Работы Демина, вызвавшие смуту в нашей церкви, должны оцениваться не только с богословской точки зрения, но и с церковно-исторической и с политической. Спорных богословских моментов в его работах меньше, чем спорных моментов исторических. Подробный разбор взглядов Демина уже совершен М.В. Назаровым на своем сайте и форуме (см. http://www.rusidea.org/?a=12033). В богословском же аспекте требуют уточнения вопросы христианского отношения к расе и расизму, а также отношение к славянскому язычеству, с чего и начнем.

Исходная посылка Демина вряд ли должна подвергаться критике. Состоит она в том, что в славянской языческой религии вполне могли содержаться здравые мысли о Едином Творце, согласные с Библией. История христианской миссии, начиная с апологетов 2 века и кончая миссионерами Южной Азии и Америки, показывает, что в силу не до конца угасшего первого ведения Адама, такое явление в разных языческих народах имело место, а потому ничего удивительного нет, если подобное же знание было присуще и древним славянам. (Другой вопрос, что мы плохо знаем подлинное древнее славянское язычество за недостатком надежных источников, а потому здесь опираемся лишь на догадки). И после пришествия Христова в разных народах, не слыхавших о Евангелии, случались свои пророки единобожия, однако нигде не зафиксировано, чтобы они возвещали саму евангельскую проповедь. Эта проповедь приносилась только миссионерами и служила к принятию людьми христианской веры и спасения, а также даров Св. Духа. Отсюда начиналось житие народа по-христиански, его бытие в Новом Завете с Богом. Это не было продолжением, «подправлением» своей прежней языческой религии, хотя бы и содержавшей «семена Логоса» (по выражению св. Иустина). Это было именно новой христианской верой, дающей не крупицы истины, а самое спасение.

Потому, соглашаясь с отказом чернить свою древнюю языческую религию, как сплошь бесовскую, мы все-таки должны видеть в принятии христианства любым народом, в т.ч. и русским, не эволюционный количественный переход, а качественный скачок, не реформу своей старой хорошей, но чуть заржавевшей духовности, а переход из тьмы к свету – даже если в этой тьме горели отдельные светильники.

Именно так качественно событие крещения Руси переживали его современники и ближайшие потомки, записавшие свои оценки. Это «Слово о законе и благодати» митр. Илариона и «Повесть временных лет» преп. Нестора. Такая оценка обязательна для любого христианина, и русского в том числе. И она исключает всякий «христианский расизм».

Ибо для представителей любого народа вера во Христа, живое личное общение с Ним, означают не дальнейшее развитие своей «почти верной» религии, а спасение, причем спасение в том числе от тяжких заблуждений своей прошлой религии, которые закрывают и обесценивают все ее возможные достоинства.

Итак, невозможно никакое «хорошее арийское» и «плохое иудейское» христианство. Христианство может быть кафолическим, православным (сия вера апостольская, сия вера отеческая), — или же еретическим (схизматическим). Другое деление невозможно. Независимо от церковной политики Константинопольской иерархии времен князя Владимира и позже, политики, далеко не заслуживающей восхищения, Русь все же приняла кафолическое православное исповедание, не утраченное и после, несмотря на все тяжкие изгибы церковной политики.

Итак, с точки зрения истории христианской миссии, нет и не может быть христианства, расово или национально окрашенного до такой степени, что это давало бы какие-то абсолютные преимущества. Во всех народах правая христианская вера и является, и воспринимается, как спасение. Спасение от вечной смерти, а значит, — всегда и от гибельных троп своей национальной (расовой) истории.

Но самое важное в том, что расизм не совместим с христианством и в принципе, а не только с точки зрения миссии, причем начиная с самых евангельских истоков. Иисус Христос приходит в среду народа, избранного Богом, народа, гордящегося этим избранием, — и во множестве поучений ниспровергает эту национально-религиозную гордость. Это и сотник, поставленный в пример: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры. Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов (Мф. 8, 10-12). Это уже урок против избрания кого-то по национально-расовому признаку. Далее была притча о блудном сыне, где показаны в образе двух братьев язычники и иудеи; и очевиден вывод, что по внешним признакам избрание отменяется. Притча о милосердном самарянине, показывающая, что самарянин (вот уж поистине образчик расово-национального смешения!) может стать для иудея ближним. Вообще, контакты Иисуса с самарянами наглядно показали, что они, невзирая на расовую нечистоту и прежний свой религиозный синкретизм, воспринимали Христово свидетельство ничуть не хуже, если не лучше иудеев. Как с этим можно совместить какое-то расовое преимущество в христианстве? Была притча о званных на пир, где пришли не званные, а сущие вне града, — опять та же мораль, и так она исконно понималась в Церкви, что отражено в толковом Евангелии бл.Феофиакта, в проповедях св. Златоуста.

Еще раз та же тема звучит в притче о добром Пастыре (Ин. гл. 10), Которому надлежит привести овец не сего двора в единое стадо единого Пастыря. Заканчивается Евангелие поручением воскресшего Иисуса проповедать Его Весть всем народам (Мф. 28, 19).

