро-Венгрии и ослабления Османской империи Россия с 1911 г. взяла курс на образование Всебалканского союза государств под покровительством России. В 1912 г. удалось создать военный союз Сербии, Болгарии и Греции против Турции. Летом 1912 г. вспыхнули восстания в Албании и Македонии. Турки решили потопить их в крови, убивая в том числе и мирное население, что вызвало возмущение стран Всебалканского союза. Они объявили войну Турции и за несколько недель разбили турецкую армию. Далее по просьбе турецкого правительства в ситуацию вмешались европейские державы, тем не менее на этот раз в мае 1913 г. по Лондонскому мирному договору Турция потеряла почти все свои европейские владения.

Вскоре вспыхнула война между бывшими союзниками за дележ отвоеванных у Турции территорий. Болгария напала на Сербию и Грецию, заручившись обещанием Австро-Венгрии помочь. Но сербы и греки выстояли, вдобавок войну Болгарии объявили румыны и турки. Оказавшись в кольце врагов, болгары обратились к России с просьбой о посредничестве. На Бухарестской конференции августа-сентября 1913 г. Болгария уступила Сербии и Греции почти всю Македонию, Румынии – Южную Добруджу, Грециии – Салоники, Турции – Адрианопольскую область.

В итоге двух Балканских войн почти вся территория Балканского полуострова была освобождена из-под власти Османской империи. Однако имеющая претензии к Сербии, Греции и России, Болгария стала союзником Германии и Австро-Венгрии. Сербия и Австро-Венгрия продолжали балансировать на грани войны. За спиной Сербии стояла ее союзница Россия, то есть любое обострение ситуации на Балканах влекло за собой заступничество за Сербию России и вмешательство в конфликт Германии на стороне Австро-Венгрии. Этим и постаралась воспользоваться мiровая закулиса для развязывания Мiровой войны.

В январе 1913 г. к власти в Турции пришли пронемецкие силы, пригласившие на командные посты в турецкой армии немецких офицеров и генералов. Немецкий генерал Л. фон Сандерс стал вначале командиром первого корпуса турецкой армии, а потом и главным инспектором турецкой армии.

В 1914 г. Россия обладала наибольшими в своей истории территориальными размерами. В то время Российская империя являлась второй по территории державой мiра после Великобритании, третьей по населению после Великобритании и Китая. Ее 4-я в мiре экономика была на взлете, уровень жизни населения неуклонно повышался все более быстрыми темпами. Россия обладала самой многочисленной армией, но без достаточных для войны запасов вооружения. В 1914 году Россия, как и в 1894 году, была второй державой мiра после Германии по боеспособности сухопутной армии. В 1907 г. Россия была шестой морской державой мiра. В 1914 г. глобальную мiровую политику определяли Лондон, Берлин и С.-Петербург. Париж и Вена уже не обладали прежней мощью и являлись державами второго ранга. Другие две крупные державы – Япония и США еще не обладали военно-политической мощью, сравнимой с тройкой лидеров.

Но это только внешняя картина. За ее кулисами на международную политику решающее влияние оказывали еврейские банкиры с их центром в США, объединенные единой националистической религией, ее общемiровой целью и родственными связями во всех западных странах.

«Согласие (Антанта)». Российский плакат. 1914 год. Стоящие по бокам демократические «сестры» лукаво заманили в свой союз русскую православную «сестру», чтобы столкнуть ее в войне с Германией и цинично предать в 1917–1922 годах…

В отличие от Германии, завершившей свою военную программу к 1914 г., Россия планировала закончить перевооружение армии к 1917 г. Русские политики П. Столыпин, В. Коковцев, П. Дурново, учитывая неготовность страны к войне, противились втягиванию империи в войну. В феврале 1914 г. П.Н. Дурново, лидер правых в Госсовете (верхней палате российского парламента) в аналитической записке Царю предупредил о возможности революции в России вледствие войны.

Записка Дурново: «Жизненные интересы Германии и России нигде не сталкиваются»

Трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные россией в результате сближения с Англией.

До русско-японской войны русская политика не придерживалась ни той, ни другой ориентации. Со времени царствования императора Александра III Россия находилась в оборонительном союзе с Францией, настолько прочном, что им обезпечивалось совместное выступление обоих государств, в случае нападения на одно из них, но, вместе с тем, не настолько тесном, чтобы обязывать их непременно поддерживать вооруженною рукою все политические выступления и домогательства союзника. Одновременно русский двор поддерживал традиционно дружественные, основанные на родственных связях, отношения с Берлинским. Именно, благодаря этой конъюнктуре, в течение целого ряда лет мир между великими державами не нарушался, несмотря на обилие наличного в Европе горючего материала. Франция союзом с Россией обезпечивалась от нападения Германии, эта же последняя испытанным миролюбием и дружбою России от стремлений к реваншу со стороны Франции, Россия необходимостью для Германии поддерживать с нею добрососедские отношения — от чрезмерных происков Австро-Венгрии на Балканском полуострове…

Русско-японская война в корне изменила взаимоотношения великих держав. После войны наша дипломатия совершила крутой поворот и определенно стала на путь сближения с Англией. В орбиту английской политики была втянута Франция, образовалась группа держав тройственного согласия, с преобладающим в ней влиянием Англии, и столкновение с группирующимися вокруг Германии державами сделалось, рано или поздно, неизбежным.

