Фатей Шипунов — Последняя повесть науки

Фатей Шипунов — Последняя повесть науки

В наше время все меньше остается уголков на Земле, где можно спокойно отдохнуть от шума, загрязнения, безобразного загромождения пространства и собраться с мыслями: с чего начать восстановление распавшегося единства природы и человека. И пока не поздно, пока такие уголки, к счастью, еще сохранились, мы должны воспользоваться ими, отбросить все ненужное и бездумное, в нашей жизни и пойти по пути восстановления этого единства, напоминающего нам о том, что немыслимо беречь свое здоровье, забывая о сохранении здоровья биосферы как нашего живого дополнения. Залог тому — вековой экологический, нравственный и духовный опыт, а также своевременное развитие самой важной отрасли знания — учения о биосфере. Этот опыт говорит нам, что не однообразие жизни сокрушает и убивает физически и духовно людей, а ее бесцельность. Люди могут переносить любые тяготы, но отсутствие в жизни смысла раздавливает их.

Представим себе на минуту, что человек со своей культурой целиком стал колесом огромного механизма, рассчитанного на войну с самим собой и с природой как на высшую и окончательную цель. Что это будет означать? А то, что человека больше нет в мире, что сама память о нем исчезла, ибо потерялось то ценное, что отличает его не только от бездушных механизмов, но и от низших живых существ. Это ценное — тот смысл жизни, который мир вправе ждать от одухотворенного человеческого сознания и от его просветленной воли. И вот оказывается, что как раз этого нет и не будет! Что тогда? Пришел человек, и мир не только остался таким же, каким он был до его прихода, но даже стал хуже: расстройство и беспорядок окружающей природы и бессмысленность его жизни возросли. Вместо того, чтобы покончить с этим расстройством и беспорядком, преодолеть эту бессмыслицу, он усовершенствовал их механизм,
на| что ушли все его духовные силы. Всеобщая война с собой и с природой оказалась окончательной целью, высшим содержанием человеческой культуры. Здесь мы стоим не перед отдаленной опасностью, а перед опасностью, непосредственно вторгающейся в нашу жизнь. И самое, пожалуй, страшное в том, что мы лишь смутно, и то не всегда, сознаем, как мировая бессмыслица псевдокультуры служит извращению человеческой сущности. А потому и вопрос — быть или не быть человеку — ставится перед нами как никогда ясно и остро.

Ведь мысль о человеке связана с представлением о новом начале, которое он несет в мир. Каков мировой смысл, который постигаем мы как цель жизненного стремления, каков мировой строй и порядок, в котором это наше стремление достигает своего окончательного удовлетворения, а всякая жизнь достигает полноты? Каков мировой смысл всего живого в этой полноте? Каков смысл человека в таком строе в порядке природы?

Человек сознательно требует, чтобы в каждом дне, и в часе, и в мгновении он находил тот самый смысл, дающий ему право жить. И если этого нет, если его ум не дает просвета в окружающей мгле, то человек ставит вопрос: к чему наша жизнь без цели и стремления? Ему становится безразлично, какая из катастроф — физическая, экологическая или земная — постигнет его.
Ответить на эти вопросы, как никогда остро вставшие перед нами теперь во всем своем громадном значении, и есть последняя повесть науки, без уяснения которой немыслима дальнейшая история человеческого совершенствования. К этой повести мы и перейдем, начав ее с некоторых примеров из истории народной жизни.

ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ОПЫТ

Не то, что мните вы природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
Ф. И Тютчев

Эти слова нашего соотечественника Ф. И. Тютчева были сказаны тогда, когда, вопреки глубокому пониманию природы народом, имевшим богатый вековой экологический опыт и любившим по-своему кормилицу-землю, стал развиваться псевдонаучный механический взгляд на окружающий мир с его бездушной личиной. Результаты такого отношения людей к природе все еще остаются в сознании людей незаживающей раной, которая медленно затягивается,— и то лишь в последние два десятка лет. Ибо в глубине души каждого из нас, кто не утратил чувства красоты и стремления к истине и свободе, начертаны эти великие слова поэта. О том же говорит наш экологический опыт.

В конце марта — начале апреля начинался ход хариуса на нерест по горным рекам Алтая. И вот, как рассказывают старожилы-крестьяне, на две-три недели во всех селах, стоявших на этих нерестовых реках, прекращали звонить в колокола, а весла на лодках обвязывали паклей или тряпками, чтобы не было лишнего шума, беспокоящего рыбу. На этот случай была (ныне забытая) пословица: «Рыба святое дело делает — оставь реку в покое».

В том же горном Алтае на каждые пять — десять квадратных километров обязательно устанавливалась пасека. Были такие интересные пословицы, посвященные пчелам и их роли в природе: «Пчела чистоту природы любит», «Где пчела, там и рай», «Учитесь у пчел трудиться», «Траву коси, когда пчела мед вынесет». Соблюдалось строгое правило: на расстоянии 200—300 метров от пасеки оставлять охранную зону, где не выкашивалась трава, не вырубался сплошь лес, часто на полянах подсевался кипрей, а на полях— гречиха; и здесь же запрещался проезд транспорта, строительство и т. п. Ясно, что в таких условиях пчелы исполняли свою экологическую роль в природе сполна, ибо было в сознании людей: «Без содействия пчел от растений будет мало проку»; ибо сознавали люди, что ни один цветок в мире, пользующийся для оплодотворения насекомыми, не может постоянно развивать здорового потомства без содействия последних, и цветочное царство в целом без содействия подобной помощи не могло бы вовсе приносить свои драгоценные плоды.

Вспомним также, что сенокос по всей нашей необъятной России начинался с того дня, когда большая часть трав вызревала и давала семена для воспроизведения потомства. И вот колыхалось, не убывая из года в год, как теперь убывает, на широких просторах травяное царство — залог плодородия и изобилия в закромах.

Глубокий смысл был заложен в такой народной пословице: «В березняках веселиться, в кедрачах Богу молиться». После тяжелого летнего труда на сенокосе, уборке хлебов и других работах все жители от мала до велика уезжали в эти леса для сбора кедровых орехов. И такое занятие в живописных высокогорных лесах было истинным отдыхом и блаженством, заслуженной наградой за трудовую нелегкую жизнь прошедшего лета. Кедр же считался масличным деревом, всемерно оберегался, а его древесина использовалась только для изготовления домашней утвари, мебели, оконных переплетов и т. п. В особо ценных кедрачах вообще не разрешалось рубить даже спелую древесину, а можно было только выбирать сухостой. И была для благодатного кедра другая пословица: «Кедру стоять вечно». Все понимали, что если вырубить кедровые леса высоко в горах, с тех высот покатятся лавины и нарушится сток, ибо именно здесь выпадает больше всего снега. Убрать отсюда кедровый лес — и быстро стаявший снег переполнит реки, много бед принесут наводнения и разрушения почвы.

Целый ряд пословиц ярко и метко отражал отношение народа к водным источникам — озерам, рекам, ключам и родникам. «В брод — только в оказию», «Не городи реку — беды не оберешься», «Река — кровь земли», «Летом — принимает, зимой — отдыхает, весной— смывает». При строительстве мельниц сооружался отводный рукав, где они и ставились. При устройстве верш разрешалось городить только треть реки. Проезд через реки, родники и ключи мог быть только по настилам и мостам, дабы не мутить воду и не загрязнять его смазочными материалами.
. Отношение к земле выражено в таких пословицах: «Землицей живем», «От земли два пуда добра — земле пять», «Дай отдохнуть землице вовремя», «Земле отдых—человеку покой», «Порча земли — человеку нужда». Вспомним, как ухаживали за сенокосными угодьями и заливными лугами, скажем, на Владимирщине. Вспомним, кто с Севера нашего, как было организовано сельское хозяйство северных деревень. Оно было поистине живым организмом, в котором одно звено зависело от другого и все звенья были взаимосвязаны в едином цикле: домашние животные— навоз (удобрения)—урожай растений — хлеб человеку и корм животным—одежда, дом и двор- домашние животные. Так замыкался хозяйственный, и он же экологический, круг. Такое хозяйство требовало не механической технологии, оторванной от природы, а творческого отношения к работе, природе и жизни вообще. Труд становился не бременем, а радостью.

Если же внимательно рассмотреть вековой опыт народной жизни, то мы обнаружим: в основе ее был заложен глубочайший экологический смысл. Ведь помнится нам и по сей день, как на каждой пяди земли поддерживалось некое экологическое равновесие между лугами, полями, лесами и водами. Даже и в наши дни можно местами встретить размежевание между угодьями так называемой поскотиной — изгородью. Пруд, да не один, был в каждой южной деревне (и не только в южной), а в нем непременно рыба, был сенокос — на лугах, а пашня — выше на полях, и все это окаймляли густые чащи леса. Никому в голову не приходило распахать заливной луг, где снимали два урожая сена, или скажем, спустить пруд, а еще неразумнее — затопить пашню и луг или вовсе отдать землю под пашню иль море заливанное. Ведь неспроста все это было, и совсем еще недавно! А теперь едешь и диву даешься нашей «премудрости»: на десятки и сотни километров тянутся затопленные некогда заливные луга — житница наша животноводческая в средней полосе, а ежели спуститься поюжнее, то пашни идут и идут на сотни километров и нет тут места более ни лугам, ни лесам, ни болотцам, ни прудам, негде тут дикой вольной птице гнездо свить (а кто же тогда будет защищать эти бескрайние поля в пору размножения, к несчастью, вредителей?). И травим эти поля, землю, их несущую, хлеб наш и все кругом, а в конце концов — самих себя, ядохимикатами!

Сознавали, чувствовали многие поколения земледельцев, что окружающий мир не огромное хаотическое поле битвы, но стройное организованное целое — порядок (или Космос), который всюду вокруг нас — от капли росы до Вселенной. И прежде чем сделать и нем шаг, стремились оглянуться и посмотреть, куда ступаем и зачем ступаем: не ровен час нарушим тот Космос. И немало было в том опыте поколений знания природы, а много (и было оно глубоко), что и сохраняло ее тонкий строй, без которого она не может быть обильной и богатой, не может приносить плоды для настоящего и будущих поколений людей.

