В.Д. КАТКОВ Парламентаризм как предрассудок

В.Д. КАТКОВ  Парламентаризм как предрассудок

Эту идею о парламентаризме, «который справедливо называют ве­личайшим из современных предрассудков и который в Италии и Фран­ции (Donnat, la politique experimentale¹) все более и более мешает развитию правильной системы управления, так как не соответствует характеру народа», вы, читатель, найдете не в каком-либо «черносотен­ном» произведении отечественной литературы, а в одном из литератур­ных трудов той самой Западной Европы, которая имела возможность на опыте испытать прелести парламентаризма: в недавно переведен­ной на русский язык книге Ломброзо и Ляски: «Политическая преступ­ность и революция».

Многие отрицательные стороны жизни «конституционных» стран вообще и парламентарных в особенности, несомненно, ис­чезли бы, если бы в них водворилась та «лучшая (по словам Гей­не) демократия», в которой государством управляло бы одно лицо, а не многоголовое собрание из случайно выдвинутых преходящим настроением толпы людей.

У англосаксов, где выросли те учреждения, которые сделались объектом подражания для других народов, они также не являют­ся идеалом лучшего управления страной. Это выражается как в стремлении к усилению королевской власти, так и в том, что для громадного по населению большинства своих владений сами англича­не не считают возможным применение тех самых начал управления, которые существуют у них и которые некоторыми публицистами-тео­ретиками выставляются как безусловный идеал государственности и последнее слово «науки».

Народ может принять ошибочную систему управления страной, и, однако же, эта ошибка может и не вести к пагубным последствиям, если в характере и истории народа существуют обстоятельства, смяг­чающие ошибку.

Хорошими сторонами государственной жизни англичане обязаны прежде всего активному характеру народа, суровому воспитанию в те­чение целых веков, строгости нравов и глубокой религиозности, живу­щей и теперь среди значительной части населения.

Парламентаризм в Англии установлен был не народом и не в интересах народа, а знатными, образованными и сильными людь­ми в интересах расширения собственной власти и лучшего господ­ства над массами. Английские монархи не устояли в борьбе из-за власти со своей знатью не потому, чтобы правда была на стороне этой знати, а потому, что не позаботились своевременно организо­вать народные массы в опору себе. Народ остался пассивным зри­телем в борьбе знати с монархами и нашел себе худшего господи­на в лице господ из парламента, чем был бы им наследственный, сильный, ни от кого не зависимый монарх. «Народное благо» было только ширмой в борьбе за власть знати, которую они представля­ли как борьбу за свободу и счастье всего народа. Это обычный при­ем всякой своекорыстной манипуляции: нужно представить ее как требуемую «благом нации».

Какое «народное благо» вышло из этого стремления лишить ко­роля власти и отнять у него возможность защищать свой народ, то есть незнатное, небогатое, несильное и непросвещенное большин­ство, это «нация» узнала только тогда, когда все крестьянство было обезземелено, — в руках якобы народолюбивой знати очутились огромные поместья, где она предавалась охоте, а промышленная деятельность захвачена была капиталистами. Тогда придумано бы­ло средство — демократизация парламента, введение в его состав элементов, которые могли бы защищать небогатого и непросвещен­ного от насилий и своекорыстия знати, так как естественного за­щитника, сильного, никем неограниченного монарха, у народа уже не было.

Но и эта мера не достигает своей цели: парламентарный строй и теперь служит раем для богатого, образованного, сильного и знатного, и чистилищем или даже адом для бедняков, спасающихся из него только путем переселения за море.

Системой воспитания и всякого рода внушения от масс скрыва­ют настоящую причину их бедствий: режим, при котором все места на пиру природы оказываются занятыми господами из парламента или их присными. Но люди, которые подобно Карлейлю поднима­лись из народных масс силой своего ума и образования, видели яс­но, что парламентаризм не служит совсем той цели, ради которой его создала знать: не «народное благо» было его жизненным нер­вом. Смутное создание этого в народных массах вместе с интереса­ми между народного положения Англии и создало теперь течение в пользу империализма, который не может, конечно, обойтись без уси­ления королевской власти и поведет, вероятно, в будущем к государ­ственному переустройству на началах, ближе лежащих к самодер­жавному строю Русской Империи. Это уже сделано по отношению к значительнейшей части Великобритании — трехсотмиллионной Индии. Сначала ее вырвали из рук коммерческой компании, а потом усилили «официализм» и объявили население подданными индий­ской императрицы. Будущее в Англии принадлежит монархическо­му началу, которое в своем настоящем и чистом виде и выражается термином «самодержавие».

