14. «Царская Россия ‒ единственная страна, против которой надо вести войну»

Подготовительные тексты для планируемой книги «Русские и немцы в драме истории». Предварительное изложение глав публикуется для обсуждения с целью их последующего уточнения. Автор будет благодарен за указания на погрешности и за советы.

Вступление с разъяснением цели книги: «О месте немецкого и русского народов в Божием Промысле».
1. Русские и немцы. О влиянии языческого наследия на наши национальные характеры
2. О различиях в христианизации германцев и славян
3. Роль Римской империи и ее наследия в германской и в русской государственности
4. Движущая сила «Возрождения», Реформации и капитализма.
5. «Просвещение», масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка… Часть 1.
5. «Просвещение», масонство, Французская революция. Англосаксы и Америка… Часть 2 (окончание главы)
6. Петровское окно в Европу, женский век «Просвещения» и масонство в России
7. Философия «немецкого идеализма», «романтизм и «антисемитизм» в Германии
8. Европейские революции и удерживающая Россия
9. Немецкая философия и романтизм в России, западники и славянофилы
10. Роль России в объединении Германии, русский национализм и немецкий национализм
11. Революционные движения в Германии и в России. Маркс и Ницше
12. Подготовка и развязывание демократической Великой войны ‒ «новой эпохи в истории мiра»
13. Как начало Великой войны было воспринято в Германии и в России

Итак, Россия не начинала этой войны, а была втянута в нее: она не могла предать православную Сербию. В этой главе я не собираюсь рассматривать ход военных действий. Отмечу лишь, что России пришлось вступить в войну неподготовленной и на первых порах, в том числе из-за «снарядного голода», уступить Центральным державам (Германии и Австро-Венгрии) западные окраины Империи.

Приезд Государя Николая II в армию

Победа России всем казалась неизбежной, и это ускорило революцию…

В середине 1915 года фронт стабилизировался, и это превратилось в войну на истощение, в чем Россия оказалась прочнее. Покупная способность рубля даже в годы войны не поколебалась (один рубль все время равнялся 2,16 немецкой марки и 0,51 доллара США). В 1913 году золотой запас России более чем на 100% покрывал бумажные деньги (тогда как у главных военных противников, Германии и Австро-Венгрии, золотое покрытие составляло лишь около 50%). Резкое сокращение импорта (были закрыты главные пути ввоза через Черное и Балтийское моря) способствовало развитию отечественного машиностроения. Несмотря на войну, российская экономика продолжала расти: по сравнению с 1913 годом она составила в 1914 году 101,2%, в 1915 – 113,7%, в 1916 – 121,5%. Отечественная промышленность производила в январе 1917 года больше снарядов, чем Франция и Англия, и на 75–100% обезпечила потребность армии в тяжелой артиллерии – главном оружии того времени. (Источники)

К началу 1917 года Россия превосходила истощенную Германию и в боеспособности армии, и экономически, победа было неизбежна, что признавали все добросовестные (разумеется, не советские) политики и историки. Например, в своей оценке происшедших в военном положении России перемен вскоре после принятия Государем на Себя Верховного Командования (23.08.1915) тогдашний фактический военный глава Великобритании Уинстон Черчилль писал:

«Мало эпизодов Великой Войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие России в 1916 году. К лету 1916 года Россия, которая 18 месяцев перед тем была почти безоружной (принеся, в начале войны, цвет своей армии в жертву ради спасения своей союзницы – Франции), которая в течение 1915 года пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно, сумела, собственными усилиями и путем использования средств союзников, выставить в поле – организовать, вооружить, снабдить – 60 армейских корпусов (т. е. 240 дивизий), вместо тех 35, с которыми она начала войну» (Winston Chirchill. The World Crisis. 1916-1918. Vol. I. London, 1927).

Вот какую оценку этой заслуги Государя Николая II дает самый серьезный историк царствования Царя-Мученика С.С. Ольденбург в своем капитальном труде, посвященном этой эпохе русской истории:

«Самым трудным и самым забытым подвигом Императора Николая II было то, что он, при невероятно тяжелых условиях, довел Россию до порога победы: его противники не дали ей переступить через этот порог…

В феврале 1917 года численность русской армии превышала 8 миллионов бойцов. Военные склады, в прифронтовой полосе и в тылу, были завалены снарядами, пулеметами, винтовками, боеприпасами и всем необходимым боевым и другим воинским снаряжением. Армейская артиллерия была полностью укомплектована, а в артиллерийских парках хранились огромные запасы орудий всех типов, в том числе и наиболее тяжелых. В течение зимнего затишья войска на фронте отдохнули, прошли дополнительную подготовку к наступательным операциям для прорыва неприятельского фронта. Моральный дух в действующей армии был отличен: все сознавали собственную великую мощь, все понимали, что наступает решительный момент и близится конец войны. Весеннее наступление, намеченное на апрель, должно было неминуемо полностью разгромить и раздавить врага. Россия, действительно, «стояла на пороге победы, которая должна была обеспечить ей славу, небывалый расцвет и мировое могущество, а русскому народу – мир и благоденствие на многие годы»…» (Царствованіе Императора Николая II» в 2 книгах из 4 частей: Белград, 1939, Мюнхен, 1949).

Близкой казалась и цель России ‒ возвращение православным Константинополя (Второго Рима), что было обещано и союзниками по Антанте. Это открывало путь к святыням Иерусалима, привлекавшим множество русских паломников, которым ничего не стоило заселить Палестину; митрополит Антоний (Храповицкий) мечтал проложить туда железную дорогу. Вспомнились древние пророчества об освобождении русскими Царьграда; уже готовили и крест для оскверненной святыни Православия – храма Святой Софии… Но и главный противник России это понимал и действовал. И этим противником была не Германия.

Еще цитата из книги Черчиля:

«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была на виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме того, – никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшаяся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами – держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы».

«…Согласно поверхностной моде нашего времени, Царский строй принято трактовать, как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна».

«В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывает работу, кто начертывает план борьбы; порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II-му в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на Нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось Ему. Стрелкою компаса был Он… Вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было Его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, – тот строй, который в нем воплощался, которым Он руководил, которому Своими личными свойствами Он придавал жизненную искру – к этому моменту выиграл войну для России».

«Вот Его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех Его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; Его действия осуждают; Его память порочат… Остановитесь и скажите: кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных – недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю…» (Winston Churchill. Op. tit., pp. 223‒225).

Черчилль тут лукавит насчет «темной руки», ибо он, будучи высокопоставленным государственным деятелем и масоном, не мог не знать того, что военные союзники России по Антанте сознательно развязали эту Великую войну для сокрушения Российской Империи. Не мог он не заметить и того, какой восторг антимонархическая Февральская революция в С.-Петербурге вызвала в правящих кругах Великобритании. В этом был более глубокий смысл Великой войны, чем тот, о котором писал В.Ф. Эрн в сборнике «Меч и крест».

«Долой орла!». Художник Иван Владимиров.

Февральская революция

Причины этой революции можно рассматривать двояко: грехи верхнего слоя российского общества, утратившего понимание сути православной монархии (революция сначала произошла в головах) ‒ и подрывная работа врагов России, которые воспользовались нашими грехами.

С ХIХ века в России развивались два противоположных процесса: с одной стороны, апостасийного разложения ведущего слоя и, с другой, – возвращения наших монархов к православному пониманию государственности. Государи Александр III и Николай II окончательно преодолели в себе западническое наследие петровских реформ, Государь Николай II был готов и к восстановлению симфонии государства и Церкви, что во многом происходило даже при формальном отсутствии Патриарха. В нескольких независимых друг от друга источниках описано, как Государь, сознавая опасность выбора Патриарха в тогдашней атмосфере смуты, предложил в Патриархи себя, для этого он был готов оставить семью и стать монахом, – но архиереи промолчали…

То есть в последнем Государе «на историческое мгновение слились Великая Россия и Святая Русь», – писал архимандрит Константин (Зайцев), – но даже такой Царь уже был безсилен что-либо изменить, поскольку оказался «ненужным» верхнему социальному слою, переставшему понимать суть православного самодержавия и возжаждавшему политических «прав» и «свобод» наподобие западных (потакавших человеческой греховности). России осталось постигать утраченную истину уже только от обратного – через кровавую революцию…

Революция произошла не потому, что тяготы войны якобы стали невыносимы, а потому что был предвидим успешный для России конец войны. Успешное русское наступление в 1916 году укрепило веру в победу. Готовилось весеннее наступление 1917 года, что, несомненно, стало бы переломным моментом в войне. Поскольку Италия перешла на сторону Антанты и в войну готовилась вступить Америка – шансов на победу у истощенных Германии и Австро-Венгрии не было. И февралисты сознавали, что после победного окончания войны свергнуть монархию будет гораздо труднее. Тем более что срок полномочий депутатов Думы (именно они составили ядро заговорщиков) истекал в 1917 году, а переизбрание многих из них было под большим вопросом. И они решили действовать. Эта атака готовилась не в «рабоче-крестьянском» подполье (как утвыерждается в советской историографии), а в думских кулуарах и аристократических салонах. Ход событий подробно описан как в мемуарах их участников (А.Ф. Керенский, П.Н. Милюков, А.В. Тыркова-Вильямс и др.), так и в монографиях исследователей (С.П. Мельгунов, Г.М. Катков).

