«Нравственные законы важнее писаных,

и касаются вещей более важных».

(Аристотель. Политика, 1287 а).

 

Историческая Конституция России

На симпозиуме «Перестройка, будущее России и роль Европы», состоявшемся в помещениях Итальянского Парламента в Риме, в конце октября 1989 года, мною было указано, что «у России есть своя историческая Конституция». (Я тогда так и сказал «у России», а не «у СССР»).

В связи с этим, встают два вопроса: 1. В чем же состоит эта историческая конституция России?

2. В чем состоит разница между упомянутыми на этом симпозиуме конституциями писаными и неписаными.

Можно указать конкретно на пример Англии, которая является конституционной монархией, но которая не имеет писаной конституции, из чего следует, что она обладает какой-то иной конституцией. Кроме того, я тогда сослался и на пример Израиля, который тоже не имеет писаной конституции (один израильский дипломат в Буэнос-Айресе даже заявил, что конституцией Израиля является Пятикнижие Моисея).

Уточнение этих сложных вопросов потребовало бы целого исследования, совершенно невозможного в рамках одной статьи. Но, с политической точки зрения, необходимо дать минимальное разъяснение самой сути этих опросов, ввиду их чрезвычайной актуальности.

Мне кажется, что основной чертой всех конституций, как писаных, так и неписаных, является их ярусность.

Если взять как пример ту же Англию, то многие сразу же говорят: «Ее конституция фактически началась с так называемой «Великой хартии вольностей», данной в 1215 году королем Иоанном Безземельным». Эта хартия в основном скрепляла в письменной форме предыдущие феодальные традиции норманнских завоевателей Англии, которые, в свою очередь, считали себя законными наследниками предыдущих англосаксонских завоевателей. Но само имя этой страны (Объединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии) говорит о ее предыдущих обитателях, бриттах, в свое время частично входивших в состав Римской империи.

В Израиле тоже можно наблюдать подобную конституционную многоярусность. Никто не станет отрицать религиозных фундаментов этого государства. Следующим ярусом на этой основе является Декларация Независимости Израиля, а затем уже идут законы нового государства Израиль. Причем некоторые из этих законов имеют конституционный характер, например, «Закон о возвращении». Никто в Израиле не может отменить этот закон, так как он вытекает из Декларации Независимости, ввиду чего для его отмены было бы необходимо сперва отменить саму эту декларацию, чего не могут сделать ею же учрежденные органы нового государства.

Но и в так называемых «писаных конституциях» (в достигших своей независимости бывших английских, испанских, португальских и французских колониях в Америке, или в наново образованных, после тотального военного поражения, государствах, как ФРГ) имеются свои ярусы. Независимо от того, что в них, в большинстве случаев, имеются так называемые «догматический» и «инструментальный» слои, они также обладают фундаментами, существование которых предшествует писаной конституции, и которые поэтому не только не зависят от самой конституции, но и не могут быть в будущем поставлены в зависимость от новых конституционных реформ.

В конституции ФРГ, например, ясно указано, что исторические границы отдельных земель (Laender) не могут быть изменены. Да и в самом названии США имеется ясное указание на предсуществование штатов, до их объединения. Седьмой параграф конституции США гласит, что ее утверждение в девяти штатах будет достаточным для «действия конституции между штатами». Значит, сама эта конституция подтверждает существование до нее штатов, которые она лишь соединяет. Конституция Аргентины прямо ссылается на «предшествующие» этой конституции договоры.

Дело в том, что термин «конституция», появившийся впервые в современном смысле в 16-ом веке во Франции, обозначает, скорее всего, установление, закрепление известного политического порядка из уже существующих элементов, а не создание наново всех этих элементов. Он происходит от латинских слов constitutio, statuere, statum, одного корня со словами стоять, по-немецки stehen, и латинского stabilis, и даже с названиями государства на современных языках (State, Etat, Staat, Estado, Stato). Перефразируя, можно сказать, что конституция — это устав (установление) для стабильного (устойчивого) стояния государства. В русском языке и в русской государственности выражение «устав» употребляется уже со времен Владимира Святого. Летопись говорит, что Святой Владимир обсуждал и писал вместе со старшей дружиной и с церковным руководством «устав земли русской».

