14. Как я участвовал в российской «политике» (1993‒1995)

Когда в декабре 1994 года, собравшись окончательно вернуться в Москву, я заехал попрощаться к моему старшему другу Абдурахману Авторханову, жившему по соседству с Майзахом в Ольхинге, это совпало со вводом федеральных войск в Чечню. И поскольку мы оба выросли на Кавказе, хоть и в разное время – чеченская проблема волновала нас обоих. В тот раз мы столь жарко об этом спорили, что впервые едва не поссорились. Запись нашей беседы (частично в пересказе) я опубликовал тогда в эмигрантских газетах.

Прощаясь, Абдурахман Геназович подвел такой итог нашему спору: «Россия демократическая и правовая будет привлекать все народы, которые входили в ее состав…. Но у нас только одна проблема: мы хотели бы внутри себя обойтись без московских надзирателей. Мы хотели бы полную внутреннюю свободу. Другое дело – наше дипломатическое міровое пространство, хотя я говорю, конечно, только свое мнение. Я, чечен, стою на этой точке зрения и моя подпись для вступления Чечни в такую Россию всегда готова. В этом отношении я на тебя и на таких, как ты, возлагаю надежды, что вы возглавите такую Россию. При всём том, что я тебя критикую, желаю тебе успеха. Сейчас ты переезжаешь из Мюнхена в Москву, и я хотел бы, чтобы ты там более или менее активно вошел в политику. Это надо».

На что я ответил: «Думаю, что в России и без меня достаточно политиков, которые всё прекрасно понимают. У меня несколько другие планы, не менее важные…».

Мой ответ был искренним: я никогда не стремился быть политическим деятелем, хотя фактически участвовал в политической жизни уже в эмиграции, но в другом качестве ‒ по долгу совести, к чему побуждало советское время и советская история, судьба моих предков. Тем не менее в Москве мне сначала пришлось пару лет посуетиться и в прямой «политике» (если ее можно так назвать), я не мог от этого уклониться.

Это были «выборы» в учрежденную Ельциным после осеннего путча Государственную думу в 1993 и 1995 годах. (В этой главе я опять-таки считаю необходимым, помимо личных воспоминаний, для их лучшего понимания описывать тогдашнее состояние страны, ‒ именно для этого, как я к ним относился и как они влияли на мою жизнь, я пишу воспоминания, а не для перечисления своих перемещений в пространстве.)

+ + +

В 1993 году Ельцин сразу же решил легализовать свой второй победный государственный переворот «волеизъявлением народа» – выборами нового парламента, «воссоздаваемой российской» Государственной Думы, и принятием новой конституции на одновременном референдуме. По приглашению В. Аксючица я прилетел в Москву для поддержки РХДД на предстоявших выборах.

На следующий день после прилета мы с Петей Паламарчуком бродили по окрестностям все еще оцепленного обгоревшего «Белого дома» ‒ хотелось представить себе те события. Милиционеры в переулках на подступах к зданию были пьяными, и вступать с ними в контакты, чтобы разрешили подойти поближе, мы не стали…

Разумеется, после октябрьского расстрела проведение выборов ‒ в стиле «блиц-крига», по правилам победителей ‒ не имело легитимного основания. Тем не менее, оппозиционные блоки решили воспользоваться этим последним шансом, чтобы обратиться к народу, сознавая в то же время, что от президента следовало ожидать любого противодействия.

Оно не замедлило себя ждать уже на первом этапе ‒ при сборе 100 000 подписей, необходимых для допуска к выборам. Например, по отношению к нашему блоку (Российское Христианское Демократическое Движение), в который также вошли Ю. Власов, В. Аксючиц, Г. Анищенко, В. Осипов, В. Тростников и другие (всех не помню) ‒ были отключения телефонов, запрещение встреч с избирателями, задержания милицией, уничтожение собранных подписных листов (см. «Путь», 1993, 10‒11). У других оппозиционных блоков были забракованы подписи граждан России из т.н. «ближнего зарубежья» ‒ их не признали достойными «всенародных выборов». Существовал и негласный запрет коммерческим структурам на выделение денег для оппозиции ‒ под угрозой финансовой ревизии.

После закрытия властями прежнего офиса РХДД его штаб пустила себе какая-то дружественная структура в высоком здании на площади у метро «Сретенский бульвар». Первоочередной нашей задачей был сбор подписей для регистрации РХДД для допуска к «выборам».

В течение недели я тогда тоже участвовал в сборе подписей в районе Черемушек: стоял с плакатом в метро, обходил многоквартирные дома. В день удавалось собрать около 300 подписей. Однако в Москве разрешалось собрать лишь 15 тысяч, остальные 85 тысяч требовались такими же территориально ограниченными порциями из других регионов страны. Поэтому пытался обходить комнаты ожидания на вокзалах, обращаясь к иногородним с плакатом «За нас бы проголосовали Ваши православные предки». Ко мне в помощники навязался человек, которого и в РХДД мало кто знал, ‒ полагаю, он был наблюдателем от органов (примерно год спустя он усилил это мое подозрение, внезапно объявившись телефонным звонком с предложением какого-то сомнительного предпринимательства).

Ни одна из оппозиционных патриотических групп не смогла в таких условиях преодолеть этот барьер. Главная трудность заключалась в том, что времени на это у нас было только две недели, причем подписи были действительны лишь с полными паспортными данными ‒ что тоже оказалось непросто: после расстрела парламента у людей снова появился страх. Задача была выполнима лишь для партий, имевших разветвленный аппарат и большие деньги. Ни того, ни другого у патриотических блоков не было, а объединить усилия помешали амбиции некоторых лидеров. (В.Н. Осипов отметил также, что православным патриотам могла помочь своим благословением Церковь, вспомнив хотя бы заслугу депутатов РХДД по принятию законов в пользу Церкви в предыдущем парламенте, ‒ но она уклонилась от этого, тогда как антиправославные силы действовали вовсю.)

Знакомые Аксючица по депутатству, мусульмане, участвовавшие вместе с ним в Комитете по религиозному законодательству, предложили фиктивные «подписи» с личными данными, добытые из базы данных какой-то организации, но Аксючиц не стал рисковать.

Таким образом, первый этап выборов был не борьбой идей, а борьбой огранизационных структур ‒ на это и был расчет власти. Столь жесткие условия ‒ 100 000 подписей за две недели ‒ на Западе просто немыслимы. Но эту особенность «свободных выборов» никто из западных наблюдателей не отметил. Не была принята во внимание и государственная монополия на телевидение, начальник которого поначалу сам был в списке Гайдара. (Для освещения «выборов» в Москву тогда прилетела моя давняя знакомая Анке Риттер с германского телевидения, и я дал ей интервью, описав сложившуюся ситуацию; оно было показано на одном из северных земельных телеканалов ФРГ. [Впрочем, могу ошибаться: это могло быть позже, в аналогичной ситуации на думских «выборах» 1995 года…])

Не заметили западные эксперты и таких же особенностей в проходившем одновременно конституционном «блиц-криге» ‒ референдуме по принятию новой конституции РФ, целью которой была «легитимация» осеннего переворота и наделение президента РФ безконтрольной властью. Фактически это было установлением единоличной диктатуры Ельцина.

В референдуме, по официальным данным, участвовало 53% избирателей и 58% из них проголосовали «за». Группа из 18 лидеров оппозиционных организаций (В. Аксючиц, М. Астафьев, С. Бабурин, Н. Павлов, Д. Рогозин, О. Румянцев и др.) сделала заявление о нелегитимности принятой конституции, отметив, что: 1) ее текст президент после октября самовольно изменил «под себя», без одобрения Конституционного совещания, и опубликовал лишь за месяц до выборов; 2) ее критику в ходе предвыборной кампании он запретил под угрозой отстранения кандидатов от телеэфира; 3) одобрить ее открыто призывал «нейтральный» председатель Центральной избирательной комиссии; 4) для ее принятия Ельцин незаконно установил норму всего лишь 50-процентной явки избирателей на референдум и подачи 50% голосов «за» от числа явившихся (а не от общего числа избирателей ‒ как предписывает Закон РФ «О референдуме»).

В результате, без всякого обсуждения, «народ утвердил» конституцию менее чем третью голосов избирателей РФ, а если учесть «ближнее зарубежье» ‒ всего лишь четвертью голосов россиян! (Не говоря уже о том, что принятая конституция была подготовлена американскими советниками, она объявляла запрет на государственную религию и государственную идеологию, подчиняла внутреннее законодательство верховенству международных законов, легализовала частную собственность на недра, и потому оппозиция ее назвала «колониальной».)

Впрочем, даже этот результат был сразу же поставлен под сомнение с учетом всех арифметических возможностей, имевшихся в распоряжении столь «нейтрального» председателя Центризбиркома: на выборы пришло менее половины избирателей. По сообщению газеты «Монд», даже французские наблюдатели были смущены тем, что Ельцин поздравил народ с принятием конституции вечером, еще до окончания голосования, когда число пришедших к урнам составило лишь 44-48%, после чего на следующий день оно выросло до 53%, как если бы именно поздно вечером, причем только на западе страны, поток голосовавших усилился (восток к тому времени уже отголосовал). Эта фальсификация была позже доказана математически А. Собяниным, членом-наблюдателем Центризбиркома от партии власти ‒ «Выбора России»: в референдуме приняли участие лишь около 46,1 % избирателей, так что референдум должен быть признан несостоявшимся, а конституция – непринятой. Также и депутат Госдумы В. Исаков доказал фальсификацию на сопоставлении цифр официального «Бюллетеня Центральной избирательной комиссии» № 1(12) за 1994 год.

Одобрение избирателями конституции «под Ельцина», дающей ему неограниченную власть (вплоть до роспуска парламента и отмены гражданских свобод), выглядел тем более странным, что ельцинский партийный список «Выбор России» тогда поддержало лишь 15% голосовавших. Тогда как разные оппозиционные блоки набрали в общей сложности 58%.

В целом официальные итоги выборов по партийным спискам выглядели так: ЛДПР Жириновского (в качестве единственной из допущенных на выборы партии некоммунистических патриотов) получила 23% голосов от пришедших на выборы; коммунисты ‒ 12,4%; возглавленный Гайдаром «Выбор России» ‒ 15,5%; «Женщины России» ‒ 8,1%; Аграрная партия ‒ 8%; «Яблоко» Явлинского 7,9%; проельцинский блок ПРЕСС Шахрая и Шохина ‒ 6,7%, Демократическая партия России ‒ 5,5%, прочие не преодолели пятипроцентного барьера.