Только погружением в глубины того знания, только постижением философии природы можно объяснить такой пример из жизни народной, который теперь может показаться невероятным. Крестьяне ведут весеннюю вспашку земли и, встретив на пути гнездо конька — сибирской певчей птички — объезжают его, оставляя малые огрехи и приговаривая: «Птица на земле — душе легче». В эту же пору не было случаев, чтобы крестьяне, и особенно подростки, выходили с ружьями и разбивали семейные пары птиц, потому что было в сознании: «Весной бить птицу — хуже нет греха».

И таких примеров можно привести сотни. Тем и жили столетия деревни, государство и народ, что существовали в согласии с природой. Мир был для них полон жизни. Он был настоящей книгой, в которой они черпали свою мудрость!

Сегодня, в век все возрастающего технического воздействия на природу, как никогда остро стоит задача сбережения этого наследия, этого векового опыта взаимоотношения с природой. Мало того, теперь такой опыт должен быть развит далее, дополнен в условиях изменившегося хозяйства многим и многим, что дала уже современная эколого-биосферная наука. Другими словами, мы вступаем в эпоху эколого-биосферной этики. Эта этика есть нравы, обычаи и действия людей по отношению к окружающей природе, к непосредственной среде нашего обитания. Что она собой представляет?

БИОСФЕРА

В лучах огневицы развил он свой мир.
Земля зеленела, светился эфир…
Сияет Солнце, воды блещут,
На всем улыбка, жизнь во всем,
Деревья радостно трепещут,
Купаясь в небе голубом.
Поют деревья, блещут воды,
Любовью воздух растворен,
И мир, цветущий мир природы,
Избытком жизни упоен.
Ф. И. Тютчев

Никогда еще так ярко не было сказано об окружающем нас мире, как в этих словах Ф. И. Тютчева. Творящий луч огневицы, живая зелень Земли, избыток жизни, купающейся в небе голубом — вот наиболее примечательные черты лика планеты, непосредственной среды нашего обитания. Эта среда, пронизанная любовью и жизнью, есть именно то, в чем (часто не понимая того) мы живем, движемся и существуем. В каждом организме положено начало жизни, а в среде — условия последней. Нет налицо этих условий, доставляемых средой, нет и жизни. Сам по себе живой организм—только часть, природа— его восполнение. Взятый отдельно, оторванный от своего природного окружения, он ничто. Именно эта среда сохраняет жизнь. И все время, беспрерывно, не ослабевает ее пока еще не совсем разгаданная преобразующая сила, косвенно созидающая наше тело и душу. Среда, следовательно, представляет собой неусвоенную часть нас самих, поэтому необходимо неослабевающее ни на один миг единение живых существ со средой.

Жизнь означает собой постоянный процесс усвоения видимого и невидимого, непрерывное перераспределение энергии, вливающейся в развивающийся организм из Вселенной, находящейся вокруг него. Поэтому высшим фактором во всяком развитии жизни является окружающее. Рассматривать организм как самодовлеющее целое — глубокое заблуждение натуралистов, перешедшее в обыденную жизнь. Каждый из нас есть часть того, что встретилось нам в жизни! Но вот что при этом интересно: окружающая среда не только является первым фактором в развитии жизни, по сама возникает и формируется с каждым развитием всякой новой формы жизни. И жизнь становится полнее, богаче, чувствительнее и отзывчивее на все более и более сложную среду по мере того, как мы поднимаемся по лестнице организмов, и в то же время и вместе с тем эта среда сама усложняется, становится обширнее и богаче. Первая «задача» среды — сохранить меня, но она изменяет меня, как и я ее.

И, может быть, самое большое наше заблуждение заключается в том, что мы все свое время и творческие силы тратим на противопоставление, противоборство человека и среды, забывая при этом, что она — наша вторая, «внешняя» половина, дающая нам силы и поддерживающая жизнь. В глубине человеческой души всегда теплится сознание того, что всякий благой и совершенный дар посылается нам извне и свыше, ибо в излиянии щедрот природы не бывает перерыва, который бы научил нас, как горько их лишиться!

Итак, живое существо содержит в себе лишь одну половину того, что необходимо для его жизни, другая половина находится вне его, в среде, восприятие которой живым организмом заключается лишь в теснейшем единении с нею. И хотя на протяжении веков, может быть, и не всегда было полное понимание этого, но даже крупицы такого понимания в глубине души нашей могли предотвратить экологически безграмотное отношение к природе. Понимание единства живых существ и окружающей среды так ярко выражалось в приведенных народных пословицах! И в наши дни оно продолжает сказываться в делах многих агрономов, зоотехников, рыбоводов, лесоводов, пчеловодов, хозяйственников и земледельцев.

Переходя на язык современной науки, скажем, что наша среда называется биосферой. Что же такое биосфера? Непосредственно окружающий нас мир есть биосфера, вне которой наша жизнь невозможна. Она — наша обитель земная, как тонкая пленка (толщиной всего в полтора десятка километров), покрывает всю Землю и является приемником излучений Вселенной и преобразователем их в действенную земную энергию, строящую и сохраняющую биосферу и жизнь человека в ней. Именно в биосфере существует не механическая смесь полутора миллионов видов живых организмов, а стройный планетный ансамбль живого — единая живая ткань, покрывающая планету. Этот ансамбль связан прежде всего с Солнцем, с его живительными лучами, то есть выступает как планетно-космическое явление.

В бесчисленных точках и центрах, динамически связанных как единая система сил, находящихся в известном отношении между собой, жизнь организует весь материальный мир в нашем окружении, делая его актуально активным1. Поэтому биосфера есть планетное живое тело, или совокупность живых тел — органов, посредством которых жизнь овладевает неживым миром. Через это планетное тело — биосферу — благодаря связности космических и земных процессов, жизнь в разнообразных ее проявлениях внедряется в окружающий Космос, который становится в этом смысле потенциальным телом.

Как всякое живое тело, биосфера обладает своей анатомией и физиологией, обменом и регуляцией (то есть гомеостазисом), а в целом жизнью. Каждый внимательный наблюдатель может заметить, что в ней проявляются определенный строй, порядок и лад. Эти обыденные понятия можно заменить одним научным понятием организованности природы. И в своей глубокой основе организованность выражается так: «все связано со всем и все находится во всем». Она есть всепроникающая связность и единство, как отображение таковых же Космоса. Свойство организованности биосферы наиболее ярко выступает в явлении живого, каждая крупица которого может рассматриваться как своеобразный микрокосм. И биосфера, планетное живое тело, есть также микрокосм, но иного порядка. Когда мы говорим в научных трудах, что организм есть функция биосферы, то это означает, что он есть микробиосфера. И человек, являясь функцией биосферы, есть также своеобразная и сложная микробиосфера. И сама биосфера, являясь функцией Космоса, есть по отношению к нему микробиосфера, но иного порядка.

Как живое тело, биосфера имеет своеобразную экосферу формирования, то есть свою среду обитания. Именно в ней биосфера существует и развивается. Эта среда есть также ее дополнение, ее вторая половина, ее неусвоенная часть. Именно она сохраняет живое тело планеты. Размеры столь новой для нашего сознания среды по сравнению с размерами биосферы огромны. Много в ней еще не изучено, но ясно, что внешняя ее часть уходит в сторону Вселенной, а внутренняя — в сторону глубин планеты. В ее составе можно видеть следующие подразделения. Прямо над биосферой, до высоты 70 километров, лежит озоносфера, тот первый «полог», под которым может осуществляться биологический процесс и сохраняться колыбель жизни. Выше, до высот 1000— 1200 километров, находится ионосфера, тот второй «полог», под которым возможно формирование озоносферы, а еще выше, до высот, превышающих десять земных радиусов,— земная корона, тот третий «полог», под которым возможно развитие ионосферы. До глубины в среднем 21 километр (на континентах) лежит подстилающая кора, та земная твердь, которая не только служит фундаментом биосферы, но и регулирует ее взаимодействие с более глубинной твердью. Регулирование осуществляется посредством так называемой аномальной мантии, рожденной, может быть, в присутствии самого земного ядра и пробивающейся к земной поверхности в определенных ее областях. Эта мантия есть вестник таинственных глубин планеты, благодаря ей они пытаются говорить с тем, что наверху, ближе к Солнцу, свету, Вселенной. Еще ниже, до глубины 30—40 километров (на континентах) находится базальтовая кора, которая создает возможность существования подстилающей коры и регулирует излишнее поступление в биосферу продуктов глубинно-планетных процессов, в основном газов, и тоже не без участия аномальной мантии. А еще ниже в сторону центра планеты расположен тот загадочный для нас земной мир, который генерирует магнитное поле. Наряду с гравитационным полем оно определяет единство всей планетной среды биосферы. Вблизи, может быть, самой таинственной области Вселенной — ядра — земной мир генерирует аномальную мантию, связывающую глубинные и поверхностные процессы в единое целое.

Этот рассказ приведён здесь нее для того, чтобы углубить чьи-то геологические знания, а для того, чтобы взглянуть на Землю из просторов Вселенной И, окинув ее оттуда новым взором, увидеть, что она, ее удивительный видимый мир и еще более удивительный невидимый — полевой — мир образуют единое органическое целое, в котором видимая и невидимая биосфера есть самая важная структурная часть, несущая столь же удивительное органическое целое — живую ткань планеты.

Много ли места отнимает у Вселенной это органическое целое? Мы знаем, что невидимый земной мир касается орбиты Луны и затем уходит в глубины Вселенной, может быть никогда там не теряясь и, возможно, в ее определенных взаимодействующих центрах даже возгораясь вновь! В общей организованности этого целого есть некоторая аналогия с той организованностью мира, которую мы видим в живой клетке. Твердое тело в этом планетном целом посредством «держания» физических полей образует мало меняющуюся и почти автономную основу, как бы «ядро», которое окружено изменчивым, просветленным лучами земным облаком и буквально погружено как бы в земную «плазму», ограниченную «мембраной», через которую земной мир взаимодействует с космическим миром. И после только что сказанного мы уже не усомнимся в том, что существует земное органическое целое, мир планетно-космической «клетки», который создает наше жизнеобеспечение. Этим-то держится жизнь на планете Земля2.