Какие же выгоды сулили и сулят нам отказ от традиционной политики недоверия к Англии и разрыв испытанных если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией?..

Единственный плюс — улучшившиеся отношения с Японией — едва ли является последствием русско-английского сближения. В сущности, Россия и Япония созданы для того, чтобы жить в мире, так как делить им решительно нечего. Все задачи России на Дальнем Востоке, правильно понятые, вполне совместимы с интересами Японии…

Наиболее отрицательные последствия сближения с Англией, — а следовательно и коренного расхождения с Германией, ‒ сказались на ближнем Востоке… Германия долго не обнаруживала склонности из-за Балканских дел рисковать отношениями с Россией… Ведь как легко было Австрии, в период русско-японской войны и последовавшей у нас смуты, осуществить заветные свои стремления на Балканском полуострове. Но Россия в то время не связала еще с Англией своей судьбы, и Австро-Венгрия вынуждена была упустить наиболее выгодный для ее целей момент.

Стоило, однако, нам стать на путь тесного сближения с Англией, как тотчас последовало присоединение Боснии и Герцеговины, которое так легко и безболезненно могло быть осуществлено в 1905 или 1906 году…. Русская дипломатия попробовала ответить на австрийские происки образованием Балканского союза, но эта комбинация, как и следовало ожидать, оказалась совершенно эфемерною. По идее направленная против Австрии, она сразу же обратилась против Турции и распалась на дележе захваченной у этой последней добычи. В результате получилось только окончательное прикрепление Турции к Германии, в которой она не без основания видит единственную свою покровительницу… Образование, под покровительством России, Балканского союза явилось прямой угрозой дальнейшему существованию Турции, как Европейского государства. Итак, англо-русское сближение ничего реально-полезного для нас до сего времени не принесло. В будущем оно неизбежно сулит нам вооруженное столкновение с Германией…

В каких же условиях произойдет это столкновение и каковы окажутся его вероятные последствия? Основные группировки при будущей войне очевидны: это ‒ Россия, Франция и Англия, с одной стороны, Германия, Австрия и Турция ‒ с другой.

Главная тяжесть войны выпадет на долю России.

Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война при современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем сколько факторов будет против нас и сколько на них нам придется потратить и сил, и внимания…

Готовы ли мы к столь упорной борьбе, которою, несомненно, окажется будущая война европейских народов? На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно. Менее чем кто-либо, я склонен отрицать то многое, что сделано для нашей обороны со времени японской войны. Несомненно, однако, что это многое является недостаточным при тех невиданных размерах, в которых неизбежно будет протекать будущая война. В этой недостаточности, в значительной мере, виноваты наши молодые законодательные учреждения, дилетантски интересовавшиеся нашею обороною, но далеко не проникшиеся всей серьезностью политического положения, складывающегося под влиянием ориентации, которой, при сочувственном отношении общества, придерживалось за последние годы наше министерство иностранных дел…

Жизненные интересы Германии и России нигде не сталкиваются.

Верна ли, однако, эта ориентация и обещает ли нам даже благоприятный период войны такие выгоды, которые искупили бы все трудности и жертвы, неизбежные при исключительной по вероятной своей напряженности войны?

Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов. Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщение между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем. Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться..?

Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число безпокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров. Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении с Англией ‒ открытие проливов, но, думается, достижение этой цели едва ли требует войны с Германией. Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Черного моря. Не заручившись ли содействием этой последней, мы избавились в 1871 году от унизительных ограничений, наложенных на нас Англией по Парижскому договору?

И есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз…

Совершенно в том же положении по отношению к России находится и Германия, которая, равным образом, могла бы отторгнуть от нас, в случае успешной войны, лишь малоценные для нее области, по своей населенности мало пригодные для колонизации: Привислинский край, с польско-литовским, и Остзейские губернии с латышско-эстонским, одинаково безпокойным и враждебным к немцам населением.

В области экономических интересов русские пользы и нужды не противоречат германским.

