Константин ФИЛАТОВ. Периандр: мудрец и тиран

Периандр, сын Кипсела, правил древним греческим городом Коринфом в 627 – 585 гг. до Р.Х., и еще при жизни стяжал славу одного из величайших мудрецов своего времени. В правление свое он отстроил Коринф и превратил его в самый прекрасный и процветающий город греческого мира, а сам сделался героем многочисленных народных преданий.

Периандр жил в те далекие времена, которые историки ныне именуют Архаическим периодом в истории Греции. Историография, как традиции сбора и обобщения сведений о подлинных событиях прошлого, в то время еще не родилась. Греки тогда еще «не умели» писать прозой, и свои смутные воспоминания о былых временах отражали в поэтических образах эпических поэм, в которых на мифологическую основу в тех или иных пропорциях накладывался собственно исторический материал. По этой причине, никаких исторических записок современников о событиях правления Периандра в Коринфе просто не было. Собственно, и от поэтического наследия той эпохи мало что сохранилось.

Как мудрец и выдающийся правитель одного из наиболее крупных городов Средиземноморья, Периандр стал героем многих сказаний, широко известных среди древних греков. Многие из этих рассказов дожили (к сожалению, не всегда в первозданном виде) до классических веков Эллады, когда они были записаны историками. Именно они легли в основу этого повествования о жизни Периандра.

К сожалению, после смерти Периандра в отечестве его нашлось немало охотников испоганить образ покойного правителя грязной ложью и глупыми небылицами, и даже сам прах его был осквернен земляками. Все это приходится учитывать тому, кто пытается «отделять зерна от плевел», осмысливая деяния древнего правителя Коринфа.

Наиболее обстоятельно и красочно изложил предания о знаменитом коринфском монархе Геродот Галикарнасский в своей «Истории». Важные сведения о нем имеются также в трактате Аристотеля «Политика», в сочинениях Плутарха и Диогена Лаэртского. Архаическое прошлое Коринфа в целом подробнее всего описано в первой книге «Истории» Фукидида.

Менее насыщенным сообщениями о Периандре, но также небезынтересным было сочинение Николая Дамасского, но оно, к сожалению, сохранилось только в виде фрагментов. И совсем уж крохи интересной в этом смысле информации содержат труды Страбона, Клавдия Элиана, Афинея, Павсания, Парфения, Платона и Цицерона.

Собрать все уцелевшие кусочки сведений о Периандре и сложить из них связанный рассказ, не проще, чем восстановить прекрасную мозаику, большая часть деталей которой давно утеряна. Но стоит попытаться это сделать.

 

I

(1074 – 657 гг.)

 

Древний Коринф был расположен на возвышенности, примерно в 3 км от Коринфского залива Ионического моря, при входе с Пелопоннеса на Истм – перешеек, соединяющий полуостров с Аттикой. Коринфский акрополь, именуемый Акрокоринфом, высился на неприступной скале так высоко, что из него можно было видеть не только Афины за широким Сароническим заливом, но и священную гору Парнас над далекими Дельфами в Центральной Греции. У коринфян имелась замечательная возможность выхода сразу к двум морям: Ионическому и Эгейскому, по берегам которых располагались городские порты – Лехей у Коринфского залива и Кенхреи у Саронического залива, причем именно Коринф контролировал самый узкий участок Истма шириной всего около 6 км.

Исключительно удачное географическое расположение этого города на пересечении важнейших сухопутных и морских путей, соединяющих составные части Балканской Греции обусловило с одной стороны его относительную экономическую стабильность, но с другой стороны давало большие возможности более сильным в военном отношении соседям – Спарте и Афинам – влиять на внутреннюю и внешнюю политику Коринфа. При этом коринфские олигархические или тиранические режимы, однажды победившие своих противников, как правило, отличались прочностью и сохранялись десятилетиями. Так было веками, пока во второй половине IV в. Македонская держава Филиппа II не стала гегемоном Греции. В след за этим Коринф навсегда утратил свои ведущие позиции в греческом мире. Что же касается архаической эпохи, на последний век которой приходятся годы жизни Периандра – самого знаменитого правителя Коринфа – то в это время неизменно важнейшим стратегическим партнером города была Спарта, чрезвычайно могущественное и воинственное государство, господство которого простиралось на весь Пелопоннес. С близлежащими же городами Приистмийского региона: Мегарами и Сикионом отношения Коринфа были непостоянными – от мирных и даже союзных, до предельно враждебных, что объяснялось как общей глубокой разобщенностью греческих городов, так и реальными противоречиями между ними в борьбе за природные ресурсы и пограничные территории. В районе перешейка Коринф был лидером, в силу значительности принадлежащих ему земель, густонаселенности и экономической мощи.

Процветание коринфян основывалось преимущественно на посреднической торговле и ремесленном производстве в больших масштабах для вывоза на экспорт товаров, прежде всего керамических, поскольку вблизи города изобиловали залежи хорошей глины. Коринф в греческом мире считался местом изобретения гончарного станка, и оставался крупнейшим поставщиком чернофигурной керамики во все концы Средиземноморья до середины VI в., когда лидерство в керамическом производстве перешло к Афинам. Другой важной отраслью производства в Коринфе было изготовление изделий из бронзы; медную руду для этого привозили из района Халкиды на острове Эвбея. Еще одним достаточно доходным промыслом в городе было изготовление различных медицинских и косметических снадобий по древним восточным рецептам, полученным коринфянами от финикийцев. Доброй славой на греческих рынках пользовались, кроме того, шерстяные, окрашенные ткани коринфской работы.

Гористая местность, отсутствие иных природных ресурсов, кроме камня и глины, и небольшие площади земель, пригодных для сельскохозяйственного производства по сути дела и не давали Коринфу иных путей для своего хозяйственного развития, помимо возможности стать морской, торговой державой.

Первое поселение на месте будущего города появилось в глубокой доисторической древности, около 6000 г. Согласно одному греческому мифу, город основал и дал ему свое имя некий герой Коринф, сын солнечного бога Гелиоса, другой миф приписывает заслугу основания города Эфире, дочери титана Океана. Совершенно ясно, что и та и другая версия – не более чем позднее поэтическое осмысление той очевидной истины, что город возник на стыке моря и гор, обласканных небесным теплом. Согласно третьему варианту сказания о возникновении города, его основателем был царь Сизиф, впоследствии прогневавший богов, и вынужденный катить огромный камень на Акрокоринф.

На самом деле, название города происходит из языка пеласгов – догреческого населения Южных Балкан. Около 2200 г. первые греческие племена, известные под именем ахейцев, вторглись на юг Балканского полуострова, разрушая на своем пути поселения аборигенов-пеласгов. Издревле заселенный Храмовый холм Коринфа тогда был покинут жителями, и в течение следующих почти тысячи лет его территория оставалась незаселенной.

Новое поселение на месте Коринфа появилось уже в бронзовом веке, около 1300 – 1200 гг. В это время, согласно античной традиции, районы, прилегающие к Истму, были заселены представителями греческого племени эолийцев, которые, вероятно, и были основателями второго по времени поселения. Первоначально греческий Коринф не был самостоятельным государством, а входил в состав Микенского царства. В «Илиаде» Гомера Коринф назван среди городов державы Агамемнона, представители которого участвовали в Троянской войне.

Завершая рассказ о мифологических временах в истории Коринфа, стоит, пожалуй, добавить, что основателем первой династии царей этого города греки считали уже упомянутого Сизифа, и что именно в Коринфе Язон, легендарный предводитель аргонавтов, бросил колхидскую царевну Медею.

На закате микенской эпохи, вторгнувшееся  с севера в Центральную и Южную Грецию полудикое, но очень воинственное греческое племя дорийцев дважды пыталось захватить Коринф, и со второй попытки ему это удалось в 1074 г. В общественном мнении греков эти пришельцы много позже стали считаться потомками Геракла – гераклидами, вероятно, не в последнюю очередь потому, что они сражались в львиных шкурах, и в таком же наряде было принято изображать самого любимого в Греции героя. Вождя захватчиков звали Алет, он стал править Коринфом, а вернее несколькими сельскими поселениями, возникшими на месте разрушенного города эолийцев. С тех пор дорийцы утвердились здесь навсегда. За последующие 300 лет они заметно продвинулись в культурном отношении и Коринф к середине VIII в. вновь приобрел черты крупного города за счет поступательного развития ремесленного производства и торговли.

Веками цари Коринфа мирно наследовали власть своих умерших предшественников, пока в 733 г. в городе не произошло изменение политического устройства. Царь Телест был свергнут группой аристократов, монархия упразднена, и править стал самый влиятельный коринфский олигархический род Бакхиадов, потомков семи сыновей Бакхида, пятого коринфского царя. После Бакхида коринфянами правили еще несколько царей, и сам он не выделялся ничем особенным в общей череде монархов, но его потомки оказались чрезвычайно сплоченными и богатыми людьми. Этот клан насчитывал свыше 200 взрослых мужчин, которые ежегодно избирали из своей среды притана (правителя), исполнявшего обязанности царя.

Богатство этой группировки олигархов имело преимущественно торговые корни, они собирали налоги и пошлины из гаваней. Возможно, что они и сами участвовали в торговых предприятиях. Поэтому неудивительно, что во внешней политике Бакхиады главной своей задачей считали расширение торгового влияния Коринфа на Западе, в поисках новых рынков сбыта для продукции коринфского производства. Помимо этого, Коринфу нужны были богатые природные ресурсы заморских земель. В первые десятилетия власти олигархов, коринфяне основали целый ряд колоний, в том числе такие значительные как Керкира на одноименном острове (совр. Корфу) в Ионическом море и Сиракузы на восточном побережье Сицилии в 733 г. Но затем наступил долгий перерыв в колонизации, и в последние 50 лет правления Бакхиадов коринфяне не создали ни одного нового поселения. В первой половине VII в. потомкам Бакхида было просто не до этого, им приходилось заниматься совсем другими делами. В это время в Коринфе, как и в других крупнейших греческих городах,  начались смуты, связанные с борьбой простонародья против произвола аристократов, и клан Бахиадов упорно подавлял притязания народных масс на власть и собственность. Кроме того, положение города осложнили значительные территориальные потери, связанные с восстанием в ранее подчинявшемся Коринфу соседнем истмийском городе Мегары, а также затяжная война с воинственными жителями Аргоса и даже по неизвестным причинам вспыхнувшая вражда в отношениях с собственной колонией на Керкире. Как писал Фукидид, около 664 г. между керкирянами и коринфянами произошло первое в истории Греции морское сражение. Враждебные отношения Керкиры к своей метрополии уже сами по себе серьезно затрудняли для коринфян плавание в западном направлении, поскольку керкирская гавань, помимо Амбракийского залива, была на побережье северо-западной Греции единственным удобным и безопасным местом для стоянки кораблей.