В самом деле, в земной короне создаются необходимые планетные условия для формирования нижележащей ионосферы, что в свою очередь ведет к возникновению озоносферы. Последняя, поглощая ультрафиолетовые излучения и высокоэнергетичные частицы, идущие из Вселенной, способствует развитию биосферы. В нее поступает главным образом близкое ультрафиолетовое, световое и близкое инфракрасное, а также радиоволновое излучение. Эти-то излучения, идущие от всех небесных тел, в той или иной степени пронизывают биосферу, ее вещество, весь ее многосложный мир. Она этими излучениями просветляется, претворяет их во внутреннее движение и преображение, которые мы видим в чудной форме, необыкновенных звуке и цвете, во всем разнообразии стройной жизни, сочувствующей, ловящей и тянущейся к этим живительным лучам. Сейчас мы способны фиксировать, по-видимому, их небольшую часть. Но даже то, что нами учитывается на сегодняшний день, свидетельствует, что биосфера — это область Земли, в которой обнаруживаются различные формы воздействия космических излучений и их энергий. Она непрерывно в течение миллиардов лет преобразует такие излучения и их энергии, родившиеся в условиях, чуждых нашей планете, в действенные земные излучения и их энергии, которые мы видим как лик Земли, как саму жизнь.

Таким-то путем Космос лепит жизнь на Земле, ее биосферу. Но та планетная среда, о которой сейчас идет речь, сама формируется под воздействием биосферы в неотъемлемое от нее экологическое окружение, которое не имеет строго определенных границ и уходит в глубины Вселенной. Все это говорит о том, что та организованность природы, которая нас окружает и делает нашу жизнь возможной, то есть наша биосфера, есть функция планетно-космической организованности. Этот-то наш маленький, родной, организованный и организующийся мир, который дано нам видеть каждый день, входит в такой же вселенский мир — Космос — и объемлется им.

Таково жизнеобеспечение в большом — в Космосе,— но таково же оно и в малом — на нашей планете: для всех живых существ, включая и нас самих. Мы внешне привыкли чувствовать, что живем сами собой и обязаны только себе, да еще немного растительности и животным, ну, пожалуй, еще теплу, идущему от Солнца! Но это не так. Мы зависим буквально от всего: от каждой капли воды, каждой песчинки, мельчайшей крупицы живого, одного пробившегося сквозь облака луча, пришедшего к нам из далеких просторов Вселенной. И каждая клетка, каждый живой организм, тем более каждый человек и в целом все живое, есть результат напряженных творческих способностей Вселенной. Жизнь имеет космическое значение, она всекосмична.

Всякий из нас, пристально наблюдая природу, может подметить постоянное воспроизведение жизни по одному великому закону: все живое из живого или, иначе, нет жизни без предшествующей жизни. Но можно сказать шире и полнее: все живое не только из живого, но все живое из живого в условиях определенной среды — биосферы, то есть косвенно из биосферы. Именно в биосфере на каждом шагу мы видим проявление также и того закона, по которому отсутствие связи со средой означает смерть. И чем теснее эта связь, тем совершеннее жизнь, тем здоровее организм. Чем более отрывает себя человек от среды, тем менее он становится здоровым. Отказываясь сознательно, а чаще бессознательно жить полной жизнью природы, человек кладет начало кризисной ситуации, создает себе неблагоприятные условия жизни.

И третий закон отвечает на вопрос: есть ли организованность природы причина жизни или ее следствие? Она есть ее следствие. Чем сложнее и богаче тип проявления жизни, тем сложнее тип организованности природы. Тип организованности среды уподоблен типу любой формы жизни. Тип организованности биосферы уподоблен типу ее жизни, а тип организованности Вселенной также уподоблен типу ее жизни. Имеющий жизнь имеет и свою среду. Среда возникает от соприкосновения с жизнью. Как нет самозарождения жизни, так нет и самозарождения среды. Отсюда и родилась мудрость, гласящая, что мир, как произведение живого, полон жизни. Поэтому любая форма жизни есть носитель организованности. И биосфера, как планетное живое тело, как одна из высших форм жизни, есть тоже носитель одной из высших форм организованности природы. Так и любая среда, становясь частью организованности жизни, сама выступает уже как носитель организованности природы.

Четвертый закон, который обнаруживаем мы, исследуя биосферу и ее окружение, гласит о том, что разному масштабу времен» соответствует разный объем окружающей природы, становящейся организованной частью жизни. В геологическом времени — за миллиарды лет земного — вся биосфера становится актуально (а ее окружение — потенциально) организованной частью жизни. В космическом времени в этом же смысле вся Вселенная может стать потенциально организованной частью жизни: ее потенциальным телом — Космосом. Поэтому нам теперь волей или неволей приходится оставить как идею «ничтожности жизни», так и идею признания «космического ничтожества Земли, жизни, человека». Нам приходится оставить также идею, что мы есть всё, сами себя сохраняем и можем жить отдельно, вне среды, а если в среде, то произвольно переделывая ее. Оставляя эти основополагающие сейчас идеи, мы должны по-новому взглянуть на нашу обитель земную — биосферу, на жизнь живых существ и жизнь человека в особенности. И в соответствии с этим новым взглядом нам придется пересмотреть нашу этику, которая должна нам подсказать: что в биосфере — как нашей среде — можно делать, а что нельзя.

БИОСФЕРНАЯ ЭТИКА

Но позора Земли никогда не прощает Земля.
И, А. Бунин

Никто так не чувствует духа природы, как мыслитель-поэт. Он отражает чувство и смысл ее с такой глубиной, которые не под силу сухому языку натуралиста-ученого. И в только что приведенных словах поэта заложена правда, до которой может углубиться человеческий разум. Что может быть хуже и злосчастнее позора земли? Разве есть что-нибудь ниже в действиях разумных существ, чем позор земли? Нет, ничего! Этого не прощает Земля! И здесь все сказано до конца! Все живые существа, все разумные существа, их окружающая среда—биосфера, Земля и окружающая ее космическая среда — есть объекты этического действия людей, и никогда не уйти нам от суда за все хорошее и плохое, что мы сделали. Но чтобы этически верно действовать, надо прежде знать: что должно и что не должно делать, живя в мире. Скажем самое, как нам кажется, важное.

Прежде всего, не должно делать—много или мало — и выбрасывать в биосферу отравляющие вещества— ядохимикаты, фреоны, полихлорбифенилы и весь им подобный арсенал искусственного химического мира, который никогда не существовал в окружающей среде. Потому что никакая доля этих инородных веществ не сохраняется в ней только в месте выброса и не исчезает сама собой, а проникает во все ее части, как и во все это целое, во все живые организмы, в той или иной степени изменяя и поражая их, как; и всю биосферу. Потому что всякое из этих веществу взаимодействуя с природным, порождает в биосфере, десятки и сотни других, так называемых парагенетических веществ (префикс «пара» — рядом, около, возле), многие из которых становятся более ядовитыми, чем исходные. Не должно к тому же добавлять в естественную невидимую — полевую — среду новые электромагнитные и сродные им поля, особенно мощные и сверхмощные, так как и они не исчезают бесследно и сказываются на каждом живом существе, в той или иной степени поражая его, на всей биосфере, нарушая ее строй.

Не должно растрачивать «основной капитал» энергии биосферы и ее окружения, потому что в них нет ни одной калории лишней энергии, которая могла бы быть использована даром и без последствий. Не должно уничтожать и разрушать виды газовых, жидких и твердых минералов, виды растений и животных, потому что они есть не только продукт физико-химического и биологического равновесия, но и носители этого равновесия, определяющего организованность биосферы. Не должно тем более уничтожать и разрушать любые подразделения биосферы — леса, луга, болота, реки и озера, эстуарии, заливы, моря и т. п., где сложным образом взаимосвязаны и взаимодействуют разные виды живой и неживой природы, потому что они есть не только продукт единого равновесия биосферы, но и носители ее организованности.

Далее, не должно создавать организованность биосферы техническими средствами и, следовательно, заменять ее неким техническим устройством, потому что это есть отказ от более совершенной организованности природы в пользу менее совершенной, это есть перевод биосферы на более низкую качественную ступень, на путь, влекущий за собой дальнейшую ее деградацию и распад всей системы жизнеобеспечения на планете.

Должно же, прежде всего с помощью природных процессов, воспроизводить для наших нужд естественные вещества и материалы, которые обычны в биосфере и разлагаются микроорганизмами, то есть естественным путем, и надо только уметь воспользоваться этими процессами. Должно также сохранять естественный электромагнитный и иной пблевый мир ияпри пользовании им исключить новые источники излучения, вызывающие как физическое поражение живых существ, так и информационные сбои в организованности планетной жизни.

Далее, должно новую энергию получать посредством расположения на пути следования потока солнечной энергии биологических и технических приемников, способных преобразовать ее в целях защиты и расширения жизни на планете. И должно к тому же всю нашу техническую деятельность подчинить целям совершенствования организованности биосферы, а технические процессы подчинить природным. Должно каждый вид газовых, жидких и твердых минералов, каждый вид животных и растений, а также любое подразделение биосферы, где сложным образом взаимосвязаны и взаимодействуют эти виды живой и неживой природы, рассматривать и оберегать как драгоценное наше достояние, как продукт длительного планетно-космического процесса и как носителей организованности биосферы и ее окружения.

Поэтому-то должно физическую обстановку данного мира и живые существа, его населяющие, рассматривать как зависимые друг от друга, а жизнь — как высшую цель существования материального мира. Ибо именно это мы достаточно ясно и полно видим в биосфере. Ибо именно в ней мы столь же ясно видим проявление великого закона единства и солидарности всех созданий природы: ее части и элементы, от минерала до человека включительно, связаны и солидарны между собой, то есть являются носителями организованности мира. Потому-то должно биосферу рассматривать как актуально организованную часть жизни, а планетно-космическую ее среду — как потенциально организованную ее часть, и потому сохранение прежде всего каждого живого существа надо рассматривать как сбережение биосферы, то есть целого сложного мира — нашей актуальной второй половины, а сохранение самой биосферы — как сбережение целой Вселенной — нашей потенциальной второй половины. То же самое относится и к человеку, так как биосфера для него есть живое дополнение, а Вселенная — поле зрения его существования.

