Две традиции русской литературы
Русская литература в своем развитии прошла тысячелетнюю историю и неисчерпаемы возможности ее осмысления и изучения. Во всем ее многообразии всякий пытливый ум может искать свои закономерности и особенности, дробя ее на периоды и жанры. Однако, поскольку я полагаю, что суть важнее формы, а способ и цель создания произведения гораздо важнее его жанра и тематики, то считаю правильным говорить о литературе в целом, как о форме интеллектуальной жизни русского народа. Не размениваясь на детали, попробуем взглянуть на литературу как явление в истории русской мысли.
В словесной культуре Древней Руси и России со времен принятия православия нашими предками и до наших дней, на мой взгляд, существуют две основных творческих традиции. Пользуясь определением блестящего исследователя восточнославянского книжного слова, белорусской ученой Любови Левшун, назовем первую традицию – интуитивным благодатным синтезом, а вторую – методом рационалистического анализа. Писатели, работающие в первой традиции, вдохновляются верой и направляют свои усилия на постижение сущности мира и познание его Творца. Творчество писателей второй традиции, прежде всего, отражает самобытность и личные особенности самого автора и направлено на описание его впечатлений о мире.
Отсюда и различное понимание авторской задачи. Для писателя первой традиции творчество – исполнение общественного долга, служение людям и даже, в некотором смысле богослужение и богопознание. Еще апостол Павел писал: «Если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую» (1 Кор. 9.16). А игумен Даниил, приступая к описанию своего хождения в Святую Землю в начале XII века, сообщал читателям, что не хвалиться он намерен, «не величаясь путем сим…: ничтоже бо добра сотворих на пути сем», но исполнить свой долг перед Богом и людьми: «Убояхся онаго раба лениваго, скрывшаго талант господина своего и не сотворившего прикупа им, да сие написах верных ради человек». Иерархия ценностей здесь – теоцентрична, а писательство – не самовыражение, а словесное сотворчество с Духом Божиим, поучение и наставление. Этот метод в принципе отвергает явный художественный вымысел, все используемые факты и персонажи мыслятся как исторические. Кроме того, создаваемое произведение понимается не столько как плод разума самого сочинителя, сколько продукт коллективного разума Церкви. Однако это отнюдь не принижает значения автора, поскольку он выступает в роли полноправного и полномочного представителя и выразителя соборного духа Православия. Его творчество становится проявлением богоподобия, способности, свойственной лишь человеку, которая возносит его над миром ангелов – служителей, но не творцов.
Вторая традиция, пожалуй, не менее древняя, чем первая. Еще в IV веке Григорий Богослов указывал на писателей-эллинов, «которые, не слишком заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений». Оригинальность и непохожесть на других, стилистическая изощренность, способность явный вымысел преподнести читателю как собственную правду, умение увлечь его, вовлечь в душевные переживания – определяет их мастерство. Наличие в их работах какой-либо особой философской системы, созвучной «духу эпохи», проникновение в глубинные слои сознания человека, разработка «вечных» тем и глобальных проблем – определяет их литературное величие.
Писатель второй традиции – самодостаточный демиург, творящий собственные литературные миры. Его сознание определяет гуманизм, оно антропоцентрично, вне зависимости от признания им или отрицания существования Бога. Для абсолютного же гуманиста – человек, постигающий законы природы и подчиняющий ее себе, становится уже не «венцом творения», а собственно творцом. При этом в качестве положительного образца избирается не идеальная Божественная сущность, а некий относительно достижимый этический образ, сообразный вкусам эпохи или вкусу самого автора, якобы позволяющий добиться успеха и совершенства в земной жизни.