Но могут возразить, территориальные приобретения, при современных условиях жизни народов, отступают на второй план и на первое место выдвигаются экономические интересы. Однако и в этой области русские пользы и нужды едва ли настолько, как это принято думать, противоречат германским. Не подлежит, конечно, сомнению, что действующие русско-германские торговые договоры невыгодны для нашего сельского хозяйства и выгодны для германского, но едва ли правильно приписывать это обстоятельство коварству и недружелюбию Германии…

Заключение с Германией вполне приемлемого для России торгового договора, казалось бы, отнюдь не требует предварительного разгрома Германии. Вполне достаточно добрососедских с нею отношений, вдумчивого взвешивания действительных наших экономических интересов в различных отраслях народного хозяйства и долгой упорной торговли с германскими делегатами, несомненно, призванными охранять интересы своего, а не нашего отечества. Скажу более, разгром Германии в области нашего с нею товарообмена был бы для нас невыгодным.

Разгром ее, несомненно, завершился бы миром, продиктованным с точки зрения экономических интересов Англии. Эта последняя использует выпавший на ее долю успех до самых крайних пределов, и тогда мы в разоренной и утратившей морские пути Германии только потеряем все же ценный для нас потребительский рынок для своих, не находящих другого сбыта продуктов.

В отношении к экономическому будущему Германии интересы России и Англии прямо противоположны друг другу…

Но, независимо от торговых договоров, обычно принято указывать на гнет немецкого засилья в русской экономической жизни, и на систематическое внедрение к нам немецкой колонизации, представляющей будто бы явную опасность для русского государства. Думается, однако, что такого рода опасения в значительной мере преувеличены. Пресловутый Drang nach Osten был в свое время естественен и понятен, раз территория Германии не вмещала возросшего населения, избыток которого и вытеснялся в сторону наименьшего сопротивления, т. е. в менее густо населенную, соседнюю страну…

Высказываться за предпочтительность германской ориентации не значит стоять за вассальную зависимость России от Германии, и, поддерживая дружественную, добрососедскую с нею связь, мы не должны приносить в жертву этой цели наших государственных интересов…

В отличие от английских или французских, германские капиталисты большею частью, вместе со своими капиталами, и сами переезжают в Россию. Этим их свойством в значительной степени и объясняется поражающая нас многочисленность немцев-промышленников, заводчиков и фабрикантов, по сравнению с англичанами и французами.

Те сидят себе за границей, до последней копейки выбирая из России вырабатываемые их предприятиями барыши. Напротив того, немцы предприниматели подолгу проживают в России, а нередко там оседают навсегда. Что бы ни говорили, но немцы, в отличие от других иностранцев, скоро осваиваются в России и быстро русеют… Наконец, не следует забывать, что Германия, до известной степени, и сама заинтересована в экономическом нашем благосостоянии. В этом отношении Германия выгодно отличается от других государств, заинтересованных исключительно в получении возможно большей ренты на затраченные в России капиталы, хотя бы ценою экономического разорения страны. Напротив того, Германия в качестве постоянного ‒ хотя разумеется и не безкорыстного ‒ посредника в нашей внешней торговле заинтересована в поддержании производительных сил нашей родины, как источника выгодных для нее посреднических операций…

Не подлежит сомнению, что война потребует расходов, превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придется обратиться к кредиту союзных и нейтральных государств, а он будет оказан не даром. Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства. Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесенные издержки. Продиктованный в интересах Англии мирный договор не даст ей возможности экономически оправиться настолько, чтобы даже впоследствии покрыть наши военные расходы. То немногое, что может быть удастся с нее урвать, придется делить с союзниками, и на нашу долю придутся ничтожные, по сравнению с военными издержками, крохи. А между тем военные займы придется платить не без нажима со стороны союзников. Ведь, после крушения германского могущества, мы уже более не будем им нужны. Мало того, возросшая вследствие победы, политическая наша мощь побудит их ослабить нас хотя бы экономически… Как бы печально, однако, ни складывались экономические перспективы, открывающиеся нам как результат союза с Англией, следовательно и войны с Германией, ‒ они все же отступают на второй план перед политическими последствиями этого по существу своему противоестественного союза.

Борьба между Россией и Германией глубоко нежелательна для обеих сторон, как сводящаяся к ослаблению монархического начала.

Не следует упускать из вида, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мiре, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией. Как это ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала.

С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы. Более того, нельзя не предвидеть, что, при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу.

Слишком уж многочисленны те каналы, которыми, за много лет мирного сожительства, незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, — в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии…

Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905 ‒ 1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, ‒ будем надеяться, частичные, ‒ неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству… Может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов…

Россия будет ввергнута в безпросветную анархию, исход которой трудно предвидеть.

Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в конце концов не представит непреодолимых затруднений… Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, ‒ социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в безпросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению.

Как это ни странно может показаться на первый взгляд, при исключительной уравновешенности германской натуры, но и Германии, в случае поражения, предстоит пережить не меньшие социальные потрясения…

Тройственное согласие — комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии. Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам, политическая комбинация на долгие годы обезпечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от нее господство над морями. В этом направлении, а не в безплодных исканиях почвы для противоречащего самым своим существом нашим государственным видам и целям соглашения с Англией, и должны быть сосредоточены все усилия нашей дипломатии.