Правление Бакхиадов длилось более 90 лет. В конечном счете, олигархический клан, отличавшийся надменностью, грубостью и погрязший в роскоши, потерпел полное поражение, причем главным «ниспровергателем устоев» оказался один из своих. Хотя, вернее было бы сказать, что этот мятежник был чужим среди своих.

Дело в том, что Бакхиады всеми силами оберегали свою сплоченность, основанную на  семейных связях, и заключали браки только между собой. Но, по преданию, одну из невест своего рода по имени Лабда, дочь Амфиона, Бакхиадам долго не удавалось выдать замуж – никто не хотел брать ее из-за ее врожденной хромоты. Поэтому пришлось отдать ее за чужака Эетиона, сына Эхекрата, из знатного, но не имевшего доступа к власти рода Кенеидов. Детей у Эетиона не было, и он отправился в Дельфийское святилище за прорицанием будущего новой семьи. Не успев задать свой вопрос, он будто бы услышал, как Пифия возвестила, что «Лабда родит сокрушительный камень; падет он на властелинов-мужей и Коринф покарает». Стих оракула сохранился в «Истории» Геродота, хотя большинство современных ученых склонны считать, что это предсказание, как и последующее, данное позже самому подросшему юноше, на самом деле, было сочинено в Дельфах гораздо позже, уже после того как «сокрушительный камень» стал правителем Коринфа и пожертвовал в дельфийское святилище огромные ценности. Именно тогда он получил «божественное» оправдание своей власти.

Далее, по той же легенде, коринфские олигархи узнали об этом оракуле, не на шутку обеспокоились, и решили, что от новорожденного нужно избавиться. Случилось это, вероятно, около 687 г.

Они послали 10 человек в Петру – пригород Коринфа, где Лабда жила в доме своего мужа, поручив им разбить голову ребенка о камень. Молодая мать радостно вынесла своего спеленутого сына, чтобы показать пришедшим родственникам. Но немедленно убить ребенка пришедшим не хватило духу. Взяв улыбающегося младенца на руки, они передавали его друг другу, в надежде, что кто-нибудь другой, исполнит жуткое поручение. Но сделать это не смог и последний, и ребенок вновь оказался в руках матери. Лабда не сразу поняла, почему так смутились и помрачнели ее родственники, но унеся дитя в дом, она услышала начавшиеся препирательства гостей на дворе и вскоре поняла, что они замышляют. Когда они, наконец, сговорившись, ворвались в дом, ребенок был уже спрятан матерью в ларь, и отыскать его злоумышленники почему-то не сумели. Они ушли, а пославшим их солгали, что умертвили младенца. Но мальчик остался жив и с тех пор все звали его Кипсел, что по-гречески значит «ларец».

Когда он вырос и узнал о предсказании, полученном при его рождении, он решил захватить власть в Коринфе. Ему это сделать было не слишком сложно, поскольку к этому времени он как Бакхиад по матери занимал пост полемарха – главы военного ополчения Коринфа, имевший также и некоторые полицейские обязанности. Историк I в. до Р.Х. Николай Дамасский, используя сведения более ранних авторов, описал его путь к высшей власти так. Став полемархом, Кипсел оказался лучшим из всех, занимавших эту должность. Свои обязанности он исполнял очень добросовестно, с уважением к гражданам. Например, у коринфян существовал закон, по которому осужденных должников полемарх должен был держать под замком до внесения денежной пени, часть которой предназначалась самому полемарху «за труды». Но Кипсел не лишал свободы ни одного жителя города: одних он отпускал под поручительство, за других ручался сам, при этом причитающуюся ему долю штрафа он прощал должникам. Таким образом, на этой должности он приобрел любовь и доверие сограждан. Ему было на кого опереться, но чтобы избавиться от последних сомнений молодой амбициозный политик еще раз обратился к Дельфийскому оракулу. На этот раз Пифия изрекла: «Счастлив сей муж, что ныне в чертог мой вступает, Эетионов Кипсел; царь славного града Коринфа будет он сам и дети его, но не внуки». Кипсел был молод и горяч, судьбы внуков в то время его мало заботили, поэтому, ободренный пророчеством, он в 657 г. во главе своих сторонников убил попиравшего законы и особенно ненавистного коринфянам притана Патроклида и захватил власть вооруженной рукой. Кипсел стал одним из первых тиранов в истории Греции, проложивших путь своим многочисленным последователям.

 

 

 

II

(657 – 627 гг.)

 

Кипсел, после захвата власти, немедленно разрешил вернуться в Коринф всем, кто был ранее изгнан из города за реальные или мнимые преступления, а также вернул гражданские права всем тем, кто был их лишен в правление Бакхиадов. Это, разумеется, привлекло к нему симпатии многих коринфян. Кипсел правил городом на протяжении 30 лет, пользуясь поддержкой простого народа и умело подчиняя массы граждан демагогическими речами. В глазах большей части горожан его власть имела определенное право на существование, ведь по матери он был выходцем из царского рода. Его сторонники, вероятно, считали, что произошедший переворот был, по сути своей, возвращением к старой царской форме правления, упраздненной Бакхиадами. Кипсел чувствовал себя настолько уверенно, что даже не стал обзаводиться вооруженными телохранителями. Разумеется, это стало возможным только после того, как он убил либо изгнал из города всех аристократов – своих родственников со стороны матери, что могли представлять для него реальную опасность. Изгоняя своих противников, Кипсел проявил изобретательность и хитроумие. Первым делом он послал самых знатных представителей рода Бакхиадов в качестве феоров (священных послов) в Дельфы, чтобы вопросить оракул о том, как спасти общину коринфян от смут и раздоров, и уже в Дельфах этим посланникам было вручено письменное распоряжение тирана никогда более не ступать на землю Коринфа под страхом смерти. После этого большинство оставшихся в живых Бакхиадов бежали в Керкиру, которая все еще находилась во враждебных отношениях со своей метрополией, другие уплыли в иные уголки Средиземноморья. Владения и имущество убитых и сосланных Кипесл конфисковал и раздал своим сторонникам. Для улучшения системы управления Коринфом Кипсел разделил всех его граждан на 8 территориальных единиц (фил) и этим значительно уменьшил значение родовых связей и влияние аристократии. В военное время филы должны были становиться боевыми единицами ополчения.

Экономика города в эти годы развивалась бурными темпами, что в итоге сделало Коринф не только лидером в производстве высококачественной керамики, легко узнаваемой по своему особому светло-желтому цвету, но крупным центром металлообработки. Коринфские бронзовые панцири и шлемы, статуи и рельефы для храмов, а также металлическая посуда стали в то время образцом для ремесленников других греческих городов. О коринфской бронзе, отличавшейся особенной устойчивостью против ржавчины и красивым цветом, в греческом мире слагались легенды, сотни лет затем передававшиеся из уст в уста. Две из них записал Плутарх во II в. от Р.Х. Согласно одному из рассказов, коринфский бронзовый сплав был открыт случайно, когда сгорел дом какого-то ремесленника, в котором хранилось известное количество меди, серебра и золота; сплавившиеся в огне пожара металлы и образовали тот состав, что стал именоваться коринфской бронзой. По другой версии, чудесный сплав изобрел некий хитромудрый литейщик, по воле случая нашедший кем-то утерянный ящик, полный золота. Не желая возвращать находку растяпе-хозяину и опасаясь огласки, ремесленник стал понемногу подмешивать золото к своей бронзе; получился дивный сплав, и он дорого продавал свои изделия тем, кто ценил их красоту. Как бы там ни было, коринфские мастера ревностно хранили свои секреты и передавали их по наследству от отца к сыну.

В те же годы увеличились объемы производства на корабельных верфях Коринфа.  В порт Лехей один за другим приходили торговые суда из городов Великой Греции, а в Кенхреи была стоянка кораблей из Афин, Ионии, Кипра и с Ближнего Востока. Многие из них ремонтировались в портовых доках, там же коринфяне строили новые мореходные посудины.

Стоит отметить особо, что в VII в., по преданию, в Коринфе был изобретен якорь, а кроме того, именно коринфским кораблестроителям приписывается честь разработки и налаживания серийного производства триер – боевых кораблей нового типа, с тремя рядами весел по каждому борту и с запасными парусами, на случай благоприятного ветра. Такой корабль, грузоподъемностью в 50 – 60 тонн и экипажем в 200 человек, при попутном ветре мог развивать скорость до 18 км в час и был самым быстроходным плавательным средством того времени.

Успехи в экономике города повлекли за собой быстрый рост его населения, однако разбивать новые пашни горожанам было негде, и, чтобы избежать нехватки продовольствия, Кипсел возобновил колонизацию заморских земель.

Он разработал план широкого освоения территорий вокруг Амбракийского залива. В ходе одного плавания коринфяне, численностью около 1000 человек, основали  по меньшей мере 3 колонии: Левкада, Амбракия и Анакторий. По поручению тирана руководил отправкой людей на выселки его сын Горг, он же был ойкистом (основателем) одной из колоний.  Вначале коринфские переселенцы обосновались на побережье Левкады, которая в то время была не островом, а частью материка. На Левкаде в качестве ойкиста был оставлен еще один сын Кипсела по имени Пилад, который, истребив обитавших здесь акарнанцев, присоединил их земли к только что основанному поселению. Остальные колонисты, используя, Левкаду как опорный пункт, проникли в глубь Амбракийского залива и утвердились на обоих его берегах. Эхид, третий сын Кипсела, основал на южном побережье залива Анакторий, а Горг, располагавший, по-видимому, наибольшим числом переселенцев, заложил на противоположном берегу крупнейшую в этих местах колонию Амбракию, поскольку в окрестностях этой колонии имелось много плодородной земли.