Выступая в Таврическом дворце сразу же после захвата власти, П.Н. Милюков (лидер кадетской партии, министр первого Временного правительства) признался: «Я слышу, меня спрашивают: кто вас выбрал. Нас никто не выбрал, ибо если бы мы стали дожидаться народного избрания, мы не могли бы вырвать власти из рук врага… Нас выбрала русская революция» (Биржевые ведомоcти. 1917. 5 марта. C. 7; Утро Роccии. 1917. 3 марта. C. 3.)…

Позже, когда Февральская революция вызвала в стране смуту и разруху, разложение армии, стало известно покаянное письмо Милюкова. После его удаления из Временного правительства весной 1917 года он сказал в обращении к своим единомышленникам:

«В ответ на поставленные вами вопросы, как я смотрю на совершенный нами переворот, я хочу сказать… того, что случилось, мы, конечно, не хотели… Мы полагали, что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета, что громадную разруху в армии остановим быстро, если не своими руками, то руками союзников добьемся победы над Германией, поплатимся за свержение царя лишь некоторой отсрочкой этой победы. Надо сознаться, что некоторые, даже из нашей партии, указывали нам на возможность того, что произошло потом… Конечно, мы должны признать, что нравственная ответственность лежит на нас.

Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было принято нами вскоре после начала войны, вы знаете также, что наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать свое согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть мое внутреннее состояние в настоящее время. История проклянет вождей так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю.

Что же делать теперь, спросите вы. Не знаю, то есть внутри мы все знаем, что спасение России – в возвращении к монархии, знаем, что все события последних двух месяцев явно доказывают, что народ не способен был принять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие, голосующие за республику, делают это из страха. Все это ясно, но признать этого мы не можем. Признание есть крах всего дела, всей нашей жизни, крах всего мiровоззрения, которого мы являемся представителями…» (Цит. по: Покаянное письмо П.Н. Милюкова // Русское Воскресе­ние. Париж. 1955. 17 апр. С. 3)

Координация политических сил в этой революции «была преимущественно по масонской линии», подчеркивал историк-демократ и очевидец революции С.П. Мельгунов: в масонскую организацию входили представители разных партий «от большевиков до кадетов» (Мельгунов С. На путях к дворцовому перевороту. Париж, 1931. С. 180-195). С масонами были связаны многие генералы, входившие в так называемую «Военную ложу» (Берберова Н. Люди и ложи. Нью-Йорк, 1986. С. 25, 36‒38, 152; Свитков Н. Военная ложа // Владимiрский вестник. Сан-Пауло, 1960. № 85. С. 9‒16). (Даже если не все ее члены были «посвященными» масонами, это не меняет сути дела).

Меньшевик, дотошный историк Б.И. Николаевский тоже писал об идеологии заговора: «Можно с полной достоверностью утверждать, что центром, где она формировалась… были масонские организации». Масонская «идеология политического переворота… планы эти и разговоры о них сыграли огромнейшую роль главным образом в деле подготовки командного состава армии и офицерства вообще к событиям марта 1917 г.». Затем группа масонов «в течение почти всего периода Временного правительства играла фактически руководящую роль в направлении политики последнего», «в этот период ложи на местах определенно становятся ячейками будущей местной власти» (Грани. 1989. № 153. C. 221‒222, 225). Накануне революции, по данным масонского словаря, имелось около 28 лож в крупнейших городах России. (Этот факт, подтвержденный в документальных исследованиях и масонских энциклопедиях, даже постсоветским историкам все еще кажется «черносотенным мифом». «Хреcтоматия по иcтории Роccии», рекомендованная Миниcтерcтвом образования в 1995 году, приводит лишь мнение cоветcкого иcторика А.Я. Авреха о маcонах: «Чего не было – того не было» Хреcтоматия по иcтории Роccии. М., 1995. С. 186.)

Сначала российские масоны вместе с западными союзниками оказали давление на Государя (для этого в январе 1917 года в Петроград прибыл лорд А. Мильнер, Великий Надзиратель Великой Ложи Англии, политик, банкир и важнейший член Военного кабинета Великобритании). Они требовали предоставления Думе бóльших законодательных прав и продления ее полномочий до конца войны. Львов (будущий глава Временного правительства) заявил, что «революция неминуема, если не будут немедленно приняты меры для изменения создавшегося положения вещей». Как отметил британский министр иностранных дел Бальфур (тоже масон), «монархам редко делаются более серьезные предупреждения, чем те, которые Мильнер сделал Царю». (Алексеева И. Миссия Мильнера // Вопросы истории. М., 1989. № 10. С. 145‒146; Катков Г. Указ. соч. С. 231‒234; Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. М., 1935. Т. 3. С. 359‒366.)

Но Царь не желал менять закон ради оппозиции, развернувшей против него с думской трибуны всероссийскую кампанию клеветы, которую тиражировали газеты. Было очевидно, что думские лидеры лишь рвались к личной власти, пренебрегая интересами страны и используя любые средства. Это понимал и ирландский представитель в британском парламенте, заявивший: «наши лидеры… послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить эту революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице» (Parliamentary Debates. House of Commons. 1917. Vol. 91. Nr. 28. 22 March. Col. 2081. – Цит. по: Вопросы истории. 1989. № 10. С. 145).

Авторитетный английский историк Г.М. Катков предполагал, что волнения в феврале 1917 года в Петрограде подготовили агенты Гельфнда-Парвуса (о нем будет сказано далее): «Допуская, что вся правда нам недоступна, мы не имеем все-таки права прикрывать наше незнание фразами о «стихийном движении» и «чаше терпения рабочих», которая «переполнилась»». Кто-то должен был пустить слухи о нехватке хлеба (хотя хлеб имелся); кто-то должен был спровоцировать нереальное требование рабочих о повышении зарплаты на 50% (оно было отвергнуто, что и вызвало забастовку); кто-то должен был выдавать бастующим деньги на жизнь и выбросить именно те лозунги, о которых один из рабочих мрачно сказал: «Они хотят мира с немцами, хлеба и равноправия евреев» – было очевидно, пишет Катков об этом рабочем, «что лозунги исходят не от него и ему подобных, а навязаны какими-то таинственными «ими»» (Катков Г. Указ. соч. С. 93, 255-264).

Демонстрация женщин на Невском проспекте, 1917 год

Однако организованные волнения в Петрограде были еще не революцией, а необходимым поводом для нее: они были раздуты печатью и заговорщиками, чтобы требовать у Царя отречения как «последнего средства спасения России». В Февральской революции решающую роль сыграла руководимая евреями масонская организация, действуя согласованно в Думе, Генштабе, Управлении железной дороги и в средствах информации. Масонские источники показывают, что в 1917 г. из масонов состояли:

– Временное правительство («масонами было большинство его членов», – сообщает масонский словарь);

– первое руководство Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (масонами были все три члена президиума – Н.С. Чхеидзе, А.Ф. Керенский, М.И. Скобелев и двое из четырех секретарей – К.А. Гвоздев, Н.Д. Соколов);

– ядро еврейских политических организаций, действовавших в Петрограде (ключевой фигурой был А.И. Браудо, поддерживавший тайные связи с еврейскими зарубежными центрами; а также Л.М. Брамсон, М.М. Винавер, Я.Г. Фрумкин, О.О. Грузенберг – защитник Бейлиса, и др.).

(Источники: Dictionnaire universel de la franc-maçonnerie. Paris, 1974; Русское масонство 1731–2000. Энциклопедический словарь. М., 2001; Берберова Н. Люди и ложи. Нью-Йорк, 1986; Николаевский Б. Русские масоны и революция. М., 1990.)

Начало революции было приурочено к еврейскому празднику мести «антисемитам» – Пурим 23 февраля/8 марта 1917 года. После свержения монархии Временное правительство сразу же подготовило декрет об отмене всех ограничений для иудеев «в постоянном контакте с безпрерывно заседавшим Политическим Бюро» (еврейским центром), – пишет его член Фрумкин. Декрет был принят накануне еврейской «пасхи», но Политбюро попросило исключить из текста специальное упоминание о евреях, чтобы не привлекать к этому внимания. После публикации (9/22 марта) декрета еврейское Политбюро отправилось с депутацией к главе Временного правительства и в Совет рабочих и солдатских депутатов (состоявший из меньшевиков и эсеров), – «но не с тем, чтобы выразить благодарность, а с тем, чтобы поздравить Временное правительство и Совет с изданием этого декрета. Так гласило постановление Политического бюро» (Фрумкин Я. Из истории русского еврейства // Книга о русском еврействе (1860–1917). Нью-Йорк, 1960. С. 107.). Февраль был их совместной победой.