Если высшей формой национальной жизни является государство, то несомненно, что для устойчивости этой формы необходимы устойчивые фундаменты. Государство принадлежит народу, а не партиям, и его существование не может зависеть от партийных идеологических программ, которым придана внешняя форма писаных конституций. Существование России не может полностью зависеть от сталинской или брежневской конституции, или от каких бы то ни было новых конституций, которые нам предлагают в будущем написать или списать, как это было сделано, в частности, и на вышеупомянутом симпозиуме в Риме.

Более того, именно отрицание неписаных фундаментов писаных конституций открывает двери для захвата государства демагогами и тиранами. Еще Аристотель отмечал, что правители («начальствующие») чувствуют себя более уверенными по отношению к писаным законам (ката грамата номи), чем к законам нравственным (ката та эте). (Политика, 1287 в). Комментируя это место, испанский философ Юлиан Мариас (в предисловии к двуязычному изданию «Политики», Мадрид 1970) подчеркивает:

«Невозможно обращаться с правом, как с идеологией.., ибо оно иного порядка. Какого? Оно является силой, говорит два раза Аристотель. Эта сила является общественной силой, нравами (эmос), которые зарождаются и учреждаются в течение долгого времени».

В другом месте Аристотель говорит о необходимости «полноты времени» («хрону плефос»), для достижения законами силы.

«Полнота времени» дает законам нравственную силу, даже если они сначала и не были написаны. На такие освященные времени законы опираются затем и законы новые, писаные. Еще Гораций сказал, что «законы без нравов напрасны», предвосхищая нашу русскую поговорку: «где добры в народе нравы, там хранятся и уставы».

Таким образом, описание полноты исторических времен России и явится, по сути, описанием исторической конституции России.

История России как государства началась с призвания Рюрика в 862 году. В этом событии мы видим одновременное проявление (или учреждение) сразу же нескольких конституционных начал России. Прежде всего, необходимо подчеркнуть именно учредительный характер этого акта, даже в соответствии с современными конституционными теориями. Это было суверенное решение народа, без делегации народных прав народным представителем: «реша сами в себе». (По современным теориям, конституцию должны учреждать сами народы, причем «навсегда», как пишет Мэдисон в № 39 «Федералиста», в то время как законы устанавливаются народными представителями).

«Реша сами в себе: поищем себе князя, иже бы володел нами и судил по праву». Решение о учреждении монархии сопровождается одновременным решением ее подчинения праву. Поэтому с самого начала наша монархия была ограничена правом. Фактически право уже существует, до самого решения об установлении государства и до самой монархии, ибо оно им предшествует. Впредь право будет и дальше развиваться, с участием учрежденной монархии, но и монархия и народ подчиняются праву, как предыдущему, так и ими же дальше создаваемому.

Таким образом, первой конституционной основой, первым конституционным принципом учрежденной в России монархии является принцип правового государства. Причем правового именно в смысле, указанном Аристотелем: в смысле предпочтения старого, освященного временем, неписаного права над новыми писаными законами. Это подтвердят с максимальной ясностью правнук Рюрика, святой Владимир, и его преемники, предпочитавшие неписаное славянское право, без смертной казни, писаному римскому праву Византии, таковую утверждавшему.

Решение об учреждении нашей монархии было не только народным решением, но и решением союзным, то есть выходящим за рамки того или иного рода или племени. Наше государство зародилось в Новгороде, как союз северных племен России, который затем расширился и на все другие племена восточных славян. Верховная монархическая власть не была властью одного племени над другим, а общей верховной властью над всеми племенами. Этот весьма важный принцип затем перешел и к позднейшим периодам нашей истории, вплоть до самой Катастрофы 1917 года. Монарх российский был главой всех племен и народов нашей страны, что и выражалось в его титулах. Этот союзный принцип связывал все народы нашей страны, через общую верховную власть, а не через подчинение одних народов другим.

Конечно, в таком учредительном процессе продолжали играть важную роль не только исконные правовые традиции, но и общие славянские и отчасти индоевропейские политические тенденции, являвшиеся своего рода грунтом, на который опирались возводимые политические фундаменты. Резюмируя, их можно обозначить как соборное соучастие во власти трех элементов: народа, управительных властей и верховной власти. Органами этих государственных элементов были: князь, старшая дружина, или совет, и вече. «И бе Володимер думая с дружиной о строи земленем и уставе земленем», — отмечает летопись. Два раза повторяемое в этой фразе слово «земленем» указывает нам на земский, то есть территориальный, а не групповой (сословный, партийный) характер этого стоя. Причем, земский строй преодолевает родовые и племенные порядки, когда объединение по территориальному признаку, во главе с главнейшим на данной территории городом, вытесняет прежние племенные объединения.