При этом, само собой разумеется, что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям восстановить испытанные дружественно-союзные с нею отношения и выработать, по ближайшему соглашению с нами такие условия нашего с нею сожительства, которые не давали бы почвы для противогерманской агитации со стороны наших конституционно-либеральных партий, по самой своей природе вынужденных придерживаться не консервативно-германской, а либерально-английской ориентации.

Февраль 1914 г.
Источник: Красная новь. 1922. № 6.

Петр Николаевич Дурново (1845–1915) – министр внутренних дел (1905–1906). 25 апреля 1906 г. был введен в Государственный совет.

Провокация в Сараеве
Эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой в день покушения 28 июня 1914

Эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой в день покушения 28 июня 1914

Убийство 28 июня 1914 г. (н. ст.) наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда Гавриилом Принципом послужило «спусковым крючком» к развязыванию Первой міровой войны. Она была подготовлена международным Финансовым Интернационалом еврейских банкиров для упрочения их мірового влияния посредством разгрома конкурентов, привязки всех валют к американскому доллару (ставшему их безконтрольным инструментом) и, конечно, – посредством устранения альтернативной русской цивилизации. Это им, к сожалению, удалось. Была и политическая цель войны: создание «еврейского национального очага в Палестине» – ядре будущего государства Израиль. Но об этой стороне войны, которую банкиры всего міра договорились вести только против одного противника – православной России, будет сказано отдельно. Сейчас уделим внимание провокации в Сараеве.

Когда мы говорим, что масонство в еврейство подготовили и развязали войну, это не значит, что они все устроили на ровном месте, без причин, по своему искусственному плану. Катаклизмы такого масштаба никогда не происходят точно по плану. Войны и революции не организуются на голом месте; они возможны лишь при наличии существенных причин. Но, имея достаточные средства влияния, эти причины можно устранять или обострять. Повод для развязывания Великой войны давали противоречия между Россией и Центральными Державами (так их тогда называли: Германией и Австро-Венгрией) в отношении к балканским славянам.

Императору Францу-Иосифу I тогда было 84 года и его энергичный наследник, племянник эрцгерцог Франц-Фердинанд (1863–1914) уже рассматривался всеми как фактический правитель. К тому же он слыл ярым угнетателем сербов.

28 июня 1914 г. в столице Боснии Сараеве готовился парад австрийской армии под командованием Франца-Фердинанда. Парад был высокомерно (по сути провокационно) назначен в день св. Вида (Видовдан) – скорбный для сербского народа день поражения на Косовом Поле в 1389 г. войска князя Лазаря в битве с турецким войском. Это поражение привело к потере независимости Сербии на 500 лет. Назначение австрийского парада именно на этот день вызвало возмущение сербских национальных организаций, тем более что Босния была присоединена Австро-Венгрией совсем недавно, в 1908 г., и это уже тогда чуть не вызвало войну. Итак, время и место для провокации было выбрано идеально. В день этого военного парада студент Гавриил Принцип, член молодежной националистической организации «Младо Босния», и убил эрцгерцога, считавшегося сторонником военных действий против Сербии.

Удивляет также поразительно «безпечное» поведение охраны наследника престола при совершенно очевидном недовольстве преобладавшего в Сараеве славянского населения. Поразительно, но наследник был убит в результате второго (!) покушения в тот же день. Первое покушение было неудачным: брошенная бомба ранила сопровождавших его людей, тем не менее Франц-Фердинанд продолжил торжественную поездку по городу в открытом автомобиле. Программа мероприятия не была изменена. И когда наследник поехал в госпиталь навестить раненых при первом взрыве – Г. Принцип в центре города убил из револьвера наследника и его супругу.

Непосредственных террористов – рабочего Н. Габриновича, бросившего первую бомбу, и студента Г. Принципа арестовали сразу. Позже схватили их сообщника Грабеша (сына священника, – что тоже в прессе соответственно обыграли), который бежал с места покушения. Все трое были приговорены судом к 20 лет лишения свободы каждый (все они были моложе 20 лет, а лишь с этого возраста по австрийскому УК можно было применять смертную казнь), все очень быстро умерли в тюрьме (явно не своей смертью), последним в апреле 1918 г. скончался Г. Принцип (на фото справа).

Во время следствия и суда выяснились связи подсудимых с влиятельными военными и политическими кругами, все представители которых были членами тайного общества «Свобода» в Боснии, обществ «Народна обрана» и «Черная рука» в Белграде. В числе руководителей «Черной руки» Драгутин Дмитриевич в 1913–1915 гг. возглавлял разведку сербского Генштаба (арестован по приказу сербского короля в декабре 1916 г. и расстрелян в июне 1917 г.), к делу был причастен и его ближайший помощник майор Танкосич (погиб на фронте в 1915 г.), а секретарем организации «Народна обрана» был офицер сербского Генштаба Милан Прибичев.