На Левкаде пригодных для сельского хозяйства земель почти не было, но она была нужна Кипселу как промежуточная морская база для кораблей торгового флота Коринфа, совершающих плавания в Сиракузы, вместо вышедшей из повиновения Керкиры. Кроме того, при случае вести боевые действия против Керкиры коринфянам было бы гораздо удобнее, используя Левкадскую гавань. В этом смысле замысел Кипсела также увенчался полным успехом. Сочетая методы дипломатического торга и угрозы военной силой, он быстро добился подчинения керкирян своей воле. В дальнейшем выходцы с Керкиры принимали деятельное участие в колонизационных предприятиях своей метрополии, для начала отправив некоторое количество своих граждан на поселение в только что основанном Анактории. Саму же Левкаду в целях укрепления ее обороноспособности коринфяне вскоре сделали островом, прокопав канал через перешеек, соединявший ее с материком.

В ходе колонизации коринфский тиран иной раз решал и задачи внутриполитического характера, заставляя своих недругов участвовать в организации новых поселений. Но такой вид ссылки Кипсел применял довольно редко, понимая, что, собравшись в большом количестве, его политические противники смогут поднять мятеж и захватить власть в колонии. В целом, колонизационные предприятия Кипсела оказались достаточно успешными, и, в конечном счете, укрепили финансовое благополучие Коринфа.

Большие доходы, поступающие в казну, позволяли тирану дружить с богами и их служителями, и Дельфийским святилищем он был официально признан законным царем Коринфа. Свои драгоценные дары храму Аполлона в Дельфах Кипсел поместил в специально построенной для этого сокровищнице, фасад которой был украшен его собственным именем, а не названием города. Там же в Дельфах имели свои сокровищницы и Афины, и другие значительные греческие города-государства, но если кто-то брался описывать хранящиеся в этом священном месте ценности, то среди прочих вещей, достойных упоминания обязательно перечислял содержимое каменного «ларца» Кипсела. Например, небезызвестные шесть огромных золотых кратеров, общим весом в 30 талантов. Но самым знаменитым его даром в Дельфах была искусной работы бронзовая пальма, поднимающаяся над почвой, сплошь кишащей лягушками и водяными змеями. Эта композиция была зримым символом высочайшего мастерства коринфских скульпторов и литейщиков. Она стояла в коринфской сокровищнице в Дельфах еще во II в. от Р.Х., когда, после эллинских усобиц и римского завоевания Греции, все другие ценные предметы были уже разграблены.

Кипсел сделал множество ценных приношений не только в Дельфийское святилище, но в другие общегреческие храмы. На излете своей жизни он пожертвовал в Олимпию колоссальную золотую статую Зевса, на базе которой его имя также присутствовало. Кстати, тиран в течение 10 лет собирал средства на изготовление этого поистине царского подарка, для чего ему даже пришлось ввести особый налог на имущество состоятельных землевладельцев.

Такая налоговая политика, в сочетании с общей усталостью граждан от власти постаревшего и растерявшего былое обаяние демагога, привела к обострению политической ситуации в Коринфе. К концу правления Кипсела созданная им политическая система начала давать сбои. Среди коринфян стала складываться некая оппозиция его единовластию, причем в ее рядах были не только выходцы из благородных родов, но и выдающиеся представители трудящихся слоев горожан, наживших состояние в ремесленных и торговых предприятиях.

Но Кипсел не успел отведать эти «гроздья гнева». После 30-летнего правления он мирно окончил свои дни в 627 г., умерев своей смертью в полном благополучии. Его старшему сыну Периандру в то время было 38 лет, и он был единственным сыном покойного тирана от законной жены Кратеиды. Остальные сыновья Кипсела были рождены ему побочными женами.

 

 

III

(627 – 600 гг.)

 

Периандр унаследовал власть своего отца в тревожное время. Кончина Кипсела послужила сигналом к активным действиям для многих коринфян, недовольных режимом единовластия в их городе. Назревал вооруженный переворот, который должен был вернуть власть в руки коринфских аристократов.

Поэтому новый правитель первым делом позаботился о собственной безопасности. Он стал постоянно жить в хорошо укрепленном Акрокоринфе и создал отряд своих личных телохранителей, состоявший из 300 дорифоров (копьеносцев). Тем не менее, в начале своего правления Периандр был даже более мягок, чем его отец. Но его уступки своим политическим противникам, как это часто случается, вызывали лишь очередные требования и в общественном мнении порождали мысль о слабости правителя. Не имевший достаточного опыта самостоятельного правления Периандр тогда, согласно преданию, обратился за советом к своему другу и искушенному политику милетскому тирану Фрасибулу.

Его посланник отправился в Милет с письмом, в котором Периандр описав сложившуюся в Коринфе ситуацию, спрашивал – как ему поступать? Прочитав послание, Фрасибул не дал никакого ответа, ни устно, ни письменно, но пригласил посланника на совместную прогулку за город. В неспешной беседе милетский правитель снова и снова переспрашивал гостя о делах в Коринфе, неспешной походкой бродя вдоль колосящихся нив. При этом он останавливался у колосьев, возвышающихся над другими, обрывал их один за другим и бросал себе под ноги. Таким образом беседа продолжалась довольно долго, но никакого вразумительного совета коринфянин от Фрасибула так и не услышал. По окончании прогулки милетский тиран простился с посланником и велел ему немедленно возвращаться в Коринф. Переплыв на своем корабле Эгейское море, человек Периандра вернулся назад и предстал пред своим владыкой. Коринфский тиран спросил у него, какой ответ он привез от Фрасибула, но посланник отвечал, что правитель Милета, по его мнению, безумен. Он не только ничего не ответил на прямые и ясные вопросы Периандра, но при этом еще развлекался уничтожением лучшей части урожая своих полей. Однако Периандр был чрезвычайно мудр от природы, и сразу понял, что Фрасибул таким образом дал ему тайный совет уничтожить наиболее выдающихся граждан Коринфа, лишив тем самым вождей всех, кто недоволен правлением тирана. Поняв, что это единственно возможный для него способ удержать власть в своих руках, Периандр последовал совету Фрасибула. Внезапно для представителей оппозиции он обрушил на них казни и изгнания, и в короткий срок очистил город от тех, кто готовился отнять у него власть. За это многие свободолюбивые греки впоследствии проклинали Периандра, не желая ничего знать о причинах его вынужденной жестокости, но таким образом коринфскому тирану удалось упрочить свою власть, которая вскоре принесла городу великую славу, экономическое и культурное процветание.

История с советом Фрасибула родилась, скорее всего, в кругу  сторонников Периандра; она красива по замыслу, подчеркивает мудрость коринфского тирана и даже переносит часть ответственности за политические репрессии в Коринфе на правителя заморского города. Однако, философ, политолог и глубокий аналитик Аристотель полагал, что не Фрасибул, на самом деле, давал советы Периандру, а Периандр – Фрасибулу. Аристотель в свое время отмечал, что политика Периандра складывалась из ряда мер, которые он применил первым в истории. В систему контроля власти тирана за поведением жителей Коринфа, кроме уже упомянутого устранения выдающихся граждан, как потенциальных противников единовластии, входили и другие ограничительные законы. В их числе были: запрет на организацию гетерий (гражданских братств) и запрет на проведение сисситий – совместных трапез мужчин. Также Периандр установил ограничение на численность имеющихся в частном владении рабов. Сокращение числа рабов должно было обеспечить работой разорявшихся коринфских земледельцев, утративших свои наделы и вынужденных за определенное вознаграждение служить по найму. Рабский труд создавал для них конкуренцию и лишал их возможностей заработка, а это в свою очередь расшатывало общественный порядок в городе. Кроме того, это ограничение устанавливало определенные препятствия для превращения в рабов разорившихся крестьян-должников.

Социальная политика Периандра была чрезвычайно активной. Он, например, препятствовал переселению разоряющихся земледельцев в город, всеми силами стараясь сохранить сельхозпризводство на максимально возможном уровне. Это было необходимо, поскольку население Коринфа росло бурными темпами, и уже значительно превышало количество людей, способных прокормиться за счет земель, расположенных в окрестностях. Обеспечить же работой всю массу разорившихся земледельцев даже в таком экономически развитом городе, как Коринф, по-видимому, было невозможно. «Лишних» людей Периандр предпочитал отправлять в колонии, избегая накопления в городе массы обездоленных людей, склонных к мятежам и погромам.

При этом правитель принимал меры и против излишней роскоши в быту наиболее богатых граждан. Он даже учредил специальную комиссию, следившую в частности, чтобы расходы коринфян не превышали получаемых ими доходов. Это покушение тирана на «гражданскую свободу» весьма озлобляло «лучших людей» древнего мегаполиса, зато в целом значительно снижало градус напряженности в обществе.

Еще одной похвальной заботой Периандра была борьба за нравственность среди граждан. Задолго до Сократа великий коринфский тиран утверждал важнейшую роль этического благополучия для общественного благосостояния. И как человек деятельный и энергичный, он не только предостерегал своих земляков от нечестивых поступков, но и боролся против безнравственности силовыми методами. Аристотель, к примеру, утверждал, что Периандр извел всех сводниц в Коринфе. Никогда ранее (и, увы, никогда после) жизнь в Коринфе не была настолько пристойной и благочестивой, как в годы правления Периандра.

Впоследствии эти меры в разных комбинациях применяли многие последующие авторитарные правители и тираны Греции, в том числе такие выдающиеся афинские политики и законодатели как Солон, Писистрат и Перикл. И философ Аристотель, и историк Эфор считали Периандра истинным основоположником тиранического способа правления, его теоретиком и практиком.