Наконец, должно считать целью введения биосферы в наше хозяйство — поддержание, защиту и расширение жизни, а само наше хозяйство — трудовой защитой и расширением жизни, трудовым ее воспроизводством. И надо, чтобы эти основные положения должного пронизывали всю нашу жизнь, все ее дыхание, пропитывали все ее мельчайшие поры.
А что если все «должное и недолжное», уложенное в нескольких основных положениях, мы не будем принимать к обязательному исполнению? Тогда при наших современных темпах и масштабах изменения природы мы реально приблизимся к роковому вопросу, который никогда еще не стоял перед нами: вероятна ли реакция планеты Земля с ее полями как единой системы или даже всей солнечной системы на такое изменение организованности биосферы, которое превысит некоторый пороговый уровень? И каковы возможные последствия этой реакции? Другими словами, будет ли и дальше космической строй природы оставлять нас безнаказанными за все содеянное, стихийное и противное ему? Кто знает, какие испепеляющие лучи ждут нас как расплата за то, что мы все больше нарушаем электромагнитный и ядерный строй природы, что мы не знаем и подчас не хотим знать ее истинного лика, ее тончайшего строя, мощи и, следовательно, не можем исполнять в ней нашего предназначения. Но, исходя из теории взаимодействия иерархически соподчиненных систем, такая реакция системы Земли или даже солнечной системы вполне возможна, ибо они будут стремиться ликвидировать возмущения в природном строе последней в соответствии с принципом: высшая надсистема обладает большей «компетентностью», чем низшая, то есть биосфера.

Следствия же этого могут быть неожиданными для каждого из нас, для всего человечества и будут иметь не только биосферное, но и сверхбиосферное и даже сверхземное значение. Они могут свидетельствовать о том, что «позора земли никогда не прощает Земля».
А теперь нетрудно сформулировать основные принципы биосферной этики. Эта этика должна соблюдаться на всех уровнях жизни человека — от индивидуальной до общенародной и общечеловеческой. В самой простой форме принципы данной этики таковы: уважение ко всему живому (и, в частности, к человеку) и уважение к природе, то есть биосфере и ее окружению. Более того, настало время соблюдать и третий принцип человеческого бытия: уважение к Космосу. Мы стоим на пороге выработки у каждого человека той экологической, а точнее биосферной этики, которая должна определять взаимоотношение человека и среды его обитания.

Биосферная этика настоятельно требует от каждого следующее: действуй таким образом, чтобы вся биосфера и ее окружение составляли цель, а не только средство твоей деятельности или деятельности народа и человечества; действуй так, чтобы каждый человек как носитель организованности природы был сам по себе целью, а не только средством твоей или нашей деятельности; поступай так, чтобы не только каждый человек как носитель организованности природы был целью всех, но и чтобы все как такие же носители этой организованности были целью каждого: действуй таким образом, чтобы все живое как носитель организованности природы было целью, а не только средством твоей или нашей деятельности.

Вытекающее отсюда основное нравственное требование заключается в том, чтобы организованность природы была для нас безусловной целью. Но отсюда не следует, что с точки зрения организованности природы каждое существо равноценно. Одно существо может нести большую ответственность, другое — меньшую. Это значит, что здесь вполне возможен нравственный порядок как порядок иерархический. Вместе же взятые и организованные в безусловную норму эти требования говорят о всеобщей системе целей, которая суть сохранение и совершенствование организованности окружающей природы.

Эта биосферная этика говорит о том, что ни личное удовлетворение, ни постоянное ощущение счастья, ни утилитаризм как выгода большинства, ни угроза надуманной кары не есть критерии этики. Она есть знание, которое имеет свои аксиомы, называемые нравственными истинами. Эти истины требуют к себе уважения и судят нас внутренним судом, сами наказывают или награждают наши души, поселяя в нас раскаяние или радость. Потому-то в глубинной своей основе нравственности есть внутреннее отношение человека к самому себе, искание и осуществление своего духовного «Я», и это-то духовное «Я» есть для нас тот идеал, тот образ, который нельзя уступить ни за какие блага мира, ни за свое счастье и удовольствие ни за спокойствие и одобрение людей, ни за что иное, что принесло бы нам власть и успех в жизни. Но есть и внешняя сторона нравственности: отношение человека к себе подобным, другим духовным «Я» и ко всему его живому дополнению — окружающей среде. И величайшее нравственное преступление совершается тогда, когда происходит обезличивание и измена своему духовному «Я» под давлением внешней силы. Оно совершается и тогда, когда мы не признаем в других духовное «Я», насилуя их, когда не признаем право на достойное нравственное существование нашей второй половины — окружающей среды, порушая ее.
Эти нравственные истины начертаны в глубинных тайниках нашего существа, и только измена самим себе ведет к их забвению.

Но давно уже в основе человеческой «этики» и, следовательно, жизни и хозяйства лежат принципы, противоречащие указанным. В наши дни преобладает всепроникающий эгоизм как следствие неуважения к человеку, природе, непризнания единства и солидарности всех ее созданий. Вся окружающая природа, сам человек рассматриваются как средство, а не как цель нашей деятельности. Эти-то принципы в конечном счете определяют возникновение такой «этики», которая смешивает свободу с желанием, и потому не отличает добра от зла, не признает ни долга, ни обязанности, ни права, ни заслуги и тем уничтожает все принципы знания и эстетики. Втихомолку мы устремились по этому пути и уходим все дальше. Следствием является искажение человеческой сущности, идеала человека, его предназначения. Ведь неспроста же человек всему дает имя, нарекает всякую тварь и господствует над нею в качестве носителя всемирного смысла и существа, имеющего в своем сознании идею всего живущего. А потому он есть центр биосферного (и космического) согласия, образ становящегося всеединства или восходящей к совершенству организованности природы. И вот вместо такого его образа, вместо такого его предназначения, мы видим, как он становится разрушителем организованности биосферы (и Космоса), устроителем царства бессмыслицы как логического результата потери им смысла мира. Неудивительно, что отсутствие связующих этических начал неизбежно ведет к разрыву единства сфер знания, практики и творчества и обособлению их. Такие распавшиеся сферы деятельности человека уже не обогащают друг друга и тем самым каждая снижает свои достоинства. Непредубежденный наблюдатель может заметить все это.

В наше время сфера знания характеризуется все растущей специализацией и чрезмерным накоплением разрозненного, ничем не связанного эмпирического материала о бесчисленных явлениях природы, что ведет к утрате цельности и единства этого знания. И одна из самых тяжелых трагедий современной жизни человека есть именно та, что чем дальше и больше растет дробление науки, тем труднее становится пользоваться ею, овладевать ее достижениями и расширять ее пределы. Так что такой «рост» науки стал заключать в себе тормоз ее дальнейшего развития. И вот что при этом примечательно: господство опытной мысли, изучение мелких частностей природы ведет к посредственному мышлению, не позволяет появляться более мощной синтетической мысли, которая была бы плодотворной в поддержании и сохранении жизни, нахождении безопасной практики и развитии великих замыслов творчества.

Сфера творчества характеризуется узкими утилитарными целями, подражанием поверхностной действительности и преобладанием технического художества, что неизбежно ведет к утрате красоты человека и окружающего его мира. И то направление науки, о котором только что было сказано, внесло в искусство слабость замыслов, отсутствие ярко выраженных мощных идей. Господство же технического художества убило красоту форм и идеальное достоинство творений человека.

В сфере практики преобладает непомерное внедрение в биосферу разнообразной техники и разрозненной технологии, неоправданная подмена природных ее функций технологическими, чрезмерное размножение вещей и материалов, выступающих как цель практики, что ведет к деградации окружающей природы, утрате ее производительной способности и благоприятной среды жизни человека. И тут вот что особенно примечательно: для погруженного целиком и полностью в практику человека остается только одно серьезное дело — техника и промышленность, так как для него уцелела только одна действительность — его физическая личность. А промышленность теперь управляет миром без какой-либо веры, поэзии и в целом эстетики, соединяет и разъединяет людей, определяет отечество, обозначает социальные сословия, лежит в основании государственности, движет народами, изменяет нравы, участвует в войне, дает направление наукам и образованию. Промышленности теперь поклоняются, строят «храмы», обожествляют и повинуются. И вот возможна ли теперь в этих условиях бескорыстная деятельность? Если и возможна, то как редкое исключение, как залог, что не умер нравственный мир, что он воскреснет в будущем. Преобладает же голый расчет, присущий технизированной личности. А расчет этот прост: практика и еще раз практика, не контролируемая нравственным долгом. На службу практике становятся другие сферы — знания и творчества. Вот, скажем, уже существуют сложные отрасли естествознания, раскрывающие близко к истине организованность природы и ход в ней процессов,— биогеоценология или учение о биосфере. И что же, воспользовалась ли ими современная практика в лице, скажем, лесной, химической или иной промышленности? Нет, они не только не воспользовались ими, чтобы подняться до их уровня и тем обогатиться, безопасно вписаться в природу, но пытаются подчинить их, поставить на службу себе. И вот еще: сохраняются чарующие своей красотой уголки биосферы, говорящие нам, что окружающий мир был прекрасным и вместе с тем обильным и богатым. И что же, сохраняет ли современная практика эту красоту мира? Нет, практика безобразными загромождениями техники и сооружениями, надвигающимися на природу, уничтожает ее и пытается на ее месте воссоздать лишь пародию в форме технического художества. Между тем окружающий мир входит в каждого через все «окна» и «двери» наших чувств, постоянно «питая» любого из нас, и такое «питание» становится для современного человека все более затруднительным из-за утраты красоты этого мира. Примеров можно было бы привести сотни. Но и приведенных достаточно, чтобы показать, что при таком разрыве всех сфер деятельности человека и подчинении их одной сфере практики не может быть ни нормального хозяйства, ни красоты окружающего мира, ни богатой природы. И никогда так ярко еще не было видно, как тесно переплетаются между собой наука, практика и творчество и как они столь же тесно соединены с нравственными началами, с этикой. Прогресс знания, практики и творчества без нравственного прогресса есть зло. И что бы ни говорили и ни делали, ясно одно: упадок этических начал влияет самым пагубным образом на весь умственный прогресс и связанные с ним практику и эстетику. Никакие успехи техники, механики, физики, химии, биологии, геологии, астрономии и т. п. наук не могут быть признаны нравственными, если с их помощью приносится в жертву здоровье миллионов людей и всей биосферы. Поэтому мы стоим на пороге тех этических начал, которые будут определять и связывать воедино нашу науку, практику и творчество.