Ельцинская фракция частично компенсировала это поражение «Выброса» (так оппозиция называла «Выбор России») лишь мандатами, полученными в другую половину парламента, где голосовали не за партийные программы, а за конкретные личности в одномандатных избирательных округах. В конечном итоге, из 444 мандатов Государственной Думы ельцинские демократы-западники получили 100‒105, центристы 85‒90, оппозиция же 226, то есть абсолютное большинство ‒ в том числе 63 мандата у партии Жириновского, 55 у аграриев, 45 у коммунистов, 15 у «Демократической партии» Травкина, 23 у блока «Женщины России» и 25 у патриотического блока «Российский путь» (создан уже в самой Думе независимыми депутатами, прошедшими по одномандатным округам: Ю. Власов, С. Бабурин и др.).

Правда, считают, что конституция собрала больше голосов, чем блок Ельцина-Гайдара, потому, что за нее призвал голосовать Жириновский. Из достоверного источника известно, что еще до путча в личной встрече они договорились о координации действий: Жириновский одобряет разгон парламента, а Ельцин допускает его к выборам как единственного «патриота». Команда Ельцина надеялась этим канализировать национально мыслящих избирателей на поддержку конституции и заодно выставить патриотическую оппозицию в карикатурном виде, рассчитывая, что партия «клоуна» Жириновского наберет не более 5‒7% голосов. Одни и те же банки финансировали кампанию ельцинского блока и Жириновского, для которого не было ограничений и в телеэфире (что потом возмущало несведущих демократов). Но, конечно, Ельцин не ожидал такого провала своего «Выброса» и такого успеха «русского националиста» ‒ что нанесло сильный удар по президентскому престижу.

Именно будучи единственной допущенной к выборам партией некоммунистических патриотов, список Жириновского получил голоса не только своих, но и многих других патриотически настроенных избирателей, став победителем в голосовании по партийным программам ‒ 23% от проголосовавших! Это говорит о наличии национального самосознания в народе: если даже за вульгарно поданную национальную идею было отдано столько голосов, то при более чистом национальном лидере процент был бы выше. Впрочем, в числе экспертов Жириновского, видимо, были и порядочные люди; сам он, помимо экстремистской клоунады, высказывал и верные мысли о национальных интересах униженной России. Однако дальнейшее время показало, что использовать полученный мандат в этих интересах он не был способен ‒ хотя бы уже потому, что выражал атеистически-языческую идеологию, чуждую русским традициям. Это хорошо видно по периодическим изданиям его партии, например, «Загибайся скорее, церковь православная, не мешай утру русского медведя, когда хочется размять косточки и немного голодно…» («Сокол Жириновского», 1992, № 4).

У Ельцина было эффективное средство для избавления от Жириновского: рассекретить документы о том, что тот был внедрен в оппозиционные круги от КГБ ‒ сначала в «Демократический Союз», затем в Еврейский культурный центр (где он, еврей по отцу, ведал международными связями), потом в лидеры собственной «Либерально-Демократической партии»; наконец, переменив идеологию при том же названии партии, ‒ в «русские националисты» (см.: «Еврейская газета», 21.10.1991; «Русская мысль», 15.1.1993 и 16‒22.12.1993). Тогдашний «КГБ» после его чистки-переименования был послушен Ельцину, и поскольку такого разоблачения не было сделано ‒ значит, Жириновский был Ельцину нужен. И в роли провокатора, уводящего за собой патриотическую оппозицию, и в роли пугала ‒ чтобы Запад видел, что ему грозит из России, если не поддерживать ельцинских «демократов»…

Следует также упомянуть, что Жириновский подавал заявление на иммиграцию в Израиль, в 1983 г. получил вызов ‒ но почему-то не поехал, а занялся политикой в России. В интервью израильской газете «Маарив» он сообщил: «Евреи в России находятся в особом положении. Ленинская партия на 90% состояла из евреев, и 90% моей партии тоже евреи» («Новое русское слово», 9.5.1994). После успеха на выборах 1993 г. Жириновский стал на Западе символом «русского империализма», который ввергнет мир в кровавый хаос, если Запад не поддержит «демократа» Ельцина; лидер ЛДПР усиленно укреплял эту свою репутацию во время зарубежных поездок как хулиганскими выходками, так и демонстративными контактами с европейскими правыми партиями, принимавшими его по наивности за «русского патриота» (чему я тогда сам был свидетелем как переводчик на встрече В. Бондаренко с немецким издателем-националистом Г. Фреем в Мюнхене).

Столь подробно я пишу тут о Жириновском, потому что он стал серьезным препятствием для Русского движения и как подставной канализатор русского патриотизма, и как позорящий его в глазах здравомыслящих людей и тем более других народов.

+ + +

Официального расследования фальсификации референдума по конституции не было, так как, по словам председателя Центризбиркома Рябова, документация сразу же «утерялась». Но необходимой в этом случае судебной отмены итогов референдума и его повторного проведения тоже не последовало – якобы потому, что Конституционный суд (разогнанный Ельциным в ходе переворота) не существовал. В ответ на разгоревшийся скандал позицию власти высказал госсекретарь Г. Бурбулис: «Конституция, принятая 12 декабря, пусть через ухо, пусть через задницу принятая, – она есть и она является той правовой основой, которая необходима для продвижения вперед» (Русская мысль. 1994. 2‒8 июня). На этой правовой основе демократическая власть РФ существует до сих пор и, конечно же, сама не соблюдает ее.

Неудивительно, что этот день (12 декабря) был назначен очередным праздником Великой криминальной революции – днем ее узаконения.

Разумеется, и западные демократии, вопреки своим правовым нормам, своекорыстно закрыли глаза на все этапы грандиозного преступления, совершаемого над Россией с 1991 года. В Германии Ельцину дали премию прессы «за выдающийся вклад в продвижение России по пути реформ и демократии». Хотя безпристрастный суд в любой стране легко может доказать нелегитимность власти установившегося в РФ посткоммунистического режима. И это означает, что в эти годы все действия руководства РФ, противоречащие национальным интересам России, могут быть признаны юридически ничтожными.

+ + +

В дни голосования я был в Ставрополе, где мне по моему российскому загранпаспорту разрешили как нерезиденту проголосовать только в референдуме по конституции, затем вернулся в Мюнхен. В Россию смог снова вернуться, казалось уже на постоянное жительство, в мае 1994 г., после того, как решил в Германии часть своих финансовых проблем: Елена получила работу на дому в Майзахе от фирмы «Геликон» (русская книга ‒ почтой) с очень хорошей оплатой, которая значительно превышала все необходимые расходы. Я обещал хозяину «Геликона» Виктору Светикову, бывшему офицеру Группы советских войск в ГДР, немного помогать в Москве. (Он жил в Потсдаме и отпечатал там в армейской типографии мой сборник статей «Заговор против России», который нашел спрос и в еще остававшемся тогда местном гарнизоне.) То есть я был теперь освобожден от прежней обязанности содержать дом и семью. Тем более что младшему сыну Алексею исполнилось 16 лет, дочь Мария была на два года старше ‒ они могли помогать матери с упаковкой книг, старший Филипп мог на автомобиле отвозить посылки на почту. (Мне приходилось ежедневно работать на строительстве родительского дома в Ставрополе с намного меньшего возраста, и это пошло мне на пользу.) С накопившимися долгами (около 30 тысяч марок) я надеялся постепенно расплатиться сам.

В Москву поехал на подержанном «Опеле-рекорд» (у него был большой багажник) с первым грузом своих книг. В этот первый раз проехал удачно (имею в виду тогдашнюю криминальную ситуацию на польских дорогах), лишь один раз заплатил штраф за отсутствие огнетушителя. Это был и наиболее дешевый способ переезда, так как машину я планировал продать, но для этого ее надо было провести через таможню, где в Москве были огромные очереди. Времени на это у меня не было, и я затянул с этой процедурой. Где-то при таможне занимал руководящую должность предприниматель Ионин, известный в печати по проведению патриотического съезда в Калининграде. Мне посоветовали обратиться к нему за помощью, сославшись на общих знакомых и подарив «Заговор против России» ‒ и он не отказал, все устроив безплатно за час… Затем была схожая история с техосмотром: я обратился за помощью к начальнику ГАИ московской области Агошкову, с которым в Германии работал переводчиком, он мне выделил майора для сопровождения на техосмотре. (В конце концов я продал машину приезжим из Крыма за 300 долларов, которые были очень рады этому престижному «раритету».) Так я привыкал к местным порядкам и старался иметь при себе небольшие купюры долларов для ускорения различных формальностей в московских конторах… Эти формальности тоже потребовали много времени и терпения…

Обосновался по месту прежнего жительства в Теплом стане, где жила мать Елены Клавдия Васильевна в приватизированной квартире, получил внутренний паспорт РФ. Но летом Клавдия Васильевна скончалась, из-за этого мне было отказано в московской прописке и пришлось вернуться в Мюнхен еще на полгода (в ожидании, когда во владение унаследованной квартирой вступит Елена).

Вернуться в Мюнхен надо было также и для погашения своих оставшихся долгов. Я запрягся для этого в крупную мюнхенскую переводческую фирму и сократил долги на две трети (осталось что-то около 10 тысяч в банке, которые могли ждать еще год под набегавшие проценты). За это время меня, снова заочно, избрали секретарем Союза писателей России (каковых, впрочем, насчитывалось около ста).

В эти последние месяцы моей жизни в Германии владелица фирмы по преподаванию иностранных языков, старая эмигрантка, при посредничестве Елены (с которой она была знакома благодаря заказам книг) решила оставить свое наследство совместной российско-германской структуре для поддержки российской культуры. Я должен был предложить для ее возглавления известного гражданина России (предложил писателя В.Г. Распутина) и гражданина Германии (предложил это институтскому другу художнику М., жившему в Берлине еще при ГДР). Вроде бы всё было согласовано, мы побывали у этой меценатки дома. В конце ноября 1995 года Елена попросила меня срочно приехать по этому делу еще раз (на неделю, мне тогда пришлось оторваться от говорухинской избирательной кампании). Но потом, те, кому я доверял в этом деле, меня и Распутина обманули, заменили его на другого, «своего» человека… Зря я старался…

Вернулся окончательно в Москву 29 декабря 1994-го, за несколько дней до Нового года, на подержанном микроавтобусе «Фольксваген» (опять-таки для его продажи) со следующей частью своей библиотеки. На этот раз в Польше в огромной очереди перед белорусской границей шайка вымогателей попыталась меня сначала уговорить на какой-то секретный объезд, затем стала шантажировать, обступив машину и требуя денег, иначе угрожала ее изуродовать, но я неожиданно для них нажал на газ и сдал назад назад, затем рванул вперед, они в испуге отпрянули, а я вдоль очереди доехал до пограничного пункта и сказал там, что пришлось вот так спасаться от бандитов. Польский офицер, очевидно, знал эту проблему и пропустил меня вне очереди… Так бандиты мне помогли…

+ + +

С этого времени и до конца 1995 года я активно участвовал в дальнейшей деятельности РХДД, о чем теперь расскажу подробнее. Как я уже упомянул, познакомились мы с Виктором Аксючицем еще в конце 1980-х годов во время его приезда в Германию. Приезжали погостить и многие другие его соратники ‒ его друг-литературовед Глеб Анищенко, у которого мне понравился проницательный религиозно-философский разбор творчества Горького и др. советских классиков.