Уклонившись от монархической формы управления, которую еще Аристотель и Плутарх считали лучшей, Англия в конце концов должна будет восстановить ее и устранить уродующие ее черты, об­нимаемые словом «парламентаризм». Народу нужен неподкупный Судия и независимый ни от кого Страж его интересов, нужен Пра­витель, стоящий выше всяких партий, выше временных настроений и связанный всеми своими интересами и всею своей и своего по­томства жизнью с судьбою страны. Нужно, чтобы во главе правле­ния стоял человек, который имел бы полную свободу руководиться в деле управления только велениями своей совести, не заботясь об угождении какому-нибудь случайно подобранному парламенту, ко­торый может состоять как наши первая и вторая Думы или из близо­руких честолюбцев, или из совершенных невежд в деле правления, или даже из прямых преступников, из тюрем вышедших и в тюрьму возвратившихся. Если такой новый курс страны, давшей другим образцы для подра­жания в деле управления, то еще с большей необходимостью придет­ся пойти по этому курсу подражавшим странам. Если во Франции и Италии парламентаризм мешает установлению правильной системы управления, то еще сколь более не подходит он к условиям государ­ственной жизни в Австрии, Португалии, Румынии и России, разди­раемых внутренними смутами или трениями вследствие недостатка сильной центральной, объединяющей страну власти. Только монархи­ческое начало в его чистом виде способно служить якорем спасения для подобных государств.

Где не только нет устойчивой государственной культуры, но и нравственные понятия, служащие ей основанием, стоят на глиняных ногах, а свобода делается источником горя для населения и ничего не внушает к себе, кроме страха, ненависти и презрения, там безусловно необходимо создать крепкую, независимую и грозную власть на страх всем антигосударственным элементам и на защиту мирных и честных тружеников.

Историческая неустойчивость парламентаризма объясняется гни­лостью питающих его корней. Управлять государством ко благу наро­да не могут ни все, ни большинство, ни меньшинство. Ко благу парода может управлять страною только одно лицо, поставленное в исключи­тельное положение: ни от кого не зависимое, никому не угождающее, никого не боящееся.

Все не могут управлять страной, потому что к этому делу нельзя привлечь детей и младенцев, больных, стариков и женщин, а осталь­ная часть населения, хотя бы она составляла большинство, призванная к управлению вся, дала бы преобладание числа над качеством, количе­ства над достоинством и подавила бы исключительные сильные умы, исключительные, сильные характеры, опытность и познания. Не все дела управления столь просты, чтобы они могли быть понятны всем или даже только большинству: для многих из них нужны выдающий­ся ум, высокое развитие, обширные познания в связи с честностью, опытностью, мудростью и таким положением, которое исключало бы влияние побочных факторов: страха, лести, угодничества и пр.

Не власть большинства, а счастье народа — верховная цель управления. Дать власть большинству, значить отдать народ под руководство лжеапостолов и демагогов, которые непременно при­ведут его к несчастью. Признавать решающее значение за голосом большинства в деле законодательства или управления значит уст­ранять влияние всегда немногочисленных честных характеров и исключительно высоких интеллектов. Большинство, толпа всегда будет ребенком в деле управления. И благосостояние народа столь же несовместимо с властью большинства или толпы, как здоровое развитие и будущность ребенка несогласимы с полной свободой и всемогуществом его в детском возрасте.

Меньшинство, которое фактически всегда становится управляю­щей машиной страны, выполняет хорошо свое предназначение только тогда, когда оно подобрано и действует под контролем высшей едино­личной власти, вполне свободной и ответственной не перед толпою, а перед совестью, историей и Богом, то есть когда во главе стоит само­державный, неограниченный Государь.

Если парламентаризм в смысле установления правильной систе­мы управления есть только предрассудок, очевидно, что введение его требуется не интересами народа, а какими-либо частными ин­тересами. Во всех странах парламентаризма мы видим необычай­ный рост чиновничества. Адвокаты, разные служащие и предста­вители «свободных профессий» путем парламентаризма создают себе несколько сот теплых местечек в качестве членов парламен­та, а потом, добившись власти, создают места для родственников, знакомых и для поддерживавших их партизанов. «Свободный» народ оказывается рабом сплотившейся кучки людей, сделавших себе профессию из политики, вроде наших кадетов. «Если пригля­деться пристальнее, — говорится в той же книге («Политическая преступность и революции, стр. 19), — то весь современный госу­дарственный механизм работает на пользу адвокатов, для которых золото, отнятое мошенниками у честных людей, превращается в капиталы, точно так же, как земля, под влиянием червей, превра­щается в плодородный humus (чернозем). В Соединенных Штатах, стране архидемократической, состав действительно самодержав­ного народа сводится к двум- или тремстам тысяч субъектов (это из 85 миллионов!?), находящих средства к жизни в занятии поли­тикой, так что издержки их на избрание покрываются бюджетом государства. Благодаря этому вместо трех тысяч чиновников, как было тридцать лет тому назад, там теперь их больше ста тысяч». Вот вам и сокровенный смысл всего современного строя консти­туционных государств или конституционного строя современных государств! И это не по оценке «Русского знамени», «Веча», «Ки­евлянина» и прочей «черносотенной» российской литературы, а по свидетельству самих же западных европейцев.

Изменить это печальное положение можно только возрождени­ем строго монархических начал управления, то есть воссозданием Самодержавия.

1.Донат, экспериментальная политика.

Источник: В.Д. Катков. Христианство и государственность.