Это было продемонстрировано и публичным обменом телеграммами, когда главный финансист революции Я. Шифф [глава еврейского финансового мiра в США] «как постоянный враг тиранического самодержавия, безпощадно преследовавшего моих единоверцев», поздравил кадетского лидера, нового министра иностранных дел Милюкова, с победой революции, на что тот ответил: «Объединенные в ненависти и отвращении к свергнутому режиму, будем также объединены в проведении новых идеалов» (New York Times. 10. IV. P. 13).

Во главе Временного правительства вскоре стал еврей социалист-революционер А.Ф. Керенский. «Краткая еврейская энциклопедия» пишет, что «после Февральской революции евреи впервые в истории России заняли высокие посты в центральной и местной администрации» и приводит длинный перечень. Однако «светиться» в верхах свергнувшего монархию Временного правительства евреи не захотели: «Л. Брамсону, М. Винаверу, Ф. Дану и М. Либеру в разное время предлагали министерские посты, но все они отклонили эти предложения, считая, что евреи не должны быть членами правительства России» (Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим. Репринт: М., 1996, Т. 7. С. 381).

Это объяснение неубедительно: скорее, они предчувствовали временность этого правительства, ибо не стеснялись руководящих постов в рвавшихся к власти Советах, включая влиятельный Петроградский (Ф. Дан, М. Либер, О. Мартов, Р. Абрамович и др.); перед Октябрем Петроградским Советом руководил Троцкий, Московским – Г. Кипен. Первый президиум Всероссийского ЦИК под председательством А. Гоца включал в себя девять человек: 5 евреев, 1 грузин, 1 армянин, 1 поляк и 1 предположительно русский. Неудивительно, что уже в июне 1917 года I Съезд Советов единогласно принял резолюцию о борьбе с антисемитизмом (Известия Московского Совета. 1917. 24 июня), а II Съезд Советов (на следующий день после Октябрьского переворота) «единогласно и без прений» – постановление с призывом «не допустить еврейских и всяких иных погромов со стороны темных сил» (Троцкий Л. История русской революции. 1933. Т. II. Ч. 2. С. 361. – См: Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 16‒17) .

Февральская революция не была «безкровной», как ее назвали февралисты. Керенский признал в мемуарах, что многие чиновники были убиты. Судя по спискам жертв в газетах, число погибших в столице насчитывалось многими сотнями. Были сожжены многие административные здания, разграблены особняки аристократов и царские дворцы. Причем уже Временное правительство начало гонения на Церковь: была закрыта Александро-Невская лавра, отстранены наиболее стойкие архиереи.

На улицах столицы безчинствовали дезертиры и террористы, которых освободила из тюрем «общая политическая амнистия» Временного правительства. Теперь они мстили царской администрации. Часто именно этими лицами, «пострадавшими от царизма», замещали административные посты. Полицию переименовали в милицию, губернаторов заменили комиссарами Временного правительства.

Поначалу Февральская революция была лишь заговором в верхнем социальном слое столицы. Можно было усмирить этот бунт одним верным полком, ибо в других городах волнений не было: все зависело от исхода событий в Петербурге. И такие полки существовали. Беда верховной власти заключалась в том, что такого полка не оказалось в ее распоряжении: приказ Государя об отправке верных войск в столицу предательски не был выполнен генералами.

Царь был изолирован в Пскове, дезинформирован своим окружением, участвовавшим в заговоре, и принужден к отречению в пользу брата – якобы это оставалось последним средством для продолжения войны. Брата, Великого Князя Михаила Александровича, тут же заставили передать вопрос о власти на усмотрение будущего Учредительного собрания. Оба эти действия были нарушением законов Российской Империи и произошли вследствие революционного насилия. В этот день, 2 марта 1917 года, прерывается легитимность власти в России…

Главная цель первой Міровой войны – свержение удерживающей православной монархии – «союзниками» долгое время держалась в тайне. Это выявилось в дни Февральской революции, когда Англия и Франция, изменив своему союзническому долгу, еще до объявленного отречения Государя Николая II поддержали революцию и официально заявили 1 марта через своих послов, что «вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным Комитетом Гос. Думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России» (Биржевые ведомости. М., 1917. 5/18 марта.)

Примечательно радостное торжество британского премьера Ллойд Джорджа, который в марте 1917 года в британском парламенте «с чувством живейшей радости» приветствовал свержение русского Царя и открыто признал: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мiра, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»; «возгласы одобрения» (Биржевые ведомости. М., 1917. 8/21 марта). Комментируя это заявление, английская газета «Дейли ньюс» охарактеризовала Февральскую революцию как «величайшую из всех до сих пор одержанных союзниками побед… Этот переворот несравненно более важное событие, чем победа на фронте» (Новое время. Пг., 1917. 12/25 марта; Утро России. М., 1917. 9 и 12 марта).

Таким образом, глава британского правительства признал, что «союзники» России начали эту войну для сокрушения Российской монархии…

Еврейский Финансовый Интернационал

Нам, потомкам, постижение смысла той Великой войны сейчас вполне открыто – именно в результате революции и всего ХХ века. Поэтому мы не должны с высоты своего времени высокомерно осуждать наших предков, которые не имели такого опыта, да и многие революционеры-либералы «не ведали, что творят». О русских грехах того времени написано много преувеличенного («борцами за лучшее будущее»), да и просто ложного (врагами России). Поэтому, помимо признания действительных грехов своего народа, ослабивших его, честный историк должен отметить и особенности нападавшей стороны.

Ее мощь была уникальной в истории и по неограниченности денежных и информационных средств, и по вседозволенности приемов: создание тайных организаций, дезинформация, подкуп чиновников, дискредитация и убийства лучших людей, игра на низменных инстинктах масс, спровоцированная Мiровая война. Защитники монархии не могли себе даже представить всего этого подлого арсенала; да и на Западе правые силы по той же причине нигде не смогли противостоять агрессивно-разрушительным течениям, ибо консерватизм состоит в обладании уже имеющимися простыми нравственными правилами и в их защите, а не в ловкой разработке циничных наступательных приемов. (В этом основная причина того, что «тайна беззакония» одержит свою временную победу в конце земной истории – и будет побеждена уже Самим Христом в Его втором пришествии.)

Главным дирижером в разжигании русофобии и германофобии, в подготовке, развязывании, ходе Великой войны (и в ее достигнутом результате) было международное еврейство во главе со своим т.н. еврейский Финансовым Интернационалом.

Ненависть его к России имела времени и важную внутрироссийскую причину, уже отмеченную ранее: еврейский вопрос. В силу международного характера еврейства он оказался одновременно и внутренним, и внешнеполитическим. Формально международное еврейство требовало достижения равноправия своим единоверцам в России. По сути же целью было разрушение альтернативной православной государственности и распространения иудейско-материалистической системы и на Россию.

Напомню откровение одного из идеологов современного глобализма, бывшего президента «Европейского банка реконструкции и развития» еврейского банкира Ж. Аттали о том, что в годы Первой мiровой войны у еврейских банкиров в разных странах Европы были свои финансовые интересы (пронемецкие, профранцузские, пробританские), не во всем совпадавшие, но в одном они были едины: «Американские евреи вступают в соглашение со всеми другими рассматривать царскую Россию как единственную страну, против которой надо вести войну» (Attali Jacques. Les Juifs, le monde et l’argent. Paris, 2002.  P. 464).

Это наглядно проявилось в отношении еврейских банкиров к России в русско-японской войне (о чем свидетельствовал Витте в своих воспоминаниях). Следующая атака международного еврейства на Россию была связана с делом Бейлиса (1911–1913), обвиненного в ритуальном убийстве русского мальчика в Киеве. Безпрецедентным было давление еврейской печати на общественность, на следствие (с убийством свидетелей и подкупом следователей) и на присяжных: все они признали факт изуверского убийства, но половина из них не нашла достаточных доказательств для обвинения именно Бейлиса. По мнению историков-евреев М. Геллера и А. Некрича, «процесс Бейлиса стал как бы подсчетом сил, – антиправительственных и проправительственных. Оправдательный приговор Бейлису в 1913 году верно отражал слабость последних» (Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. Лондон, 1982. Т. 1. С. 13)…

В международных отношениях давление на Россию также усиливалось. В декабре 1911 года «Американский Еврейский Комитет добился резолюции конгресса об аннулировании Русско-американского договора 1832 года о торговле и навигации, если Россия не прекратит политику ущемления прав евреев». Видную роль в этом сыграл все тот же Шифф (Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1976. Т.1. С. 108; Encyclopaedia Judaica. Vol. 14, P. 962). О накаленности атмосферы можно судить по таким призывам со стороны влиятельных в США лиц:

«Пылающий страстью Герман Леб, директор Департамента Продовольствия, обратился… с речью к присутствовавшим трем тысячам евреев, описывая мрачное угнетение, царящее в России, призвал к оружию и настаивал, чтобы на русское преследование был дан ответ огнем и мечом. «Конечно, неплохо отменять договоры», пояснял он, «но лучше… освободиться навсегда от имперского деспотизма»… «Давайте собирать деньги, чтобы послать в Россию сотню наемников-боевиков. Пусть они натренируют нашу молодежь и обучат ее пристреливать угнетателей, как собак»… Подобно тому, как трусливая Россия вынуждена была уступить маленьким японцам, она должна будет уступить Богоизбранному народу… Деньги могут это сделать» (Philadelphia Press. 1912. Feb. 19). (Еврей Богров, убивший в сентябре 1911 года премьер-министра П.А. Столыпина, имел связи с заграницей.)