Таковы основы биосферной этики и тот фундамент, на котором она строится. Они ясны уже давно, с тех пор как возгорелся свет человеческого разума, и не требуют дальнейших пояснений. Но забвение их ведет к тяжелым последствиям. В этом мы можем убедиться, взглянув даже бегло на современное состояние биосферы — той среды, без которой наша жизнь невозможна.

БИОСФЕРА 80-Х ГОДОВ

…назначение человека как бы заключается в том, чтобы уничтожить свой род, предварительно сделав земной шар непригодным для обитания.
Ж.-Б. Ламарк

Эти слова, сказанные одним из ведущих естествоиспытателей начала XIX века, еще более грозно и актуально звучат в наши дни. К ним впоследствии присоединились наиболее крупные представители философии, науки и культуры. Но если бы известный естествоиспытатель середины того же XIX века Дж. П. Марш, писавший, что «Земля близка к тому, чтобы сделаться непригодной для лучших своих обитателей», сейчас посмотрел на ход и масштабы событий, то что бы он сказал? И даже наш соотечественник В. И. Вернадский не смог предвидеть всего, к чему уже привели эти события. Но все ученые в один голос предупреждали о наступающей опасности: охватившем все уголки планеты «пожаре». Используя современный язык науки, можно сказать, что в этом действовал, хотя и не в полную силу, принцип опережения информации. Однако сохранение организованности биосферы затягивалось на неопределенный срок (во всяком случае вот уже на столетие).
Никто не хотел верить в то, что мир, созданный с участием «всемогущей» и «всезнающей» науки, так быстро начнет ломаться и рушиться! Никто не хотел заботиться о сохранении и ремонте природного строя своего окружения. Всем хотелось обогащаться за счет природы, не оплачивая ей долги и забывая, что все это лишь мнимые клады, которые стали рассыпаться в прах и оказались ничтожными перед дилеммой — быть или не быть человеку на Земле!
И с 50-х годов нашего века все почувствовали надвигающийся удушливый запах «дыма» от горящего всюду нашего планетного и единственного для нас дома. Этот «дым» стал окутывать все живое на Земле, стал касаться каждого ее жителя. И ученые назвали его «экологическим кризисом». Миллионы инородных, никогда не существовавших ранее в биосфере химикалиев (твердых, жидких и газообразных) оказалось некому разлагать в нашей природе, так как нет подходящих редуцентов — микроорганизмов. Наступил кризис редуцентов. Но только ли редуцентов? Оказалось, что и растения, и животные не справляются со своими функциями — поддерживать свою жизненную среду и вместе с тем среду человека, так как мы все больше их уничтожаем и заставляем их делать то, чего они не могут выполнить по своей природе. Это уже кризис растений и животных, или, как сказал бы эколог, кризис автотрофов и гетеротрофов, возникший, может быть, еще тысячелетия тому назад с началом земледелия и животноводства. Но, оказывается, и человек, вызвав разрушительные силы в результате введения в природу технологии еще в XIV— XV веках, не в состоянии их регулировать и приостанавливать, потому что большая часть этой технологии не вписывается в природные процессы и стоит в противоречии к организованности биосферы. Это есть кризис человека, его хозяйства.
Другими словами, ни один из вызванных человеком кризисов не был им решен, но и они постепенно сливаются в один всеобъемлющий кризис среды нашего обитания — биосферы. В предстоящие десятилетия, если темпы деятельности человека в качественном и количественном отношении сохраняются такими же, как они наблюдаются с 50-х годов, речь пойдет не столько о распаде отдельных частей и подразделений биосферы, сколько об ускоренном изменении геологически сложившейся ее организованности, а затем о существовании всей, очень хрупкой, системы жизнеобеспечения на планете, о неотложном ее сохранении.
Итак, произошло то, на что вначале закрывали глаза, а потом оказались перед фактом эмпирической неразумной реальности — столетнего (и даже большего) запаздывания реализации принципа сохранения организованности биосферы или сбережения ее, без чего невозможна вообще жизнь на Земле. Сейчас состояние биосферы в промышленно развитых странах с большим трудом поддается контролю (может быть, даже вышло из-под контроля человека), ибо ежегодно вносимые в нее человеком миллионы новых веществ образуют между собой и с природными веществами те парагенетические, часто наиболее ядовитые, вещества, о которых шла речь выше. И количество таких веществ не поддается учету, неизбежно растет, как снежная лавина, и тем самым затрудняется изучение их воздействия на живые организмы, включая и человека. Дальнейший выброс химикатов в биосферу ведет к тому, что контроль за ним будет невозможен и на глобальном уровне. Последнее означает, что мы в конечном счете столкнемся с угнетением и затем распадом планетной жизни. Рассмотрим некоторые события, которые могут говорить о возможном наступлении такого рода явлений на Земле.
Уже к 1977 году в результате промышленного производства и сжигания ископаемого топлива в биосферу было выброшено 123 тысячи тонн ртути, около 5 миллионов тонн свинца, около 74 миллионов тонн цинка и более 37 миллионов тонн мышьяка. Эти цифры означают, что к 1977 году в биосферу поступило соответственно в три, тридцать шесть и тридцать семь раз больше свинца, ртути и мышьяка, чем их содержится во всех организмах планеты. А между тем эти металлы являются тяжелыми токсикантами, в естественной среде встречались в исключительно малом количестве: в грамме, скажем, природной воды их содержалось не более одной десятимиллиардной.
Если сохранить современные темпы сжигания ископаемого топлива на ближайшие десятилетия, то к 2000 году в биосферу будет выброшено 232 тысячи тонн ртути, более 9 миллионов тонн свинца, около 2 миллионов тонн кадмия, около 136 — цинка и не менее 100 миллионов тонн мышьяка. Это значит, что в биосфере накопится почти в шесть раз больше свинца, в шестьдесят восемь раз больше ртути и в сто десять раз больше мышьяка, чем их содержится во всей живой природе Земли3. Иначе, все живое будет находиться в насквозь металлизированной токсической среде, в которой ни один организм не сможет нормально существовать и будет неизбежно убит.
По оценкам специалистов, в биосферный круговорот втянуто более миллиона тонн хлорорганических токсических соединений (ДДТ, ольдрина и др.). Эти соединения распределялись в различных частях биосферы в среднем следующим образом: на одну их часть в воде приходилось 1 000 частей в водорослях и 20 000 частей в рыбах. А такие соединения, как полихлорбифенилы (ежегодное их поступление в биосферу составляет более 100 тысяч тонн) накапливаются в рыбах в сто тысяч раз больше, чем их содержится в воде. Поступление в биосферу созданных человеком злостных токсических веществ сейчас превышает 40 миллионов тонн в год. Сюда входят, кроме хлорорганических соединений, и полихлорбифенилы, органические летучие соединения — дихлорэтан, фреоны и т. п. Общее же годовое поступление искусственных веществ, никогда не встречавшихся в биосфере, достигает 100 миллионов тонн. Со стоком с суши в Мировой океан ежегодно поступает 13— 14 миллионов тонн нефти, способной загрязнить 13— 14 тысяч кубических километров воды и покрыть пленкой две трети его поверхности, а из атмосферы выпадает до 90 миллионов тонн нефтепродуктов — бензина и других летучих фракций нефти и продуктов неполного сгорания и деструкции4. Если учитывать, что в дождях оказывается теперь в сотни и тысячи раз больше серной, соляной и азотной кислот, то некогда благодатная влага облаков и туч становится фактором снижения плодородия почв и угнетения всего живого. Реки Швеции, Норвегии, Юго-Восточной Канады, Северо-востока США стали по этой причине такими кислыми, что в них уже не выживают лососевые рыбы. В течение последнего десятилетия около 1000 озер южной Швеции остаются без рыбы.

Исчезновение лососевых во многих реках и озерах нашей страны есть результат того же процесса. К этому прибавляется ежегодное поступление в воздушную среду около 300 миллионов тонн пыли, получающейся от сжигания топлива и мусора, работы предприятий черной металлургии, производства цемента, сельскохозяйственной деятельности и химической трансформации искусственных газов в пылевые частицы. Во многих районах мира эта пыль стала настоящим бедствием для растений, животных и человека.

По законам организованности биосферы все эти вещества, вносимые в нее, неизбежно проникают во все ее части, как в целое — биосферу. Так, в водах любой реки, измененной промышленными и бытовыми стоками, обнаруживается не менее миллиона в той или иной степени токсических веществ. В целом же в окружающей нас среде находятся десятки миллионов инородных веществ, которые мы ввели туда бессознательно. Все это вызывает распад нашего природного окружения на всех уровнях: от живой клетки до биосферы как глобальной «живой клетки».

Проведенные обширные исследования показывают, что современные концентрации токсических веществ в отдаленных районах биосферы, находящихся под влиянием промышленного загрязнения, приблизились к пороговому уровню для живых организмов, а в районах, находящихся в зонах этого загрязнения, сдали токсическими для многих живых организмов, то есть они здесь находятся в состоянии хронической болезни. В целом же в биосфере: в каждой ее живой клетке, в каждой ее капле воды, в каждом кубическом сантиметре ее воздуха, в каждой ее песчинке находится столько инородных веществ, которые не могут быть разложены из-за отсутствия агентов их деструкции—микроорганизмов и их ферментов,— что они стали грозным фактором надвигающегося омертвления всей живой природы. Биосфера все более переводится этим путем из актуального планетного живого тела лишь в возможное, потенциальное, в ней уменьшается воздействие живого на неживое — косное и, наоборот, возрастает омертвляющее влияние нежизненного, отравляющего вещества на живое.