«Интересной представляется фигура Владиміра Гачиновича, – пишет историк Н. Городняя, – которому многие приписывают главную роль в организации этого убийства. Именно он был одновременно членом всех трех организаций – боснийской «Свободы», «Народной Обраны» и «Черной руки». Именно через него осуществлялись контакты этих организаций с российскими революционерами – Луначарским, Мартовым, Троцким, Радеком. Кстати, его внезапная болезнь и смерть в августе 1917 г. наводят на мысль об отравлении – он слишком много знал. И часть этой информации он сообщил Троцкому. Во всяком случае есть данные о том, что Троцкий, Зиновьев и Радек знали о подготовке заговора и его организаторов. Радек хотел раскрыть эту тайну на московском процессе 1937 г., но ему не дали говорить».

Отчасти эти слова Радека отражены в «Известиях» (30.1.1937): «…И надо еще показать всему міру то, что Ленин – я с дрожью повторяю его имя с этой скамьи – в письме, в директивах для делегации, направляющейся в Гаагу, писал о тайне войны. Кусок этой тайны нашелся в руках сербского молодого националиста Гаврилы Принципа, который мог умереть в крепости, не раскрыв ее. Он был сербский националист и чувствовал свою правоту, борясь за эту тайну, которая охраняла сербское национальное движение. Я не могу скрыть эту тайну и взять ее с собой в гроб по той причине, что если я в виду того, в чем признался, не имею права выступать как раскаявшийся коммунист, то все-таки 35 лет моего участия в рабочем движении, при всех ошибках и преступлениях, которыми оно кончилось, дает мне право требовать от вас доверия в одном — что все-таки эти народные массы, с которыми я шел, для меня что-то представляют. И если бы я эту правду спрятал и с ней сошел со сцены, как это сделал Каменев, как это сделал Зиновьев, как это сделал Мрачковский, то я, когда передумывал эти все вещи, в предсмертный час слышал бы ещё проклятие тех людей, которые будут убиты в будущей войне и которым я мог моими показаниями дать средства борьбы против готовящейся войны…»

Основываясь на этой публикации, версию о причастности к покушению Ленина (как идейного вдохновителя) и Радека (как непосредственного организатора) излагает также А. Арутюнов («Досье Ленина без ретуши»). Он аргументирует в основном тем, что Ленин был чрезвычайно заинтересован в войне как средстве свержения царской власти с помощью спецслужб Центральных Держав. Работа Ленина на Германию и получение от нее огромных сумм через Парвуса, Ганецкого и Фюрстенберга документально доказана, но все-таки причастность к сараевскому убийству – не доказана. Да и были ли у жалкого эмигранта Ленина такие физические возможности?

Разумнее предположить, что как сараевских националистов, так и Ленина с Парвусом, каждого на своем месте, дергали за ниточки кукловоды в более высоких сферах міровой политики. Именно оттуда исходило стремление столкнуть Центральные Державы с Россией и свергнуть все эти крупнейшие европейские монархии. На суде Принцип и Габринович заявили, что масоны в 1913 г. приняли решение об убийстве эрцгерцога, и что организаторы покушения (доставший бомбы и оружие Цыганевич и упомянутый выше майор Танкосич) были членами масонской ложи в Белграде, они согласовали с исполнителями и с заказчиками также и дату покушения.

Изданная проф. Йозефом Колером стенограмма суда над исполнителями покушения

Изданная проф. Йозефом Колером стенограмма суда над исполнителями покушения

Согласно древнему правилу, раскрытие любого преступления следует начинать с попытки понять его цель: кому это выгодно? И логически рассуждая, трудно в этом увидеть какую-либо выгоду для сербских националистов: было совершенно ясно, что ответом властей будут репрессии против их организаций и ужесточится вся антисербская политика Австро-Венгрии. Вопреки утверждениям европейской (преимущественно еврейской) печати (их потом повторял и советский «историк» Покровский), это не было выгодно и России, которая делала ставку на мирное разрешение славянской проблемы. Австро-сербский конфликт вылился в міровую войну вследствие работы иного механизма – тех самых расчетливых кукловодов из міровой закулисы, верно полагавших, что преступление станет шоком для австро-венгерских властей, которые постараются наказать Сербию, и что глубоко порядочный русский Царь не сможет предать и оставить в беде православный сербский народ.

