«О церковных разделениях…»

«О церковных разделениях…»

Свт. Филарет (Вознесенский).

Святой Василий Великий — строгий требовательный архипастырь с твердой рукой, вдохновенный защитник и хранитель церковной правды и церковных правил. Однако, когда речь шла о тех, кто отпал в раскол и пришли опять, строгий Святитель открывал перед ними ворота в церковную ограду, смягчая всячески те требования, которые предъявляются желающим вернуться. Все строгости Святитель Василий смягчал, лишь бы только заблудившиеся пришли домой.

Но его тон решительно меняется, когда отколовшиеся упорствуют и остаются в том же положении. А дальше Святитель Василий говорить: «На раскол, долго и упорно продолжающийся, надо смотреть уже, как приближающийся к настоящей ереси, а поэтому относиться к таким раскольникам нужно, как к еретикам, т.е. ни в какое общение с ними не вступать». А вот суждение св. Иоанна Златоуста: «Ничто так не оскорбляет Бога, как разделение Церкви. Хотя бы вы совершили тысячу добрых дел, но подвержены осуждению не меньше тех, которые терзали Тело Христово. Если будем разрывать целость Церкви, такого грexa не может загладить Даже мученическая кровь. Сказанное мною направлено против тех, которые без разбора пристают к людям, отделяющимся от Церкви». А как тяжело, скорбно, бывает, когда слышишь: «Я хожу в любую церковь. Все равно, что там архиереи и батюшки не ладят, а мне все равно — Бог Один, Церковь одна». А вот смотрите, что говорит Златоуст: «Сказанное мною направлено против тех, которые без разбора пристают к людям, отделяющимся от Церкви. Если эти отделившиеся содержат противные нам догматы, т.е. исказили самую веру, то ясно, что поэтому уже не должно с ними иметь общения». А вот, дальше: говорят, что мол они учат так же, как и мы, все общее, как и у нас, все верно. «Но если же они мыслят одинаково с нами, то еще больше должно избегать их!» — сказал Златоуст. Почему так? Потому что это недуг любоначалия.

Так и было, например, в обоих наших расколах: Митрополит Платон и Митрополит Евлогий не захотели подчиниться Архиерейскому Синоду. Говорят, что у них та же самая вера и они по своей вере так же православны, как и мы. Если так, то отчего же они не с нами? Един Господь, едина вера, едино крещение, едина истина — не две благодати, не две истины: если у них хорошо, то у нас худо; а если у нас хорошо, то у них худо, Двух благодатей нет, Христос не разделил Церковь. Если они отошли от нас, откололись, считая нас неправыми, то что-нибудь из двух, или они, отделяясь от нас, потеряли благодать — остались без неё, или унесли ее от нас, тогда мы без благодати. Как люди не могут этого понять? Как будто бы та же служба, как будто то же самое, и говорят: «а Бог Один, нам все равно: тут служба как и там». Когда-то одному священнику кто-то сказал в Харбине: «Батюшка, а почему мне не ходить? Там служат, как и у нас, я и там буду молиться, там совершенно те же молитвословия и чин и вообще все». А священник вынул из кармана два полтинника (две монетки по 50 копеек) и говорить: «Смотри, они совершенно одинаковые, но одна настоящая, а другая фальшивая. Что же, по твоему, если мужик научится грамоте, сам сделает церковь, сам сошьет облачение и будет служить так же, как у нас служат, так значить, он законный батюшка? Значить, там будут действительные молитвы, действительные таинства?» Вот и говорить Златоуст: «Если у нас хорошо, то у них плохо, а если у них хорошо, то у нас плохо». Вы, вероятно, читали в газетах ответ Митрополита Иринея на наше обращение. Это ответ на обращение Собора к Американской Митрополии. Раньше Американская Митрополия все-таки именовала себя русской, а тут они уже от этого отказываются, говорят уже сами, что «мы НЕ часть Русской Церкви». Митрополит Ириней пишет, что у нас разные пути, у нас слишком много разногласия, а нужно только молиться вместе, что дух любви христианской нас призывает вместе служить, вместе молиться. Когда я прочитал все эти пышные фразы, очень тяжело было и неприятно — ведь мы знаем в действительности что есть, а они стараются взгромоздиться на очень выгодную для себя позицию. Мы говорим о реальном положении вещей. Но ведь есть еще слишком существенное разногласие, чтобы можно было вдруг так сразу соединяться, ликвидируя все эти разномыслия! А они говорят: пусть разномыслия остаются разномыслиями, а вот, давайте вместе молиться и служить — мы же одной веры! Это несомненно идет многим по душе, не среди верных чад нашей Зарубежной Церкви, потому что они прекрасно понимают, в чем тут дело, а вот среди молчащего большинства.