Аксючиц и его друг К., член Политсовета, еще в конце «перестройки» попытались создать предпринимательскую базу для финансирования своей организации. Сначала продали за границу списанный корабль на металлолом, потом открыли небольшую фирму, сняв здание бывшего детского сада (кажется, это было что-то связанное с торговлей оргтехникой). Этих денег хватало на издание газеты «Путь» и журнала «Выбор», а также на тиражирование эмигрантских изданий. (Если Виктор прочтет мои воспоминания и найдет неточности ‒ надеюсь, сообщит.)

В «Посеве» (1989, №12) тогда была опубликована большая моя статья «Новое лицо религиозного Самиздата» о литературно-философском журнале РХДД «Выбор». Помню, что в описании идеологии журнала я допустил тогда оплошность, на которую мне никто в редакции не указал: я процитировал без оговорок мнение одного из авторов журнала, что в рамках необходимого церковного возрождения он считает желательным творческое развитие «новых догматических определений» на будущем Всеправославном соборе. Это конечно, неосторожное утверждение, так как становится все очевиднее, что в нашу апостасийную (либерально-отступническую) эпоху будущий Всеправославный собор может быть только апостасийным, и богословское творческое развитие тоже идет в этом русле. Упоминаю сейчас об этом вот зачем.

Одно время (в 1990-е годы) я и сам полагал, что в наше отступническо-демократическое время (вместо советско-патриархийной ереси о «богоугодности» любой власти) возможно и необходимо «новое догматическое определение» ‒ для закрепления святоотеческого учения об идеале удерживающей богоосвященной власти как наиболее благоприятной для спасения, хотя по человеческим немощам этот идеал не всегда достижим. Но затем понял, это такое определение о власти все же не может иметь догматического уровня, так как догматы относятся к сущности Бога и Его Церкви и все необходимые уже сформулированы, новые не нужны, а власть, даже богоосвященная монархическая, ‒ это мiрское вспомогательное учреждение (необходимое для внешнего ограждения человеческой греховности). Однако авторы «Выбора» имели в виду совсем другое ‒ продолжение творческого «религиозного возрождения начала ХХ века» и его последователей в эмиграции. В частности, сам Аксючиц ценил и развивал софиологию В. Соловьева и прот. Сергия Булгакова ‒ весьма сомнительное догматическое новаторство, осужденное Церковью.

Виктор, как и авторы «Выбора», вообще находился под сильным влиянием свободолюбивых философов и богословов парижской и американской юрисдикций, что для меня, благодаря авторам РПЦЗ, было уже пройденным этапом, и поэтому я относился к его философскому творчеству сдержанно (что было очевидно в моей рецензии в «Нашем современнике» на его книгу, но это его не обидело, хотя он так и остался доныне при этом своем творческом увлечении…)

Приезжал ко мне в Мюнхен и тоже искавший «правды о земле» священник Вячеслав Полосин, один из учредителей РХДД. Он был председателем Комитета Верховного Совета РФ по свободе совести и религии, одним из авторов принятого в 1990 году важного тогда закона РСФСР «О свободе вероисповеданий». В один из первых приездов в Москву мне довелось побывать в дорасстрельном «Белом доме» в его огромном председательском кабинете, которым он заметно гордился. В Мюнхене он попросил меня устроить встречу с владыкой Марком, чтобы поговорить о присоединении к РПЦЗ. Их беседа с глазу на глаз состоялась в монастыре прп. Иова Почаевского, но в присоединении о. Вячеславу было отказано и, видимо, неспроста: в 1999 году он перешел в ислам!.. И этот казус, наверное, тоже случился «неспроста»: ведь эта конфессия представляет собой сильно приземленную религию (своеобразную восточную «правду о земле»)…

В Москве к тому времени я вообще ощущал себя правее христианско-демократической идеологии РХДД, к тому же слово «демократы» стало в народе ругательным, и мне удалось убедить руководство РХДД изменить в названии букву «Д» с «демократического» на «державное», ‒ об этом я тогда прочел на III Соборе РХДД (25 февраля 1995 года) доклад, о различии между апостасийной демократической государственностью и удерживающей монархической.

В президиуме III Собора РХДД

Собор проходил в зале небольшого театра близ метро «Юго-западная», присутствовало около 150 членов, но этот Собор оказался и последним… Мое предложение о переименовании буквы было воспринято большинством положительно также и потому, что в 1994 году РХДД вошел в движение «Держава».

Результат этого вхождения оказался нулевым ‒ об этом надо рассказать, тем более что информации по краткосрочной жизни той «Державы» в Интернете мало.

+ + +

Мое участие в «Державе» началось в конце 1994 года еще из Германии с телефонного разговора с ее основателем А.В. Руцким, генерал-майором авиации, Героем Советского Союза за Афганистан. На президентских выборах 12 июня 1991 года Руцкой был избран вице-президентом РФ в паре с Ельциным. В августе 1991 года генерал был одним из организаторов «обороны» ельцинского «Белого дома», но при виде разрушительных реформ перешел в оппозицию к Ельцину и активно участвовал в событиях осени 1993 года в качестве нового президента, назначенного парламентом. 4 октября был арестован и помещен в тюрьму по обвинению в организации массовых беспорядков. Был освобожден в феврале 1994 года в связи с постановлением Госдумы об амнистии (этим милосердием Ельцин попытался замять возможное расследование своего госпереворота со стороны обиженных, многие из которых потом были снова допущены в политическую жизнь).

Обиженный Руцкой (будучи еще и оклеветанным в связи с «трастовым делом», из-за которого Ельцин в 1993 году снял его с должности вице-президента) примиряться не собирался. Выйдя из тюрьмы, он в апреле 1994 года сформировал инициативную группу по учреждению Социал-патриотического движения «Держава» на основе нескольких организаций. Еще когда Руцкой находился в Лефортове, Аксючиц передал ему среди литературы РХДД также и мою книгу «Заговор против России», которая, по словам Аксючица, ему понравилась, и Руцкой, зная о моем намерении вернуться в Москву, в телефонном разговоре пригласил меня для участия в «Державе». Когда я ему сказал, что не смогу приехать, пока не расплачусь с долгами, он упомянул и о хорошей зарплате. А я обещал ему подумать о проекте идеологии «Державы».

Наверное, это ускорило мое возвращение перед самым новым 1995-м годом. Кажется, уже на следующий день я попал на навогоднее застолье «Державы» в гостинице «Турист». Был Рождественский пост, но за столом строго постился, по-моему, только Осипов, сидевший рядом со мной…

Помимо наиболее крупной «Российской социал-демократической народной партии», в «Державу» вошли РХДД, «Всероссийский национальный правый центр» (М. Астафьева и Н. Нарочницкой), «Всероссийская партия монархического центра» (В. Антонов, Ю. Антонов, С. Воробьев ‒ СПб.) и ряд других национал-патриотических и монархических групп ‒ со многими я уже был знаком. Всё это выглядело многообещающе, и я тоже согласился из чувства долга (как-никак в России шла война за ее будущее, и казалось, что мы не только должны стремиться, но и еще в силах одержать победу в этой войне), к тому же я уже состоял в Политсовете РХДД.

Учредительный съезд Социал-Патриотического движения «Держава» в Колонном зале Дома Союзов, 1995. Правая часть президиума, слева направо: Н.А. Нарочницкая, М.В. Назаров, В.В. Аксючиц, М.Г. Астафьев, А.В. Федоров (секретарь Руцкого), А.В. Руцкой.

2 апреля 1995 года в престижном Колонном зале Дома союзов состоялся Учредительный съезд «Державы», на котором был сформирован высший руководящий орган ‒ Национальный комитет из 155 человек. В Википедии упомянуто только: «Председателем движения был избран А. Руцкой, его заместителями стали лидеры вошедших в «Державу» организаций: В. Аксючиц (РХДД), М. Астафьев и Н. Нарочницкая (ВНПЦ), В. Кобелев («Возрождение Державы» ‒ группа депутатов Госдумы от ЛДПР), а также известный теоретик православной монархии Михаил Назаров», ‒ то есть Руцкой сделал акцент на православном патриотизме: Аксючиц стал заместителем по политике, я ‒ заместителем по идеологии. Но не упомянуто, что в Национальном комитете было немало и других, более известных лиц. Практически все патриотические писатели, редакторы газет и журналов, многие политики, ученые и деятели искусства вошли тогда в «Державу».

Помню, несколько десятков наиболее известных из них были приглашены Руцким на встречу в его доме в одном из переулков на Остоженке. Какое-то время мы стояли у входа, ожидая подхода всех приглашенных, и кто-то затронул вопрос национальности Руцкого в связи с тем, что он надевал кипу у Стены плача во время государственного визита в Иерусалим. Мол, если он еврей, то наш народ он привлечь не сможет в нынешней ситуации при «их» разрушительной роли в «реформах», да и вообще эта национальность ‒ группа риска… «А давайте его самого об этом спросим», ‒ предложил я. Все как-то замялись, на что я продолжил: «… сам и спрошу». И спросил. На что его ответ был примерно следующим: «Это деликатный вопрос»… Он пояснил, почему надевал кипу (это там обязательный церемониал у Стены плача при государственных визитах) и затем назвал своих предков с отцовской стороны, но умолчал про материнскую, где, судя по ее фамилии и отчеству, у него, видимо, евреем все-таки был дед… (Вероятно, поэтому на пресс-конференцию в гостинице «Рэдиссон-Славянская» в связи с учреждением «Державы пришло несколько евреев в кипах и пожелали Руцкому успеха…)

Для меня, впрочем, это было не столь важно, поскольку по своему характеру боевой генерал на «маскирующегося еврея» был не похож и тем более таковым себя не считал, позиционируя себя как православный. (Подробнее см. мое специальное интервью с ним на эту тему.) Так что, окончательно вернувшись в самом конце 1994 года из эмиграции, я на полгода оказался сотрудником Руцкого. Мы часто общались у него дома, вечерами неспешно прогуливались в дворовом скверике, обсуждая на ходу текущие вопросы, поскольку он, среди прочего, поручил мне подготовку к печати его биографической книги, в том числе о службе в Афганистане, где он был сбит и попал в плен. Я отнесся к этому делу добросовестно. В отличие от практиковавшегося многими политиками обычая, когда книги за них пишут другие авторы, мне хотелось, чтобы Руцкой с полным правом мог честно сказать: «я написал эту книгу».