Газета «Нью-Йорк Сан» резюмировала: «Евреи всего мiра объявили войну России. Подобно Римско-католической Церкви, еврейство есть религиозно-племенное братство, которое, не обладая политическими органами, может выполнять важные политические функции. И это Государство теперь предало отлучению русское Царство. Для великого северного племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны… а вместо этого безпощадное противодействие. И Россия постепенно начинает понимать, что означает такая война» (New York Sun. 1912. March. 31).

О том, как это проявилось в спровоцированной ими Великой войне, дает представление изданная И.В. Гессеном стенограмма обсуждение русским правительством в августе 1915 года еврейского ультиматума о предоставлении равноправия иудеям. Незадолго то того германский Генштаб организовал «Комитет по освобождению русских евреев» и призвал их к восстанию (Катков Г. Февральская революция. Париж. 1984. С. 75). Обеспокоенное случаями «шпионажа и еврейской крамолы» русское командование распорядилось о высылке евреев из прифронтовой полосы. Воспользовавшись тем, что Россия не готовилась к войне и потому остро нуждалась в кредитах для налаживания военного производства, в этот момент и заграничные, и внутренние российские банки (почти все они были под еврейским контролем) одновременно отказались предоставить России кредиты, без чего Россия не могла воевать.

Наиболее тяжелым был отказ из Соединенных Штатов, которые «все более становились влиятельными в качестве банкира воюющей Европы». Министр А.В. Кривошеин предлагал просить международное еврейство об ответных услугах: «мы даем вам изменение правил о черте оседлости.., а вы… окажите воздействие на зависимую от еврейского капитала (это равносильно почти всей) печать в смысле перемены ее революционного тона». Министр иностранных дел С.Д. Сазонов: «Союзники тоже зависят от еврейского капитала и ответят нам указанием прежде всего примириться с евреями». Министр внутренних дел князь Н.Б. Щербатов: «Мы попали в заколдованный круг… мы бессильны, ибо деньги в еврейских руках и без них мы не найдем ни копейки, а без денег нельзя вести войну». Русское правительство было вынуждено пойти на уступки, поскольку «Нельзя вести войну сразу с Германией и с еврейством»… (Тяжелые дни. Сост. А.Н. Яхонтовым // Архив русской революции. Берлин. 1926. Т. XVIII. С. 44-49.)

Но главное оружие еврейских банкиров против России было закулисным.

План Гельфанда-Парвуса и «немецкие деньги»

Еврейскими банкирами было организовано финансирование всех внешних врагов России и всех внутренних. Этот план был предложен Германии в марте 1915 года И.Л. Гельфандом-Парвусом: путем щедрого финансирования сконцентрировать против «русских» (он так и пишет) все революционные силы (еврейство, революционеров-боевиков, сепаратистов, либералов т.н. «ордена русской интеллигенции»). Предусматривались пропагандная кампания в прессе, организация забастовок, крестьянских и сепаратистских восстаний, взрывы железнодорожных мостов и нефтепромыслов диверсантами.

Финансирование революции в России Германией (в том числе Ленина) почти все признанные западные историки обычно связывают с этим планом Парвуса. Однако пресловутые «немецкие деньги» для финансирования революционеров были на самом деле кредитами из США, которые записывались в германский долг, который банкиры вернули с побежденной Германии в виде послевоенных репараций. Это следует из книги американского професора Энтони Саттона «Уолл-стрит и большевицкая революция», основанной на архивах Госдепартамента США (Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolution. New Rochell. N.Y. 1974. – Русский перевод: Саттон Э. Уолл-стрит и большевицкая революция. М., 1998).

Накануне высылки из Франции Троцкий, выпуская вместе с меньшевиком Мартовым и Луначарским в Париже газету «Наше слово», получал через Раковского «немецкие» деньги от Парвуса (ScharlauW. В., Zeman Z.A. Freibeuter der Revolution Koln 1964. S. 176). Переезд Троцкого в США облегчил получение «немецких» денег от еврейских банкиров напрямую. Ведь в Нью-Йорке, всемирной столице еврейской диаспоры, проживало более миллиона евреев, и находились все влиятельные еврейские банки и политические центры вроде «Американского Еврейского Конгресса» и ложи «Бнай Брит». Как Парвус отметил в своем меморандуме: «У российских социал-демократов и еврейского Бунда там имеются важные связи». Множество находившихся там революционеров-эмигрантов из России имели все основания считать своим покровителем Я. Шиффа, не скрывавшего этого. (Внук Шиффа оценил затраты своего деда на революцию в России в сумму около 20 миллионов долларов.) (The Jewish Communal Register of New York City 1917-1918 New York. P. 1018-1019. New York Journal-American. 1949. 3.II.)

В частности, на нашумевшем конгрессе российских революционных партий 14 февраля 1916 г. в Нью-Йорке было заявлено, что отправка «нескольких сот агитаторов в Россию сопряжена с большими расходами», но «нужная сумма, вне зависимости от ее величины, будет предоставлена людьми, сочувствующими революции в России. При этом упоминание имени Шиффа вызвало бурю восторженных приветствий» (Лодыженский А. Русская революция // Вече. Мюнхен. 1983. № 11. С. 156; Шульгин В. Что нам в них не нравится… Париж. 1930. С. 268)…

Сам Троцкий лишь бегло упоминает в своей автобиографии контакты с еврейскими кругами Нью-Йорка: «Мы все успешнее проникали в могущественную еврейскую федерацию с ее четырнадцатиэтажным дворцом, откуда ежедневно извергалось двести тысяч экземпляров газеты «Форвертс»…» (Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. Берлин. 1930. Т. 1. С. 314; Nedava, Joseph. Trotsky and the Jews. Philadelphia. 1971. P. 25). Точнее, газета называлась Jewish Daily Forward…

Оттуда же происходили  и «немецких» 10.000 долларов Троцкого, обнаруженные у него в Галифаксе: ведь Троцкий покидал Нью-Йорк, отправляясь в Россию, на пароходе в компании с крупными нью-йоркскими финансистами. (Троцкий был задержан в Галифаксе канадцами в апреле 1917 года на пути в Россию (бывшую союзницей Англии) по подозрению в пособничестве общему противнику ‒ Германии, однако освобожден после вмешательства правительств США и Великобритании.)

Этот общий источник финансирования заставил Троцкого и Ленина примириться и действовать сообща. Но, разумеется, и Троцкий и Ленин тщательно хранили тайны своих заграничных связей. Так, прозвучавшие летом 1917 г. обвинения в связях большевиков с Германией они называли новым «делом Бейлиса» и взаимно защищали друг друга от «возмутительной клеветы». В автобиографии Троцкий отрицает даже само наличие конфискованных у него 10.000 долларов; он скрывает и то, что ехал в Россию с американским паспортом (выданным ему президентом США Вудро Вильсоном) и, прикидываясь наивным, замечает об инциденте в Галифаксе: «Нужно сказать, что закулисная механика нашего ареста и нашего освобождения мне и сейчас не вполне ясна» (Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 19; Т. 1, С. 318 и 323).

В книге Саттона есть и другие многозначительные факты. Например, когда Сенатский комитет США почему-то внезапно прервал обсуждение источника 10.000 долларов Троцкого и на следующий день никого этот вопрос больше не заинтересовал (!). Быть может, по той же причине, что указана в переписке американской и британской спецслужб по поводу еврейских интересов в «русской революции»? Тогда было принято «согласованное решение»: «кажется очень неразумным предавать гласности… мы похороним все дело». Если британские разведчики действительно имели «доказательства того, что большевизм является международным движением, контролируемым евреями» ‒ перехваченные «письма от различных групп международных евреев, излагающих план властвования над миром» (Саттон, с. 16‒17, 224‒226) ‒ то сам факт уклонения от их рассмотрения тоже кое-что значил…

Однако не так уж важно, существуют такие письма или нет, что стало бы «подтверждением (или не подтверждением)… всемирного еврейского заговора», ‒ как пишет осторожный Саттон. Есть множество других бесспорных признаний этих кругов и информации из еврейских и масонских источников… Называть же это «заговором» или «щедрой помощью притесняемым единоверцам в России и их группам самообороны» (как пишет «Еврейская энциклопедия» о Шиффе) ‒ вопрос чисто стилистический.

