Корни Освободительного Движения 1941-45гг.

Григорий ЛУГАНСКИЙ.

Корни Освободительного Движения 1941-45гг.Освободительное движение, возникшее стихийно в процессе 2-й мировой войны, нельзя рассматривать как явление изолированное. Оно является звеном той цепочки исторических событий, которые имели место после окончания гражданской войны в России. А если смотреть глубже, то это — звено мирового историче­ского процесса, который стараются направлять, но которым не в силах управлять даже выдающиеся лич­ности. Весьма часто возникают непредвиденные, не­управляемые реакции.

Рассмотрим эту историческую цепочку. Как из­вестно, в 1921-22 гг. произошли стихийные народные восстания, охватившие всю страну. Из них Кронштад­тское и Тамбовское (Антоновское) поставили Совет­скую власть на грань катастрофы, ибо восстали те, кто устанавливали эту власть и были ее основной опо­рой. Они требовали роспуска компартии, хлеба, сво­боды и демократии, которых обещала им партия боль­шевиков. Рабочие Петрограда готовы были присоеди­ниться к восстанию. Власть оказалась на краю пропасти.

Восстания с большим трудом подавили (не без со­действия Англии, которая в критический момент до­ставила в Петроград топливо и продовольствие, что помогло удержать рабочих от участия в них). Но, чтобы удержать власть, большевикам пришлось пере­страиваться, ибо на штыках можно прийти к власти, но на них «долго усидеть нельзя».

Под давлением Ленина съезд партии, несмотря на сильную оппозицию, принял программу НЭП’а, по ко­торой предоставлялась свобода частной инициативы под контролем государства, а также давались конце­ссии  иностранному капиталу. . .

Новая экономическая политика дала блестящие ре­зультаты. В 1922-м году, когда был введен НЭП, страна лежала в развалинах: заводы бездействовали, транспорт был полуразрушен, люди умирали от голода и тифа, вши заедали страну.

Инфляция разрушила денежную систему: «мешок картофеля стоил мешок денег». Автор этих строк за­платил в 1923 году, накануне денежной реформы, 250 тысяч рублей за арбуз, который в нормальное время стоил не более 10 копеек. Существовали купюры в 50, 100, 250, 500 тысяч рублей.

А в 1925 году рынки уже были завалены продукта­ми, магазины были полны разнообразнейших товаров по ценам довоенного царского времени. Страна воз­родилась «как Феникс из пепла». Бесперебойно ра­ботал транспорт. Люди были сыты, одеты и в массе своей вполне примирились с советской властью.

Казалось, что будущее сулит довольство и про­цветание. Поверили словам Ленина, что «НЭП вво­дится всерьез и надолго». Но надеждам на светлое будущее пришел конец в 1929 году.

Сталин, который к этому времени уже прочно зах­ватил власть в свои руки, решил, что пришло время сделать «большой скачек» к коммунизму. А так как в это время на Западе разразился экономический кри­зис, то ему казалось, что это самый благоприятный момент для такого «скачка».

Тем более, что Германия, как тогда говорилось/’бы­ла беременна пролетарской революцией». Коммуни­стическая партия Германии была в то время самой многочисленной и влиятельной в Европе. На это воз­лагались большие надежды. Немецкие офицеры были частыми гостями Красной армии; они всегда присут­ствовали на всех маневрах.

Между прочим, ходили слухи, что в Казани сущест­вует специальная танковая школа, а в Борисоглебске — авиационная, где обучались немцы, которым по Версальскому мирному договору не разрешалось иметь военной авиации и танковых частей.

Надо сказать, что к этому времени Красная ар­мия стояла на высоком уровне и организации и выуч­ки. Во главе полков, дивизий и выше стояли люди, прошедшие школу мировой и гражданской войн, а за­тем окончившие курс военных академий. Многие из них были бывшими офицерами царской армии.

Выдающуюся роль тогда играл маршал М.Н. Туха­чевский, которого в свое время Троцкий назвал «бу­дущим красным Бонапартом». Его окружала плеяда таких же талантливых людей, как . например, Уборевич, Триандофилов, Егоров, Блюхер, Якир. Под руко­водством Тухачевского была разработана новая, про­грессивная тактика широкого применения моториза­ции армии, массированного использования танковых соединений в сочетании с воздушными десантами.

Для всего этого необходима была индустриальная база. Ее начали создавать за счет усиленного экспор­та сырья и, в основном, сельскохозяйственных про­дуктов. А, чтобы этих продуктов выжать из крестьян побольше, да подешевле, сталинская клика решила загнать их в колхозы.

Как проводилась коллективизация — известно всем. Сопротивлявшихся грузили в эшелоны как скот, а иног­да даже целыми селами или станицами (как это имело место на Северном Кавказе) отправляли в северные лесные районы и в Сибирь. Там они должны были ра­ботать на лесозаготовках и на всяких новостройках (например, Беломорканал), где минимум 60% из них погибло.