Процесс ее подготовки происходил следующим образом: Руцкой наговаривал свои воспоминания на диктофон, его помощник А.В. Федоров (бывший молодежный аппаратчик в СССР, замминистра иностранных дел РФ в 1990‒1991 гг.), организовывал распечатку текста на бумаге (в России это почему-то называлось «расшифровкой») и передавал мне для правки. Я сильно редактировал, переставлял местами куски, что-то выбрасывал и т.п., практически ничего от себя не добавляя, кроме необходимых связок, уточнений и пояснений, ‒ и отдавал в новую перепечатку. Затем шлифовал полученный текст ‒ и отдавал в чистовую перепечатку. Но генералу такая медленная скорость не нравилась, ему хотелось быстрее. И однажды, когда я принес ему пакет с очередной главой, он поставил его на пол в угол у своего стола и огорошил меня: «Вот познакомься ‒ это Костя Душенов, он продолжит работу, а ты займешься программой «Державы»…»

Константин тогда мне сказал, что вполне понимает мое благочестивое желание соблюсти авторство Руцкого, но «сейчас так никто не делает». И рассказал, как он готовит книги митрополита Иоанна (Снычева), будучи его пресс-секретарем и референтом: «я его выслушиваю, записываю, потом прокручиваю всё через мясорубку ‒ и выдаю готовые страницы книги ему на одобрение; он знакомится с получившимся результатом и подписывает каждую страницу». Примечательное признание для историков патриотического движения того времени… Так Душенов вместо меня подготовил «через мясорубку» и эту книгу Руцкого (или несколько).

Немало трудностей возникло и с составлением программных документов «Державы», поскольку Астафьев и Нарочницкая имели некоторый совпатриотический крен. Мне удавалось его выправлять в ходе упорных дискуссий с приближением к компромиссному варианту: чтобы не отталкивать совпатриотический электорат демонстративной «антисоветчиной», но и не отталкивать антисоветчиков совпатриотизмом, ибо не всё успешное, что можно отметить в СССР в экономике, науке и технике, в «ракетах и балете», существовало именно благодаря «мудрой» компартии и ее идеологии.

Признаюсь, что далеко не всё в Руцком мне нравилось: его нецерковность и православная неграмотность, грубое солдафонство, матерщина, как и его в значительной мере «красноватое» социал-демократическое окружение (с которым РХДД тоже занималось «перетягиванием каната»). Ноко мне он относился с уважением и была у него заявленная готовность «извлекать уроки из происходящего» (так он сказал мне в интервью) – это давало надежду на возможность создания влиятельной патриотической структуры, в т.ч. для предстоящих выборов в Госдуму. Мы написали неплохие программные документы (хотя и отчасти компромиссные, в процессе «перетягивания каната»).

Но, к сожалению, сомневающиеся оказались во многом правы, так как Александр Владимирович в один прекрасный момент предпочел вместо своих православных заместителей и их программ – деньги от неких влиятельных структур, которые (через В. Кобелева) пообещали ему прохождение на выборах в Госдуму при условии изменения состава руководства «Державы». Мы от него тут же ушли сами (хотя лично мне он, через своего верного телохранителя Володю, предложил остаться). Душенов остался. Вместе с ним в избирательный список «Державы» были включены новые люди (богачи с нерусскими фамилиями), но в Думу ее так и не пропустили (не преодолела проходной барьер в 5%…).. Потом Руцкой стал курским губернатором и там, кажется, наломал новых дров, но это уже другая история…

Чем Александр Владимирович занимается сейчас – не знаю, иногда он мелькает на центральном ТВ в качестве эксперта. Надеюсь, что он всё же оказался способен по-настоящему «извлечь уроки из происходящего», – те, которые нужны в жизни каждому человеку для духовного созревания. В личном плане я помню у него и хорошие человеческие черты. К тому же он выполнил свое обещание о зарплате. Правда, не он сам мне ее заплатил, а однажды, когда к нему домой приехал неизвестный мне человек по фамилии Саенко, генерал в моем присутствии дал ему брошюру «Российско-американская совместная революция» со словами: «вот надо помочь нашему хорошему автору расплатиться с долгами». Гость, всего лишь минуту полистав брошюру, тут же выложил на стол шесть тысяч долларов (он оказался банкиром). За полгода моей работы это действительно была хорошая зарплата для условий РФ. Как я потом понял, многие патриоты решали свои финансовые проблемы подобным образом, для меня невероятным… Именно поэтому мои друзья обещали мне, что я смогу погасить тяготившие меня долги в Германии ‒ из России…

В следующий приезд в Мюнхен для завершения оставшихся дел, я внес эту сумму в свой Raiffeisen Bank в Майзахе, полностью погасив задолженность, и обрадованная кассирша тут же заявила, что больше мне кредит не положен (то есть невозможно перетягивание счета в минус), однако и банк мне уже был не нужен ‒ я закрыл там счет. Еще раньше закрыл счет в более удобном для текущих платежей «Постбанке». Но мне до сих пор снятся неприятные сны о том, что надо погасить в немецком банке огромный долг… Никогда мне не приходилось жить так трудно в материальном отношении как в последние мюнхенские годы ‒ разумеется, из-за моих иных занятий, не приносивших деньги, хотя я мог всегда хорошо заработать переводами, но лишь периодически брался за это уже в критических ситуациях…

Сразу после ухода из «Державы» для участия в думских «выборах» 1995 года РХДД вступило в «Блок Станислава Говорухина» (Аксючиц получил третье место в списке), меня почему-то включили первым номером от Волгоградской области, куда я пару раз ездил для сбора голосов, необходимых для допуска блока к «выборам». Девиз блока был: «Остановим криминальную революцию!», корни которой Говорухин, напоминая о своем фильме и книге, разоблачал в «самой сути российской власти. И чем крепче будет этот криминальный слой – тем крепче будет держаться нынешняя власть. Ее победой будет считаться окончательное построение уголовно-мафиозного государства, уже вполне легитимного» (мое интервью с Говорухиным для «Литросии»). 

Штаб блока располагался в думском кабинете Говорухина, для возможности постоянного прохода в Думу мне оформили пропуск как его помощнику.

Говорухин по происхождению был из семьи репрессированных донских казаков, соответственно относился к советской власти, но будучи деятелем киноискусства, имел несколько «плейбойский» стиль поведения. Лично мы общались мало, ко мне он относился с некоторой настороженностью из-за моих слишком правых для него взглядов. Однажды на предвыборном съезде в одном подмосковном санатории он вечером пришел в комнату, где я «заседал» с редакцией волгоградского «Казачьего круга», и завел разговор о «еврейском вопросе» примерно с такой просьбой (по смыслу): «Согласен, что они нам не друзья и у них всё схвачено. Поэтому приходится жить с ними и не ссориться, не перегибать палку ‒ иначе это будет себе же во вред»…

Ниже два примера моего агитационного вклада как участника «Блока Говорухина» в Волгоградской области:

АННУЛИРОВАТЬ РОССИЙСКИЙ ДОЛГ ЗАПАДУ

Как эксперт в изучении антирусской политики Запада, я утверждаю: с конца XIX века и по сей день «мiровая закулиса» (влиятельные круги США и их союзников) сознательно нанесли России огромный ущерб. Этот ущерб можно подтвердить документально целым рядом архивных и опубликованных документов, подтверждающих:

— финансирование Западом всех сепаратистских и революционных организаций, разрушивших в 1917 г. историческую Россию;

— предательство странами Антанты ее союзницы России в Первой мiровой войне (инспирированная масонскими ложами Февральская революция);

— предательство Западом Белых армий и сознательная ставка на большевиков — разрушителей православной России;

— активная политическая и техническая поддержка большевистской власти в период самых страшных ее репрессий против русского народа (1920—1930-е гг.);

— выдача на расправу в руки НКВД миллионов антикоммунистов (в том числе белых эмигрантов и казаков) после Второй мiровой войны;

— объявление «холодной войны против коммунизма», которая на самом деле была войной против Российского государства как окрепшего геополитического конкурента;

— принятие в 1959 г. Конгрессом США «Закона о порабощенных нациях», в котором США официально обязались поддерживать все антирусские сепаратистские движения;

— в годы горбачевской перестройки целенаправленная поддержка всех сил, работавших на разрушение территориальной целостности нашего государства — что привело и к разделению русского народа по внутренним большевицким границам;

— поддержка, в том числе техническими средствами ЦРУ, всех путчей Ельцина (1991, 1993), приведших к экономической и демографической катастрофе в России и разрушению ее военно-промышленного комплекса.

Сейчас на каждого жителя России приходится около 1000 долларов внешнего государственного долга. Одних процентов по нему ежегодно набегает столько, сколько стоит война в Чечне. При избрании в Государственную Думу я берусь документально доказать, что на фоне вышеизложенной вины «мiровой закулисы» перед нашим народом — мы Западу ничего не должны.

Наоборот: Запад должен нам астрономическую сумму. Но как православный народ, мы готовы ее простить — с условием, что «мiровая закулиса» больше не будет вмешиваться в наши внутренние дела. Мы готовы лишь к честному и равноправному сотрудничеству со всеми, кто будет уважать такие нормы взаимоотношений.

Михаил Назаров,
секретарь Союза писателей России
(«Блок Станислава Говорухина»)

Опубликовано в газете «Казачий круг». Волгоград. 1995. 15 дек. №49 (166)

К ТЕМ, КТО НЕ ПОЙДЁТ НА ВЫБОРЫ

Дорогие соотечественники!

К вам обращается БЛОК СТАНИСЛАВА ГОВОРУХИНА — к тем, кто решил не участвовать в выборах.

У нас с вами много общего. Мы так же, как и вы, считаем, что власть в стране захватили преступники, которые незаконно расчленили наше государство, лишили народ его трудовых сбережений, разграбили общенациональную собственность. Население России уменьшается на миллион в год — и эту войну против собственного народа они называют «реформами»!

Однако, в отличие от вас, не идущих на выборы, мы не считаем положение безнадежным. Именно в вас мы видим доказательство тому, что наш народ никогда не примет эту криминальную революцию и ее результаты. Преступники, сделав Россию «своим домом», никогда не ощутят стабильности своей власти, — она всегда будет столь же неустойчивой, как безсильна любая ложь перед очевидностью правды.