Он был очень умным, деятельным, страстным и волевым человеком. Как выходец из аристократического рода и, к тому же, сын правителя одного из богатейших городов Греции, Периандр получил прекрасное образование. Склонность к размышлениям, в том числе и на отвлеченные темы, сочеталась в нем с удивительной практической сметливостью и настойчивостью в достижении поставленной цели.

О внешности Периандра на самом деле ничего неизвестно, хотя с древних времен уцелел его мраморный бюст, хранящийся ныне в Капитолийском музее Ватикана. Дело в том, что этот скульптурный портрет был создан только в IV в. до Р.Х., примерно через 200 лет после смерти легендарного мудреца и тирана Коринфа, когда о внешности Периандра, разумеется, уже ничего не было известно. Этот умозрительный образ напоминает изображения надмогильных рельефов периода поздней классики. Поэтому составить свое представление о Периандре мы можем только по его поступкам и мудрым мыслям, что в виде афоризмов сохранились до нашего времени.

В политике проницательный, решительный и беспощадный при необходимости, Периандр был верным другом и союзником в отношениях с равными ему по положению. Он был несчастен в семейной жизни, оставаясь, однако, чутким и любящим отцом.

Еще до получения высшей власти в Коринфе Периандр женился на Лисиде – дочери Прокла, тирана соседнего пелопоннесского города Эпидавра, и внучке аркадского царя Аристократа. Когда однажды Периандр увидел ее в Эпидавре, одетую на пелопонесский лад – без покрывала, в одном хитоне, разливающую вино для работников, он тут же влюбился, и решил на ней жениться. Впрочем, имя жены показалось Периандру недостаточно благозвучным, и он переименовал ее в Мелиссу. Она родила ему дочь и двух сыновей: Кипсела и Ликофрона, старший из которых оказался, к несчастью, слабоумным. Трех других сыновей, которых звали Евагор, Горг и Николай, Периандр прижил позже, от своих внебрачных связей.

Он был очень ревнив и подозрения постоянно осложняли его отношения с супругой. Однажды ревность его зашла так далеко, что при очередной ссоре он убил беременную жену в состоянии бешеного гнева, ударив ее, то ли рукой, то ли брошенной скамейкой. Непосредственной причиной ярости тирана были наговоры его наложниц, которых он впоследствии в отместку сжег живыми. Убийство жены наложило трагическую печать на всю последующую судьбу Периандра и до конца его дней отзывалось эхом последующих несчастий.

Со смертью Мелиссы связано еще одно народное предание о мудрости Периандра. Рассказывали, что при жизни она куда-то спрятала некое ценное имущество, оставленное ее мужу на хранение одним из его друзей-гестеприимцев. Чтобы узнать, где находится сокровище, Периандр направил своих послов в Эпир, где на реке Ахерон, протекающей в мрачной долине, местами под землей, через болотистое Ахерусийское озеро и впадающей в Ионическое море, издавна существовал оракул мертвых. По представлениям древних греков, там был вход в подземное царство, и там посланники Периандра должны были пообщаться с духом его покойной жены. История эта на вкус современного человека выглядит как сказка чистой воды. Но для жителей Эллады тех давних времен общение с призраками усопших было довольно привычным делом. Можно вспомнить целый ряд подобных примеров из греческой литературы – например, Одиссея, вызывавшего призраков из преисподней, или Атоссу в трагедии Эсхила «Персы», общавшуюся с поднятым по ее воле из могилы духом царя Дария.

Прибыв в священное место, люди Периандра посредством определенных ритуалов вызвали призрак Мелиссы и задали ей вопрос о сокровищах. Но она ответила загадкой, смысл которой оказался выше понимания послов. Вернувшись в Коринф, они дословно передали царственному вдовцу ответ из Аида: «Периандр положил хлебы в холодную печь».

Даже коринфский мудрец не сразу понял – на что жалуется дух из преисподней. Но, по прошествии нескольких дней, в памяти его возникла сцена похорон супруги, и припомнил он, что похороненные с ней царские одеяния не были сожжены, как того требовал обычай. Это означало, что тень Мелиссы зябнет нагая во мраке Аида.

Разгадав загадку, Периандр велел всем коринфским женщинам явиться в храм Геры, затем он приказал снять с коринфянок их праздничные наряды, снести их одежду в погребальную яму и сжечь, посвятив Мелиссе. После этого призрак указал повторно прибывшим к Ахеронскому оракулу людям Периандра, где находится сокровище.

Это предание – верный показатель авторитета и уважения, которыми мудрый правитель пользовался в народе. И оно же подтверждает, что коринфский тиран в реализации своих планов нередко использовал довольно суровые меры.

Как уже было сказано, сложившиеся обстоятельства вынуждали Периандра применять более жесткие способы поддержания порядка и управления людьми, в сравнении с теми, что использовал его отец. Однако при этом он в основном продолжал политику Кипсела, и стремился распространить влияние Коринфа еще далее на северо-запад Греции. В самом начале его правления – в 627 г. – на побережье Иллирии были выведены две новые колонии: Эпидамн (совр. Дуррес в Албании) и Аполлония (совр. Фиер в Албании). Большую часть поселенцев для них дали керкиряне, но ойкистами новообразованных поселений были выходцы из Коринфа: Фалий Гераклид в Эпидамне и Гилакс в Аполлонии. Эти новые колонии располагались в стороне от торговых путей, ведущих на Запад. Главным их назначением было служить морскими базами для борьбы в Ионическом море с многочисленными иллирийскими пиратами, и, кроме того, эти колонии должны были обеспечить безопасность поставок в Коринф серебра из Иллирии. Кроме того, по свидетельствам древних авторов в районе Аполлонии имелись месторождения нефти, которая употреблялась для освещения, вместо довольно дорогого оливкового масла, а также использовалась при изготовлении лечебных мазей. Там же добывали природный асфальт, находивший свое использование, в первую очередь, как материал пригодный для смоления кораблей. В дальнейшем Периандр, опираясь на основанные им города, предполагал добиться полного контроля над добычей драгоценных металлов в иллирийских рудниках.

Затем коринфяне для укрепления безопасности западных морских путей создали еще несколько поселений на акарнано-этолийском побережье, близ выхода в Ионийское море из Коринфского залива. В последующие годы они развились в небольшие города: Халкиду, Макинию, Моликрий и Соллий.

Позже, около 600 г. была основана последняя из примечательных колоний Коринфа – Потидея на полуострове Халкидика, на восточном берегу Балканского полуострова. Место для основания нового поселения, разумеется, было выбрано не случайно. В ближайших районах Фракии и Македонии располагались золотые и серебряные рудники, сама же Халкидика изобиловала лесами. Древесина была необходима для строительства новых кораблей коринфского флота, число которых в правление Периандра значительно увеличилось. Ойкистом нового опорного пункта коринфян стал сын тирана Евагор. Потидея в последующие годы развилась в довольно значительный город, из которого Коринф получал, кроме всего выше упомянутого, и некоторое количество зерна, в котором у метрополии всегда ощущался недостаток.

Положение коринфских колоний, в отличие от большинства новых поселений, основанных другими крупными греческими городами, было подчиненным в отношениях со своей метрополией. Вместо самоуправления на местах, коринфские тираны ставили в них своих наместников, роль которых в достаточно крупных поселениях исполняли сыновья или ближайшие родственники Кипсела и Периандра. Керкирой, например, во время правления Периандра, сначала управлял его сын Ликофрон, а затем его племянник Псамметих. Коринфские колонии, по сути дела, были составными частями Коринфии – единой торговой и морской державы Кипселидов.

Примерно тогда же, в конце VII в. Периандр осуществил еще один важнейший проект общегреческого масштаба. Он создал знаменитый Диолк (волок) – обустроенный путь для транспортировки кораблей через Истм, и позволявший быстро перемещать суда из Коринфского залива в Саронический и в обратном направлении. Диолк представлял собой несколько заглубленную в грунт, вымощенную каменными плитами дорогу с колеями для катков платформ, на которых устанавливались перевозимые суда. Первоначально Периандр обдумывал возможность прорубить канал между заливами в скальном грунте перешейка, но в итоге, учитывая уровень развития техники того времени, от этого замысла пришлось отказаться в пользу гораздо менее дорогостоящего и достаточно быстро выполнимого строительства волока. Мореплаватели Греции, Востока и Запада охотно пользовались Диолком, поскольку он позволял им не огибать южную оконечность Пелопоннеса в районе мыса Малея, известного своими частыми свирепыми штормами; кроме того путь между Западом и Востоком через Истм был значительно короче. Сбор пошлины за перевозки по волоку стал существенной статьей поступлений в казну коринфского государства, что позволило Периандру, в отличие от своего отца, не вводить прямое налогообложение доходов граждан Коринфа. Денежные сундуки коринфского тирана и без того успешно наполнялись доходами от городского рынка и гаваней.

Изобилие денежных средств позволило Периандру во множестве строить триеры, углубить и благоустроить гавани Лехей и Кенхреи. Зримое подтверждение этому было обнаружено уже в XX в. от Р.Х., когда в Лехее, в результате археологических раскопок была открыта каменная вымостка на косе, часть плит которой датируется временем правления Периандра.

В самом Коринфе Периандр также развернул масштабную строительную программу. Украшая город, он в тоже время давал возможность заработать городской бедноте и тем смягчал напряжение в обществе. Он полагал, что забота о благоустройстве Коринфа должна стать общим делом всех его граждан, и поэтому издал особое распоряжение о борьбе с праздностью, к которой все более склонялись богатые аристократы. В их среде уже начало укрепляться презрение к физическому труду, как уделу рабов, и поэтому свое привлечение к общественным работам знатные коринфяне рассматривали как очередное посягательство тирана на их личную свободу. Периандр, впрочем, действительно воздействовал на бездельников не только убеждениями и призывами, но и наказаниями. Все, кого его люди обнаруживали  сидящими без дела на агоре, подвергались штрафам на значительные суммы.