И неудивительно, что в такой окружающей среде рост заболеваний людей стал настолько стремительным, что принимаемые меры по развитию медицины и усилению здравоохранения уже не в состоянии справиться с ухудшением физического и духовного здоровья населения. Например, такие соединения, как полихлорбифенилы вызывают у людей опухоли, поражения кожи, нервные болезни, потерю слуха и зрения а гептахлор (хлордан) — резкие раковые заболевания. Хлор — и фосфорорганические соединения и тяжелые металлы— поражают позвонки из-за нарушения нервной-мышечной системы и деминерализации тканей. Несколько тонн распыленного синтетического яда — диоксена — достаточно, чтобы убить все живое в таких, скажем, странах, как Бельгия или Дания.

И если бы была собрана за достаточно длительное время статистика раковых заболеваний человека, то мы увидели бы масштабы поражения, постигшие нас. Вот, скажем, статистика А. А. Савицкого: с 1911 по 1955 год число случаев рака легких возросло в 43 раза(5). Но если недостаточна статистика для человека, то она вообще отсутствует для других организмов. Но судя по человеку, мы должны сказать, что все живое и каждая его клетка находятся под угрозой поражения. И что особенно опасно, именно дети поставлены в наиболее тяжелые условия. Так, в США зарегистрировано более полумиллиона детей и подростков с содержанием свинца до 40 микрограммов в 100 граммах крови (предельно допустимое его содержание — 40—60 микрограммов в 100 граммах), а на лечении уже состоят почти три миллиона детей в возрасте от 1 до 6 лет с сильным отравлением свинцом6. В целом, в мире миллионы детей должны проходить клиническое лечение от отравления только тяжелыми металлами, так как вместе с пылью, пищей и водой в каждого ребенка поступает теперь в 5—10 раз больше этих металлов, чем допустимо. И то, что мы теперь наблюдаем постоянные бронхолегочные заболевания и вируснобактериальные поражения у детей, например, в Новокузнецке, есть не единичное явление, а правило для всех крупных промышленных центров[7].

Но все это может оказаться только прелюдией к тем событиям, которые могут разыгрываться в биосфере в результате все возрастающего накачивания в нее новых и новых искусственных веществ. В последние годы в воздушной среде обнаружен фосген — боевое отравляющее вещество. Например, в штате Калифорния зарегистрирована концентрация фосгена от 13 до 61 частей на миллиард частей воздуха. Такая его концентрация при благоприятных условиях может оказаться опасной. Наиболее вероятным источником появления фосгена считают фотохимическое окисление в воздухе, хлорэтиленов, мировой выброс которых превышает полтора миллиона тонн. При окислении этих веществ образуются высокотоксичные трихлорацетилхлориды в концентрации в четыре раза большей, чем у фосгена[8]. Не исключена возможность появления таким же путем более мощных по своему воздействию боевых отравляющих веществ. Более того, сама биосфера по уровню общего загрязнения приближается к такому порогу, за которым любые добавки тяжелых металлов, хлорорганических или иных токсических соединений могут стать тяжелотоксическими, то есть боевыми отравляющими веществами.

Начавшееся угасание жизни на планете наблюдается повсюду, куда бы ни направил свой взор внимательный наблюдатель, но особую тревогу вызывает будущее водорослей внутренних, прибрежных и шельфовых морей, эстуариев и заливов, то есть основной водной биопродуктивной зоны, из-за возросшего содержания свинца и других тяжелых металлов в их водах. По этой же причине более 70 процентов нерестилищ Мирового океана стали уже непригодными для развития мальков рыб. Нависла опасность уничтожения макроскопических сгущений живого на Земле, скажем, тропических лесов. В бассейне Амазонки, где находится самый большой массив естественных лесов площадью 500 миллионов гектаров, ежегодно выжигается около 10 миллионов гектаров леса, то есть два процента в год. В другом крупном лесном массиве, в Западной и Центральной Африке, площадь этих лесов сокращается на миллион гектаров в год. По подсчетам экспертов к 90-м годам нашего века она может уменьшиться здесь на 80—100 миллионов гектаров, а в Юго-восточной Азии — на 85— 125 миллионов. В целом в биосфере около 900 миллионов гектаров этих лесов находится на грани полного истребления 9.
Между тем именно тропические леса в большой мере определяют организованность окружающей природы. Именно они являются не только основным генетическим фондом биосферы, но также тем ее подразделением, где совершается жизненно необходимый процесс планетного значения. В них ежегодно производится около ‘/з всей растительной продукции на планете и почти половина ее на суше. В таких же пропорциях в этих лесах ежегодно создается оборотный свободный кислород, то есть та его доля, которая обращается в биологическом цикле. Вместе с умеренными и северными лесами они дают 50 процентов растительной продукции планеты, около 70 процентов ее на суше и столько же оборотного свободного кислорода. Но именно в этих подразделениях биосферы как раз наиболее интенсивно идет процесс разрушения и уничтожения растительного мира. Только вырубка естественных лесов для получения древесины достигает не менее 15 миллионов гектаров в год. Более чем на половине площади этих вырубок леса не восстанавливаются, неизбежным следствием чего является обеднение видового состава растительного и животного мира: 280 видов млекопитающих, 350 видов птиц и около 20 000 видов цветковых растений находятся на грани вымирания. Мы, таким образом, изменяем природный строй нашего окружения не по годам и даже не по дням, а по часам и минутам.

Напомним, потенциальная площадь зеленого живого приемника солнечных излучений на Земле (или зеленого живого покрова) составляла не менее 94 процентов всей ее поверхности, или около 48 миллиардов гектаров. В настоящее время на долю эффективно «работающей» зеленой поверхности, где продуктивность составляет более 1 тонны растительной продукции на гектар в год, приходится уже не более 50 процентов ее площади или около 24 миллиардов гектаров10. На суше площадь этой поверхности уменьшилась только в последние столетия с 8 до 6 миллиардов гектаров или на 15 процентов всей поверхности суши (без Антарктиды) и на 24 процента от площади всех земель, пригодных ныне для использования. Большая часть земель, утративших продуктивность, была занята в странах Европы, Китая, Индокитая, Северной и Центральной Америки лесами. В наши дни леса занимают менее 4 миллиардов гектаров. Но еще полторы тысячи лет тому назад их зеленый шатер был раскинут на площади 7 миллиардов гектаров. Поэтому недобор растительной продукции составляет уже многие миллиарды тонн ежегодно. Из оставшихся на суше продуктивных земель к настоящему времени оказались застроенными 150 миллионов гектаров, а поверхность, где дождевые воды не просачиваются в почву из-за покрытия асфальтом, бетоном и т. п., достигла 50 миллионов гектаров, то есть соответствует площади Франции. В эти же земли входят около 300 миллионов гектаров заброшенных лугов и пастбищ и не менее ‘/з всех обрабатываемых земель, уже утративших в результате почвенной эрозии почти половину плодородного слоя. 11
На всех континентах идет стремительное физическое, химическое, техническое, гидротехническое (антимелиоративное и антиэкологическое) уничтожение продуктивных земель, и точную цифру этой невосполнимой утраты никто не назовет. Но по заниженным оценкам сейчас на Земле каждую минуту в разряд малопродуктивных переводится около 35 гектаров, из них ежеминутно полностью теряют зеленый покров не менее 15 гектаров. А пустыни ежеминутно увеличиваются на 44 гектара. Это означает, что Земля и населяющее ее человечество все больше и больше теряют свою непосредственную связь с Солнцем, с его благодатным излучением. С ходом времени солнечный луч встречает на своем пути все меньше зеленых растений, и поэтому сокращается возможность усвоения его энергии. Это означает возрастающий недобор продукции биосферы. Уже сейчас образовался разрыв между тем, что дает биосфера, и тем, что людям необходимо. В энергетическом выражении этот разрыв ежеминутно составляет более 2,5 миллиардов больших калорий. Вместе с тем, население Земли ежеминутно возрастает более чем на 100 человек и, следовательно, увеличивается потребность в продукции биосферы, которая создается взаимодействием зеленого живого покрова планеты и излучений Солнца. Это также означает, что, уменьшая площадь зеленого покрова, мы убиваем восстановительные и оздоровительные силы биосферы, разрушаем среду нашего обитания. С этим же разрушительным процессом связан и так называемый энергетический кризис.

Вместо того, чтобы постоянно сохранять зеленый живой покров, увеличивать его площадь и эффективность усвоения им живительных лучей нашего центрального светила, вместо того, чтобы создавать преобразователи солнечной энергии в тепловую, механическую, электрическую и фотохимическую, мы пошли по пути сжигания ископаемого топлива и развития ядерной энергетики, нарушая тем самым всю энергетическую организованность биосферы. Она определяется в основном энергетическим взаимодействием Земли и Солнца. Планетный процесс фотосинтеза растений, на который расходуются десятые доли процента энергии полного излучения Солнца, возможен только в энергетически организованной среде — биосфере. На поддержание же этой среды тратится уже более 95 процентов солнечной энергии, осваиваемой Землей как планетой. Более того, сама энергетическая организованность биосферы сохраняется только в энергетически организованной окружающей ее планетной среде, на поддержание которой тратится вся солнечная энергия, осваиваемая Землей как планетой.