Эту правду мы и намерены защищать во что бы то ни стало, в том числе в Государственной Думе. Взгляните: в отличие от «оппозиционеров» типа Жириновского, Рыбкина, Б. Федорова — именно в нашем блоке собрались принципиальные люди, которые отказались признать легитимным кровавый переворот 1993 года. Потому что мы убеждены: невозможно построить справедливое общество на беззаконии и лжи.

Эту правду может защитить и каждый из вас, показав властям, что о них на самом деле думает народ. Показать и самим себе свою силу — ведь вас, неголосующих, половина России! Воспользуйтесь же своим избирательным бюллетенем — чтобы на месте ваших голосов не зияла пустота. Чтобы вас, униженных и ограбленных, власть не зачислила в «равнодушных». Чтобы вашими бюллетенями не воспользовались те, кто ограбил вас, и чтобы каждый из вас мог с чистой совестью дать ответ своим близким, своим детям и Богу: «Я не безвольно подчинился разрушителям Отечества; я сделал против них то, что мог».

БЛОК СТАНИСЛАВА ГОВОРУХИНА
Опубликовано в газете «Казачий круг». Волгоград. 1995. 15 дек.

В Волгограде представитель РХДД Козаченко оказался совершенно безпомощным в сборе подписей (вдобавок присвоил и сдал в букинистический магазин мои книги, привезенные для раздачи на агитационных мероприятиях). Единственную поддержку в этом оказывали газета «Казачий круг», предприниматель В.С. Мальгин и отдельные люди (в том числе две студентки и мой техникумовский друг Гена Земсков, работавший начальником цеха на на Волгоградской ТЭЦ-3, он мне устроил выступление перед своим коллективом). Я также выступал в каком-то вузе, в отделении Союза писателей (где успешно победил западническую молодежь в диспуте о русской литературе), дал два интервью местному телевидению, познакомился с городской патриотической интеллигенцией, и в итоге процент голосов за Блок Говорухина (набравший в целом по стране 0,99 % голосов) в Волгоградской области получил вдвое больше ‒ 2%.

Разумеется, мало у кого из нас были тогда надежды, что блок сможет пройти в Госдуму. Цель у нас была иной:
1) Набрать 200 000 подписей, необходимые для регистрации блока для участия в выборах – по закону в этом случае предоставлялось время для предвыборной агитации по центральному телевидению. Подписи по регионам мы с огромным трудом собрали впритык, и используя такую возможность, Говорухин в качестве своей «агитации» показал запись расстрела демонстрантов у здания телецентра 4 октября 1993 г. – было очевидно, что это провокация ельцинских структур, которые стреляли и в безоружных людей, и по жилым домам, и в своих военнослужащих.
2) Обезпечить победу Говорухина в одномандатном округе в Ставропольском крае, что тоже удалось (я и в Ставрополе попутно расклеивал оставшиеся у меня плакаты блока). Таким образом, Говорухин смог продолжить свою полезную деятельность депутата в Госдуме.

(В дальнейшем, оставаясь «помощником», в его думский кабинет я заходил редко, у меня с ним были лишь случайные встречи, последние – на вручении Солженицынских премий в Доме Русского Зарубежья. Во время правления Путина Говорухина «объездили», и он отказался от прежних оппозиционных взглядов, а на президентских «выборах 2012 года даже возглавил предвыборный штаб Путина. Он умер в 2018 году.)

+ + +

В Москве я поселился в прежней квартире на ул. Академика Варги, д. 4, кв. 48 (имени венгерского революционера-еврея). Квартира теперь принадлежала Елене и служила также для пребывания в Москве ее начальника Светикова с сотрудниками, когда он приезжал закупать русские книги для продажи в своем берлинском «Геликоне». Светиков был щедрым рубахой-парнем, но очень безалаберным. Расскажу о нем небольшую историю, связанную с возвращением из Германии остававшейся части моей библиотеки (примерно ее половина).

По причине той «выборной» суеты я просрочил немецкий «нансеновский» паспорт, по которому мог вернуться в Германию, пришлось в немецком посольстве получать визу на полученный новый российский загранпаспорт (первый, выданный мне в мюнхенском консульстве, пришлось в Москве сдать, поскольку он был другой серии: для постоянного жительства за границей). Однако выданную визу сотрудники посольства мне тут же и аннулировали соответствующим штампом, обнаружив меня в регистре «нежелательных иностранцев». Тем не менее добрая посольская служащая, знакомая Светикова, решила, что в регистр меня внесли из-за этого простроченного паспорта и все-таки выдала визу на целый год, так как я пообещал сдать в Майзахе этот просроченный немецкий документ и урегулировать свои отношения с AZR. (Однако из черного списка меня не убрали и в дальнейшем получать визу я не мог, переписка с соответствующим ведомством не выявила причину: меня долго водили за нос, требовали нотариально заверенную подпись, и, наконец, попросту перестали отвечать на мои письма. Полагаю, что причина была не в просроченном документе…)

Немецкая виза, аннулированная сразу после ее выдачи: Ungültig. AZR-Erkenntnise. (Печать: Недействительно. По данным Центрального региста иностранцев.)

Итак, мы договорились со Светиковым, что я помогу ему перевезти в Германию груз закупленных книг в качестве шофера за рулем его второго микроавтобуса, а на обратном пути, поскольку из Германии его машины едут в Россию пустыми, ‒ мы перевезем мои книги. Я полагал, что управимся примерно за неделю… Было это в конце 1996 года.

Выехали мы из Москвы на двух его фирменных машинах, стареньком микроавтобусе и новом фургоне покрупнее, в неблагоприятное время: в Белоруссии случился бензиновый кризис, автозаправочные станции бездействовали. Предприимчивые дельцы с бензоцистернами торговали левым горючим прямо на дороге. Нам пришлось заправиться у одного из них, но, видимо, бензин оказался неподходящей марки или не очень качественным. После заправки мой бусик еле плелся, и вообще он был в страшно запущенном состоянии. А тут еще пошел дождь, стеклоочистители бездействовали, грязная водяная пыль от обгонявших машин залепляла мне стекло, и я был вынужден часто останавливаться для его очистки вручную. Это могло окончиться печально… Светиков решил повернуть на Львов (или изначально планировал туда ‒ не помню), где у него друзья имели ремонтную мастерскую и там же жила, кажется, сестра его жены. Добраться туда на такой машине мне стоило немалых нервов…

Украинские таможенники придрались к грузу книг, потребовали его проверить, задекларировать и оплатить пошлину. Как Светиков с ними договорился, не знаю, но груз проверять не стали, оформили на него бумаги и пропустили нас дальше.

Во Львове мы провели несколько дней, так как у Светикова там нашлось немало друзей (он там в молодости закончил «Высшее военно-политическое ордена Красной Звезды училище»). Наконец, отправились дальше, но километрах в десяти от города у моей машины лопнуло колесо. Поменяли. Еще через полчаса затрещала и перестала слушаться коробка скоростей. Пришлось ему на буксире тянуть мой бусик назад во Львов. Ремонт занял еще несколько дней. Зато посмотрел Львов, который даже в центре был в состоянии разрухи.

Выехав вечером, украинско-польскую границу пересекли ночью по какой-то маленькой лесной разбитой дороге с большими полными грязи ямами, чтобы не стоять в очереди. Чудом я не застрял в этих ямах, так как глубину их нельзя было распознать. Светиков заплатил за проезд пограничнику 10 немецких марок и объяснил мне, что на этот раз так мало, потому что он часто тут проезжает и дарит ему другие подарки. На немецкой границе пришлось всё оформить законным образом на основании, кажется, документов украинской таможни. По немецкой территории ехали уже ближе к утру очень уставшими, так как не спали ночь, неудержимо закрывались глаза, и чтобы не уснуть, я больно щипал себя за щеку.

И уже по прибытии узнал, что бусик, с которым я так намучился, хотя он и имел легальные немецкие номера, но не имел разрешения на эксплуатацию по причине давно истекшего срока техосмотра и даже не имел положенной страховки.,потому что долго простоял в России. Это выяснилось бы при первой же остановке нас немецкой полицией, но Светиков полагался на авось ‒ ему хотелось перевезти как можно больше книг ‒ и его «авось» не подвел ценою моих нервов. (В его большом доме всё было в таком же запущенном и недоделанном состоянии, как и эта машина…)

В это время к нему прибыл приятель-грузин Т. из Москвы, и Светиков вспомнил, что обещал с ним поехать в Испанию, где у того близ французской границы была квартира у моря, и что-то нужно было уладить с ее документацией. Поехали на легковой машине Светикова, я опять как шофер, тормоза у нее громко скрежетали, но смогли доехать только до Франкфурта: что-то в двигателе вышло из строя. С горем пополам дотянули до «Посева», где сторожем жил мой давний друг «Роберт», он удивился моему появлению и разрешил оставить машину во дворе. Далее поехали на машине, взятой напрокат.

Когда выезжали из Берлина, температура была 12 градусов мороза, в Испании оказалось +19. Гость Светикова, не знавший ни одного языка, кроме русского (и, возможно, грузинского), попросил меня переводить его разговор с местной администрацией насчет его квартиры, кое-как мне это удалось на смеси французского с английским. Он остался удовлетворен. Переговорный успех завершили вечером в ресторане, причем Светиков заказал столько блюд с разнообразными морскими деликатесами, что всего даже через силу съесть не смогли, оставили эту роскошь на столе…

На обратном пути по моей просьбе заехали во французский городок Шалон-сюр-Сон в семью Перфиловых, с которой я был в переписке: они подарили мне много эмигрантской периодики,в том числе почти полный комплект парижской газеты «Русская мысль» с ее первого номера 1947 года… Радушный хозяин, Петр Андреевич, уговорил нас совершить небольшую экскурсию по городу.