Итак, в Евангелии настолько много говорится о принятии Христа людьми разных рас и народов, национальная гордость евреев осуждается настолько недвусмысленно, что уже можно сделать вывод: спасительная весть Христова, призванная спасти нас от ветхого человека, спасает и от расизма\нацизма в том числе, причем не в последнюю очередь. Гордость – основа ветхости ветхого человека, средоточие его греховных страстей, а национальная гордость, маскирующая и освящающая саму гордость, одна из главных греховных твердынь, трудно поддающаяся излечению.

Неприятие иудеями Иисуса как Христа основано именно на отвержении этого Его призыва. Христа невзлюбили именно за уравнивание грешников и иноплеменников с людьми фарисейской праведности.

Значит, отказ от расово-национальной гордости открывает путь Христу, а приверженность ей закрывает человека от Христа и Его благодати. Таков первый же евангельский урок, легко читаемый на страницах, посвященных жизни Спасителя на земле.

Затем последовала апостольская история. В ней этот же урок приобрел еще более ясное звучание, как со своей положительной, так и с отрицательной стороны. Значительная по времени часть служения ап. Павла, например, посвящена преодолению национально-культурной розни между иудейским и языческим миром. Бог очевидным образом благословил это служение Павла, именно его «версия Благой Вести» стала доминирующей в христианстве. А его противники иудео-христиане, эвиониты, державшиеся за национальное превосходство Израиля, за его преимущества «по плоти», после 70-го года исчезают из истории.

Об отсутствии у христианина национально-расовых преимуществ апостол языков учит так: Ибо мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом… весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познается грех. Но ныне, независимо от закона, явилась правда Божия, о которой свидетельствуют закон и пророки, правда Божия через веру в Иисуса Христа во всех и на всех верующих, ибо нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе (Рим. 3, 9 -24). Народы бывают разные, различаются по степени культурности, темпераменту, национальной традиции, но все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати искупления. Никто не может быть оправдан никаким преимуществом по плоти, включая в это понятие «по плоти» даже генетическую принадлежность к избранному Богом народу. И это учение не Лютера, а Павла, паче же самого Христа. В том же Послании Павел сравнивает все нееврейские народы с дикой маслиной, привитой к культурному корню. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, [то] [вспомни, что] не ты корень держишь, но корень тебя (Рим. 11, 17-18).

Можно ли в таком учении уловить хотя бы намек, что возможен какой-то иной генетически чистый народ, преимущественно способный сохранить христианскую веру на качественно лучшем уровне и сделать это в силу именно расового своего преимущества по плоти?

Те же мысли Павел многократно развивает и далее. Невозможно здесь выписать все его доводы на эту же тему из посланий Галатам, Коринфянам, Римлянам и других. В послании к Ефесянам добавляется и еще одна мысль в том же ключе: Христос есть примиритель народов не только с Отцом, но и между собою: Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир, и в одном теле примирить обоих с Богом посредством креста, убив вражду на нем. И, придя, благовествовал мир вам, дальним и близким, потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе (Еф. 2,14-17). Если в данном контексте выделенные слова мы переведем как убив расизм на нем, то нисколько не исказим мысль апостола. Крест Христа, в который «внесли свой вклад» не только иудеи, но отчасти и римляне, соединяет враждующие, несоединимые прежде народы (и расы). Одной из целей этого добровольного страдания Христа является такое примирение. Так учит Апостол. Соответственно учение о «христианской по плоти» расе является даже не искажением, а прямым отрицанием апостольского учения.

Правда состоит и в том, что осознание Иисуса Христа воплотившимся Словом Бога, Богочеловеком, пришло не прежде, а после всех записанных Павлом слов об отсутствии преимуществ «по плоти». И более того, христиане того времени и поняли, что Иисус есть Господь и Богочеловек, лишь на основе опытом подтвержденного осознания, что Он есть универсальный Спаситель всех людей, независимо от их происхождения по плоти. Он – Господь и Спаситель всякой человеческой плоти, это первично, и уже в силу этого Он и есть Господь мира. Богословская мысль двигалась именно так, а не в противоположном направлении, что доказывает общепринятая датировка Павловых и других апостольских посланий.

Зная это, можно оценить заявление Демина о своей приверженности догматам Православия, как верное лишь с чисто внешней и формальной стороны. Догмат о воплощении и искуплении основан на духовном опыте Церкви, что во Христе обретают спасение люди из любого народа и независимо от генетической чистоты народа, а в зависимости лишь от личной живой веры христианина, веры, действующей любовью. Когда не просто игнорируется, а прямо отрицается этот апостольский опыт, то самый догмат выхолащивается в мертвую формулу. Если есть по-прежнему избранные и проклятые расы, то Иисус не есть Господь человечества и его истории, Он не есть (вопреки Апостолу) Спаситель всех человеков, паче же верных (1 Тим. 4, 10). В таком случае формальное исповедание Троицы и Боговоплощения не стоит ничего.