Механизм финансирования революционеров

Разумеется, столкнув между собою крупнейшие европейские монархии, Финансовый Интернационал сначала решил расправиться с наиболее важным противником ‒ Россией, и подключил к этому силы Германии и Австро-Венгрии. Их средства тоже были брошены на общую чашу весов финансирования «русской» революции.

Но могла ли окруженная почти со всех сторон Германия, с сильно блокированным экспортом (который только и дает валютный доход), иметь достаточное количество реальных денег, чтобы финансировать революционное движение за своими пределами? Разумеется, можно было включить денежный печатный станок в Берлине, но это лишь привело бы к быстрой инфляции марки (что и без того происходило). Кроме того, реализовать марки за границей было очень трудно и по причине запретительных законов военного времени (ведь объекты финансирования находились на территории противника и его союзников), и из-за неуверенности иностранных банков в дальнейшей судьбе марки (это недоверие было вполне оправданным, поскольку после войны марка полностью обесценилась).

С другой стороны, известно, что основную часть заграничных расходов большинство воевавших стран (даже страны Антанты) покрывали кредитами. Германия же более всех зависела от иностранных кредитов. А кредиторами всех воюющих стран были еврейские банки, связанные со своей «метрополией» в США.

Таким образом, то, что принято называть «немецкими» деньгами в данной истории, было иностранными кредитами, в основном от еврейских банков. «Нейтральная» (до апреля 1917 года) Америка, кредитовавшая все воюющие страны, и была наиболее удобным местом для добывания Германией таких кредитов ‒ в том числе для финансирования революции в России.

Примечательно, что, согласно показанию германского агента-посредника Карла Хайнена, ‒ первый заем в 400.000 долларов был предоставлен Германии в сентябре 1914 г. фирмой Я. Шиффа «Кун, Леб & Ко.» при участии М. Варбурга в Гамбурге ‒ германского филиала фирмы «Кун, Леб & Ко.». На вопрос американского разведчика: «Почему Вы пошли к фирме «Кун, Леб & Ко.»?» немецкий агент ответил: «Мы считали фирму «Кун. Леб & Ко.» естественными банкирами германского правительства и Рейхсбанка» (Саттон, с. 69). Выражение «естественные банкиры», видимо, предполагает, что эти еврейские банкиры имели свои «естественные» интересы в кредитовании Германии с той целью, как та же фирма финансировала Японию в годы русско-японской войны.

Интересно в этой связи признание видного масонского политика Т. Масарика, который, несомненно, был хорошо информирован о раскладке мiровых сил, ибо сам служил тем же закулисным силам за щедрый гонорар: независимое чехословацкое государство. Масарик пишет в своих воспоминаниях об американско-англо-французском разведывательном бюро, расследовавшем интриги немцев против союзника-России: «Нам удалось установить, что какая-то г-жа Симонс [очевидно, Суменсон] была на службе у немцев и содействовала передаче немецких фондов некоторым большевицким вождям. Эти фонды посылались через стокгольмское немецкое посольство в Гапаранду, где и передавались упомянутой даме». Сведения эти были сообщены Керенскому. И тут Масарик делает важное добавление: бюро прекратило дальнейшее расследование, «когда оказалось, что в это дело запутан один американский гражданин, занимавший очень высокое положение. В наших интересах было не компрометировать американцев» (Цит. по: Мельгунов С. Золотой немецкий ключик большевиков. Париж. 1940. С. 105; см. также с. 116).

Видимо, положение этого «американского гражданина» было столь высоким, что и глава российского правительства Керенский отказался от суда над арестованными в июле по этому делу Троцким и другими ленинскими соратниками; они, на удивление всем, были отпущены на свободу и вскоре устроили Октябрьский переворот… Тогда как антибольшевики П.Н. Переверзев и Г.А. Алексинский, выступившие в газете Бурцева «Общее дело» с разоблачением «немецких» денег, вызвали непонятно резкую реакцию Временного правительства: газета была закрыта, а Переверзев отставлен с поста министра юстиции. Столь строгое отношение масонского правительства к своим защитникам и столь мягкое ‒ к своим противникам-большевикам, видимо, объясняется тем, что Керенский опасался раскрытия следствием каких-то нежелательных фактов. (Милюков как-то заметил: «ни для кого не тайна, что германские деньги сыграли роль» в Февральской революции, ‒ и никто из присутствовавших членов Временного правительства не возмутился этими словами, кроме эсера Керенского (Архив русской революции. Берлин. 1921. Т. 1. С. 23).

Таким образом, если учесть описанный проф. Саттоном механизм добывания Германией средств от главной страны-кредитора и если взять за исходную точку вполне достоверный факт ‒ признания самого Шиффа в финансировании «русской» революции, то может быть логически выстроена следующая цепочка: Шифф и «Кун, Леб и Ко.» в Нью-Йорке, затем родственные ему банки Варбургов в Скандинавии и Германии. Это были родственники Шиффа: один из них, Пауль, имел решающее влияние на американские финансы во время Мiровой войны; в этом ему помогал брат Феликс – центральная фигура немецко-еврейской элиты в США; третий, Макс, через скандинавские филиалы банка оказывал услуги Германии; а четвертый брат, Фриц, выполнял секретные поручения немецких властей по контактам с российскими либералами. (Краткая еврейская энциклопедия. Т. 1. С. 606; Jüdisches Lexikon. Berlin, 1930. B. IV/2. S. 1331, 1329; Катков Г. Февральская революция. Париж, 1984. С. 86, 108.) Для переправки собственно немецких денег или депозитов в марках использовались и немецкие банки, например, «Дисконто-Гезельшафт» и др.).

На дальнейшем этапе следования денег их формальный получатель, германское посольство в Стокгольме (возможно, простым росчерком пера в том же банке Варбурга), передает деньги Парвусу ‒ и тот переправляет их революционерам: курьерами, поставками в Россию товаров для продажи или через различные вспомогательные банки для большей дифференциации денежных потоков, как, например, стокгольмский «Ниа Банкен», российские банки «Русско-Азиатский», «Сибирский» и другие.

В этой схеме европейские братья Варбурги, похоже, были главными организаторами кредитов, предоставляемых Германии из США (что делалось в нарушение «общепринятой нормы международного права ‒ не оказывать военных займов воюющим странам», как подчеркивал госсекретарь США Р. Лансинг). А Парвус был распределителем денежных потоков российским революционерам, причем ему не приходилось отчитываться перед немецким посланником о конкретных получателях денег. Таким образом, эти «немецкие» деньги совсем не обязательно должны были даже попадать в Германию.

Так в финансировании «русской революции» еврейские банкиры проявили свою типичную ловкость: им удалось свергнуть ненавистную им православную монархию, записав связанные с этим расходы в германский долг и вернув его с побежденной Германии (где также была свергнута монархия) в виде послевоенных репараций. (Кстати, немалую роль в этом сыграл еврей В. Ратенау, руководивший немецкой экономикой во время войны. Ему принадлежит знаменитое высказывание, что мiром управляют 300 человек, лично знающих друг друга банкиров, которым пора провозгласить свою власть открыто.)

Возможно, были и другие подобные каналы финансирования, от других банков. Например, проф. Саттон упоминает деньги, поступавшие большевикам от А. Гомберга (также связанного с американским финансовым мiром) и от американского банкира Я. Рубина, который «помог установлению советской власти в Одессе», имея финансовые отношения с П.А. Рокфеллером, М.Л. Шиффом и Джеймсом Шпейером.

Во всяком случае, отмеченное в книгах еврейской публицистки Ханны Арендт и банкира Ж. Аттали тесное родственное переплетение еврейских банкиров во всем мире, образующее международный клан (точнее, мафию) чрезвычайно облегчало финансирование клиентов во всех воюющих странах, в обход военных запретов. Для наглядности этого переплетения приведем несколько примеров из «Еврейской энциклопедии»: Шифф происходил из Франкфурта-на-Майне (где его отец был сотрудником Ротшильда) и имел тесные связи с Ротшильдами и другими банкирами Европы. Шифф был женат на дочери своего компаньона банкира Леба. С семьей Лебов через женитьбу породнился Пауль Варбург. Феликс Варбург был женат на дочери Шиффа. Их семьи были связаны подобными браками с банкирами Отто Каном, Оппенгеймерами, Гольдбергами, Магнусами и прочими еврейскими банкирскими домами в самых разных странах.

Однако, разумеется, прямых документальных подтверждений такой цепочки финансирования, с письменными распоряжениями Шиффа, банковской документацией Варбурга и т.п. еще никто не опубликовал, и вряд ли такого рода бумаги могут быть доступны исследователям.