Следующий ярус нашей конституции (устава) закладывается святым Владимиром. Именно при нем впервые к нашей стране применяется имя «Россия», сразу же входящее в международный обиход, как на Западе, так и на Востоке. («Россиа» по-гречески и «Русиа» или «Руссиа» по-латыни. В византийских источниках уже великий князь Игорь и великая княгиня святая Ольга называются великим «архонтом» и великой «архонтисой» России). Принятие Русью Православия навсегда дает специфический духовный и культурный характер нашей стране, ее обществу и государству.

В заключение необходимо отметить, что в своих основах Государство Российское не было государством ни рабовладельческим (как США), ни завоеванным феодальным (как в Западной Европе, хотя марксистская идеология неправильно применяет эту европейскую категорию к Киевско-Новгородской Руси), а государством крестьянским. Само название пахаря («ратая», как говорится в былинах) именем христианина говорит о том, что наше государство в своих истоках было одновременно государством христианским и крестьянским. То есть государством хозяев-собственников.

В течение дальнейшей истории все эти начала органически развивались, даже несмотря на татарское иго. Во времена Иоанна Грозного, княжеская монархия развивается до православного царства, наследуя не только византийский герб, но и все остальные титулы и символы Византийской Империи. Но наша монархия продолжает оставаться соборной и народной, что видно из остальных реформ Иоанна Грозного: учреждения Земского Собора, местного самоуправления и царского суда для всех. Эти реформы завершают первый ярус в группе всех ярусов нашей конституции. (Все эти ярусы, вместе взятые, можно назвать юридической.надстройкой над принципиальными фундаментами).

Следующим, ключевым ярусом в этой юридической надстройке были постановления Земского Собора 1613 года, давшие окончательную форму нашей соборной монархии, в симфонии с Православной Церковью. К сожалению, реформами Петра Великого эта структура принципов и юридических установок была частично повреждена, главным образом, отменением «де-факто» Патриаршества, Земского Собора и Боярской думы. («Де-факто», но не «де-юре», так что все эти учреждения могут быть актуализированы в любой момент, без необходимости каких бы то ни было конституционных реформ).

В результате этих повреждений, в наш исторический быт внедряются чуждые нам западнические начала абсолютизма, сословных привилегий и номенклатурного бюрократизма, при одновременном превращении временного служебного крепостничества в крепостничество постоянное, а затем и одностороннее.

Дальнейшим ярусом в этой юридической части нашей конституции был закон о Престолонаследии императора Павла Первого.

Исходя из всего вышеуказанного, можно легко резюмировать три группы причин нашего конституционного кризиса:

1. Повреждение нашей исторической конституции, как отрицательное последствие петровских реформ (наряду с последствиями положительными), в результате чего в наше государство были внедрены чуждые нам вышеуказанные западнические принципы, и была оголена его верховная власть, что и сделало возможной Катастрофу 1917 года.

2. Неконституционный насильственный обрыв нашей конституции в 1917 году, с захватом власти самозванцами и узурпаторами, открывшими дорогу тиранам, а затем и ворам. Все акты, вытекающие из этого неконституционного обрыва, в сущности тоже неконституционны, в том числе и всякие прокламации отделения и независимости. (Когда Родезия самозванно отделилась от Англии, не только сама Англия, но и весь мир настаивали на незаконности такого отделения, без конституционной санкции Вестминстерского парламента).

3. Воздвижение идеологической надстройки, вместо поврежденной, а затем и незаконно отвергнутой юридической надстройки нашей исторической конституции. Многие затруднения происходят именно от замены прежней конституции идеологической надстройкой. Так, например, никакая идеология не может разрешить этнические проблемы на такой большой территории, как наша страна, а только легитимная историческая общая верховная власть. (Хотя бы провозглашенная до поры до времени номинально).

Поэтому не писание новых идеологических шпаргалок, под внешним видом «конституций», разрешит реальные проблемы нашей страны, а только возвращение к фундаментальным принципам нашей государственности, при одновременном творческом преодолении ее повреждений и при полном отмежевании от всяких идеологизмов. Сохранить государство можно только путем его очищения от посторонних элементов, а затем и возвращения на свои собственные основы. Все остальное — утопия.