Вся европейская печать (не только австро-венгерская) немедленно объявила убийство делом рук сербских националистов, за которыми стоит Россия: мол, она хочет войны. В Австрии начались антисербские погромы. Дипломаты в этой истории тоже вели себя довольно странно, реагируя на все с опозданием и фактически не контролируя волну нагнетавшейся истерии. В результате 15 (28) июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии, после чего Россия начала мобилизацию, а 19 июля (1 авг.) Германия объявила войну России…

В книге «Тайна России» приведены факты, как к этому конфликту России с Центральными Державами издавна и в самой России толкали и еврейская печать, и некоторые российские дипломаты (многие послы были масонами) и «прогрессивная общественность», продемонстрировавшая в начале войны «патриотический подъем». Конечно, защищать Сербию было необходимо, и вина Германии, которая первой объявила войну, неоспорима. Однако эта враждебность нагнеталась давно. Как отмечает даже [известный американский стратег-советолог, еврей] У. Лакер, «пресса в России, как и в Гермами, играла главную роль в ухудшении отношений между обеими странами… Русские дипломаты в Берлине и немецкие дипломаты в русской столице должны были тратить значительную часть своего времени на опровержение или разъяснение газетных статей. …Никогда и нигде пресса не имела столь отрицательного воздействия на внешнюю политику, как в России». Газеты публиковали и то, «что оплачивалось теми или иными закулисным фигурами… Можно быть почти уверенным, что без прессы Первой міровой войны вообще бы не было» (Laqueur W. Deutschland und Russland. Berlin, 1965. S. 57-59).

Кому принадлежала эта пресса – мы уже отмечали. (Правда, Лакер здесь имеет в виду правую русскую прессу. Защищая интересы балканских славян, она действительно далеко не всегда учитывала міровую раскладку сил. Но антинемецкие настроения издавна культивировались и в более влиятельной «прогрессивной» печати. То же было в Германии, где, как отмечал Лакер, общественное мнение еще в 1890 г. добилось серьезного успеха в разрыве связей между русской и германской монархиями. Однако дальновидные представители именно правых кругов всегда выступали за союз России с Германией; среди либералов же сторонников такого союза практически не было.)

Провокационный прием, использованный міровой закулисой в Сараеве для стравливания своих противников, стар, как мір. Этот прием повторялся затем в ХХ веке особенно часто в последующем завоевании міра теми же силами. Этот прием повторяется ими и сейчас в так называемом «конфликте цивилизаций» (термин очередного американского стратега Самуила Хантингтона) – для сталкивания мусульманского міра и компрадорских правителей России, действующих в интересах США и Израиля, к сожалению, от от имени нашего народа и государства.

Начало войны

В этой войне Австро-Венгрия и Германия, забыв свои прежние конфликты и разногласия  выступили как единое целое, которое в хронике войны получило название «Центральные державы». Немецкое правительство боялось усиления мощи России, считая в 1914 г., что еще три года и Россию будет невозможно трудно победить – перевооружившись, она задавит Германию числом своих солдат. Поэтому немецкое командование, несомненно в согласовании с австрийским, решило воспользоваться удобным поводом в 1914 г. – к этому времени заканчивалось перевооружение флота Германии. Хронология начала военных действий была такова.

23 июля 1914 года Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум из 10 пунктов.

1. Запретить издания, пропагандирующие ненависть к Австро-Венгрии и нарушение ее территориальной целостности.
2. Закрыть общество «Народная оборона» и все другие союзы и организации, ведущие пропаганду против Австро-Венгрии.
3. Исключить антиавстрийскую пропаганду из народного образования.
4. Уволить с военной и государственной службы всех офицеров и чиновников, которые занимаются антиавстрийской пропагандой.
5. Допустить к работе на территории Сербии государственные службы Австро-Венгерской империи для прекращения любой антиавстрийской деятельности.
6. Провести расследование против каждого из участников Сараевского убийства с участием в расследовании австрийского правительства.
7. Арестовать майора Воислава Танкосича и Милана Цигановича, причастных к Сараевскому убийству.
8. Принять эффективные меры для предотвращения контрабанды оружия и взрывчатки в Австрию, арестовать пограничников, которые помогли убийцам пересечь границу.
9. Дать объяснения насчёт враждебных к Австро-Венгрии высказываний сербских чиновников в период после убийства.
10. Без промедлений информировать австрийское правительство о мерах, принятых согласно предыдущим пунктам.

Сербское правительство по совету России приняло все пункты ультиматума за исключением проведения совместного с австрийскими следователями расследования на территории Сербии. После отклонения этого пункта, 15/28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила войну Сербии, ввела туда войска и начала обстрел Белграда.

Верный своему долгу русский Царь был поставлен и провокаторами войны, и немецкими союзными Центральными державами в такое положение, что его отказ от защиты православной Сербии (за что его многие упрекают: мол, в этом случае и не было бы войны) был неприемлем для его совести. Но он попытался в той ситуации сделать всё возможное для предотвращения худшего.

«Читая телеграммы, которыми обменивались августейшие правители великих держав непосредственно перед началом военных действий, начинает казаться, что если бы все зависело только от их воли, то кровопролитный конфликт, в который оказались вовлечены 38 из 59 существующих на тот момент государств, никогда бы не начался», ‒ пишет один из публикаторов части этой переписки. Но насколько искренним в этой переписке был Вильгельм?