Опубликованы лишь секретные документы на уровне «распределителя немецких денег» денег, Парвуса, из архива германского МИДа, захваченного англо-американцами в конце Второй мировой войны. И хотя публикаторы этих бумаг стремились подчеркнуть лишь «немецкие» деньги в «русской» революции, стараясь не уделять внимания «инородным» фигурам, все же не удалось обойтись без Варбургов.

В сборнике «Германия и революция в России. 1915-1918» фамилия Варбург (без имени) впервые встречается в комментарии составителя Земана и лишь после Февраля 1917 г., когда революция была сделана, поэтому «Варбурги и Колышко, Стинесы и Бебутовы исчезли со сцены» (Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Ed. by Z.A. Zeman. London. 1958. P.24), ‒ пишет Земан как о чем-то само собой разумеющемся для него, хотя фамилия Варбург в сборнике еще не появлялась. Очевидно, что и до Февраля Варбург все-таки играл на этой «сцене» какую-то роль, которая осталась за пределами включенных в сборник документов.

В другом месте, опять-таки лишь из комментария Земана мы узнаем, что в июле 1916 г. Колышко (бывший секретарь С.Ю. Витте) и князь Д.О. Бебутов (один из учредителей первых масонских лож в России в начале XX в.) вели в Стокгольме переговоры с представителями МИДа Германии о финансировании в России «прогерманской» пропаганды, и участие в переговорах принимал Варбург (Zeman, p. 92), но соответствующие документы Земан почему-то в сборник не включил. (Немцы тогда выделили 2 миллиона рублей, на которые в мае 1917 г. начала выходить газета Горького «Новая жизнь», ‒ предполагает Земан.) Таким образом, фамилия Варбург предстает в этом сборнике как весьма заметная фигура умолчания ‒ чем это издание и примечательно.

Интересующая нас тема практически осталась за пределами и другого сборника германских документов, составленного во Франции А. Шерером и Ж. Грюневальдом (L’Allemagne et les problèmes de paix pendant la Première guerre mondiale. Documents extraits des archives de l’Office allemand des Affaires étrangères. Publiés par André Scherer et Jacques Grunewald. Paris. 1962). Правда, там находим телеграмму германскому посланнику в Стокгольме от заместителя статс-секретаря Циммермана (занимавшегося финансированием революционеров в России с самого начала акции Парвуса в январе 1915 г.):

«Берлин. 30 июня 1915
Лично.
Расшифровать лично. Банкир Макс Варбург из Гамбурга в ближайшие дни прибудет к вам с особо секретным заданием, которое он изложит Вашему Высокоблагородию лично. Для видимости он будет выступать в роли специального уполномоченного немецкого правительства по валюте и вопросам, связанным с разрешениями на экспорт в нейтральные страны, и будет вести переговоры в связи с неурегулированными авансами и франкированием задержанных товаров. Прошу сообщить всему персоналу посольства, включая генерального консула Хауга, только эту цель поездки и оказать господину Варбургу необходимую поддержку во всех переговорах, или просить об этом господина Хауга. Но до его прибытия об этом деле вообще не нужно упоминать.
Циммерман» ( L’Allemagne et les problèmes de la paix… P. 137 ).

Суть «секретного задания» Варбурга, которое должен был расшифровать лично (!) сам посланник, во французском сборнике не разъясняется. Однако в сопоставлении со сборником Земана эта телеграмма приходится хронологически на большой временной пробел между предоставлением Германией Парвусу первой суммы в 2 миллиона марок, одобренной 11.3.1915, и запросом статс-секретаря Ягова (от 6.7.1915) на выделение еще 5 миллионов марок. Как видно, Земан в своем сборнике о «немецких» деньгах не счел достойным упоминать столь важное письмо Циммермана о миссии Варбурга, а составители французского сборника о «дипломатии и проблемах мира» не сочли нужным в связи с «секретным заданием» Варбурга упоминать о «немецких» деньгах.

Уже со времени революции кому-то надо было упорно привязывать всех революционеров только к немцам: и Троцкого, и даже Керенского (см. в книге Саттона гл. 2 и приложение 3, документ 2). В этой связи вспоминаются сенсационные «документы Сиссона» о финансировании немцами большевиков (Троцкого и др.), опубликованные в 1918 г. (факсимиле документов см.: Sisson E. 100 Red Days. Yale/London. 1931). Как предполагает проф. Саттон, «подбрасывание поддельных документов могло быть приемом… Документы Сиссона, драматически «доказывая» исключительную связь Германии с большевиками, обеспечивали дымовую завесу, скрывая от общества» роль американских банков с Уолл-Стрита ( Саттон, с. 43-44).

Во всяком случае, странно, что «документы Сиссона» сначала были официально объявлены подлинными и спешно изданы Комитетом США по общественной информации, а затем признаны «явной и грубой подделкой». Если все они действительно представляют собой фальсификацию (нам тут приходится верить лишь на слово их разоблачителю Кеннану), то странно излишнее засвечивание в этих документах настоящих банковских участников операции: Варбурга, «Ниа Банкен», «Дисконто-Гезельшафт»… Сам Кеннан заметил, что «те, кто подделывал их, определенно имели доступ к какой-то необычно надежной информации». Если так, то, возможно, назначение этих бумаг было ‒ явной их поддельностью дискредитировать некоторые важные крупицы истины, ранее просочившиеся в печать. Английский историк Катков тоже полагал, что назначение «документов Сиссона» было тем же, что и «Протоколов сионских мудрецов», ‒ вызвать у ученых недоверие к исследованию этого вопроса.

За пределами всех респектабельных западных публикаций всегда оставалась и масонская составляющая нашей темы. Проф. Саттон выходит на нее вплотную. описывая механизм освобождения Троцкого в Галифаксе и упоминая масонство одного из участников цепочки Култера. Намек в книге достаточно прозрачен: «…лояльность может не всегда оказаться такой, какой она провозглашается или видится. Мы можем высказать догадку, что Троцкий, Алейников, Вольф, Култер и Гуаткин, действуя ради общей конкретной цели, имели также какую-то общую более высокую цель, чем государственная лояльность или политическая окраска… Эта лояльность более высокая, чем формируемая обшей непосредственной целью, не обязательно должна выходить за рамки обычной дружбы, хотя это и трудно себе представить при столь многоязычной комбинации» (Саттон, с. 36).

Из этого можно предположить, что не только среди революционеров в России, но и на международном уровне координация агентов мiровой закулисы в разных странах осуществлялась масонством, которое в ту эпоху играло огромную роль в странах Антанты (для этого достаточно заглянуть в масонские энциклопедии). Об этой координации можно точно судить и на примере международных контактов российских масонов-февралистов (визиты в Россию лорда Мильнера и французского министра-социалиста А. Тома), вероятно, именно тесное сотрудничество с «младотурками» (турецкими масонами) не только обеспечило богатство Парвуса в 1910‒1914 гг., но и ввело его в международное масонство высоких степеней (он указан в книге Н. Свиткова: «Масонство в русской эмиграции». Сан Пауло, 1964), сделав ключевой фигурой в распределении между революционерами «немецких» денег, то есть денег, одалживаемых Германии еврейскими банками для «русской» революции.

Впрочем, быть может, через Парвуса проходили и иные денежные потоки без всякой связи с немецкими инстанциями. Поэтому мнение Каткова о роли резидентов Парвуса в организации февральских беспорядков и информация Гулевича о роли в этом людей Мильнера не так уж противоречат друг другу, если Парвус был в контакте с Мильнером, например, по масонской линии.

Несомненно, что именно закулисная заграничная координация была и причиной объединения Троцкого с Лениным после их возвращения в послефевральскую Россию. Обычно политиков объединяет общий противник ‒ однако тут объединение произошло после свержения общего противника, когда часто начинается соперничество однотипных групп и их лидеров.

Напомним, что Троцкий, ранее сотрудничавший в ленинской «Искре», в 1903 г. порвал с Лениным, а в 1904 г. вышел также из фракции меньшевиков и занял промежуточное положение между ними. Стремясь к объединению тех и других, он действовал с самостоятельной группой, издавая с 1908 г. во Львове и затем в Вене газету «Правда» ‒ самое популярное тогда из изданий, нелегально ввозимых в Россию. Поэтому, когда Ленин в 1912 г. решил вновь издавать свою газету, он украл это название, вызвав возмущение Троцкого, длившееся как раз до 1917 г. Вернувшись в Россию на американском пароходе с группой соратников, Троцкий объединился с Лениным, вернувшимся в экстерриториальном немецком вагоне тоже с группой соратников. В предположении, что их объединению помог общий источник денег, проф. Саттон, несомненно, прав.