Так, методом «кнута и пряника» Периандру удалось привлечь к строительным работам большинство взрослого мужского населения города, и Коринф в достаточно короткий срок изменился до неузнаваемости. Ко времени правления Периандра относят строительство знаменитого и самого крупного коринфского храма с монолитными колоннами, посвященного Аполлону, руины которого до сих пор украшают пейзаж вблизи Акрокоринфа. В тоже время на самом Акрокоринфе было построено святилище Деметры и Персефоны, как и большинство мелких храмов в нижнем городе. С именем Периандра связывают также благоустройство источников Главка и Пейрены, при этом от последнего в центр города был проведен водопровод – первый в истории города.

Некую свежую струю Периандр внес и в религиозную жизнь Коринфа, настойчиво насаждая культ бога плодородия Диониса, популярного среди земледельческого населения.

Еще одним новым веянием в политике сына покойного Кипсела стали прочные связи с некоторыми восточными владыками. К этому коринфского тирана, вероятно, подтолкнуло осознание выгод от использования рынков Востока. К концу VII в. греческие колонии в Великой Греции в определенной мере уже развили собственное ремесленное производство, и не нуждались в продукции коринфских мастерских в прежних объемах. В тоже время, объемы производства в Коринфе при покровительстве Кипсела и Периандра значительно возросли, и городские купцы нуждались в новых рынках сбыта. Найти их можно было только на богатом Востоке, но для благоприятного развития экономических отношений с восточными странами требовалось установить дружеские связи с Милетом и другими государствами Ионии, занимавшими в этом регионе ключевое положение на морских торговых путях.

Союз Периандра с Фрасибулом был заключен в ходе поездки коринфского посольства в Милет, об этом событии упомянул Геродот в своей «Истории».  Сближение Милета и Коринфа было выгодно для обеих сторон. Благодаря соглашению милетские торговцы получили доступ к колониям в Италии, где в конце VII в. довольно широко стала распространяться ионийская керамика. Согласно сообщению того же Геродота, одним из основных торговых партнеров Милета стал город Сибарис. В свою очередь коринфские импортные товары, в последней четверти  VII в. проникли на побережье Черного моря, в Египет и Лидию.

Кроме того, Периандр вступил в тесный союз и с властелинами Лидии. Известно, что лидийские цари из династии Мермнадов хранили свои подношения Аполлону Пифийскому в сокровищнице коринфян, и Периандр был знаком с содержанием всех оракулов, изрекаемых Пифией для лидийцев. Дело было в том, что лидийские цари, будучи чужеземцами в Греции, не имели непосредственного доступа в Дельфийское святилище, и поэтому пользовались посредничеством своего друга-гостеприимца Периандра при общении с божеством. Это выгодное для себя положение коринфский тиран охотно и успешно использовал для усиления своего влияния на государства Малой Азии.

Кстати, по примеру лидийцев, Периандр первым в Балканской Греции начал чеканить собственную монету из иллирийского серебра. На коринфских статерах с одной стороны был изображен Пегас – крылатый конь и символ Коринфа, а с другой – символ солнца и бога Аполлона – левосторонняя свастика, такая же, как и на лидийских монетах. Одинаковые по весу и качеству драгоценного металла монеты значительно упрощали процесс совершения сделок, и это, в свою очередь давало преимущество коринфским купцам, занимавшимся посреднической торговлей.

Южное направление торговой экспансии Периандр также не оставлял без внимания. С целью увеличения объема своей торговли с Египтом, Коринф в числе девяти греческих городов участвовал в создании колонии Навкратис в Египте в правление фараона XXVI династии Псамметиха I, дружившего со многими эллинскими правителями, в том числе и с Периандром. Скорее всего, в честь этого фараона получил имя племянник коринфского тирана.

Итак, в результате благотворного правления Кипсела и его мудрого сына Периандра, к концу VII в. Коринф достиг пика своего военного могущества и экономического процветания. Коринфия, как морская держава, занимала лидирующее положение в греческой торговле с Западным Средиземноморьем и была одним из главных государств греческого мира, наряду со спартанским и афинским. Это был Золотой век в истории Коринфа.

 

 

IV

(599 – 585 гг.)

 

Именно в это время в Элладе зарождалась научная мысль, достигшая в последующие века столь значительных высот, каких не знала ранее всемирная история. Возникновение ранней греческой науки было связано с общим духовным скачком, который переживала Греция в VI в. и который принято именовать «греческим чудом». В течение очень короткого срока греки стали культурным лидером среди народов Средиземноморья, опередив более древние и могущественные цивилизации Египта и Вавилона. Начало этому стремительному восхождению по ступеням разума положили достижения первых греческих мудрецов и писателей VII – VI вв., предпочитавших излагать плоды своих размышлений не в обширных трактатах, а в сборниках стихотворных афоризмов – гном, которые Аристотель позднее определял, как «высказывания общего характера».  Главными темами размышлений при этом были основные принципы житейской мудрости, политической жизни и, особенно, вопросы нравственности, занимавшие в те века первое место между всеми общественными интересами. Эти емкие по смыслу и краткие по форме одностишья легко запоминались наизусть, как нельзя более соответствовали настроениям греков, и потому стали необычайно популярными в народе. Авторы этих мудрых мыслей были окружены почетом в общественном мнении, о них складывали легенды, они справедливо считались первыми великими умами греческой цивилизации.

Таких легендарных личностей в начале VI в. было не так уж мало – не менее двух десятков, но, в конце концов, греки определили «лучших из лучших» и в 582 г. в Афинах был официально провозглашен список «Семи мудрецов». В это счастливое, по представлениям всех индоевропейских народов, число был включен и Периандр Коринфский, к тому времени уже отошедший в мир иной. Равными ему мудрецами афиняне признали: первого греческого ученого Фалеса Милетского, известного дипломата и вождя демократической партии Бианта Приенского, эфора Хилона Лакедемонский, законодателя Солона Афинского, эсимнета (судью с чрезвычайными полномочиями) Питтака Митиленского и тирана Клеобула Линдского. В этот же год знаменитые изречения мудрецов «ничего сверх меры», «познай самого себя» и другие афоризмы были высечены стене притвора Дельфийского святилища. Сочинения «Семи мудрецов» с тех пор хранились в храме Аполлона,  освященные его авторитетом.

Впрочем, другие важные греческие города не вполне согласились с Афинами и составили свои, несколько отличные списки «Семи мудрецов». В последующие годы эти перечни пытались упорядочить различные ученые от Платона в IV в. и Деметрия Фалерского в III в. до Стобея в V в. от Р.Х. В результате в совокупности были названы греческими мудрецами около 20 мыслителей, среди которых оказался даже скиф Анахарсис. Стоит особо отметить, что Платон посчитал уже основательно оболганного к тому времени Периандра недостойным называться мудрецом, и заменил его в своем списке на малоизвестного Мисона Хенейского. Тут, видимо, сказалась его нелюбовь к тирании вообще и личная глубокая обида на сиракузского тирана Дионисия Старшего, о причине которой будет сказано позже. Таким образом, кроме уже перечисленных имен, в «Большой список» мудрецов вошли: Ферекид Сирский, Эпименид Критский, тиран Писистрат Афинский, Аристодем Лакедемонский, тиран Клисфен Сикионский, Акусилай Аргосский, тиран Фрасибул Милетский, ученый Пифагор, Леофант Лебедосский, тиран Фейдон Аргосский, Лас Гермионский, Анаксагор, Лин, Орфей, Эпихарм и Ономакрит Афинский.

Впрочем, в начале VI в. репутация Периандра как выдающегося политика и мыслителя не подвергалась никаким сомнениям. В Коринфе, у него во дворце нередко собирались многие из перечисленных мудрецов, чаще всего во время проведения Истмийских игр, и вели долгие беседы на разнообразные темы за чашей вина на симпосиях (пирах). Эта традиция установилась еще в годы правления Кипсела, о чем сообщил в своей книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» Диоген Лаэртский, сославшись на письменное свидетельство поэта Архетима Сиракузского, который лично присутствовал на одной из таких встреч и записал речи ее участников.

Политические и нравственные вопросы, вероятно, занимали основное внимание хозяина и его гостей. По крайней мере, такого мнения придерживался историк и философ Плутарх, написавший в I в. от Р.Х. небольшой диалог «Пир семи мудрецов». Сочинение это относится скорее к жанру художественной литературы, чем к историографии, однако в полете своей авторской фантазии Плутарх все-таки не вышел за разумные пределы, и повествование свое построил на основе древних преданий. К тому времени, впрочем, и к самим этим древним преданиям уже налипло немало лжи. Плутарх хоть и был противником тиранической власти, но к коринфскому мудрецу относился с уважением, судя по фразе из его диалога, вложенной автором в уста Фалеса: «Периандру его тирания досталась как наследственная болезнь, но до сих пор он неплохо с нею справлялся, пользуясь целебными беседами и общаясь с людьми здравомыслящими». В представлении Плутарха, на таких пирах сам Перинадр говорил мало – он, преимущественно, только направлял общую беседу краткими высказываниями и подводил итоги общим рассуждениям гостей.

Как и все древние греки, гости Периандра любили серьезные занятия чередовать с играми и весельем, и поэтому хозяин проводил для них различные шуточные «спортивные» состязания, в том числе по винопитию. Рассказывают, что Анахарсис в таких случаях пьянел быстрее всех, поскольку употреблял вино, не разводя его водой на три четверти по греческому обычаю, а  «по скифски» – в неразбавленном виде. Опьянев, он требовал себе награды как победителю, говоря, что «в выпивке как в беге главное прийти первым».

Не обходилось, конечно, и без чтения стихов, поскольку в большинстве своем греческие мудрецы были сочинителями. Например, Хилон считался автором 200 стихов, Питтаку приписывали 600, а Клеобулу – 3000. Известно также, что выдающимся поэтом был законодатель Солон. В то время гномическая (назидательная) поэзия пользовалась большой популярностью у читателей, и, кроме изречений «семи мудрецов», широко известны были стихи и других поэтов-моралистов, например, Фокилида Милетского и Феогнида Мегарского.