 

Ярусы легитимности

Легитимность относится, в первую очередь, к политическому строю (режиму, форме правления) и, во вторую очередь, к самим носителям власти, в рамках того или иного политического строя. Таким образом, может быть нелегитимный правитель в рамках легитимного политического строя (узурпатор, самозванец), но не может быть легитимного правителя в рамках нелегитимного строя. Легитимизм есть принципиальная приверженность такому легитимному политическому правопорядку, возведение правопорядка выше всех иных соображений.

Итальянский историк и социолог Гуглиельмо Ферреро (1871-1942) утверждал, что легитимность, это общественное, коллективное, вернее, соборное чувство и сознание, что только какой-то определеный вид власти оправдан. Ферреро считает, что в истории существовало только два вида политической легитимности: монархическая и демократическая.

Легитимность тесно связана с происхождением власти. Аргентинский философ Хорхе Гарсия Вентурини, в своем труде «Политейа», утверждает, что «до сих пор существуют всего три формы правления: насильственные, наследственные и выборные». В истории легитимными считались две из них: наследственные и выборные, в то время как насильственные таковыми не считались, по крайней мере, до современных революций.

Однако, легитимность не обуславливается одними лишь формами правления. Она зависит и от других факторов, будучи сама по себе весьма сложным явлением, что можно проследить на примере политического опыта тех трех народов, история которых оказала направляющее влияние на нашу цивилизацию: Израиля, Греции и Рима.

У древних евреев легитимность государственной власти имела трансцендентный религиозный характер, ибо она была обусловлена своим подчинением закону, полученному через откровение. «Правление у евреев можно назвать теократическим… его граждане не признавали никакого иного права, кроме полученного через откровение». (Барух Спиноза. Tractatus Theologico—Politicus, 17, 32).

В Элладе существовало много отдельных государств-полисов, с самыми разными формами правления, которые при этом нередко менялись. Так как политическую легитимность было невозможно связать с какой-то определенной формой правления, она ставилась в зависимость от ряда отвлеченных начал или принципов: справедливости, добродетели и культуры правителей и т. п.

В Риме легитимной была лишь такая политическая власть, которая обладала соборным признанием большинства и меньшинства, и была утверждена авторитетом тех учреждений, которые имели конституционное право на авторитетное вето по отношению ко всем законам и выборам (авгурами и сенаторами патрициями). В Римской республике легитимной была только соборная и авторитарная власть.

В России легитимная власть обусловлена многоярусными условиями. Ярусы нашей исторической конституционной легитимности можно резюмировать следующим образом:

1. Началом династической монархии, со времен призвания Рюрика в 862 году. Тогда же в Новгороде было положено и начало правовому строю в нашем государстве, так как само призвание Рюрика было обусловлено правлением в согласии с правом: «И реша… да правит нами по праву».

2. Православным Христианством, со времен Крещения Руси святым Владимиром, правнуком Рюрика, в Киеве, в 988 году.

3. Символическим значением Регалий Верховной Власти, полученных Владимиром Мономахом (1053-1125), правнуком святого Владимира, от своего деда, константинопольского императора Константина Мономаха.

4. Православным царством (1547) и Земским Собором (1550), со времен первого нашего царя Ивана Васильевича Грозного, наследника и потомка Владимира Мономаха, святого Владимира и Рюрика, и внука константинопольской царевны и российской великой княгини Софии Палеолог. (Со времени которой, гербом нашей страны стал черный римский ореол, на золотом константинопольском щите, с белым московским гербом в центре).

5. Симфонией законного государства, возглавляемого православным царем, с Русской Православной Церковью, возглавляемой Патриархом Московским и Всея Руси, со времен царя Федора Ивановича (1589). Согласно определению императора Юстиниана, симфония предполагает одновременное наличие законности государственной власти и непорочности в церковном руководстве.

6. Династией Романова, сына Патриарха Филарета, двоюродного брата Федора Ивановича, последнего царя из московской ветви династии Рюрика.

7. Законом и Престолонаследии императора Павла Первого, положившего начало статьям о наследовании Российского Престола в Основных Законах. Эти статьи регламентируют преемственность в рамках династии Романовых и, конечно, в рамках всех предыдущих условий.

