Приближается великий праздник Рождества Христова. В большом городе предпраздничная суета и оживление. Магазины блещут своими нарядными витринами, на улицах продают елки. Все забито автомобилями, на тротуарах не пройти. Все спешат с пакетами, коробками, кульками. В магазинах толкотня.

Во многих домах уже горят убранные елки, под которыми лежат груды подарков. У людей веселые, праздничные лица. Теплынь, голубое безоблачное небо. Тропики. Окружающая обстановка отражается на настроении, невольно и сам начинаешь чувствовать приближение великого Праздника.

Но, как всегда, все думы, все мысли, все чувства несутся к прошлому… Там, далеко в России, снег, метель, мороз. Все бело, бело кругом. Все запорошила, укутала белым саваном матушка-зима, а помог ей креп¬кий русский Мороз. Спит земля под снежным одеянием. Вся Русь необъятная, Русь великая, беспредельная — вся в снегу…

 

Летит безжалостное время, унося года, меняя жизнь и судьбу людей. Один белый снег неизменно верен Русской Земле. Мысли, вернее душа, — там, на родине! Словно и не было этих долгих лет…

Вот он родной город, милый отчий дом, незабвенные, дорогие лица, ласковые руки. Вот оно детство — сказка жизни! Вот они русские Святки, елка, Дед Мороз, лихие тройки… Вся наша особенная, русская радость. Ведь там эта светлая радость буквально трепетала в душе. Там действительно чувствовалось великое Вифлеемское чудо. Именно там чувствовалось, что пришел в мир Христос — Надежда, Радость, Солнце, Любовь… Хотелось и самой быть достойной Его, хотелось всех любить, каждому помочь…

Русское Рождество — жертвенное: богатый давал от достатка, а бедный — от своей бедности. Особенно же в Святую ночь сердце отзывалось на детское горе, горе сирот, бедных детей, которым некому принести подар¬ков. Неужели можно забыть их ручонки, тянущиеся к свету, любви, к простой ласке человеческой?

В Малороссии был у нас обычай: в Сочельник, на¬крывая на стол, всегда ставить лишний прибор для «случайного» гостя. В деревнях такими гостями быва¬ли странники, нищие. Принять такого гостя считалось благословением Божиим.

Так было и в тот Святой вечер, там, на далекой Ро¬дине, в родном Харькове. Шел снег, все было бело кру¬гом. На небе загорались звезды, сгущались сумерки, крепчал мороз.

В квартире был уют, чистота, накрытый стол, в гостиной — красавица-елка. Но не слышно смеха, нет прежней радости. Грусть сжимает сердце, на глаза не¬вольно навертываются слезы…

Великий вечер! Святой вечер! Христос родился! Ангелы поют: «Слава в Вышних Богу и на земле Мир…» А на земле идет страшная гражданская война. 1918-й год. Аресты, расстрелы, слезы, кровь, ужас… Город занят добровольцами, своими, белыми. Но на фронте неспокойно, долго ли продержатся наши?

И вот, когда вся семья, после того, как пропели тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш…», села за стол и начала уже ужинать, раздался слабый звонок.

Я сорвалась с места и побежала в переднюю откры¬вать дверь. На пороге стоял в старенькой шинелишке, в туго натянутой на голову офицерской фуражке, опи¬равшийся на костыль, бледный, молоденький офицерик. Пробормотав какие-то извинения, он бессильно опустился на стул.

Все выбежали, окружили его. Папа сразу принес стакан вина, сестры обчищали снег, стаскивали шинель. Я снимала фуражку, вытирала платком лоб, волосы. Он силился что-то сказать, но губы дрожали, глаза бы¬ли полны слез.

— Бедный мальчик, — сказала мама.

— Ради Бога простите за такую дерзость. Я чув¬ствовал, что замерзаю. Сегодня выписался из лазарета, ранен в ногу, думал уехать к своим, в Суммы, на празд¬ники. Прождал на вокзале до вечера, но поезда не пой¬дут. Путь отрезан, занят красными. Я долго бродил по городу. Сам не знаю, как я решился вам позвонить…

— Боже, замерзший, еще совсем больной, наверно голодный… — Захлопотали все и, окружив его, повели в столовую.

Он сначала стеснялся, еле мог взять вилку в за¬мерзшие, красные руки. Но под влиянием ласки и уча¬стия отошел и, застенчиво улыбаясь, отдавал должное всему, что мама подкладывала ему на тарелку.

Голубые глаза, вздернутый нос, на лбу уже шрам, еще детские пухлые губы, а над ними легкий, чуть за¬метный пушок. Не многим старше сестры и меня.

Он взял в свои еще слабые руки винтовку, оставил родной дом, семью, и в холодной шинелишке ушел бо-роться со злом, против насилия, бороться за поруган¬ную Родину, за Веру, за честь… Отомстить за зверски убитого Царя…

Но в тот Святой вечер он снова стал веселым маль¬чиком. Он с нами зажигал елку, смешил маленькую сестричку, хлопал хлопушками, на рояли играл бравурный марш…

Конечно, мама с папой его не отпустили, уложив спать в папином кабинете. И он остался у нас еще нес¬колько дней, пока не пошли поезда, и он смог уехать к . своим. Больше я его никогда не встречала…

В те страшные дни, когда города и села переходили из рук в руки, когда почта не работала, разве можно было поддерживать связь? Многие уходили, чтобы ни¬когда больше не вернуться, чтобы раствориться в без¬вестности, пропасть.

Так трудно сейчас, даже невозможно, представить себе те страшные, трагические дни, которые пережива¬ла наша несчастная, поруганная Родина. О, сколько та¬ких мальчиков-героев, кадетиков, юнкеров, гимназис¬тов, студентов, которые тысячами, как один, поднялись, взялись за оружие. Как один, бесстрашно пошли они бороться за Правду и своими телами усеяли бескрай¬ные просторы нашей Родины. Не многие из них уцеле¬ли… А те, кто остался жив, до старости донесли в душе своей тот святой огонек, который загорелся в их юных душах в то страшное революционное лихолетье.

 

Прошла жизнь! Но вот, при конце ее все так же ярко, как вчера, видишь картины далекого, милого дет¬ства. И теплится в душе ничем не задуваемая искра на¬дежды, что воскреснет наша великая Родина, что вос¬торжествует, наконец, правда, что восстанет омытая слезами и кровью, очищенная небывалыми мучениями любимая Россия. Зазвучат умолкнувшие колокола и вновь раздастся песнь ангелов: «Слава в Вышних Богу и на Земли мир, в человецех благоволение…»

 

Источник: «Наши вести» 1978 г.