Добравшись до Франкфурта, починили в мастерской машину, оставленную в «Посеве», и вернулись в Берлин на ней. Все эти дни водителем пришлось быть мне. Затем из Берлина перевезли книги «Геликона» в Майзах, где заказы на них выполняла Елена, и загрузили остававшуюся там часть моей библиотеки. Я подарил Светикову для продажи в его берлинском магазине около сотни своих специализированных технических словарей, полагая, что на этом мое переводческое рабство окончено и они мне больше не нужны в наступившей для меня новой эпохе…

Однако в Берлине пришлось еще чего-то долго ждать, Светиков всё что-то улаживал… Наконец, уже после русского Рождества 1997 года отправились в обратный путь снова на двух машинах, но у меня уже была другая, исправная. Однако оказалось, что у нас был только один положенный огнетушитель на две машины, в машине Светикова его не оказалось. Польская полиция это обнаружила, Светиков заплатил штраф (20 марок). Возможно, полицейский сообщил об этом и далее на пути нашего следования: вскоре нас остановили еще раз, и еще раз пришлось осчастливить другого польского стража дороги 20-ю марками. После чего Светиков взял огнетушитель себе, но и меня вскоре остановили, так как мы ехали вместе с ним ‒ еще один штраф. Огнетушитель вернулся ко мне, и когда полиция меня остановила в следующий раз с огнетушителем, ничем не поживившись, Светиков просто не остановился вместе со мной, удрал ‒ уже была близка граница, и он помчался к ней, там мы снова встретились…

На российской границе за груз отвечал уже я: показал письмо В.Н. Ганичева, председателя правления Союза писателей России, с просьбой «убедительно содействовать М.В.Н., секретарю правления СП России в провозе из Германии Россию его личной библиотеки. Библиотека собрана за годы многолетнего пребывания его в Германии и, добавим, это единственное, что стяжал русский писатель Назаров за границей. М.Н. ‒ автор известных исторических и политологических книг. Его работы имеют важное значение для идеологической безопасности Российской Федерациии. Библиотека, собранная М.В.Н. ‒ без преувеличения является достоянием Республики…». (Вот так ко мне тогда относились красные патриоты в СП…)

Всего эта эпопея с возвращением моего «достояния» продлилась 52 дня. Несколько лет спустя Светиков скоропостижно умер дома в сауне, вернушись из Москвы с очередным грузом книг. Таким остался в моей памяти бывший военно-политический офицер-предприниматель Группы советских войск в Германии: отзывчивый, щедрый, деловой и безалаберный… Судя по интернету, фирма «Геликон» с собственным книжным магазином и сейчас продолжает существовать в Берлине (Kantstr. 84, 10627 Berlin).

+ + +

Из книги «Миссия русской эмиграции» (гл. 25. Возвращение «на пожар»… ‒ ссылки на источники там) приведу продолжение описания моего отношения к долгожданному, но запоздалому возвращению А.И. Солженицына.

В мае 1994 г. Александр Исаевич вместе с семьей вернулся на родину, прилетев из США в бывшую лагерную столицу Магадан, триумфально проехал через всю Россию с Дальнего Востока, останавливаясь для выступлений в крупных городах. Авторитет писателя в эти месяцы был наибольшим, судя по социологическим опросам: многие хотели бы видеть его на посту президента РФ. Личным распоряжением Ельцина Солженицыну как несправедливо высланному из страны была подарена государственная дача в Троице-Лыкове, где писатель продолжил свою работу. С конца августа Солженицын получил регулярную передачу на центральном телевидении ОРТ для изложения своего видения обустройства России. Однако Александр Исаевич вернулся уже в Россию, разграбленную, разрушенную и прочно захваченную и «нашими плюралистами», с которыми он боролся в эмиграции, и теми самыми ставленниками міровой закулисы, о которых еще в 1950-е гг. предупреждал Ильин как о главной опасности для нашей страны после падения коммунизма.

Его первая публицистическая работа, предназначенная для российской печати – «Как нам обустроить Россию?» (1990) ‒ теперь выглядела оптимистической утопией. В ней писатель в частности предлагал ограничить территорию будущего Российского государства республиками РСФСР, Украины, Белоруссии и Казахстана, поскольку расширяться на Кавказ и Среднюю Азию русскому народу вообще было не нужно, по мнению писателя. Этот тезис вызвал тогда критику слева и справа, но оценивать его следовало с учетом состояния власти в стране (в дореволюционное время сложившиеся границы могучей Империи были естественны и геополитически оправданны, в 1990-е гг. после советской денационализации и дехристианизации русского народа – уже непосильны). Давний сподвижник Солженицына И.Р. Шафаревич был тогда реалистичнее: «Можно ли еще спасти Россию?» (название его статьи) – и сбылись худшие его прогнозы…

Напомню, что Августовская революция 1991 года вызвала у Солженицына большие надежды. В письме С. Говорухину он писал: «Поздравляю с великой Преображенской революцией!» 30 августа Солженицын отправил письмо Ельцину, в котором, в частности, писал: «Горжусь, что русские люди нашли в себе силу отбросить самый вцепчивый и долголетний тоталитарный режим на Земле. Только теперь, а не шесть лет назад начинается подлинное освобождение и нашего народа и, по быстрому раскату, – окраинных республик»… В сентябре 1991 года по предложению Ельцина Генеральная прокуратура СССР сняла все прежние обвинения с Солженицына, устранив тем самым юридические препятствия к его возвращению на Родину. Солженицын ответил в специальном заявлении для прессы, что он обязательно вернется в Россию. «Но прежде я должен… окончить на месте мои ранее начатые произведения. По возвращении в Россию сразу обступят другие заботы, которые я и буду делить со всеми».

Однако и после падения комммунистической власти Александр Исаевич еще долго по инерции считал ее главным врагом – в том числе и осенью 1993-го: «События 3–4 октября – совершенно неизбежный и закономерный этап в нашем мучительном и долголетнем пути освобождения от коммунизма… можно только выразить неуверенную надежду, что хоть теперь, может быть, народ станет жить хоть немного лучше…».

Поэтому, вопреки моим мюнхенским надеждам, до нашего сотрудничества в Москве так и не дошло в силу разного отношения еще и к новой власти.

В связи с возвращением Солженицын опубликовал новую статью «»Русский вопрос» к концу ХХ века», в которой предложил программу возрождения в духе «просвещенного патриотизма», чураясь православной историософии (в этом был и основной недостаток его главного произведения: многотомного «Красного колеса»; даже если бы его осилил массовый читатель в стране, вряд ли оно оказало бы влияние на верное понимание уникальной роли России в мiровой истории, причин ее революционной катастрофы и условий для ее возрождения). В продолжение своих усилий переубедить А.И. я откликнулся на эту его статью своей: Запад, коммунизм и русский вопрос. В связи с возвращением А.И. Солженицына («Москва». 1995. № 6), в которой отметил, что выдвигая правильную цель: «сбережение русского народа», восстановление его духовного здоровья – Солженицын, к сожалению, не вникает в то, на каком отрезке истории мы находимся и какие мощные силы строителей царства антихриста нам противостоят.

Тем не менее, в отличие от руководства НТС, поддержавшего «реформы» Ельцина, Солженицын не мог постепенно не прозревать при виде посткоммунистической реальности. 28 октября 1994 г. он выступил с речью в Государственной Думе, назвав положение в стране катастрофическим, хотя и не называя виновников:

«Увы, сегодня надо признать: мы выходим из коммунизма самым искривленным, самым болезненным, самым нелепым путем… сокрушительное падение производства – промышленного и сельскохозяйственного, и разгул чужой валюты по нашей стране. Какая дикость!.. ни по какому ваучеру ни один гражданин не получил и отдаленно своей доли в национальном достоянии. Нам известно из прессы: то там, то здесь происходят скандальные случаи приватизации за безценок, кто-то взял почти безплатно, а государство не получило ничего. Государство ограбило 70 миллионов вкладчиков, самых добросовестных, самых лояльных, самых доверчивых своих граждан. Дало жестокий урок: никогда не верь государству и никогда не работай честно. И мы знаем, как катастрофически падает наша рядовая и блистательная наука, падает наше образование, падает медицина, миллиарды долларов в год разграбляются и куда-то увозятся из страны и как по стране свободно шествует преступность… А какой у нас строй сегодня? Никак не демократия. Сегодня у нас, признаем честно, олигархия… сегодня в этих республиках русское большинство утеснено и унижено. А между тем русские в России составляют более чем квалифицированное большинство – четыре пятых…

Признаем нашу всеобщую великую дремоту всех нас: и законодательной власти, и исполнительной власти, и всего нашего народа в нашем чудовищном равнодушии к 25 миллионам отрезанных от нас соотечественников. Три года назад наше руководство с легкостью признало фальшивые административные границы, навязанные Лениным, его последователями; признало их государственными. И в 24 часа наши соотечественники оказались за границей (в кавычках) иностранцами (в кавычках), многие в тех местах, где жили отцы их и деды, – а теперь они притесняемые, а теперь они изгоняемые. А мы? Эта глухота национального сознания, которую я не могу назвать иначе как национальным безумием. Где вы видели такое вообще в мiре? Попадают в беду один, два, три, четыре гражданина какой-нибудь страны. Собирается чрезвычайный совет министров, посылаются флоты на устрашение и для демонстрации. Или когда-нибудь Германия признавала ГДР заграницей? А мы все признали».

Речь была воспринята большинством думцев (как ельцинистами, так и оппозиционными коммунистами) равнодушно и высокомерно: «Да кто он такой?». Разумеется, легализованные Ельциным красные патриоты (КПРФ и др.) постоянно обвиняли в разрушении СССР не свою партноменклатуру и ее мертвую идеологию, ‒ а писателя-антисоветчика и непременно «на деньги ЦРУ», приписывали ему призывы «сбросить на СССР атомную бомбу» и т.п., тогда как Солженицын лишь призывал Запад не предавать в очередной раз процесс сопротивления и самоосвобождения нашего народа.

В ноябре 1994 г. состоялась встреча и беседа писателя с Ельциным, продолжавшаяся более четырех часов. Но президент со своим плоским советским мiровоззрением (в смеси с западническим) воспринимал советы и критику Солженицына со всё большим раздражением и, наконец, отстранил его от телевидения.

Тем не менее Ельцин предпочитал и не ссориться с всемiрно известным писателем, а использовать его возвращение как подтверждение «демократического» облика своего режима. В июле 1995 г. правительство Москвы выделило «под Солженицына» большое здание на Таганке для создания Библиотеки-фонда Русское Зарубежье, который стал центром общественной деятельности писателя.

Несколько лет спустя А.И., опять-таки запоздало, издал книгу «Россия в обвале» (1998), вышедшую небольшим тиражом в этом Фонде. Фактически она означала, что правы были противники «российско-американской совместной революции» в 1991 г. и тем более в 1993-м…

+ + +

Итак, в войне «западников» и «почвенников» в России НТС вместо попыток влияния на «Русскую партию» и поддержки в ней наиболее здравомыслящих деятелей стремился «по-ленински» отстраивать свою собственную политическую организацию, принимая в нее любых «антикоммунистов» без разбора. Солженицын уклонялся от этой войны по другой причине (народ должен был сначала прочесть его многотомное «Красное колесо»), долго молчал и даже запрещал использовать оружие своего публицистического слова. Немалая часть русских эмигрантов вместе с русскоязычными западными радиоголосами по инерции бездумно приветствовала все путчи Ельцина «против коммунистов». Также и политически наиболее активная (антикоммунистическая) часть нашего общества, желавшая свободы, была подвигнута на демократическую «борьбу обманутых сегодня против обманутых вчера». А большая часть оболваненного коммунизмом народа была дезориентирована, дезинформирована и была вынуждена пассивно выживать в наступившем хаосе. Не удивительно, что победили «западники» в союзе с олигархами и мiровой закулисой, устроив «российско-американскую совместную революцию».