Следующий логический шаг на этом пути – эгоцентричная система ценностей писателя (доминирующая, например, в современной российской литературе под эпатирующей аббревиатурой «ЁПС» (Ерофеев, Пелевин, Сорокин), где авторская личность становится самоцельной, самоценной и самодостаточной сущностью бытия. Тут уже мир мыслится существующим лишь в той мере, в какой он воспринимается и осознается авторским сознанием. Иные формы бытия ему просто не интересны, не интересны и его объективные законы. Эгоцентричный автор просто «придумывает» свой особенный мир, имитируя окружающую действительность. Перевернутому сознанию таких авторов кажутся изысканно привлекательными неправильность и ущербность, и начинается своего рода состязание по созданию экстравагантных уродцев в литературе.
На Русь эта двойственная литературная традиция пришла из византийской книжности, вместе с общим культурным наследием Второго Рима, сочетавшего христианское миросозерцание с античным языческим наследием. Однако, в первые два века русской истории в нашей литературе никаких книг, кроме религиозных, вероятно, просто не было, и вторая традиция была преимущественно устной. Образцы второй традиции известны в отечественной литературе только с XII века. Это знаменитое «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», а позже: труды Белозерского старца Евфросина, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, пародийно-сатирические произведения XVI – XVII веков и некоторые другие. Вполне возможно, что подобные образцы «изящной словесности» были достаточно многочисленными, но поскольку в глубоко религиозной книжной культуре Древней Руси они не играли сколько-нибудь важной роли, то переписывали их относительно редко, и в результате многочисленных социальных и стихийных катаклизмов лишь ничтожно малая толика этих произведений сохранилась до сегодняшнего дня. Стоит напомнить, что и единственный список «Слова о полку Игореве», найденный Мусиным-Пушкиным в одной из монастырских библиотек, сгорел во время грандиозного московского пожара 1812 года. А сколько таких «Слов» унес в небытие ураган времени – трудно даже предположить.
Собственно же российская беллетристика, как естественное продолжение развития второй традиции, впервые появилась в Московской Руси в конце XV века, в пору нарастания гуманистических интересов в литературе, «обмирщения» общественного сознания и «заземления» его культурных потребностей. Первым образцом такого рода стало «Сказание о Дракуле-воеводе» посольского дьяка и еретика Федора Курицына. Повесть эта представляет ряд анекдотов о деяниях «мутьянского воеводы», поражающих читателя своей жестокостью и коварством, и начисто лишена каких-либо нравоучений. После этого появились «Повесть о Дмитрии Басарге и его сыне Борзомысле» и «Повесть о старце, просившем руки царской дочери». Вторая традиция все более набирала силу…
Но при всем при этом, до XVIII столетия в литературе России преобладал первый литературный метод. После культурного шока петровских реформ – господство получила вторая традиция, достигшая в наши дни почти абсолютных величин. Современная литература «второй традиции», утвердившаяся в XVIII – XIX веках на почве отрицания церковной культуры, тем не менее, чувствует свое происхождение из религиозного корня, и потому в лице своих лучших представителей непрестанно, хотя и в целом безуспешно взыскует некой нерелигиозной духовности. Однако поиски этой нравственной химеры по сути своей бесплодны, и потому столь пессимистичны наши сугубо светские авторы, говорящие о нравственности и духовности в современном обществе, рассуждающие о «русской национальной идее».
Мне представляется, что нарушенный баланс культурных, и, в том числе, литературных традиций – и составляет основу духовного кризиса современной России. Именно «хромая» национальная культура и привела Россию к перекосам в общественном сознании, к нынешнему духовному оскудению и материалистической изжоге.
Ведь для созидания полноценной культурной среды и первая, и вторая традиция должны взаимодействовать между собой нераздельно и неслиянно, развиваться в гармонии и взаимно обогащать друг друга. Внутри теоцентрического сознания, на мой взгляд, такое сочетание возможно и даже полезно, поскольку метод анализа сущности мира дает единственную возможность людям не способным к духовному видению хоть в какой-то мере приобщиться к Божественному совершенству. Полноценная культура должна стройно сочетать земное и небесное, чтобы в полной мере отвечать потребностям общества.
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.