Получивши наш ответ, в котором мы настаиваем на нашем прежнем предложении, чтобы встретиться и потолковать по существу о разногласиях, Митрополит Ириней мне написал так:

«Ваше письмо от 31 января совершенно ясно показывает, что наше предложение — возстановить, прежде всего, молитвенное общение и тем самым положить начало изживанию церковных разделений вами отвергается. Отвергая его, вы, однако, возлагаете ответственность за это на нас. Мое письмо к вам вы называете «заостренно полемичным» и самим по ceбе свидетельствующим о том, как мало еще подготовлено почвы для единства. Между тем, как все мое письмо сводилось к призыву и предложению делать сближение, начать не с полемики, а с молитвы и стяжания благодатной помощи Божьей. Позволю ce6е напомнить вам мои слова: «Разделениe наше, вызванное трагической неурядицей нашей эпохи, не оправдывает разрывов в молитве и таинствах, а потому именно в единстве и таинстве, соединяющих нас с Христом и в Нем друг с другом, видим мы единственный путь взаимного понимания и примирения. Выход один: в возврате к тому основному единству, единству во Христе, Которому мы верим, не нарушено всем этим разномыслием, освобождающей, возрождающей силы и радости совместной молитвы. Всякий иной путь, всякое иное начало будет на деле продолжением старого пути и приведет только к худшему обостренно наших разногласий».

А в священных канонах, которые он тут с целомудренной скромностью обходить, сказано, что если с неправомыслящими будешь молиться, будешь отлучен от Церкви. Но об этом не говорится. Он дальше продолжает: «Ваше Высокопреосвященство (обращается ко мне), неужели Вы, действительно, по совести воспринимаете эти слова, как «заостренно полемичные»? А если так, то о чем в этой атмосфере подозрительности и недоверия будут наши разговоры? Как будем других осуждать за «жизнь во лжи», если, прежде всего в самих ceбе не возстановим простой правды и не откажемся от Кривых путей? И как же, наконец, придем мы к этому, как не молитвой, не встречей друг с другом во Христе? В Вашем изначальном Обращении к нам мы разслышали решимость на действительно новый шаг: искать новых путей. И на это с полной истинностью и готовностью ответили двукратным предложением начать с исцеления самой страшной и соблазнительной для всех раны — разделения братьев по вере, по духу, по крови — у Престола Божиего. Для этого святого дела не нужно никаких предварительных выяснений, напротив, только она, только эта встреча во Христе и тем самым единством Вселенской Церкви сделает и дальнейшие шаги! Шагами по новому пути, а не мучительным. топтанием все в том же месте, в безвыходном тупике».

Когда я читал, помню, в конце концов, я раскусил: все время пышные фразы о том, как хорошо, когда вместе и с этого начинать. Он упорно не желает признать того, что хочет начать с того, чем кончается. Я ему отвечаю: «Ваше Высокопреосвященство, наша газетная переписка зашла в тупик и нет смысла ее продолжать, но на Ваше последнее письмо я считаю нужным ответить. Апеллируя к моей совести Вы приводите выдержку из своего предыдущего письма и спрашиваете, гдe в этой выдержке я вижу «заостренный полемизм»? Но в этой выдержке я его не вижу. Ведь Вы не все письмо свое привели, а там есть совсем другие выражения. Упорно обходя главный разделяющий нас вопрос, Какой? Да Вы и сами знаете. Вы настойчиво призываете к молитвенному общению. Что и говорить: великою радостию было бы возобновление такого общения! Но начинать с него можно только тогда, когда имеется несогласие личного характера, тут дело ясно: «Мир и больше не сердись!». А об разногласиях принципиальных, согласно словам Церкви: «Возлюбим друг друга да ЕДИНОМЫСЛИЕМ ИСПОВЕДУЕМ, необходимо прежде достижение такого единомыслия и только тогда, когда оно достигнуто, радость этого достижения увенчивается совместной молитвой. Вспомните историческое совещание иерархов: Митрополита Евлогия, Митрополита Феофила, Митрополита Анастасия, Епископа Димитрия как раз по вопросам церковных разногласий: они свое совещание не начали, а окончили совместным служением. И вообще в истории Церкви совместного служения без единомыслия не бывало никогда. Это чисто экуменическое теперешнее изобретение. Любовь, понимаемая по экуменическому мудрованию, широко открывает свои любящие объятия всем. Но по меткому и глубокому замечанию редактора «Православной Руси», эта любовь в своих объятиях готова задушить насмерть истинное Православие. Не напрасно апостол, именно любви, говорить о том, что человека, неверно говорящего об истине, не следует ни приветствовать, ни в доме принимать, ибо приветствующий его участвует в злых делах его.