Иначе говоря, для поддержания энергетического строя планетной жизни используется нацело, до конца, вся солнечная энергия, осваиваемая Землей. Поэтому если бы по каким-то причинам (скажем, прекращение поступления энергии от Солнца), был бы израсходован запас любого вида свободной энергии — то есть способной производить работу, будь то механической (ветра) или внутренней (тепловой), поддерживающей благоприятный температурный режим натиего окружения — то биосфера как энергетическое организованное целое прекратила бы свое существование, все живое перестало бы существовать в считанные дни. Это еще раз говорит о том, что планетная жизнь есть космическое явление. Но именно космичность жизни, ее связь прежде всего с Солнцем человек, как мы видим, поставил под сомнение, направляясь по пути создания собственной, внутриземной энергетики, которая неизбежно ведет к кризисной ситуации. И вот почему.

За миллиарды лет существования биосферы накоплены геологические запасы свободного кислорода, то есть та его доля, которая образуется за счет медленного отложения углеродистых соединений — нефтей, углей и др.— за ее пределами. И вот в результате развития энергетики, базирующейся на сжигании ископаемого топлива, то есть вопреки энергетической организованности биосферы, за последние 60 лет было израсходовано более 90 миллиардов тонн свободного кислорода, а создано естественным путем новых его запасов примерно в 100 раз меньше, то есть почти все эти миллиарды тонн кислорода растрачены безвозвратно. Пока такая убыль не могла сказаться на общем содержании этого газа на Земле, и мы продолжаем безоглядно растрачивать его всюду и везде, любыми способами: и в топках ТЭС и металлургических заводов, и в чревах сотен миллионов автомобилей и тракторов, тепловозов и теплоходов, самолетов и ракет и т. п.

Однако при существующих темпах сжигания этого топлива уже в конце нашего века такая убыль содержания кислорода будет неуклонно фиксироваться, и первыми ее почувствуют миллионы людей, страдающих от его недостатка, плюс все жители высокогорий и все население крупных городов при длительном затишье погоды. И мало кто задумывается над тем, что, выезжая утром на автомобиле, он, может быть, растратит последние граммы кислорода, необходимого его будущему внуку для первого дыхания в колыбели! Опасность этого процесса особенно возрастает потому, что основные источники геологически «чистого» поступления свободного кислорода все более нарушаются и уничтожаются — это касается болот, где происходит захоронение органического вещества и эквивалентное ему выделение свободного кислорода. Мы видим, какие масштабы приобрело в последние десятилетия осушение болот, абсолютно необоснованное с точки зрения сохранения окружающей среды.

Убить болото – это значит в самом недалёком будущем тысячи людей и миллионы других живых существ.
Следовательно, внутриземная автономная энергетика, базирующаяся в основном на сжигании топлива, ведет, во-первых, как мы видели, к отравлению биосферы, всех ее организмов, а во-вторых, построена на сжигании свободного кислорода, то есть уничтожении той среды, которая является нашим живым дополнением. Развивать дальше эту энергетику — значит подрубить сук, на котором мы сидим.

Другой автономный путь развития энергетики— ядерный есть, на наш взгляд, не что иное, как оправдание уже затраченных огромных капиталовложении. Ведь не секрет, что атомные электростанции существуют сейчас за счет скрытого потребления других видов энергии—в основном энергии ископаемого топлива — и, следовательно, их КПД должен быть самым низким. К тому же, оценивая количество продуктов ядерного деления, скажем, только в США к 2000 году, можно установить, что общая их активность приблизится к естественной радиоактивности биосферы. Это означает, что радиоактивное облучение всего живого возрастет не менее, чем в два раза. А между тем предполагается четверть всей мировой энергии вырабатывать за счет ядерного горючего12. Кто оценил, что будет при этом с поверхностными водами? Ведь атомные станции дают в 1,5—2 раза больше тепловых отходов, чем обычные ТЭС. И под угрозой находится тепловой режим речных систем многих стран. Кто гарантирует при этом мир от аварий с катастрофическими последствиями? Так что и без атомных бомб, но лишь в более длительный срок, возникает опасность загубить все живое на планете, и уж во всяком случае — все грядущие поколения людей. А безопасное захоронение радиоактивных отходов—самообман, ибо в биосфере, даже на ее километровых глубинах, нет безопасных мест, откуда бы они не распространились со временем на все ее пространство и не сделали бы своих губительных меток в каждой живой клетке.

И с течением неумолимого времени, со стремительным приближением нового века растут, как грибы после дождя, на всей обширности Земли атомные станции и набирают мощность (количество их уже перевалило за две сотни, а число реакторов — за 1000!), и все неотступнее преследует нас опасность радиоактивного поражения биосферы, ибо растет число аварий на этих станциях (только в США и только в 1985 году случилось 12 аварий!)13, происходят выбросы радиоактивных веществ в окружающую среду, о многих из которых мир даже не знает, появляются все новые и новые места захоронения столь опасных отходов в недрах Земли и океанах, и, как следствие, увеличивается радиационный фон биосферы. И сколько уж раз многие густонаселенные районы мира стояли на грани ядерной катастрофы от возможных взрывов на этих станциях14. А «паутина» столь опасных энергетических установок все более расползается по планете, и если будет случаться раз в пятилетие одна крупная авария, подобная гаррисбергской в США (1979 г.) или чернобыльской в СССР (1986 г,}, то в ближайшие несколько десятилетий огромные площади обитаемой суши окажутся пораженными на длительный период. Кто ж теперь не знает из ученых, да и не только из них, что во временных интервалах, измеряемых месяцами и годами, радиоактивность, связанная с выбросами на атомных станциях, будет выше через год в 10, а через 5 лет — в 100 раз, чем остаточная активность от атомного взрыва15. И кто ж теперь не знает, что большие площади на всех континентах, изъятые под атомные станции и их зоны отчуждения и безопасности, останутся незаживающими ранами Земли, от которых человек будет на протяжении долгих лет бежать как от прокаженных!

И все, что здесь сказано касательно развития современной энергетики, подтверждает мысль о том, что мы стремимся жить вне космических законов; это проявляется теперь на каждом шагу и вызывает глубокую тревогу. Как ее может не быть, если так быстро меняется сам приемник космических излучении на планете или структура основного трансформатора космической энергии в действенную, земную — биосфера. В самом деле, хотя поступление антропогенной энергии (прямое нагревание) составляет сотые доли процента от солнечной и не вносит существенного изменения в энергетическую организованность биосферы, однако, например, в ФРГ поступление этой энергии (оставляет уже 2 процента на 250 тысяч квадратных километром, и Мюнхене—18 процентов на 310 квадратных километров, в Манхаттане соответственно -630 на 59, в Москве— 127 на 880, в Великобритании 1,2 на 242, Лос-Анджелесе — 21 на 3500 (застроенная территория), четырнадцати восточных штатах США—1,1 на 932 и Центральной и Западной Европе 0,74 процента на 1,6 миллиона квадратных километров16. Если же обратить внимание на косвенное влияние энергетической деятельности человека, то последняя уже приближается к солнечной. Вот несколько примеров. По оценкам специалистов, увеличение содержания углекислого газа от сжигания топлива вызвало дополнительное поглощение солнечной энергии, превышающее в 4 раза прямое нагревание биосферы. По той же причине дополнительное поступление тепла к земной поверхности, как усиление парникового эффекта (с учетом альбедо — отражательной способности), превысило прямое нагревание почти в 220 раз. Дополнительное поглощение солнечной энергии, скажем, за счет уменьшения альбедо в результате только гидротехнической деятельности человека превысило его в 6 раз17. Но никто не считал, сколько дополнительно поглощается энергии за счет изменения альбедо из-за вырубки лесов, распашки, застройки и в целом крупномасштабного затемнения биосферы. Но даже приведенные примеры убедительно показывают, как возрастает нагревание не только отдельных центров биосферы, но и всего планетного тела. Не напоминает ли нам это искусственное нагревание возникновение воспалительного процесса в живом организме?

Нельзя не обратить внимания и вот еще на какие факты. Кислород — продукт сложного процесса космической жизни и среда этой жизни — стал нужен все в больших количествах для развития высотной авиационной и сверхмощной ракетной техники. Эти технические устройства не только снижают запасы жизненно важного газа, но, наряду с растущими выбросами, скажем, фреонов (ежегодный их выброс составляет 1 миллион тонн), разрушают сферу озона и другие области высокой атмосферы, несущие наибольшую ответственность во всей системе жизнеобеспечения на планете. Напомним, ракетное устройство «Скайлэб» в мае 1973 года нейтрализовало слой озона в районе от Лабрадора до Иллинойса на полтора часа18. Если такие запуски будут продолжаться, то через 15—20 лет концентрация озона может уменьшиться на 10 процентов. Но уже к 1976 году уменьшение общего количества озона составило около 7 процентов, а в ближайшей перспективе, как заявила Национальная академия наук США, снизится еще на несколько процентов. Вместе с тем известно, что даже незначительное уменьшение содержания озона ведет к снижению урожайности сельскохозяйственных культур и продуктивности животных, резкому понижению биологической продуктивности приповерхностного слоя Мирового океана и, следовательно, улова рыбы, а также к увеличению заболеваемости людей раком кожи.

Напомним также, что сверхзвуковые самолеты и космические аппараты добавляют в озоносферу и вышележащие ионосферу и земную корону существенное количество водяного пара, двуокиси углерода, окиси азота, двуокиси серы, несгоревших углеродов и частиц сажи, которые сохраняются здесь годами: И закрывать на это глаза никак нельзя, надо думать, что нам важнее: сохранять ли планетную систему жизнеобеспечения или продолжать бесконтрольный запуск технических устройств в наиболее тонкую и хрупкую часть этой системы, разрушая ее.

Опасность разрушения планетной системы жизнеобеспечения подступает теперь и с другой стороны. Электромагнитные волны, иногда сверхмощные, тысяч радиостанций заполняют все наше пространство, вызывая нарушение электромагнитного строя природы. Но нарушая последний, мы, скорее всего, кладем начало распаду самых глубоких основ организованности природы, результатом которых является сама жизнь. Мы вспоминаем о губительных последствиях загрязнения окружающей среды, глядя на высокие трубы промышленных зон, выбрасывающие ядовитые вещества на всю планету, но мало кто задумывается над тем, что высокие мачты и паутина проводов электромагнитных станций и линий электропередач не менее опасны. Мы видим каждый год миллионы птиц, запутавшихся и погибших в этой паутине во время ночных перелетов, но не подозреваем, как медленно, но верно, подбирается ко всему живому электромагнитное поражение. И нельзя также не сказать о том, что даже предельно малые энергетические импульсные воздействия могут приводить к последствиям, превышающим начальные толчки в миллионы раз. Подавая электроэнергию на большие расстояния с помощью высоковольтных линий электропередачи, мы вызываем именно такого рода последствия в магнитном поле Земли и точно не знаем, что сегодня или завтра произойдет с этим полем, от которого зависит наша жизнь!