Чем я занимался в дальнейшие годы, ‒ расскажу в следующей главе. А в конце этой подведу некоторый итог судьбоносных ельцинских реформ.

Великая криминальная революция в эти годы бушевала с нараставшей силой. (Источники приводимых далее сведений в книге «Вождю Третьего Рима», гл. V. Великая криминальная революция: от лжи коммунизма ко лжи капитализма.)

В ноябре 1994 года Чубайс был повышен на должность первого вице-премьера, отвечающего за экономику и переговоры с Международным валютным фондом, а вместо него на пост главы Госкомимущества был назначен понравившийся Ельцину во время поездки на Дальний Восток губернатор Амурской области В.П. Полеванов, о чем в упоминавшейся в предыдущей главе книжке приватизаторов говорится как о «черных днях» для них, но без уточнения. А дело было вот в чем, как вспоминал Полеванов:

«Экономически оправдана только приватизация неэффективной собственности. У нас все было наоборот: приватизировалось самое эффективное, то, что давало прибыль, на чем держалась экономика страны… Что творилось, уму непостижимо. Воровство в чистом виде… Приватизация внутри страны полностью контролировалась американцами. В компьютерном центре ГКИ [Госкомимущества] работало больше 30 советников из Штатов. Этот взвод, трудясь день и ночь, готовил условия конкурсов… Российские богатства должны были достаться тем, на кого поставил американский и вообще западный капитал… За 70 дней, что я возглавлял ГКИ, ко мне на прием напросились все 7 послов всех стран большой семерки… это были разведывательные визиты… Когда я приказал изъять у них [иностранных советников] пропуска, они вломились в здание. Это был настоящий вооруженный прорыв через охрану во главе с А. Евстафьевым [который в 1996году был задержан по делу о коробке с нелегальным полумиллионом долларов для Ельцина. – М.Н.]… Прорвавшись, они забаррикадировались в компьютерном зале. Им надо было спрятать концы в воду, что они за несколько часов и сделали».

За первые же попытки остановить разграбление государства Полеванов был уволен. Он пишет, что за «чубайсовские» годы 500 самых крупных приватизированных предприятий, реально стоивших около 200 млрд долларов, были проданы за 7,2 млрд долларов. Часть из них для этого была искусственно подведена под банкротство, чтобы не допустить их приватизацию трудовыми коллективами.

Всего за 1992–1999 годы в РФ было приватизировано 133,2 тысяч различных предприятий и объектов недвижимости, от продажи которых государство получило сумму, соответствующую 9,25 млрд долларов (причем 10,4% от этой суммы досталось органам, осуществлявшим приватизацию). Для сравнения: в маленькой Венгрии, где госсобственность была намного меньше российской, приватизация дала доход в 12,67 млрд долларов – в 1,6 раз больший.

Не удивительно, что еще в 1992 году генпрокурор Степанков письмом президенту Ельцину пытался объяснить, что «вся приватизация антинародная… нужно ее запретить и разбираться!» Безуспешно. Затем такое же письмо «почти слово в слово» написал новый генпрокурор Казанник, но его тоже уволили. Его преемник Ильюшенко свое такое же письмо передал в СМИ, «закончилось, правда, тем же – сняли Ильюшенко. Следует ли рассказывать, что пришедший за ним Скуратов тоже писал письма по поводу приватизации…», – хвастает Чубайс свой безнаказанностью. (Скуратова уволили шумно с грандиозным «секс-скандалом».)

Подарочная («залоговая») приватизация в 1995–1997 годы формально была обусловлена задолженностью государства, когда оно якобы для покрытия текущих расходов вынужденно передавало за «мизерные суммы», что признают Чубайс и Кох, банкирам якобы на конкурсной основе якобы «под временный залог» контрольные пакеты акций доходнейших компаний: «Норильский никель» (достался Потанину), «Юкос» (Ходорковскому), «Сибнефть» (Березовскому) и других, богатства которых открывались и создавались тяжелым трудом предыдущих поколений. По истечении определенного срока либо государство возвращает кредит (но это даже не планировалось в бюджете), либо акции становятся собственностью кредиторов. В итоге государство просто отдавало эти компании за безценок избранным олигархам в награду за их поддержку власти.

«Залоговые» аукционы были наиболее наглым и крупномасштабным грабежом государства. Ю.Ю. Болдырев, тогда заместитель председателя Счетной палаты РФ, описывает результаты расследования ею этих «притворных сделок»: пакеты акций продавались по сильно заниженной цене, победители были заранее предопределены, причем правительство перевело государственные деньги (более 600 млн долларов) на счета банков, которым предстояло стать победителями аукционов – и такую же сумму «выручило от продажи», вернув эти деньги далеко не сразу. В итоге, банки под «залог» ценнейших государственных компаний дали государству в долг деньги самого государства. Все это делалось, «чтобы передать государственную собственность «друзьям» нашего правительства в обход закона о приватизации… по совсем смешным ценам. Конкурс был фикцией». Поэтому «в соответствии с нашим Гражданским кодексом притворная сделка является ничтожной… недействительной», собственность подлежит возврату обворованному государству, понесшему огромные убытки.

Кроме того, на подарочных «аукционах» госбюджет потерял миллиарды долларов реального дохода. Например, мiровой монополист по ряду драгоценных металлов и поставщик 40% платины РАО «Норильский никель» с рентабельностью производства более 70% и обезпеченностью рудами на 100 лет, приносивший государству ежегодный доход в 1,5 млрд долларов, был по инициативе министра финансов А. Вавилова и приватизатора Коха, представлявших интересы государства, передан ОНЭКСИМ-банку за 180 млн долларов, причем другие участники сделки отсекались требованием заранее внести 500 млн долларов в тот же самый ОНЭКСИМ-банк. А для него это условие не представляло трудности: он мог «задепонировать» у себя требуемую сумму нажатием клавиш на компьютере.

В итоге за четыре года «шоковой терапии» и приватизации производство в РФ сократилось вдвое. Дж. Росс, экономический советник лейбористов в Британском парламенте, уже в 1993 году так оценил это достижение «реформаторов»: «Это самый глубокий крах промышленной экономики в мирное время, когда-либо случавшийся в мiре».

Частные магазины были завалены дешевыми заграничными товарами, с которыми отечественные производители не могли конкурировать. А в условиях свободного обмена рублей на валюту любой импорт означал, что в итоге за него государству приходилось платить продажей сырья. Таким способом «полки магазинов наконец-то были заполнены», – гордились Гайдар и Чубайс, но наши квалифицированные специалисты были вынуждены заниматься «челночной» торговлей ширпотребом и натуральным хозяйством на пригородных участках – только таким образом они выживали. Особенно пострадали провинциальные промышленные города. Даже в Москве люди на улицах пытались продать домашнюю утварь, ношеную одежду.

В результате эта «безкровная реформа» стала сокращать численность населения по миллиону в год. Но Чубайс считает, что тем самым лишь отсеялся «совковый» человеческий материал, не пригодный для нового строя: «При всех издержках и конфликтах, связанных с приватизацией… мы исходили из того, что… имущество попадет к эффективному собственнику». Однако «для значительной части населения (80–90 процентов) функции активного собственника противопоказаны вообще. Ну, не все люди готовы мыслить категориями «рост курсовой стоимости», «рыночная конъюнктура», «прибыль»…», – значит, Чубайс сознательно обманывал 80–90% населения, чтобы выстроить систему, в которой владеть собственностью предназначено малой его доле. Кто же эти «эффективные собственники» и какие качества, отличные от остального народа, от них требуются, чтобы наподобие Гусинского (его ставит в пример Чубайс) из фарцовщика превратиться в миллиардера и медиамагната?

Чубайс описал в книге начальный естественный отбор «эффективных собственников», не пожелавших «стоять за кульманом» и ушедших из своих НИИ в торговлю, но ведь было еще и расталкивание соперников – причем не всегда локтями, часто и убийствами, которые, например, сопровождали путь к собственности бывшего сотрудника НИИ Березовского; он не пожелал даже покупать, а предпочел захватывать махинациями контрольные пакеты акций: «АвтоВАЗ» (с кровавыми разборками), телепрограмму ОРТ (с убийством компаньона Листьева), «Аэрофлот», «Сибнефть» (с убийством директора нефтеперерабатывающего завода).

Такой путь к собственности был приемлем лишь для людей определенного склада, о чем тот же Березовский заявил в разговоре с писателем-детективщиком Э. Тополем: мол, у евреев есть для этого «наличие воли», тогда как «даже самые талантливые русские – нет, они не держат удар, они после первого проигрыша выпадают из игры навсегда». Этот «волевой» нравственный склад мы уже знаем из «Шулхан аруха»: он-то и облегчал отношение к ограбленному народу как к презренным «акумам». Такой естественный отбор «эффективных собственников» облегчался и еврейской солидарностью в преступлениях по отношению к «акумам».

Хорошо известна хвастливая статья Л. Радзиховского «Еврейское счастье» о том, почему в результате ельцинской революции «евреи имеют больший удельный вес в русской политике и бизнесе, чем в политике и бизнесе любой другой христианской страны». Процитирую еще из издания «Российского еврейского конгресса» о нашей эпохе, сходной с революционной:

«Интеллектуалы еврейского происхождения, получившие наконец за многие десятилетия возможность самореализоваться как в бизнесе, так и на политическом поприще, и хлынувшие в немалом количестве в структуры новой власти… извлекали немалую выгоду в ходе наведения мостов между западным деловым мiром и алчной российской бюрократией, которая щедро оплачивала такие услуги за счет начавшейся приватизации государственной собственности. В силу этих обстоятельств евреи, решившие заняться бизнесом, который для них являлся, так сказать, исторически традиционным занятием, стали действовать на этом поприще значительно успешней русских». Этому «способствовало и то, что еще в советское время они составляли значительный процент нелегальных предпринимателей теневой экономики и некоторым из них удалось скопить первоначальный капитал».

Такие «эффективные собственники» возглавили списки «русских миллиардеров»: Ходорковский, Березовский, Гусинский, Смоленский, Абрамович, Фридман… Хорошо известны признания этих «эффективных собственников» по израильскому телевидению о своем пути к счастливому богатству.

Березовский: «Степень коррупции в России полностью соответствует степени преобразований в России. Я не думаю, что в руках чиновников Израиля… есть возможность перераспределять богатства стоимостью в десятки, сотни миллионов и миллиардов… это было – ничье, это было – государства, это было всех! Так вот, чиновник имел возможность одной росписью определить: тебе это принадлежит или другому… Хороший бой, который привел к результату, который мы сегодня имеем. Собственность сегодня перераспределена».