Сам Периандр создал книгу в древнем жанре наставительных притчей, состоящую по преданию из 2000 стихов. Вероятно, она представляла собой нечто вроде знаменитой библейской «Книги притчей Соломоновых». Труд Периандра не сохранился до нашего времени, но ряд стихов из его утерянной книги пережил время, передаваясь из уст в уста, как греческая народная мудрость. Некоторые изречения Периандра уже вскоре после его смерти были записаны на стене храма Аполлона в Дельфах, а в последующие века воспроизводились на страницах сочинений более поздних писателей. Благодаря этому, сегодня и мы можем разделить богатство мысли легендарного греческого мудреца. Это им сказано: «Кто хочет править спокойно, пусть охраняет себя не копьями, а общей любовью. Власть народная  крепче тирании. Наказывай не только за  проступок, но и за намерение. В усердии – все. В счастье будь умерен, в несчастье разумен. К друзьям и в несчастье будь неизменен. Сговора держись. Тайн не выдавай. Наслаждение бренно – честь  бессмертна. Прекрасен покой, опасна опрометчивость, мерзостна корысть. Ничего не делай за деньги: пусть нажива печется о наживе».

Кроме того, как утверждал греческий грамматик и софист III в. от Р.Х. Афиней в своей книге «Пир мудрецов», Периандр писал и элегические стихи, причем тщательно их отделывал и упорядочивал по количеству стоп.

Репутация богатого и щедрого правителя, искушенного в искусстве, привлекала к его двору многих поэтов и музыкантов. «История» Геродота сохранила на века один удивительный, но при этом имевший множество свидетелей случай, произошедший с одним из поэтов этого круга.

В те годы по всему греческому миру гремела слава несравненного кифареда своего времени – Ариона из Мефимны на Лесбосе. Божественный голос Ариона и волшебные звуки его кифары покорили сердца десятков тысяч греков. Особенное впечатление производили его собственного сочинения дифирамбы – торжественные песни в честь богов и героев, ставшие для греческого искусства новым особым музыкальным жанром. Арион умел создавать праздничную атмосферу на своих выступлениях, во время которых он обязательно наряжался в роскошные концертные костюмы, а пение его сопровождал и в нужные моменты поддерживал специально обученный им певческий хор.

Долгое время этот великий поэт и музыкант жил при дворе Периандра в Коринфе, пользуясь щедростью тирана и его вниманием  к своему искусству. Разумеется, он получал множество приглашений порадовать своими песнями и другие греческие земли.

И вот однажды он отправился в поездку по городам Италии и Сицилии. Его как всегда блистательные выступления кроме славы и оваций принесли ему тогда и великое богатство. Когда пришло время возвращаться в Коринф, Арион нанял у коринфских мореходов, которых он более других ценил за мастерство кораблевождения, специальный корабль для себя, и на нем отправился в обратный путь из южно-италийского города Таранта. Когда корабельщики увидели, какие ценности везет с собой кифаред, их рассудок смутился от алчности, и они сговорились лишить жизни прославленного певца, чтобы завладеть его сокровищами. Арион догадался об уготованной ему участи, он стал предлагать злодеям забрать все его сокровища, но сохранить ему жизнь. Однако корабельщики отказали ему в милости, опасаясь возмездия себе, если Арион позже обличит их в суде. Они велели Ариону либо самому лишить себя жизни, чтобы быть погребенным в земле, либо сейчас же броситься в море. Тогда Арион попросил исполнить его последнюю волю и разрешить ему спеть перед смертью свою лучшую песню. На это корабельщики согласились охотно. Они расселись на скамьях гребцов в середине корабля, предвкушая виртуозное, и при этом дармовое пение смертника. Арион же облачился в свой лучший наряд, взял кифару и, встав на корме, на высоких нотах пропел свою торжественную песнь. С последним звуком своего голоса он бросился в море и, прощаясь с жизнью, погрузился в его пучину. Корабельщики между тем продолжали свой путь в Коринф.

Но Арион не утонул; он был спасен стаей дельфинов, привлеченных к кораблю чарующими звуками его голоса и звоном кифарных струн. Дельфины на своих спинах, время от времени передавая Ариона друг другу, вынесли его к ближайшему берегу у мыса Тенар – южной оконечности Пелопоннеса, где он, воздал благодарные молитвы богам, кропя слезами свои слова. Затем, придя в себя, в промокшем насквозь певческом одеянии Арион отправился в Коринф.

Встретившись с Периандром, он поведал ему историю своего чудесного спасения, но рассказ был настолько удивительным, что тиран ему не поверил, и приказал заключить певца под домашний арест до выяснения всех обстоятельств этого дела. В тоже время он отправил своих воинов в порт, приказав им внимательно следить за корабельщиками названного Арионом судна. Как только корабельщики сошли на берег, они были немедленно доставлены к Периандру.

Тиран спросил их, что им известно об Арионе? Корабельщики отвечали, что Арион, вероятно, живет и процветает  где-то в Италии, а они в последний раз встречали его в Таранте и пребывал он тогда в полном благополучии. В эту минуту по зову Периандра в зал ввели Ариона в том самом одеянии, в каком он бросился в море. Корабельщики были настолько поражены видом того, кого они считали покойником, что не смогли отрицать своей вины, и так были уличены.

Эту историю потом веками пересказывали в Коринфе и на острове Лесбос. Зримым подтверждением этих рассказов служила небольшая медная статуя, изображающая человека на дельфине, установленная Арионом на мысе Тенар в благодарность за свое спасение.

Кроме Ариона, по преданию, у Периандра в Коринфе жили: легендарный баснописец Эзоп, основоположник и классик этого жанра, а также поэт Херсий – автор знаменитой эпитафии Гесиоду. Периандр был щедрым на награды поэтам и певцам, но еще более богатые дары он, по примеру своего отца, посылал в важнейшие храмы Эллады.

Особо славился один его дар – шедевр коринфских краснодеревщиков, ювелиров и резчиков по кости. Ларь, послуживший спасительным убежищем для его отца, по приказу Периандра был облицован кедровым деревом, украшен рельефными изображениями на мифологические темы, из золота и слоновой кости. В таком облагороженном виде Периандр преподнес семейную реликвию в дар храму Геры Олимпийской. Еще во II в. от Р.Х. это прекрасное изделие хранилось в Олимпии, и видевший его в то время собственными глазами греческий писатель Павсаний чрезвычайно подробно рассказал о нем в своем сочинении «Описание Эллады».

И, разумеется, много подарков Периандр делал своим личным друзьям и союзникам. Однажды Периандр отправил груженый корабль в Милет к Фрасибулу, но вблизи острова Кос это судно попало в шторм и потерпело крушение. Много лет спустя местные рыбаки вытащили из моря красивый бронзовый треножник, посланный коринфским правителем в подарок своему другу-тирану. Однако перед тем как закидывать сети, рыбаки заранее продали весь улов некоему юноше родом из Милета, и между рыбаками и милетцем разгорелся спор за обладание прекрасной находкой. Уступать никто не желал, и в итоге между жителями Милета и обитателями острова Кос разгорелась настоящая война, а затем спорящие стороны обратились за советом к дельфийскому оракулу, который предложил «нулевой вариант» решения, согласно которому спорный треножник должен быть передан мудрейшему из греков. Согласившись с таким решением, милетцы поднесли треножник своему земляку Фалесу, но он передал его другому мудрецу, посчитав его более достойным, тот – третьему и так далее, пока дар не попал в руки афинянина Солона, который решив, что никто не может сравниться в мудрости с богом, отослал треножник в Дельфы, как подношение Аполлону.

Большое богатство коринфского правителя давало ему возможность огромные средства вкладывать в развитие спорта. Спортивным зрелищам он придавал особое значение в своей политике, видя в этом способ объединения граждан всех слоев коринфского общества на патриотических позициях. Собственно атлетические состязания были чрезвычайно популярны во всех греческих городах без исключения, но Коринф в те годы стал одним из основных центров спортивной жизни Эллады.

Известно, что колесница Периандра как минимум один раз побеждала на Олимпийских играх, и в честь этой победы в Олимпии была установлена золотая статуя. Но участие коринфян в самых престижных греческих играх закончилось скандалом. На одном из ристаний местные судьи под каким-то предлогом «украли» заслуженную победу у коринфской упряжки, и этим нанесли Периандру личную обиду. Более в его правление коринфяне на Олимпийские игры не ездили; в пику Олимпии Периандр учредил Истмийские игры, посвященные Посейдону, в Коринфе. Собственно эти игры существовали и ранее с незапамятных времен, но имели сугубо местное значение и на них не приглашались атлеты из других греческих городов. С начала VI в. Истмийские игры стали проводиться с большим размахом один раз в два года, в привязке к Олимпийскому циклу. Однако при коринфском тиране эти игры не были в полном смысле слова общегреческими, поскольку, по распоряжению Периандра, хозяева Олимпийских игры – жители пелопонесской Элиды – на Истмийские состязания не допускались даже в качестве зрителей. Зато афинянам на играх в Коринфе традиционно выделялись лучшие и самые почетные места на скамьях стадиона. Этот факт нашел отражение даже в афинских законах. Непосредственной наградой победителю на Истмийских играх был лишь венок из сосновых ветвей, но афинская община особо позаботилась и об определенном материальном вознаграждении для своих граждан, утверждающих спортивную славу Афин в Коринфе. Например, законодательство Солона определяло для победителя на Истмийских играх приз в 100 драхм. Правда, своим победителям на Олимпийских играх афинское правительство выдавало по 500 драхм, что лишний раз свидетельствовало, что в части престижа в греческом мире Истмийские игры весьма уступали Олимпийским.

Тем не менее, авторитет Коринфа в греческом мире в конце VII и в начале VI вв. во всех смыслах был очень высок, а Периандр был, пожалуй, самым влиятельным греческим политиком того времени, сравниться с которым мог только Солон Афинский. Неудивительно поэтому, что коринфский правитель играл активную роль во внешней политике государств Восточного Средиземноморья, и роль эта, как правило, была миротворческой, что еще более упрочивало его репутацию мудреца.