Разумеется, что касается действительного размаха и подробностей финансирования «русской» революции, указанные мною публикации смогли показать лишь верхушку айсберга. Выявить точную картину финансирования революции историки, пожалуй, не смогут никогда, потому что все ее участники были крайне заинтересованы в сокрытии информации. Ф. Каэн (Cahen), германский сотрудник в Копенгагене, причастный к плану Парвуса, заявил в воспоминаниях, что кое-что «так и останется тайной, потому что в бумагах министерства ничего найти не удастся» (Катков, с. 284, 262, 128). К тому же многие архивы погибли или были уничтожены, в том числе в России большевиками…

Но как бы то ни было, раскладка сил, действовавших в “русской” революции, уже не вызывает сомнений. Если честным историкам где-то откроются возможности для архивной работы, то им уже остается лишь документально уточнить детали. Независимо от того, появится ли когда-нибудь такая возможность (архивы ведь и сейчас уничтожаются) — главная истина очевидна. Эту истину давно знала и выразила в своих работах правая русская эмиграция, как, например, философ И.А. Ильин:

«Следуя тайным указаниям европейских политических центров, которые будут впоследствии установлены и раскрыты исторической наукой, Россия была клеветнически ославлена на весь мир как оплот реакции, как гнездо деспотизма и рабства, как рассадник антисемитизма… Движимая враждебными побуждениями Европа была заинтересована в военном и революционном крушении России и помогала русским революционерам укрывательством, советом и деньгами. Она не скрывала этого. Она делала все возможное, чтобы это осуществилось. А когда это совершилось, то Европа под всякими предлогами и видами делала все, чтобы помочь главному врагу России — советской власти, выдавая ее за законную представительницу русских державных прав и интересов» (Ильин И. Основы борьбы за национальную Россию. Нарва. 1938).

Духовный смысл отречения святого Государя Николая II

Никакой глава государства не смог бы противостоять смуте, предательству и международной атаке такого масштаба. Поэтому не имеет смысла все сводить к мнимому «безволию» и «отсутствию политических способностей» у Государя Николая II. Здесь сыграли роль более важные, эпохальные факторы, которые создали в российском обществе духовные предпосылки для революции и парализовали сопротивление народа ей. И в этом наш великий грех.

Царя тогда предал почти весь высший генералитет. По описанию адмирала Бубнова (Бубнов А. В царcкой Cтавке. Нью-Йорк, 1955), в Ставке царила атмосфера заговора. В решающий момент, в ответ на ловко сформулированный запрос начальника Штаба Алексеева к командующим фронтами (об отречении), хотя офицерский состав был монархическим, стали известны лишь два генерала, публично выразившие преданность Государю и готовность вести свои войска на усмирение мятежа (генерал-адъютант Хан Нахичеванский и генерал-лейтенант граф Ф.А. Келлер; но их телеграммы Государю переданы не были). Большинство приветствовало отречение, нацепив красные банты. В том числе будущие основатели Белой армии генералы Алексеев и Корнилов (последнему выпало объявить Царской семье приказ Временного правительства о ее аресте). Корнилов наградил Георгиевским крестом унтер-офицера Кирпичникова, застрелившего офицера в дни петроградского бунта.

Великий Князь Кирилл Владимiрович (двоюродный брат Царя) также нарушил присягу и 1 марта 1917 г. – еще до отречения Царя и как средство давления на него! – снял свою воинскую часть (Гвардейский экипаж) с охраны Царской семьи, под красным флагом явился в Государственную Думу, предоставил этому штабу масонской революции своих гвардейцев для охраны арестованных царских министров и выпустил призыв к другим войскам «присоединиться к новому правительству» (Назаров М.В. Кто наследник Российского Престола? М., 1998).

Это ширящееся предательство было для Государя тяжелым ударом… Читая в новостях, что его отречения требуют армия, народ и даже члены династии, Помазанник не счел возможным удерживать свою власть насилием над народом, поскольку оказался ему не нужен, – в этом случае он все равно переставал быть настоящим самодержцем… В то же время, передавая власть брату Михаилу, Царь хотел облегчить совесть народа, не возлагать на него грех клятвопреступления.

Отречение Государю представлялось неизбежным, когда «кругом измена и трусость и обман», – таковы были последние слова в царском дневнике в ночь отречения. Помимо Великого Князя Кирилла, Государя предали и многие другие члены династии. Дядя Царя, Вел. Кн. Николай Николаевич знал о заговоре, но не воспрепятствовал этому и поддержал Временное правительство: «Новое правительство уже существует и никаких перемен быть не может. Никакой реакции, ни в каких видах я не допущу…» (Cм.: Данилов Ю. Великий князь Николай Николаевич. Париж, 1930. C. 316-317; Cмирнов C. Иcтория одного заговора // Поcледние новоcти. Париж, 1928. 22 апр.; Беcеда c вел. кн. Николаем Николаевичем // Утро Роccии. 1917. № 63. 6 марта. C. 1). О «всемерной поддержке» Временного правительства заявили также Великие Князья Борис Владимiрович, Николай Михайлович, Александр Михайлович, Сергей Михайлович, принц Александр Ольденбургский (Телеграммы великих князей миниcтру-предcедателю Временного Правительcтва // Биржевые ведомоcти (утренний выпуcк). 1917. 14 марта. C. 4; Утро Роccии. 1917. № 69. 12 марта. C. 4; № 70. 14 марта. C. 3; Руccкое cлово. М., 1917. № 48. 2 марта. C. 2)… А Кирилл Владимiрович, лично принявший вооруженное участие в свержении царской власти, пригласил газетчиков домой и дал им несколько интервью о «гнете старого режима» и о «сияющих впереди звездах народного счастья»; он даже оправдал арест Царской семьи словами: «Исключительные обстоятельства требуют исключительных мероприятий»! (Биржевые ведомости. 1917. № 16127, вечерний выпуск 9/22 марта; Петроградская газета. 1917. № 58. 9 марта.)

Отношения Государя с многими членами династии испортились давно – из-за их незаконных браков. Так, Великий Князь Кирилл в нарушение фамильных, государственных, церковных законов и личного запрета Императора женился на своей двоюродной сестре, Виктории Мелите, отбив ее у мужа Эрнста-Людвига Гессенского, родного брата российской Императрицы Александры Феодоровны. Против нарушителей Государь применял санкции (потомство Кирилла было лишено прав престолонаследия (соответствующие документы и их анализ см. в книге «Кто наследник Российского Престола?»), из-за чего Великие Князья позволяли себе открытую фронду и фактически вписались в кампанию революционеров по дискредитации Царской семьи. Особенно это проявилось в раздувании «влияния Распутина»; его убийство, в котором были замешаны члены Династии, показало, что становится «все дозволено». В семье Кирилла, как свидетельствовал Родзянко, даже строили планы «уничтожить Императрицу» (Родзянко М.В. Крушение империи // Архив руccкой революции. 1926. Т. ХVII. C. 158-159). Такое отношение членов Императорской фамилии к Государю отражалось в печати и также оказывало разрушительное воздействие на государственную дисциплину и на народ.

Разумеется, фрондируя против Государя до революции, такие члены Династии не намеревались свергать саму монархию: этим они лишили бы себя доходов из уделов. Они лишь надеялись использовать заговорщиков для дворцового переворота внутри Династии (семья Кирилла строила планы посадить его на трон), но обманулись. Временное правительство сразу показало, что даже лояльные Романовы как «символы царизма» новой власти не нужны.

Более же всего духовное состояние России тогда выявилось в поведении высших архиереев Русской Православной Церкви. Введенные в заблуждение газетной дезинформацией революционеров о «добровольном отречении» Царя, призвавшего армию продолжать оборону страны при новой власти, они не осудили Февральской революции, не выступили против незаконного отрешения Царя, принужденного к тому обманом и насилием, не поддержали его духовно, а лишь безвольно последовали призыву его брата Михаила (3 марта) подчиниться Временному правительству, несмотря на призывы товарища обер-прокурора Н.Д. Жевахова и телеграммы некоторых отделений Союза русского народа  к Синоду поддержать монархию.

За редкими исключениями, архиереи удивительно поспешно определением от 7 марта вычеркнули имя Помазанника Божия из богослужебных книг и предписали вместо него поминать «благоверное Временное правительство», то есть никем не избранных для этой должности масонов-заговорщиков, которые в тот же день решили арестовать Царскую семью. 7 марта всем епархиям был разослан текст присяги новой власти. И, наконец, в знаменитом Обращении Святейшего Синода от 9 марта говорилось:

«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… доверьтесь Временному Правительству; все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства…» (Церковные ведомости. Пг., 1917. № 9-15. С. 58).

Разумеется, это было сделано не по собственной инициативе архиереев, а под давлением нового обер-прокурора Св. Синода В.Н. Львова, назначенного 2 марта Временным правительством. В тот день Львов сместил с кафедры консервативного митрополита Петроградского Питирима (его увольнение на покой было оформлено 6 марта), затем уволил Московского митрополита Макария. Все документы того времени, принимавшиеся Синодом, совершались под давлением и в редакции нового обер-прокурора, а 14 апреля Львов совсем распустил Синод, чтобы новый состав сделать для себя более удобным.