В результате «выкачки» хлеба и дезорганизации сельского хозяйства, начала голодать вся страна.

Так в 1931-33 гг. повторилось то же самое, что происходило в 1921-22 гг. и пожалуй еще в большем масштабе, т.к. в этот раз была совершенно разгром­лена деревня, чего не было в 20-е годы. Голод, ин­фляция, пустые магазины.

Толпы крестьян, у которых «выкачали» все про­дукты, бросились в города в надежде как-то спастись от голода. Но город сам сидел на голодном пайке (в Киеве, например, норма для служащих была 200 граммов хлеба, а для членов семьи — 100 гр.). И вот кормильцы страны — крестьяне, — у которых еще хва­тало сил добраться до города, массами умирали на его улицах.

На Украине целиком повымирали некоторые села, причем, главным образом, в тех районах, где во вре­мя   гражданской   войны   было   наиболее   активное  антисоветское движение. Надо полагать, что в некото­рых местах голод создавали преднамеренно для того, чтобы покончить с возможной оппозицией в случае будущей войны.

Конечно, никакой статистики жертв этого голода не существует, но мне часто приходилось слышать, что на Украине и Северном Кавказе погибло не мень­ше восьми миллионов. Этому, конечно, можно верить, ибо я сам видел в те годы массы трупов на станци­ях железных дорог (крестьяне пытались добраться до города) и на улицах городов. Я также видел опу­стевшие, заросшие бурьяном деревни.

Жил я в те годы в Киеве и видел, как ежедневно на тротуарах собирали трупы и на грузовиках свози­ли в братские могилы. Эти сцены и сейчас еще сто­ят у меня перед глазами, ибо забыть их невозможно.

А в это время советские газеты цинично писали о том, как «хорошо и зажиточно живет наше колхоз­ное крестьянство» и как бедствуют и нищенствуют трудящиеся капиталистических стран, пораженных экономическим кризисом.

Я дословно цитирую сообщение газеты «Правда» за 1933-й год: «Канадские экспортеры пшеницы были неприятно поражены, когда в середине зимы 1932-33 года на европейских рынках появился дешевый советский хлеб». А ведь этот «дешевый» хлеб стоил мил­лионов жизней подсоветских крестьян.

Естественно, что все это вызывало возмущение; даже среди руководящих членов партии были недо­вольные. Недовольство особенно было заметно в ар­мии. Нарастала оппозиция, для сталинской» клики безусловно опасная.

Появилось множество анекдотов и песенок, в кото­рых открыто выражалось настроение населения.    Этот фольклор циркулировал тогда по всей стране. Напри­мер, очень популярной была песенка на мотив марша Буденного:

«Мы курочек и гусочек буржуям продадим,

А конницу Буденного мы сами поедим.

Товарищ Ворошилов, война уж на носу,

А конница Буденного идет на колбасу».

Сочиняла   это   не  интеллигенция,   это   — творчество  народных масс.   Я привел здесь только один обра­зец,   но  самое острое  в  этом творчестве,  в особен­ности связанное с именем Сталина, было в выраже­ниях далеко непечатных.

И начались тогда чистки, аресты; многих видных партийцев обвинили в связях с иностранными развед­ками. Кто работал в европейской части страны, тот оказывался «немецким» или «польским шпионом»; кто же работал на Урале или за Уралом, — тот был «япон­ским шпионом». И их быстро, по заочным пригово­рам троек (состоявших из работников НКВД) ликви­дировали или ссылали в концлагеря, густой сетью ко­торых покрылась в то время вся страна.

По некоторым данным, в тридцатые годы (1932-39) в концлагерях содержалось одновременно до 20 мил­лионов человек. Почти каждая семья так или иначе пострадала: если не родные, то родственники и уж, конечно, знакомые сидели в каком-нибудь из   лагерей.

Особенно интенсивно начали сажать с 1933 года, когда к власти пришел Гитлер.

Надежды на пролетарскую революцию в Германии рухнули. Потенциальный союзник превратился в злей­шего врага. Ведь там тоже начали «строить социа­лизм», но только «национальный». . .

В связи с этим всех возможных оппозиционеров в СССР стали обвинять в связях с фашистами. Со­стряпать же такие обвинения было очень легко, т.к. до прихода к власти Гитлера почти на всех новострой­ках работали представители различных немецких фирм, которые, естественно, были в постоянном контакте с советскими специалистами.

Началось избиение советской технической интел­лигенции. Началась также и интенсивная антифашист­ская и антинемецкая пропаганда.

Одновременно же началось заигрывание с запад­ными демократиями и попытки создать антигитлеров­ский блок с участием Англии, Франции и Чехослова­кии.