Царь – Кайзеру
Петергоф, 29 июля
Царь – Кайзеру, 29 июля, 01:00

Рад, что ты вернулся. Призываю тебя помочь мне в столь серьёзное время. Безчестная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, полностью разделяемое мною, огромно. Предвижу, что очень скоро давление сломит меня и я буду вынужден принять чрезвычайные меры, которые могут привести к войне. Чтобы избежать такого бедствия, как общеевропейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать всё, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко.
Ники

Кайзер – Царю, 29 июля, 01:45
Эта и предыдущая телеграмма пересеклись. 29 июля 1914

С глубочайшей озабоченностью слышу я о том впечатлении, что производят действия Австрии против Сербии в твоей стране. Та безпринципная агитация, что велась в Сербии годами, вылилась в ужасающее преступление, жертвою которого пал эрцгерцог Франц Фердинанд. Дух, который внушил сербам убить собственного короля и его жену, всё ещё господствует в стране. Несомненно, ты согласишься со мной, что мы оба, ты и я, равно как и все иные Государи, разделяем общий интерес: настоять на том, чтобы все, кто несёт моральную ответственность за это смертоубийство, получили заслуженное наказание. В этом случае политика не играет вовсе никакой роли. С другой стороны, я вполне понимаю, как трудно тебе и твоему Правительству сдерживать напор вашего общественного мнения. Посему ввиду нашей сердечной и нежной дружбы, которая связывает нас обоих с давних пор крепкими узами, я использую всё своё влияние, чтобы убедить австрийцев сделать всё, чтобы прийти к соглашению, которое бы тебя удовлетворило. Искренне надеюсь, что ты поможешь мне в деле сглаживания тех противоречий, что всё ещё могут возникнуть.
Твой крайне искренний и преданный друг и кузен,
Вилли

Кайзер – Царю, 29 июля, 18:30 (№3)
Берлин, 29 июля 1914

Я получил твою телеграмму и разделяю твоё желание установить мир. Но, как я сообщил тебе в своей первой телеграмме, я не могу считать действия Австрии против Сербии «безчестною» войною. Австрия на собственном опыте знает, что сербским обещаниям на бумаге совершенно нельзя верить. Я разумею так, что действия австрийцев следует оценивать как стремление получить полную гарантию того, что сербские обещания станут реальными фактами. Это моё суждение основывается на утверждении австрийского кабинета о том, что Австрия не желает каких бы то ни было территориальных завоеваний за счёт сербских земель. Потому я полагаю, что Россия вполне могла бы остаться наблюдателем австро-сербского конфликта и не втягивать Европу в самую ужасную войну, которую она когда-либо видела. Думаю, что полное взаимопонимание между твоим Правительством и Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, моё Правительство прилагает усилия, чтобы этому поспособствовать. Конечно, военные меры со стороны России в Австрии были бы расценены как бедствие, которого мы оба хотим избежать, а также они подвергли бы риску моё положение посредника, которое я с готовностью принял после твоего воззвания к моей дружбе и помощи.
Вилли

Царь – Кайзеру, 29 июля, 20:20
Петергоф, 29 июля 1914

Спасибо за твою примирительную и дружественную телеграмму. В то же время официальное сообщение, представленное сегодня твоим послом моему министру, носило совершенно иной оттенок. Прошу тебя объяснить это различие! Было бы правильным поручить решение австро-сербской проблемы Гаагской конференции. Верю в твою мудрость и дружбу.
Твой любящий Ники

Царь – Кайзеру, 30 июля 1:20
Петергоф, 30 июля 1914

Сердечная тебе благодарность за быстрый ответ. Сегодня вечером посылаю Татищева с инструкциями. Военные меры, которые сейчас вступили в силу, решено было начать пять дней назад в целях защиты от опасности, вызываемой австрийскими приготовлениями. Всем своим сердцем надеюсь, что меры эти никоим образом не помешают твоей посреднической деятельности, которую я чрезвычайно ценю. Нам нужно сильное давление на Австрию с твоей стороны, дабы согласие с нами стало возможным.
Ники

Кайзер – Царю, 30 июля, 1:20
Берлин, 30 июля 1914

Большое спасибо за телеграмму. Не может быть и речи о том, что язык моего посла мог не соответствовать тону моей телеграммы. Графу Пурталесу было поручено привлечь внимание твоего правительства к той опасности и печальным последствиям, которые влечёт за собой мобилизация; в своей телеграмме к тебе я сказал то же самое. Австрия выступает исключительно против Сербии и мобилизовала лишь часть своей армии. Если, как в теперешней ситуации, согласно сообщению с тобою и твоим Правительством, Россия мобилизуется против Австрии, моя роль посредника, которую ты мне любезно доверил и которую я принял на себя, вняв твоей сердечной просьбе, будет поставлена под угрозу, если не сказать – сорвана. Теперь весь груз предстоящего решения лежит целиком на твоих плечах, и тебе придётся нести ответственность за Мир или Войну.
Вилли