Однако этим непротивлением революции Синод совершил ее церковное оправдание и парализовал сопротивление монархических организаций и православного церковного народа по всей стране. Все это, к сожалению, отразилось и в деяниях Поместного Собора 1917–1918 годов. Так даже возглавление Русской Церкви поддалось общему апостасийному процессу и утратило понимание удерживающей сути православной монархии.

Еще раз следует подчеркнуть правовую ничтожность «отречения» Государя в пользу брата в обход царевича Алексея ‒ оно было незаконно с точки зрения Основных Законов Империи. Даже по форме оно было сделано в виде телеграммы начальнику штаба с карандашной подписью, а не в виде положенного в столь серьезных случаях Манифеста (опубликовав эту телеграмму под заглавием «Манифест отречения», февралисты совершили подлог). Тем более вопиюще незаконной была передача братом Царя решения судьбы самой монархической государственности на «волю народа» (Учредительного собрания). Его принудили к этому революционеры-февралисты, сами сознававшие нелегитимность этого акта. Так, В.Д. Набоков, один из составителей отказа Михаила, признал, что никто не был вправе «лишать престола то лицо [царевича Алексея], которое по закону имеет на него право». Поэтому заговорщики «не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственно-политическом значении» (Набоков В.Д. Временное правительство // Архив русской революции. 1921. Т. 1. С. 18, 21), – это важное признание с точки зрения легитимности всех последующих властей России.

4 марта, узнав о таком поступке своего брата, Государь заявил, что передумал и согласен на вступление на Престол царевича Алексея при регентстве брата. Но генерал Алексеев не отправил эту телеграмму Временному правительству, «чтобы не смущать умы», поскольку отречения уже были опубликованы. (Об этом малоизвестном, но чрезвычайно важном эпизоде писали полковники В.М. Пронин и Д.Н. Тихобразов, генерал А.И. Деникин, историк Г.М. Катков.)

Из всего этого следует, что на Государя нельзя возлагать вину за падение монархического строя и за нарушение клятвы Собора 1613 года. В своем обращении к начальнику Штаба Государь, чтобы «облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для … доведения войны во что бы то ни стало до победного конца», – передал трон своему брату Михаилу и призвал народ «к исполнению своего святого долга» перед Отечеством «повиновением Царю». Не Государь Николай II передал решение о судьбе монархии на волю Учредительного собрания – это сделали не имевшие на то права брат и присоединившиеся к его заявлению другие члены Династии при шумном требовании «прогрессивной общественности» и последовавшем благословении Синода…

Разумеется, и на простой народ повлияла клеветническая кампания против Царя. Этим объясняется всеобщее попустительство свержению монархии: народ выжидал исхода событий и обещанных выборов в Учредительное собрание (надеялись, что это будет нечто вроде традиционного в русской истории Земского Собора). Когда выяснилось, что все обвинения против Царской семьи – клевета, все больше распространялось сочувствие к свергнутому Государю. Комиссия Временного правительства, созданная для обнаружения доказательств «антинародной деятельности» Царя, «поощрения им антисемитских погромов», его «тайных переговоров с Германией», назначения министров «под влиянием Распутина», ничего подобного не обнаружила. Один из следователей-евреев, эсер, сказал: «Что мне делать, я начинаю любить Царя». А главный следователь В.М. Руднев закончил свой доклад словами: «Император чист, как кристалл» (Руднев В.М. Правда о Царской Семье // Руccкая летопиcь. Париж, 1922. Кн. 2. С. 16).

Тем не менее из-под ареста ни его, ни его семью не освободили, что и способствовало их убийству большевиками после перехвата власти. Сам же свергнутый Император не искал путей бегства за границу и разделил судьбу лучшей части своего народа, положившись на волю Божию.

Те, кто упрекает Государя в «безволии» в те роковые дни, не осознают мистического уровня катастрофы, остановить которую никакой глава государства был не в силах. Не революция произошла в результате отречения Царя, поскольку он ее «не остановил», а его насильственное отрешение от власти было победной атакой предсказанной в Священном Писании всемiрной апостасийной революции. Так же и в конце истории последний «удерживающий» не сможет силою противостоять «тайне беззакония», но это не будет его вина, а вина неудержимо апостасийного мiра. В этом смысле антимонархическая революция в удерживающей России стала генеральной репетицией апокалипсических событий, с той же расстановкой действующих сил.

Государь всегда помнил о своем рождении в день Иова Многострадального, воспринимая это как указание свыше. Царю были известны предсказания преподобного Серафима Саровского и других подвижников о мученической судьбе Царской семьи, о революции и бедствиях России, о возможности покаяния и грядущего возрождения. Многие мемуаристы отмечали предчувствие св. Государем своей судьбы и приводили его слова «Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России – я буду этой жертвой». (Свидетельства см. в книге: Россия перед вторым пришествием. 1998. Т. I. Гл. 19; Т. II. Гл. 25. Эти слова включены в службу св. Царю Мученику в Русской Православной Церкви за границей).

Он предчувствовал, что спасти Россию уже нельзя военно-политическими мерами (которые он предпринял для подавления бунта, но они были за его спиной отменены генералами-заговорщиками), а только Божией помощью – вот что было тогда для него главной мыслью. Поэтому в те безумные для России дни его смиренный отказ бороться за власть и затем за жизнь был не слабостью, а продолжением служения православного Царя, слушающего голос своей совести. Его отказ от борьбы за власть в тех условиях в чем-то подобен, христоподражательно, отказу Христа бороться за Свою власть и жизнь перед распятием. Ведь и Христа Его избранный народ распял именно как Царя, не соответствующего земным представлениям еврейского народа о царском могуществе. (Параллель видна и в предательстве Царя иерархами Святейшего Синода – так же, как от Христа во время Его ареста отреклись Его ученики.)

+ + +

Свержение православной монархии с последующим убийством Помазанника Божия стало кульминацией в двухтысячелетнем противоборстве «тайны беззакония» и христианских сил, на государственном уровне удерживавших мiр на пути следования Божию замыслу – в этом состоит подлинное значение Великой войны, открывшей «новую эпоху в истории мiра» (Ллойд Джордж). С тех пор в мiре больше нет такого удерживающего государства, поэтому мiровая закулиса в ХХ веке смогла приступить к построению Нового мiрового порядка, успешно преодолевая инстинктивное, а уже не духовно осознанное сопротивление прочих народов в последующих войнах.

Но прежде мiровой закулисе предстояло сломить сопротивление русского народа, который, даже лишившись православной государственности, оказался не пригоден для целей «тайны беззакония». И горячая Великая война – Мiровая по своему историософскому значению – теми же силами продолжилась на территории России вплоть до 1922 года, когда была достигнута поставленная в ней цель: когда преданная всеми «союзниками» Русская армия была побеждена и была вся «Россия завоевана большевиками» (Ленин. ПСС. Т. 36. С. 128.), а на ее месте был провозглашен ее антипод: антирусский богоборческий Союз Советских Социалистических Республик.

+ + +

Постепенно в текст будут вноситься уточнения и дополнения, поэтому при заимствовании теста его следует брать с «Русской идеи». Продолжение следует: глава 15. «Завоевание России большевиками ‒ окончание Мiровой войны»)

Если с публикацией дальнейших глав книги случится задержка, читатели могут найти их содержание в опубликованных мною книгах и статьях, в т.ч. в календаре «Святая Русь». Например, именно таким образом сейчас составлена данная глава 14.

Дальнейшие предположительные темы

Гл. 15. Завоевание России большевиками ‒ окончание Мiровой войны
Как большевики захватили власть
Помощь Германии в создании Красной армии и ее оккупации России
Меморандум Уильяма Бойса Томпсона: Россия – «величайший военный трофей, который когда-либо знал мiр»
Версальская мирная конференция
Миф об «интервенции 14 государств»
Как и почему Антанта поддержала большевиков
Был ли тогда возможен русско-немецкий союз?
Понять сущность Белого движения можно только в историософском масштабе

Гл.16. Выводы из Великой войны
Генуэзская конференция и др.
Берлин ‒ столица русской эмиграции
Русские философы и идеологи:
Сборник «Из глубины», «Крушение кумиров», «Новое средневековье» и др.
Евразийцы
Немецкие философы и идеологи:
Освальд Шпенглер, Вальтер Шубарт, Мёллер ван ден Брук, Эрнст Юнгер и др.
Фашизм
Корпоративизм (Австрия)

17. Веймарская республика и Великая депрессия
Раппало и советско-германское военное сотрудничество
Германская ориентация в русской эмиграции и национал-социализм
Приход к власти Гитлера и его реформы при финансировании банкирами из США
Сталинские стройки пятилетки при финансировании банкирами из США
и др.