Когда я беседовал по этому делу с мудрым и миролюбивым Преосвященным Андреем, архиепископом Рокландским, он по этому поводу высказался так образно и так убедительно, что хочу это его высказывание привести вам, без всякого сокращения. Владыка Андрей говорит: «Вспоминается мне случай из Блаженной Ксении Петербургской. Она была особенно популярна в купеческом мире. Купцы замечали, что каждое посещение Блаженной приносило удачу им в торговле. Так же как было и с о. Иоанном Кронштадтским, когда он приходил к торговцам и покупал что-либо, то Бог посылал тому удачу. Раз в одном торговом Mестe купцам удалось раздобыть из одного богатого имения несколько различных сортов лучшего душистого меда. Был мед липовый, из гречихи и из других цветов. Каждый имел свой особый вкус и благоуханье. А когда купцы все эти сорта слили в одной большой бочке, получилось такое благоуханье, такой вкус о котором и мечтать нельзя. Покупатели брали мед нарасхват не жалея денег. И вдруг, появилась Блаженная Ксения: «Не берите, не берите, — закричала она, — этот мед нельзя есть, он дохлятиной пахнет!» И стала отгонять покупателей. «Ты, матушка, что с ума сошла? Не мешай нам, вон какая прибыль у нас! Да как ты можешь доказать, что этот мед нельзя есть?» «А вот и докажу!» — сказала Блаженная, навалилась на бочку и ее опрокинула. Пока мед тек на мостовую, он издавал благоуханье. А когда мед вытек весь, то все закричали от ужаса и отскочили: на дне бочки лежала огромная дохлая крыса. Даже те, кто за дорогую цену купили этот мед и носили его в банках, побросали и разбежались. Почему — продолжает Владыка — вспомнился мне этот случай? Почему я привожу его сейчас, охотно отвечу: на днях один американец, интересующийся Православием и побывавший во всех православных Церквах — и в Советском Союзе и здесь, в Америке, спросил меня: отчего я и целая группа русских православных людей не участвуем в приеме патриаршей делегации и вообще, как-то чуждаемся всего, что связано с церковной жизнью в Советском Союзе, и даже здесь в Америке уклоняемся от тех православных групп, которыя так или иначе связаны с Патриархией. В чем дело? Разве догматы не те, или таинства другие или богослужение иное? Я подумал — говорить Владыка — и ответил: «Нет, дело не в этом: вера та же и богослужения те же. Вера православная, сама по себе, благоухает, как мед душистый, где она не возвещается. Но если бы этот душистый мед налился в бочку, на дне которой окажется дохлая крыса, захотите ли вы отведать этого меда?» Он с ужасом, посмотрел на меня и говорит: «Конечно, нет!». ‘Так вот и мы, — ответил ему я — чуждаемся всего того, что связано с коммунизмом. Коммунизм для нас все равно, что дохлая крыса на дне бочки. И если бы наполнили эту бочку до самых краев самым лучшим ароматным медом — то мы не захотим этого меда! Сам по себе мед — прекрасен, но в него попал трупный яд и смрад». Мой собеседник молча кивнул головой — он понял».

Дальше идет моя речь: «Главный вопрос, нас разделяющий, вопрос о советской иepapxии, который вы упорно замалчиваете. Зарубежная Церковь только тогда признает ее законным возглавлением страдающей Русской Церкви, когда она, со всей решительностью, отвергнет позорную, страшную декларацию Митрополита Сергия, сойдет со своего пагубного пути и встанет на путь церковной правды, безстрашно и открыто ее защищая. Позорное пятно должно быть смыто. Пока этого нет, она находится под омофором богоборческой власти, не смея без её «благословения» ступить ни шагу, особенно, в своих действиях заграницей — это и ребенку ясно.

И в заключение этого письма, беря с вас пример, и я спрашиваю Вас: Неужели Вы, по архиерейской совести, считаете служителей КГБ, облачившихся в рясы и клобуки, действительно истинными духовными руководителями и возглавителями Русской Церкви? Неужели Вы не видите того, что в той организации советской, с которой Вы себя связали, на дне лежит дохлая крыса? и если Вы этого не видите, или не хотите видеть, если предпочитаете как говорится в Евангелии — «закрыть глаза и заткнуть уши», чтобы как-то отгородиться от печальной действительности, то, конечно, дальнейшие переговоры будут совершенно безсмысленны: ни об объединении, тем более, о совместном служении не может быть и речи».

Митрополит Филарет (Вознесенский)

Текст взят из общедоступных источников