О двух наиболее известных его дипломатических победах остались свидетельства в «Истории Геродота»; в первом случае Периандру удалось прекратить невыгодную для коринфян войну в Малой Азии, а во втором – окончить раздоры между афинянами и митиленцами, причем так, чтобы ни в чем не ущемить интересы своих сильных соседей.

Азиатские союзники Периандра – Милет и Сарды – долгое время враждовали между собой, между ними 11 лет подряд шла затяжная война, в ходе которой Фрасибул, ближайший друг коринфского тирана, понес два серьезных поражения на собственной земле – при городе Лименее и в долине реки Меандр. Первые 6 лет этой войны лидийцев возглавлял царь Садиатт, а после его смерти походы против милетян стал совершать его сын Алиатт. Лидийцы не имели сильного флота, и потому осада приморского города была для них бессмысленной. Но они упорно разоряли хлебные поля и вырубали садов милетян вблизи города, рассчитывая, что голод в Милете заставит его защитников сложить оружие. Милетянам в этой войне не помогал ни один ионийский город, кроме Хиоса, и их запасы зерна стали действительно подходить к концу.

На 12-м году войны лидийцы вновь пришли к городу и подожгли зреющие нивы милетян. В этот раз поджог имел еще более серьезные последствия. Огонь, подхваченный ветром, перекинулся на стоящий рядом храм богини Афины Ассесии, который сгорел до основания. Сначала лидийцы не придали никакого значения этому событию. Но по возвращении войска в Сарды, Алиатт занемог, болезнь его оказалась тяжелой и затяжной, и лекари его не могли с ней справиться. Тогда царь отправил своих послов в Дельфы, чтобы вопрошать оракул о возможности излечения царя. Посоветовал ли ему кто-нибудь из греков это сделать или же он сам принял такое решение – неизвестно. Прибывшим в Дельфы послам Пифия дала ответ, что бог не даст им прорицания, пока они не восстановят сожженный храм Афины в земле милетян.

Как уже было сказано, именно Периандр от имени своих союзников-лидийцев озвучивал их вопросы к Пифии. Узнав о данном прорицании, коринфский тиран незамедлительно тайно известил о нем милетского тирана Фрасибула, чтобы тот заранее принял надлежащие меры.

Алиатт же, получив ответ Пифии, тотчас послал глашатая в Милет заключить перемирие с Фрасибулом на время, пока он не отстроит сожженный храм. К прибытию лидийского глашатая, Фрасибул велел собрать весь имеющийся в городе хлеб, с государственных хранилищ и частных владений, и сложить его в несколько больших куч на рыночной площади. Горожане же получили приказ беспечно веселиться и распевать песни. Лидиец, прибывший из Сард, увидел изобилие продовольствия в Милете и жителей его, пребывающих в беззаботном настроении, и, вернувшись после проведенных переговоров обратно, сообщил об этом Алиатту. Тогда царь решил, что его замысел задушить город голодом полностью провалился, и заключил с Фрасибулом не перемирие, а мир на вечные времена, а милетяне с лидийцами вступили в дружбу и стали союзниками. Алиатт же не только полностью восстановил уничтоженный огнем храм Афины, но и воздвиг этой богине еще один новый, и после этого полностью исцелился от недуга. Таким образом, мудрому Периандру удалось помирить своих враждовавших друзей.

В другой раз Периандр сыграл роль миротворца, когда афиняне и жители города Митилена на Лесбосе пригласили его быть третейским судьей в их давнем споре за владение городом Сигей в Троадской области. Долгое время митиленцы и афиняне вели войны за этот город, и только Периандр своим общепризнанным авторитетом сумел прекратить распрю, на условии владения каждой стороной тем, что она на тот момент сумела захватить и удержать. Так Сигей остался за афинянами, а митиленцы отказались от своих притязаний.

Но никто не бывает удачлив всегда и во всем. Счастливый в делах государственных, Периандр продолжал испытывать несчастья в своей личной жизни, и главным виновником новых бед стал его тесть Прокл Эпидаврский, неожиданно нанесший ему удар в самое сердце.

Дети Периандра нередко гостили в Эпидавре у своего деда и были им искренне любимы. И вот однажды, расставаясь с внуками перед их отъездом в Коринф, Прокл как бы невзначай спросил у них: «Знаете ли вы кто умертвил вашу мать?» Слабоумный Кипсел не обратил никакого внимания на эти слова, но Ликофрон принял их близко к сердцу и узнал от деда об ужасном поступке отца. Кипселу тогда было 18 лет, а Ликофрону 17. Когда юноши вернулись домой, отец сразу заметил странную перемену в поведении младшего сына – он перестал здороваться с отцом, не спрашивал его ни о чем и не отвечал на его вопросы. Таким поведением юнец довольно быстро довел гневливого от природы отца до белого каления, и распалившийся Периандр изгнал его из дома.

После этого, несколько остыв, Периандр стал расспрашивать старшего сына, о чем с ними говорил дед. Тот рассказал отцу, как ласков был с ними Прокл, но о его словах при расставании не упомянул, так как не понял их смысла. Периандр тем не менее, имея уже в уме определенное подозрение, продолжал настойчиво расспрашивать сына. Наконец юноша вспомнил и передал ему те роковые слова деда. Периандр убедился в правильности своего предположения в отношении тестя, но пожелал в полной мере показать сыну свою строгость. Он послал вестника туда, где жил изгнанный сын, и запретил хозяину дома принимать юношу под страхом сурового наказания. Теперь, куда бы ни приходил Ликофрон – его прогоняли отовсюду. После долгих поисков пристанища он, наконец, пришел в дом друзей, которые хотя и со страхом, но все же дали ему приют, как сыну Периандра. Узнав об этом, тиран повелел объявить через глашатая: всякий, кто примет в свой в дом его сына или будет говорить с ним, должен уплатить в святилище Аполлона священную пеню – довольно крупную денежную сумму. После этого никто более не желал говорить с изгнанником или давать ему приют. Да и сам Ликофрон уже не пытался склонить кого-нибудь к нарушению отцовского приказа, но терпеливо выносил свою участь, скитаясь бездомный под портиками Коринфа. На четвертый день его бездомного существования Периандр увидел сына, немытого и голодного, и жалость к нему подавила гнев в отцовском сердце. Тиран подошел к Ликофрону и сказал: «Сын мой! Что тебе милее: твое нынешнее положение или власть и богатства, которые теперь мои, но будут твоими, если ты подчинишься отцовской воле? Ты, сын мой, наследственный владыка процветающего Коринфа, но избрал жалкую жизнь нищего, восстав в гневе на того, кто менее всего должен вызывать твой гнев. Если, действительно, случилась у нас беда, из-за чего ты питаешь подозрение, то это также и моя беда: меня она касается ближе всего, потому что я ее виновник. Но теперь, когда ты изведал, насколько лучше возбуждать зависть, чем жалость, и узнал что порождает гнев на отца и владыку, то вернись в отчий дом!» Ликофрон выслушал эти слова с каменным лицом и сказал отцу в ответ, что тот теперь должен уплатить священную пеню богу, за то, что разговаривал с ним. Периандр понял, что озлобление сына зашло слишком далеко, и отослал Ликофрона долой с глаз своих на подвластную ему Керкиру, сделав распоряжение о назначении непокорного сына коринфским наместником на этом острове.

Отправив сына в почетную ссылку, Периандр пошел войной на своего тестя – главного виновника его размолвки с Ликофроном. Он завоевал Эпидавр и принадлежавший Проклу остров Эгину, присоединил их к своей державе, а самого Прокла захватил в плен живым. Вероятно, вскоре старый Прокл скончался в подземелье дворца Периандра в Коринфе – в городе, который стал местом смерти и для его дочери. По мнению последующих поколений греков, тиран Эпидавра был «властелином жестоким и беззаконным», и в этом смысле Прокл разделил историческую судьбу своего зятя. Но вот что любопытно, память о Прокле и Мелиссе, на образы которых пал роковой отблеск славы Периандра, жители Эпидавра хранили веками. Греческий писатель II в. от Р.Х. Павсаний видел памятники Мелиссе и Проклу, стоявшие невдалеке от их родного города. В ту пору они были известны по преимуществу только своим родством со знаменитым коринфским тираном.

Через много лет, достигнув преклонного возраста, Периандр стал тяготиться заботами правителя. Видя это, друзья-мудрецы спрашивали его: почему он не хочет отойти от дел, чтобы пожить в покое в свое удовольствие? На такие вопросы Периандр отвечал: «Потому что опасно и отречение, и низложение». Он послал на Керкиру за Ликофроном, чтобы передать ему власть. Ликофрон, однако, даже не удостоил ответом отцовского посланника. Периандр искренне любил своего строптивого отпрыска, и потому, одолев свою гордость, вторично послал за ним свою дочь – сестру Ликофрона, в надежде, что хотя бы к ее словам упрямец не останется глух. Она, отправилась на Керкиру, и, встретившись с Ликофроном, сказала: «Брат! Неужели ты предпочитаешь отдать власть в чужие руки и позволишь расхитить отцовское добро, вместо того чтобы  возвратиться и самому владеть всем? Вернись домой, перестань терзать себя. Гордыня – плохое качество. Не пытайся исправить случившуюся беду новой бедой. Дух закона важнее его буквы, и разумно ли, во имя памяти о покойной матери потерять отцовское наследство? Царская власть связана с немалой опасностью для ее обладателя, но ведь многие жаждут ее, а отец уже стар и немощен. Не отказывайся же от того, что положено тебе по праву!».

Все эти разумные слова сестра говорила Ликофрону по отцовскому внушению. Но брат твердо ответил ей, что не приедет в Коринф, пока будет жив их отец. Вернувшись домой, дочь передала Периандру ответ Ликофрона, и тиран в третий раз послал своего вестника на Керкиру. На этот раз он сообщил сыну, что сам готов провести остаток дней своих на Керкире, а Ликофрону предложил принять царскую власть и стать правителем Коринфа. Это предложение, наконец, устроило Ликофрона, и он стал готовиться к отплытию на родину.