В 1935 году состоялись большие киевские манев­ры, на которых присутствовали начальники генераль­ных штабов вышеупомянутых стран. Маневрами коман­довал Якир и на них был весь «цвет» высшего ком­состава РККА. Танковые дивизии и корпуса совер­шали прорывы и глубокие рейды в тылы «противни­ка». Воздушные десанты захватывали тыловые аэрод­ромы, а большие транспортные самолеты высаживали на них войска и тяжелую боевую технику, включая танки и артиллерию.

Гости были поражены обилием техники и тактикой ‘ ее применения.    Немцев же, естественно, на этих ма­неврах не было. . .

Но вот, в 1937 году президент Чехославакии Бенеш вручает лично Сталину секретный документ, добы­тый чехословацкой разведкой в Германии. А из это­го документа было видно, что советское высшее ко­мандование сговорилось с немецким генералитетом и готовит государственный переворот с целью уст­ранить Сталина и ЦК партии и установить диктатуру’ нацистского типа во главе с маршалом Тухачевским.

Сталин немедленно «принял меры». . . В течение 1937-38 гг. был уничтожен «цвет» командного состава Красной армии, начиная от маршалов и кончая коман­дирами батальонов,и даже рот.

Танковые корпуса и дивизии и вся тактика их при­менения были признаны вредительскими. То же са­мое произошло и с тяжелой транспортной авиацией и воздушно-десантными войсками. Танковые соеди­нения расформировали и побатальонно распределили по стрелковым дивизиям. Постройка транспортных самолетов была вовсе прекращена.

Трудно сказать, кто состряпал эту фальшивку, что­бы  спровоцировать Сталина на уничтожение высшего командного состава и на дезорганизацию Красной ар­мии. Если принять во внимание, что глава немецкой контрразведки адмирал Канарис был агентом англий­ской разведки, то возможно, что это было дело ее рук.

Исторически известно, что Англия всегда стреми­лась поддерживать «равновесие сил» на Европейском континенте, создавая соответствующие блоки и про­тивопоставляя их друг другу. После прихода к власти Гитлера, возможно появилась заманчивая перспек­тива национал-социалистическую Германию столкнуть с Советским Союзом и, таким образом, одним ударом «убить двух зайцев».

Но киевские маневры показали, что комсостав РККА был на высоте, а потому война могла быть кратко­временной с возможным быстрым поражением Гитле­ра. Надо было уравновесить силы: у одной стороны уничтожить опытный комсостав, а другой — отдать Чехословакию с ее мощными заводами «Шкода», которые помогли бы ей быстро вооружиться.

Если принять вышеприведенную версию, то все противоречивые, казалось бы, события, имевшие ме­сто в те годы как в Европе, так и в СССР, становят­ся яснее и логичнее. . .

По-видимому, Сталин к 1939 году, когда шли очень затяжные переговоры о создании антигитлеровской коалиции, успел раскусить эту игру и вдруг, неожидан-но для всех, заключил с Гитлером пакт о ненападении. Всем было очевидно, что это — «брак не по любви, а по расчету».

Гитлер не решался броситься на СССР, имея за спиною линию Мажино и англо-французские армии за ней. Сталин же опасался ввязываться в войну, имея обезглавленную и дезорганизованную армию, а в ты­лу — мало лояльное население. Каждый из них ста­рался выиграть время. (Я привожу здесь версии, ко­торые мне пришлось слышать из уст людей, занимав­ших довольно высокие посты в Красной армии).

Во всяком случае этот пакт послужил началом раз­вязки Второй мировой войны. . .

Немецкие моторизованные дивизии, во взаимодей­ствии с авиацией и парашютными десантами, в двад­цать дней покончили с Польшей. Западные союзники никакой поддержки Польше не оказали: французы от­сиживались за линией Мажино, а английская авиация, вместо бомб, сбрасывала над Восточной Пруссией листовки. По-видимому продолжали питать надежду, что при разделе Польши новые «друзья» передеруться между собой. . .

От людей, принимавших участие в походах на Поль­шу, я слышал, что были довольно серьезные столкно­вения с немцами, но от дальнейшего обострения обе стороны как-то удержались.

Немецко-польская война показала, что немцы при­менили ту тактику, какая была показана на киевских маневрах. Еще нагляднее это подтвердилось при раз­громе Франции и захвате линии Мажино с тыла парашютно-десантными войсками, а также действиями тан­ковых войск генерал-полковника Клейста, который глубоким рейдом отрезал английскую армию от французов и сбросил ее в море. . .

Советскому Союзу снова пришлось срочно созда­вать танковые дивизии из разрозненных батальонов. Из концлагерей стали освобождать случайно уцелев­ший комсостав. Но было поздно. . Нападение Гер­мании на СССР застало Красную армию в процес­се «реорганизации».