Призвание язычников и отмена иудейского избрания (которое реально было, и совершено было Богом ради подготовки Мессии) – это изначальная тема радостной проповеди самых разных св. Отцов, начиная с первых веков. Неисчислимые страницы посвятил этой теме только один Златоуст. Многократно эта же радость отражается и в церковной гимнографии: Языцы восплещите, евреи восплачите, — так начинает преп. Андрей Критский свой канон на Преполовение. Народы, не зараженные расизмом, радуются своему призванию через Христа. Евреям же, зараженным этой болезнью, следует очиститься от нее покаянным плачем, пока не пришла еще эпоха плача вечного.

Спрашивается: для чего нам спешить прилагаться к самой тяжкой национальной болезни Израиля?

Далее. Демину свойственно не только такое прямое отрицание основополагающих истин Нового Завета, но и совершенно не христианский, оккультный взгляд на свастику (см. в приложении п.3).

Даже если свастику посчитать священным символом (что не соответствует происхождению этого символа и отношению к нему в Церкви), то было бы крайне резким преувеличением ставить верность символу выше богословия и убеждений человека. Такое отношение недопустимо в Церкви даже по отношению к самому каноничному изображению креста. Ценность символа креста для христианина в восхождении к первообразному, в том, что символ креста напоминает всем известное центральное событие евангельской истории и его смысл: Божию любовь к человеку, ставшую жертвенной во Христе Иисусе. Но само отношение к изображению креста (или рыбы) никоим образом не заменяет ни веры, ни богословия, ни благочестия, оно не дает гарантий правильного поведения, правой веры и жизни по ней. И напротив, гипертрофированное почитание символа свидетельствует об идолопоклонническом отношении, что свойственно оккультистам и магам, но не христианам.

К тому же сама свастика – это не иное изображение креста, это коловорот, символ вечного круговращения мира. Этот символ выражает антибиблейское отношение к истории, в котором вместо отрезка времени между сотворением и вторым пришествием Господа на суд, предлагается непрерывная смена временных эпох.

В богословском отношении важен так же вопрос о хилиазме. Здесь к подробному анализу М. Назарова можно добавить лишь исконное отношение Церкви к самому Апокалипсису. Далеко не все признавали эту книгу в первые четыре века христианской истории. Длинную выписку из св. Дионисия Александрийского приводит Евсевий Памфил в своей церковной истории (кн. 7, гл. 25). Дионисий основательно доказывает, что это Откровение написано не автором Евангелия и посланий Иоанна, сильно отличается по стилю и по идеям. Оно вряд ли принадлежит апостолу, сыну Зеведея, а скорее – ефесскому пресвитеру Иоанну, ученику и секретарю Апостола. Такова позиция Дионисия и с ним Евсевия; ее не следует считать истиной в последней инстанции, но она при этом серьезно обоснована и разделялась многими современниками. При этом среди кафолических христиан тогда были и те, кто Апокалипсис просто отрицали, как писание и вовсе не христианское.

Такое историческое разномыслие следует всегда иметь в виду, когда речь заходит об обосновании любой, какой угодно богословской идеи исключительно на базе Апокалипсиса. Если этому утверждению нет параллельного обоснования в других достоверных источниках раннего христианства, то его нельзя вводить в состав апостольского предания. Это утверждение (учение хилиазма, кстати, именно таково) может считаться лишь терпимым частным богословским мнением, предположением, — но столь же терпимым тогда следует признавать частное мнение св. Дионисия об Апокалипсисе, как недостоверной, не апостольской книге, имеющей вероучительный авторитет не выше, чем сходный по стилю «Патырь» Ерма.

В случае же с теорией хилиазма, последующий соборный суд Церкви, 2 Вселенского собора должен получить решительный голос в древнем непростом споре частных мнений св. Отцов прошлого.

Из высказанных В. Деминым идей мы рассмотрели лишь малую часть, имеющую библейско-богословскую тематику. Его отношение к Ивану Грозному, Распутину и Гитлеру, его оценки современного состояния русского народа и общества – все это подробно рассмотрено М. Назаровым. Многие из таких идей, сам стиль их изложения Деминым, порой наводят на мысль о психиатрии. Но корень этому лежит именно в незнании основ христианства, в отсутствии живого интереса к Евангелию, в непонимании Благой Вести, доходящем до степени ее отвержения. Это лишний раз подтверждает евангельскую и апостольскую правоту: все согрешили и лишены славы Божией, все мы нуждаемся в исцелении благодатью, принимаемой по вере в правоту Нового Завета. К сожалению, вообще в современном православии интерес к Новому Завету чрезвычайно низок, а зачастую рассматривается под углом подозрений в протестантизме и либерализме. При таком отношении взгляды Демина, несмотря на свой экстремизм, будут выглядеть вполне закономерным последствием неприятия любви к истине для своего спасения (см.: 2 Фес. 2, 10).

 

 

источник: http://internetsobor.org