Однако керкиряне, не желая становиться под жесткую руку Периандра, сговорившись, умертвили Ликофрона, обставив это убийство как несчастный случай. Но им не удалось провести тирана. В отместку за гибель своего наследника он повелел отобрать 300 сыновей самых знатных керкирских родов, и на кораблях отправил их к царю Алиатту в Сарды – столицу Лидии, где из них должны были сделать евнухов для службы в царском гареме.

По пути в Лидию, коринфские корабли с мальчиками на борту сделали остановку на острове Самос. Тамошние жители, узнав, куда и для чего везут юных керкирян, сжалились над ними и научили их искать убежища в святилище Артемиды, а затем не позволили коринфянам насильно вытащить «умоляющих о защите» из святилища. Некоторое время коринфяне пытались воспрепятствовать кормлению укрывшихся в храме мальчиков, рассчитывая, что голод заставит их выйти наружу, но находчивые самосцы немедленно устроили особый праздник, который впоследствии стал традиционным. Каждый вечер, пока дети оставались в святилище как умоляющие о защите, самосские юноши и девушки водили хороводы и пляски у храма, и в это время приносили в святилище «жертвенные» лепешки из сезама с медом, чтобы дети керкирян могли ими насыщаться. Этот праздник продолжался до тех пор, пока коринфские стражи не уехали с острова, оставив там детей. Затем самосцы отвезли спасенных от оскопления мальчиков обратно на Керкиру.

Месть за убийство сына Периандру не удалась, однако и она была бы слабым утешением для разбитого горем отца. Периандр был безутешен. Но даже этим не закончились его несчастья в семейной жизни. Страбон в своей «Географии», ссылаясь на поэму «Радина», автором которой считался поэт Стесихор из Гимеры на Сицилии, рассказал о последнем ударе судьбы, добившем Периандра окончательно. Престарелый тиран, похоронивший своих взрослых сыновей, решил вновь жениться, чтобы произвести на свет еще одного законного сына-наследника. По неизвестной ныне причине он остановил свой выбор на девушке из знатного рода, жившей в городе Самос в Трифилии, одноименном знаменитому городу на острове у берегов Ионии и стоявшем на высоком холме, невдалеке от южного берега Пелопоннеса. Звали ее Радина, и она была доставлена в Коринф морем, отплыв из Самоса при западном ветре. С тем же ветром отплыл в Дельфы в качестве феора (священного посла) ее двоюродный брат, с которым Радина находилась в более близких отношениях, чем просто родственные. Этот молодой человек вскоре заскучал по Радине, и, закончив свои дела в Дельфах, на крыльях любви и колеснице устремился в Коринф, чтобы повидаться со своей возлюбленной. Встреча эта, вероятно, состоялась, но закончилась она плачевно. Ревнивый Периандр убил обоих любовников и тела их отправил на той же колеснице в Самос. Однако остыв от гнева, он приказал вернуть колесницу обратно и похоронил убитых со всеми почестями, которые им полагались по знатности рода.

Трудно сказать, насколько правдиво отразил события Стесихор в своей поэме. Он был выдающимся мастером стихосложения, новатором в области формы и содержания своих эпических и трагических сказаний, но еще в древности молва упрекала его за слишком вольный, даже для поэта, полет фантазии. По преданию, он даже был наказан богами слепотой, когда сочинил стихотворение, порочащее Елену Троянскую, и только после того, как Стесихор написал «Опровержения» на собственный стих о Елене, зрение к нему вернулось. Увы, но очень немногих писателей судьба наказывает за ложь и клевету так скоро и сурово …

Потрясения последних лет жизни Периандра свели его в могилу. К своему несчастью, старик пережил всех своих пятерых сыновей. Болезненный Кипсел скончался еще в молодом возрасте, Евагор, Горг и Николай погибли: кто во время мятежей в колониях, кто в результате несчастного случая. Так сбылось дельфийское предсказание, данное Кипселу, если, конечно, оно не было составлено «задним числом». Периандр умер и был похоронен в Коринфе. Правление его продолжалось более сорока лет.

Согласно завещанию Периандра, власть в Коринфе унаследовал его племянник Псамметих, сын сводного брата Горга. Однако недолго новый тиран пользовался преимуществами своего положения. На третьем году своего правления Псаметтих был убит заговорщиками, а коринфская тирания – упразднена. Пришедшие к власти олигархи из чувства ненависти и мести попытались искоренить все, что было связано с именем Периандра. В 583 г. его кости и прах его отца были выброшены из гробницы, образ Периандра был оболган злобными небылицами, некоторые из которых известны и по сей день. Например, в необоснованно приписываемой философу Аристиппу книге «О роскоши древних», цитата из которой сохранилась в сочинении Диогена Лаэртского, говорилось, что будто бы мать Периандра «Кратеида в него влюбилась и тайно с ним спала, а он наслаждался этим; когда же все раскрылось, он так был этим раздосадован, что стал непереносим». О том же поведал читателям автор I в. до Р.Х. Парфений, пересказавший сочинение какого-то эллинистического поэта о любовной связи Периандра и его матери. Так, в духе похабных анекдотов ненавистники Периандра и через многие столетия после его смерти объясняли резкое ожесточение его политики в отношении рвавшихся к власти коринфских аристократов, разбогатевших купцов и состоятельных владельцев ремесленных мастерских. В создание этого надуманного образа злобного тирана, способного на любые низкие поступки, к сожалению, внес свою лепту и «отец истории» Геродот, не слишком разборчивый в выборе источников сведений. Он написал, что после убийства своей жены Периандр, якобы, совокупился с ее бездыханным телом. А историк Эфор в свое время ссылался на другой коринфский анекдот, «объяснявший», что Периандр велел снять богатые наряды с женщин города, чтобы продав их, получить средства на изготовление золотой статуи, которую он по обету обещал поставить в Олимпии, если на ристаниях победит его колесница.

Однако слава великого мудреца оставалась незыблемой. Когда гости, в том числе и высокопоставленные, прибывали в Коринф, они, как водится, интересовались местными достопримечательностями, и, между прочим, спрашивали: где находится могила одного из самых великих умов в греческой истории? Коринфяне стыдились правдиво отвечать на такие вопросы, и пришлось им измыслить очередную сказку, по которой выходило, что Периандр сам не хотел, чтобы люди знали о месте его захоронения, и потому своим изощренным умом придумал следующую хитрость. Двум юношам он, якобы, велел ночью выйти по указанной дороге и первого встречного убить и похоронить; потом велел четверым выйти за ними следом, убить их и похоронить; а потом еще большему отряду выйти за четверыми. После этого он сам вышел навстречу первым двум и был убит.

А на пустой гробнице Периандра коринфяне написали так:

 

«В лоне приморской земли сокрыл Периандрово тело

Отчий город Коринф, златом и мудростью горд».

Автора этих двусмысленных стихов люди давно забыли, Периандра – помнят до сих пор.

Впрочем, политика новой правящей группировки олигархов была более гибкой, в сравнении с той, что проводили Бакхиады. Это позволило вновь возникшей в Коринфе политической системе просуществовать без серьезных потрясений вплоть до конца классической эпохи в истории Греции. Но постепенно морская держава Коринфа распалась. Большинство ранее зависимых колоний получило автономию, хотя некоторые из них, например Халкида, Моликрий и Соллий, оставались под контролем Коринфа еще несколько десятков лет.

Еще одним последствием освобождения Коринфа от тирании Кипселидов стало катастрофическое падения нравов его жителей. В последующие годы всеобщая безнравственность коринфян признавалась в Греции повсеместно. Неуемная похоть, роскошь и тщеславие сделались образом жизни коринфских богачей. Женская скромность в городе оказалась почти забытой, а название «коринфянка» в греческом мире стало синонимом женщины легкого поведения. Из всех проституток греческого мира коринфские «профессиональные женщины» пользовались наибольшей известностью. Искусство, с которым они обирали чужеземных купцов и мореплавателей, стало просто легендарным. Даже известные афинские куртизанки изучали ремесло именно в Коринфе.

Дальнейшая история города Коринфа была довольно долгой и  насыщенной важными событиями. Город принимал участие в греко-персидских войнах, 40 кораблей Коринфа сражались в битве при Саламине. Без коринфян не обходилась ни одна большая греческая война. В этом процессе бесконечного разорения и взаимного истребления эллинские государства ослабли настолько, что стали довольно легкой добычей Македонского царства. Все они, в том числе и Коринф, после ряда поражений от македонцев во второй половине IV в. вошли в состав державы Филиппа II и Александра Великого. Нужно отметить, что именно в Коринфе произошла знаменитая встреча царя Александра Македонского с философом-киником Диогеном Синопским, с тем самым, что жил в глиняной бочке и ходил днем с огнем по городу в «поисках человека», протестуя, таким образом, против всеобщей развращенности.

Древний Коринф неоднократно уничтожался, практически, до основания во время войн и природных катаклизмов, причем случалось это еще с доисторической эпохи. Среди его губителей были и римляне, что под началом Луция Муммия сожгли город после долгой осады в 146 г. до Р.Х. Впрочем, век спустя, в 44 г. Коринф был восстановлен Юлием Цезарем, что, между прочим, позже позволило апостолу Павлу прожить в нем полтора года, а затем еще 3 месяца, и написать свои знаменитые «Послания к коринфянам». Несколько столетий спустя Коринф разрушался землетрясениями в 375 и 551 гг. В 395 – 396 гг. город был захвачен и разграблен готами во главе с Аларихом I. Затем норманны сицилийского короля Рожера разорили Коринф в 1147 г. Во время Греческой войны за независимость в 1821 – 1830 гг. город полностью разрушили турецкие войска, но греки его в очередной раз восстановили. Точку в существовании древнего Коринфа поставило сильнейшее землетрясение 1858 г. Новый Коринф был отстроен в трех километрах к северо-востоку от руин, на побережье Коринфского залива. Сегодня это небольшой греческий портовый городок, в котором живут около 37 тыс. человек.