Обо всем этом ясно сказано в книге маршала Ро­коссовского «Солдатский долг».  Привожу выдержку:

«В 1940 году я вернулся из дома отдыха (из конц­лагеря, Г.Л.). Нарком обороны маршал Тимошенко принял меня очень любезно и предложил занять мою прежнюю должность командира корпуса, но моторизо­ванного (до ареста он командовал кавалерийским, Г.Л.). Начало войны застало корпус в процессе организа­ции. Так как корпус был моторизованный, то конной тяги ему не полагалось, а машин у нас еще не было и потому,  моторизованный корпус оказался пехотой без всяких транспортных средств. Спасали нас от танко­вых атак только наши прекрасные артиллеристы, быстро применившиеся к борьбе с  танками». . .

Поход в Польшу и захват Литвы, Латвии и Эстонии также способствовал поражению Красной армии в пер­вые же месяцы войны. Оказавшись на этих территориях, солдаты и офицеры увидели, что население в этих странах жило несравненно лучше и свободнее, чем население СССР. Советская пропаганда о том, что население в капиталистических странах живет в нищете, оказалась чистейшей ложью. В этом они убе­дились собственными глазами. . .

Кадровый состав армии состоял из молодых лю­дей, которым было по 12-13 лет, когда в стране про­водилась насильственная коллективизация. Им хо­рошо запомнилось, что тогда происходило дома, как люди умирали от голода; они и сами испытали на се­бе этот голод. У многих из них родственники были репрессированы; многие их командиры только недав­но вернулись из концлагерей. . .

И вот, когда началась война, перед ними встал вопрос: за что же воевать? Что и кого защищать? Концлагеря, голод, Сталина? Все равно, при любых условиях, хуже не может быть. Да к тому же, моло­дежь была воспитана на марксистской идеологии: «у пролетариев — нет отечества».

Примерно такие же чувства выражало и граждан­ское население. Когда началась война, то приняли это известие как-то равнодушно; никакого проявления энтузиазма. Я бы сказал, что повсюду чувство­валась апатия. Часто приходилось слышать: «Ну, что же, война так война; все равно хуже не будет. . .»

В первые же недели войны, почти без сопротивле­ния, сотни тысяч солдат и офицеров оказались в не­мецком плену. Очень многие из них выразили жела­ние остаться при немецких частях, которые их захва­тили. И очень многие более дальновидные немецкие офицеры-фронтовики, оставляли пленных при своих частях в качестве вспомогательного персонала. Этим повезло, ибо они не испытали на себе, что значит не­мецкий плен.

А когда зимой 1941-42 года, на некоторых участ­ках фронта, немецкие гарнизоны оказывались в мест­ном окружении, то эти русские, совместно с немцами, с оружием в руках сражались храбро и упорно.   Сколько их было, трудно сказать, т.к. командиры немец­ких частей оставляли у себя пленных без ведома выс­шего начальства (а, может быть с ведома, но неофициально).

К весне 1942 года почти во всех немецких частях были вспомогательные подразделения, состоявшие из русских пленных. Такого никогда еще не было в истории ни одной армии мира!

Это-то и следует считать основой того Освободи­тельного движения, которое потом вошло в историю как Власовское. Но начало этому движению было по­ложено еще тогда, когда генерал Власов командовал обороной Киева, а позже стал героем обороны Москвы.

К концу войны 1941-45 гг. в рядах немецкой армии было около миллиона бывших красноармейцев. Но они не все попали туда по призыву генерала Власова.

Что же касается собственно Власовского движения, как такового, то — это уже особая тема, о которой надо говорить отдельно. Моей задачей было дать ана­лиз тех причин, благодаря которым сотни тысяч крас­ноармейцев не только сдались врагу, но и согласи­лись надеть его мундиры.

Коротко говоря, зарождение Освободительного дви­жения явилось исторической неизбежностью, порож­денной самой сущностью всей советской системы. Па­радоксально, но можно сказать, что невольным «крест­ным отцом» этого движения явился сам «гениальный отец народов» — Сталин.

Интересно отметить, что в советской художест­венной литературе открыто признается уничтожение комсостава Красной армии и этим объясняется причи­на поражений в первые месяцы войны. Так, например, во второй книге трилогии К. Симонова «Живые и мерт­вые» («Солдатами не рождаются») есть место, где говорится, что из 250 командиров стрелковых полков, созванных на конференцию накануне войны, только 25% закончили нормальные офицерские школы, а 75% имели военное образование в объеме полковых сер­жантских школ.

Что же касается самой важной причины поражений — нежелания сотен тысяч сражаться за советскую власть, то об этом советская печать не писала и никогда не на­пишет.

Не напишет она также и о том, что во многих, очень многих местах население встречало немецкие вой­ска с цветами, как своих освободителей.

Источник: Наши вести, №№ 362-363