Кайзер – Царю, 31 июля
Берлин, 31 июля 1914

По твоему призыву к моей дружбе и твоей просьбе о помощи я стал посредником между твоим и австро-венгерским Правительствами. Одновременно с этим твои войска мобилизуются против Австро-Венгрии, моей союзницы. Посему, как я тебе уже указал, моё посредничество сделалось почти что иллюзорным. Тем не менее, я не собираюсь отказываться от него. Я сейчас получаю достоверные известия о серьёзных военных приготовлениях на моей восточной границе. Ответственность за безопасность моей империи вынуждает меня принять превентивные защитные меры. В своём стремлении сохранить мир на Земле я использовал практически все средства, бывшие в моём распоряжении. Ответственность за несчастье, которое теперь угрожает всему цивилизованному мiру, не будет лежать на моём пороге. В сей момент всё ещё в твоей власти не допустить этого. Никто не угрожает чести или силе России, равно как никто не властен свести на нет результаты моего посредничества. Моя симпатия к тебе и твоей империи, которую передал мне со смертного одра мой дед, всегда была священна для меня, и я всегда честно поддерживал Россию, когда у неё возникали серьёзные затруднения, особенно во время её последней войны. Ты всё ещё можешь сохранить мир в Европе, если Россия согласится остановить свои военные приготовления, которые, несомненно, угрожают Германии и Австро-Венгрии.
Вилли

Царь – Кайзеру (№8)
Эта и предыдущая телеграммы пересеклись.

Сердечно благодарю тебя за твоё посредничество, которое ныне даёт мне надежду, что всё ещё может решиться миром. Технически невозможно остановить наши военные приготовления, которые являются необходимым ответом на австрийскую мобилизацию. Мы далеки от того, чтобы желать войны. До тех пор, пока продолжаются переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не произведут никаких провокационных действий. В этом торжественно даю тебе моё слово. Уповаю на свою веру в Божью милость и надежду на твоё успешное посредничество в Вене и верю, что они обезпечат благополучие наших стран и мир в Европе.
Твой преданный Ники

Царь – Кайзеру, 1 августа

Получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен объявить мобилизацию, однако желаю получить от тебя ту же гарантию, какую я дал тебе, что эти меры не означают войны и что мы продолжим переговоры ради блага наших стран и всеобщего мира, столь дорогих нашим сердцам. Наша давняя крепкая дружба должна, с Божьею помощью, предотвратить кровавую бойню. С нетерпением и верою в тебя жду ответа.
Ники

Кайзер – Царю, 1 августа
Эта и предыдущая телеграммы пересеклись.

Благодарю за твою телеграмму. Вчера я указал твоему правительству единственный способ избежать войны. Хотя я запросил ответ к сегодняшнему полудню, никакой телеграммы от моего посла, подтверждающей ответ твоего Правительства, мне ещё не пришло. Поэтому я вынужден был мобилизовать свою армию. Немедленный, точный, ясный утвердительный ответ твоего Правительства – вот единственный способ избежать безконечных невзгод. Увы, пока я такового не получил, а значит, я не в состоянии говорить по существу твоей телеграммы. По большому счёту я должен попросить тебя немедленно приказать твоим войскам ни в коем случае не предпринимать ни малейших попыток нарушить наши границы.
Вилли
(Источник)

Упоминаемая в телеграммах всеобщая мобилизация в России была объявлена 8/31 июля как естественная ответная предупредительная мера обороны в угрожающем положении. Франция, Австро-Венгрия и Германия также объявили о всеобщей мобилизации.

1 августа н.ст. Германия объявила войну России. В этот же день немцы вторглись в Люксембург. 3 августа Германия объявила войну Франции. 4 августа германские войска без объявления войны вторглись в Бельгию, заняли ее почти без сопротивления и мощно ударили с фланга по Франции. Всё это были союзники России, попросившие ее о помощи русским наступлением. 6 августа войну России объявила Австро-Венгрия. Но к немедленному наступлению Русская армия была не готова.

На Восточном фронте военные действия тоже первой начала Германия 2/15 августа, захватив в Царстве Польском г. Калиш, на следующий день Ченстохов. Лишь после этого 4/17 августа Русская армия перешла границу, начав неподготовленное наступление на Восточную Пруссию ради спасения Франции, которая оказалась безсильной перед стремительным немецким натиском… Маршал Фош впоследствии признал: «Если Франция не была стёрта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России, поскольку русская армия своим активным вмешательством отвлекла на себя часть сил и тем позволила нам одержать победу на Марне».

Однако это первые боевое российское наступление в Восточной Пруссии в интересах Антанты закончилось плачевно…

Постепенно в текст будут вноситься уточнения и дополнения, поэтому при заимствовании теста его следует брать с «Русской идеи». Продолжение следует: глава 13. «Царская Россия ‒ единственная страна, против которой надо вести войну»)