Гусинский: «Тот, кто более энергичен – более удачлив. Наверное, более жесток, потому что молодой рынок всегда более жесткий, чем устоявшийся. Меньше правил, больше правила силы, больше правила агрессии существуют, да? Значит, те люди более успешны».

«С днем независимости, дорогие россияне!» (автор неизвестен).

Поскольку за 1990-е годы производство в РФ не выросло, а упало при одновременном увеличении внешнего долга, то появление в эти годы миллиардеров стало возможно лишь на основании закона, подобного закону сохранения энергии и вещества: если где-то богатства прибавится – у миллиардеров, значит в другом месте отнимется – у трудящихся. Официальный (сильно приукрашенный) итог в социальной области: треть населения имеет официальные доходы ниже прожиточного минимума. Даже у наиболее хорошо оплачиваемой категоряя трудящихся, шахтеров, рост расходов на жизнь (в 30 раз) обогнал рост доходов (в 8 раз). То есть их уровень жизни упал в 4 раза. У большинства же бюджетников еще ниже, не говоря уже о пенсионерах (их бичом стала дороговизна лекарств).

Подорожало все, кроме водки: она стала дешевле относительно зарплаты почти вдвое – народу сознательно оставили эту отдушину. Неудивителен рост алкоголизма за эти годы. Все это привело к резкому увеличению смертности. Разница в продолжительности жизни мужчин и женщин составила более 13 лет – такое бывало раньше только в результате войны. Средняя продолжительность жизни мужчин с 63,8 в 1986 году опустилась до 59,0 в 2000-м. А в центральных русских областях и Сибири средняя продолжительность жизни мужчин упала до 49–55 лет, что в среднем по РФ уравновешивается бóльшими цифрами в нерусских регионах. Причем смертность возросла «в трудоспособном возрасте. Это отличает Россию от развивающихся стран, где низкая продолжительность жизни обусловлена высокой младенческой смертностью».

Основная причина этого, как сказано в Государственном докладе «О состоянии здоровья населения РФ в 1999 году»: «Долговременное массовое накопление неблагоприятных изменений в общественном здоровье населения в сочетании с воздействием хронически высокого уровня стресса, снижения качества жизни в условиях неудовлетворительного состояния социальной сферы… рост преступности».

Те же причины привели к резкому падению рождаемости (в отличие от Западной Европы, где рождаемость падает вследствие нарастания сыто-гедонистического образа жизни и нежелания обременять себя детьми). В 1994 году кривая рождаемости пошла резко вниз, а кривая смертности вверх, образовав так называемый «русский крест».

«Естественная» убыль вследствие превышения смертности над рождаемостью за 1992–1999 годы составила 5,87 млн человек. Однако численность населения за эти годы уменьшилась лишь на 1,998 млн, так как часть убыли покрывалась иммиграцией, в основном из стран СНГ: за те же 1991–1999 годы в РФ официально въехали 6,608 млн человек; и в предыдущие годы примерно по 0,8 млн в год.

В целом таких демографических потерь в России с послепетровских времен и до 1917 года не наблюдалось даже в военное время (в годы Первой мiровой войны население росло). Потери 1990-х годов сравнимы лишь с потерями карательного большевицкого периода (гражданская война, коллективизация, искусственный голод), то есть фактически представляют собой жертвы новой гражданской войны уже демократической власти против народа.

Кроме того, в отличие от природного закона сохранения энергии и вещества, в котором прибыль в одном месте точно соответствует убыванию в другом, в процессе разграбления России этот закон выявил свою существенную особенность: общее число богатства в стране не осталось прежним, пусть и неравномерно распределенным, а резко уменьшилось. Потому что грабители, подобно браконьерам и мародерам, хватали самое ценное имущество – вершки и сливки, часто для вывоза за границу, перепродажи или эксплуатации на износ, не поддерживая менее ценную, но необходимую для жизни страны основу производства, которая была обречена на разрушение вместе с ограбленным народом.

По официальным данным, промышленное производство РФ в 1999 году составило около 40% от уровня 1990 года (высокотехнологичные отрасли – от 20 до 0%). Доля страны в мiровом экспорте снизилась с 10 до 1,4%. Даже в топливно-сырьевом комплексе, дающем наибольшую экспортную прибыль, мiровая доля РФ упала с 1990 по 1998 годы: в производстве электроэнергии с 9,1 до 5,8%, в добыче нефти с 17 до 9%, газа с 35 до 31%, угля с 8 до 5%.

Сельскохозяйственное производство составило 60% от дореформенного уровня, оно оказалось брошено на произвол судьбы, ибо не может соперничать с дешевым импортом продовольствия. Число работников в сельском хозяйстве сократилось с 7,5 до 4,7 млн человек, посевные площади уменьшились вдвое, поголовье крупного рогатого скота – втрое. Село выживало натуральным хозяйством: миллионы сельских жителей остались без медицинской помощи, без электричества, сотни тысяч сельских детей не ходят в школу, около 3 млн работников уехало в город, тысячи сел, указанных на карте, перестали существовать.

И в эти же годы развитые страны во главе с США вывезли из России одних только материальных ценностей на сотни миллиардов долларов. Экономический советник партии лейбористов в британском парламенте Дж. Росс доказывает: «Утверждения о том, что Россия помогает «большой семерке», а не наоборот, – это не заявление экстремистски настроенных русских националистов, а объективная констатация факта. Помощь, оказываемая Россией «большой семерке», составляет как минимум 20 млрд долларов в год»; причем все это было заранее спланировано МВФ в его открытых документах, цитируемых Россом.

Еще бóльшую экономическую выгоду западные страны получили от вывоза из России интеллектуальных ценностей. По оценкам академика В.А. Садовничего, к 2000 году страну навсегда покинуло около 1,5 млн ученых и специалистов: «Россию покидают целые кафедры, лаборатории, сложившиеся коллективы». В США их заманивают льготными программами иммиграции. Такая «утечка мозгов» по своему отрицательному воздействию на внутренние процессы в стране равнозначна тому, как если бы противником избирательно захватывалась в плен наиболее важная для развития страны часть образованного населения, в которую государство вложило огромные средства (работающие теперь на благо недружественных стран – в ущерб России). Министерство науки РФ в 1992 году подсчитало, что потери страны от эмиграции специалистов и ученых составляли по 300 тысяч долларов на человека, значит, потери только по этой причине составили около 450 млрд долларов.

А если учесть интеллектуальную собственность (тысячи научных открытий, инженерных разработок и изобретений, военных секретных технологий), вывезенную из РФ за безценок или даже безплатно, в том числе в результате деятельности иностранных «исследовательских институтов», «благотворительных фондов», лжеинвесторов и их «совместных предприятий», то сумма интеллектуальных потерь России (а значит, приобретений западных стран) исчисляется триллионами долларов. Согласно опубликованному докладу Федеральной службы контрразведки РФ, только к середине 1993 года «в США находились в стадии патентования около трех тысяч российских технологий, дающих при их использовании миллиардные прибыли»; ФСК утверждала, что особую роль в этом сыграл «благотворительный» Фонд Сороса, финансировавший работу советских ученых и их «международные поездки». И западные авторы пишут, что «целые стаи агентов набросились тогда на труп СССР как личинки. Теперь только на фирме «Боинг» работают более 600 бывших советских инженеров и специалистов».

Итак, если подсчитать весь ущерб от «реформ» 1991‒2000 годов в денежном выражении, то «реальные потери России измеряются триллионами долларов». Кроме того, страна утратила огромные территории. В целом, потери намного превысили ущерб от войны 1941–1945 годов.

Поддержка ельцинских «реформ» со стороны США была сознательным преступлением, уголовно наказуемым во всех западных странах, что фактически подтвердил американский советолог С. Коэн: «Деятельность всех, за небольшим исключением, американских специалистов по России в 1990-е годы можно расценить как преступную… Мне неприятно и даже стыдно… что так много американцев – чиновников, журналистов, ученых – в течение почти 10 лет называли «реформой» процесс разграбления, обнищания, демодернизации и дестабилизации России… Толпы американских политических миссионеров, обычно именуемых «советниками», наводнили Россию в первой половине 1990-х годов. Спонсируемые американским правительством, идеологическими организациями, различными фондами и институтами, они проникали повсюду, где существовал материал для «новообращения», – от политических движений, профсоюзов, средств массовой информации и школ до офисов самого российского правительства. Среди прочих миссионерских деяний было финансирование нужных российских политиков, инструктаж министров, составление проектов законов и указов президента, написание новых учебников и перевыборы президента Ельцина в 1996 году».

Эти «перевыборы» уже тяжелого и недееспособного Ельцина стали третьим этапом нелегитимной «российско-американской совместной революции», в котором опять-таки огромную роль сыграли США (американские «политтехнологи») и в результате которого не только финансово-экономическую, но и информационную и политическую власть в РФ взяла под свой полный контроль «семибанкирщина». Этот этап был мною подробно рассмотрен в книжке Триумф мировой закулисы (1996), которая положила начало моему издательству «Русская идея». Оно в дальнейшем стало главной моей деятельностью, как бы продолжением той профессии, которую я приобрел в «Посеве». Следующую главу я начну с описания того, как я дозрел до этого следующего этапа и в своей биографии.

— — —

Фото в анонсе главы сделано в ноябре 1993 г. в редакции газеты «Литературная Россия» С. Старшиновым.

Следующая глава: 15. Бои на внутрипатриотическом фронте и начало издательства «Русская идея» (1996 г.).

ачало:
Зачем пишут воспоминания? Вступление
1. Мои предки — это корневая часть моей биографии
2. Для чего нам подарено детство: Макеевка Сталинской области и Бешпагир ‒ рай моего детства
3. Отрочество в Городе Креста
4. Техникумовская юность и начало трудовой деятельности
5. Арктика
6. Клетка МГПИИЯ и борьба с Машиной
1975: Москва ‒ Алжир ‒ Мюнхен. Опыт моей переводческой биографии
8. И вот он, свободный мiр: Европа…
9. Мой настоящий «университет» и служба в «ордене» НТС
10. Снова Мюнхен в годы «перестройки»: как готовилась «Миссия русской эмиграции» в войне «западников» и «почвенников»
11. НТС и «Российско-американская революция»: Август 1991 года.
12. В России после 17 лет эмиграции: другая Москва, другой я и другой НТС
13. «Российско-американская революция» ‒ осень 1993: мы с НТС по разные стороны фронта
14. Как я участвовал в российской «политике» (1993‒1995)