Никакое из этих, вкратце перечисленных, условий политической легитимности не отменяет ни одно из предыдущих условий, а, наоборот, их подтверждает. Так, даже законный царь из династии Романовых никоим образом не мог бы превратиться в президента республики, или отказаться от Православия, или от Регалий Мономаха. Его самодержавных прав на это не хватило бы. (Точно так же невозможно превращение президента США в монарха, или переход президента Израиля в магометанство или в христианство, или выбор православного президента в Польше или в Хорватии).

Резюмируя:

1. Легитимный строй в России предполагает легитимную в ней Верховную Власть.

2. В свою очередь, полностью легитимная Верховная Власть в России может быть только монархической и только православной.

3. А возглавлять ее могут только потомки царя Михаила Федоровича, согласно постановлению Земского Собора 1613 года, или их местоблюстителям.

4. После этого, порядок наследования Верховной Власти потомками царя Михаила Федоровича регламентировался последовательно рядом законодательных актов наших царствовавших монархов.

Каждый правопорядок по самой своей сути всегда иерархичен. Например, даже в Законодательстве пророка Моисея можно различить три иерархические ступени. «Наибольшая заповедь в законе» (Матф. 22, 36) гласит: «Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всею душею твоею и всеми силами твоими». (Второзак. 6, 5). «Вторая же подобная ей: возлюби ближняго твоего, как самого себя» (Матф. 22, 39). Это «закон царский» (Иаков 2, 8). «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Матф. 22, 40). Затем следуют Десять Заповедей, и, наконец, все остальные 613 заповедей Ветхого Завета.

В нашем легитимном конституционном правопорядке, на первой иерархической ступени («наибольших заповедей») стоит (в хронологическом порядке) династическая монархия, православие и соборный строй, на второй ступени — династия Романовых, на третьей — законодательство о порядке наследования в рамках Династии. И лишь затем на этом легитимном конституционном фундаменте можно возводить все необходимые прагматические конъюнктурные построения конституционного, политического и экономического характера.

Полное, интегральное восстановление легитимности в России и предполагает принципиальное восстановление также и всех наших основных учреждений, в том числе и Земского Собора (но отнюдь не зеркальную реставрацию прошлого). Земские Соборы предшествовали династии Романовых. Сама институция Соборов была установлена первым православным царем, еще из династии Рюрика. Земский Собор 1613 года провозгласил природное право на царство Михаила Федоровича, а затем, в течение 10 лет, заседал беспрерывно, помогая царю в преодолении последствий Первого смутного времени. Посему, само по себе трудное и сложное (а возможно, и длительное) восстановление нашего Государства может начаться и с Земского Собора, как это и случилось в 1613 году. Мудрость царя Ивана Васильевича учредила эту нашу институцию таким образом, что она может действовать даже в смутные времена, когда нет полноты государственных учреждений, имея своей задачей как раз преодоление этой неполноты. Для этого Земский Собор ограничен условиями:

1.Он никак не может отменить ни одну из выше перечисленных конституционных предпосылок нашего государственного строя.

2, Он должен быть созван и учрежден в согласии со своими собственными принципами (земское представительство, соучастие церковного, военного и гражданского руководства, председательство представителя Русской Православной Церкви в отсутствие царя).

Это значит, что Земский Собор никоим образом не может менять наш конституционный государственный строй и не может выбирать «никакой новой династии». Однако, предположим, если бы больше не осталось в живых ни одного из членов династии Романовых, то тогда (только тогда) Земский Собор должен был бы установить, кто имеет наибольшее право заступить ее место, или, вернее, кто находится в ближайшем к ней родстве. В этом вся суть Земского Собора: он никогда не дает никому никаких прав, просто потому, что не может дать того, что сам не имеет. (Не может дать и не может отнять!) И только лишь в исключительных, чрезвычайных случаях выискивает и устанавливает, кому эти права принадлежат, когда это не является, без всякого сомнения, очевидным. Высочайший Акт от 5 апреля 1797 года конкретно требует, чтобы «не было ни малейшего сомнения, кому наследовать».

В заключение, необходимо отметить, что, помимо первичной легитимности, имеется еще легитимность вторичная, зависящая от эффективности, действенности управления. Даже нелегитимная по своему происхождению власть может частично оправдать (легитимировать) себя своим хорошим управлением на благо всех граждан. Но, в конечном итоге, ее окончательной легитимацией может быть только лишь восстановление полноты легитимного конституционного правопорядка.

 

Буэнос Айрес, 1992 г.

 

 

 

источник: Электронное Кадетское письмо. № 47. Буэнос Айрес, июнь 2007 года.