Мало кто задумывался над тем процессом, который вызвал человек разрыхлением, переворачиванием, вскрытием, перевозкой, дроблением твердого вещества Земли. Между тем вся верхняя твердь пришла в движение! По ориентировочной оценке в этот процесс вовлечено 2 000—3 000 миллиардов тонн твердого вещества19. Трудно верится, что теперешние технические возможности позволяют в несколько десятилетий перевернуть, разрыхлить, раздробить, передвинуть — одним словом, привести в движение твердь континентов толщиной в несколько километров, погребя под ней все живое! Но этого мало: миллионами скважин пробурена и вскрыта твердая оболочка Земли -подстилающая кора. Из этих скважин выкачивается огромное количество газовых и жидких веществ. И еще большее количество созданных человеком веществ, включая токсические, закачивается в эти скважины и вскрытия. Напомним, только в подземных хранилищах Скалистых гор США захоронено 600 миллионов тонн нервно-паралитического газа и ядохимикатов20. Так что успешно развивается токсикация глубинных областей Земли. Задумываемся ли мы над ее последствиями, даже над теми, которые уже сейчас очевидны каждому,— отравление подземных источников воды, из которых уже сейчас ее черпается несколько десятков процентов от общего водопотребления. Столь же мало задумываемся над тем, что произойдет в мире подземной жизни. Но вот одно из возможных последствий — начавшееся микробиологическое разложение нефтяных залежей. Об этом свидетельствует появление специфических газов над ними.

Но только ли токсикация подземного мира, только ли глубокое изменение подземной жизни здесь опасны? Выкачивая и закачивая в больших количествах газовые и жидкие вещества через открытые нами «окна» и «двери» на всей поверхности планеты, мы вторгаемся в фундамент биосферы, все время выводя его из равновесия, нарушая его устои. Ведь именно жидкие и газовые тела в подстилающей коре скорее всего являются важнейшим звеном ее твердого строя. И то, что это так, показывают нарастающие с каждым десятилетием землетрясения. А пробуривая десятки тысяч скважин, многие из которых уходят на глубину более 5 километров, мы кладем начало бесконтрольному поступлению в атмосферу продуктов глубинно-планетных процессов. Мы вторгаемся в мир «ядра» планетно-космической «клетки», которая создает наше жизнеобеспечение. И почему мы не думаем, сколь велика здесь для нас опасность!
Но, пожалуй, довольно рассказывать (да и все не расскажешь!) о современном состоянии биосферы, многие давно ощущают на себе и знают все это. Важен из всего рассказанного итог, который заставляет глубоко задуматься не только ученых, но и всех живущих на Земле. Прежде всего, стихийная деятельность человека все более распространяется на обширные области Земли, включая ее глубинные оболочки и внешние физические поля, что неизбежно ведет к изменению всей планетной системы жизнеобеспечения. Последствия этого нам недостаточно ясны, но одно несомненно: если организованность природы есть не только внешне видимый эмпирический факт, но также ее фундаментальное свойство, функцией которого является и сам человек, то последний ставит под сомнение это свойство и выдвигает нечто новое, разрушительное — в первую очередь для всего живого. Но в каждой крупице живого, как в микрокосме, собран, отражен и оживлен Космос. Разрушая этот микрокосм, человек разрушает и Космос и вместе с ним самого себя!

И вот что удивительно: вызывая дезорганизованность единой природы Земли и ближайшего к ней космического окружения, человек, даже вопреки здравому смыслу, погружается в бездну распадающейся природы, где бурлит и клокочет первозданный хаос, подчиняется силе бесчисленных и ничем не связанных вещей и вместе с тем и тем самым оказывается под господствующим влиянием распадающейся и, следовательно, губительной внешней среды, делается игрушкой каждого слепого случая, то есть попадает в зависимость от неизбежного рока! И все потому, что свое будущее он приносит в жертву всепроникающему индивидуальному и коллективному эгоизму. В жертву этому же эгоизму он приносит и все живое, своих меньших братьев — сродную живую субстанцию и, наконец, весь окружающий мир! В этической его жизни все должное и недолжное как бы уходит вдаль, в глухую тень, не просветляясь и не подчиняясь обязательному исполнению, а богатейший экологический опыт и основы биосферной этики неизбежно предаются забвению. Чем вызвана такая духовная установка?

НОВООБРАЗОВАНИЕ НА ЗЕМЛЕ

Распластавшийся над бездной,
Жаждой смерти налитой,
Нам грозит твой дух железный,
Пролетая над Землей.
В. Яковченко

«Дух» современной эпохи — «дух» железный! Поэт увидел скорее следствие, чем причину. Ученые-натуралисты думают так же.
Действительно, личина современной эпохи—личина железная! Эта личина, будучи порождением суетного мира, сама стала править миром: поистине бесовский круг! Проникнем пытливым взором под железную маску, чтобы увидеть, что там скрывается. Но сделать это так просто нельзя: прежде надо разворошить, разгрести, убрать в сторону многоцветный, многослойный мусор, в котором мы все больше купаемся, погружаемся в него (и уже погрузились с головой!).

Мусор этот маскирует ту железную личину, которую люди столетиями примеряли, подгоняли, затем не без труда напялили на себя! Железная маска без окон для зрения и дыхания, без пространства для роста бороды, наконец, сковала нас. Эта маска стала сама расти вокруг нашего тела, проникать внутрь каждой его частицы отростками и тонкими иглами. Она-то затмила наши мысли, поразила наши чувства, сковала нашу волю и, всё разрастаясь хаотически, убивает сущность человеческую! Пытаясь увидеть свет, глотнуть воздуха, испить воды, очиститься от собственных наших отбросов, мы стараемся изо всех сил как-то двигаться, изменять положение нашего скованного тела, грести куда-то, разгребая нарастающий вокруг нас хлам, но тщетны наши усилия! Действуем теперь не столько мы, сколько железное чудовище, омертвляя все вокруг себя! Это мертвое наше железное покрывало создает столь же мертвый мир!
Вглядимся в то, что происходит уже давно на Земле. Использовав около 22 миллиардов тонн железа и сконцентрировав в технике уже более 7 миллиардов тонн этого металла (остальное было развеяно в биосферу), человек на такой основе создал — внедрил в окружающую природу—разнообразные технологии. И никто точно не знает, сколько же теперь машин, механизмов, аппаратов и механических устройств используется, движется по земле, летает в воздухе и плавает в воде, режет, рубит, копает, рвет, дробит, трясет, дырявит все вокруг, возит все и вся, шумит во все концы, изрыгает отравляющие и вредные вещества во всей среде. Но определенно можно сказать, что их стало много, слишком много, многие и многие миллиарды, больше чем людей на Земле!

И с помощью всего этого арсенала железных орудий, оформленных в планетный железный механизм, Пока, может быть, еще подчиненный управлению человека, ежегодно используется около 1 000 миллиардов тонн вещества биосферы и ее окружения (без обрабатываемого вещества почв и горных пород), из них для функционирования самой техники расходуется более 97 процентов-, то есть подавляющая масса вещества. Вот он Молох, в жертву которому принесена современная жизнь человека! Рост же человечества стал сопровождаться ростом техники, количество которой увеличивается более чем в 2 раза быстрее, чем численность населения. С такой же скоростью растут пространство, охваченное техникой, и вызываемый ею круговорот вещества в биосфере.

Каждый, кто видит все это, приходит к выводу, что на Земле возникла инородная биосфере техносфера как совокупность всех технических устройств и механизмов. Однако многие усматривают, что она есть следствие развития социосферы как совокупности социальных образований человечества, как ее социальный заказ. Но наряду с этим развивается старая, как мир, этносфера, как совокупность этносов. Иногда к этому добавляют возникновение и развитие на Земле ноосферы, сферы разума — области научного творчества человека 21. Последняя есть не что иное, как зачатки нового проявления той сферы знания, о которой речь шла выше, как об одной из сфер духовной жизни человека. Поэтому она не стоит в одном ряду с техносферой, социосферой и этносферой. И если через этносферу проявляются этнические черты собирательного мирового тела — человечества, то через социосферу — наша основная современная практика — техносфера. Эта техносфера как последнее творение человека настолько глубоко внедряется не только в социосферу, но даже в этносферу, преображает их до такой степени, что они все больше становятся ее механическими элементами. В этом явлении мы видим, как даже мир этнической жизни окутывается бездушным миром техники и всем, что вокруг нее возникает, как этот многоликий мир постепенно затягивается в мир безликих механизмов, становясь таким же безликим. В самом деле, не составляет большого труда заметить, что техносфера, социосфера и этносфера действительно существуют и даже заслоняют истинный лик Земли. Хотя все они, может быть, отвечают в научном смысле реальным «системам», однако никоим образом не могут рассматриваться как заменяющие биосферу. Они образуют лишь частные и разнородные по уровню структуры, внутренние «системы» в биосфере и ее окружении, то есть не составляют единой планетной системы. Они, следовательно, не есть органические части биосферы, как скажем, ее гидросфера, тропосфера или сфера живого. Поэтому в отличие от биосферы эти «системы» не могут образовать единую планетную организованность, как мы это видим в природе. Они образуют внешне видимое подобие организованности, механический мир с некоторыми чертами структуры. Более того, заметно, как они распадаются и враждуют, как они антагонистичны друг другу. Вспомним, какие социальные и этнические распри потрясали и потрясают нашу мировую жизнь. Какая война идет за новые изобретения техники, как новейшие ее виды стремятся вытеснить старые.

Техносфера противостоит этносфере, стремится стереть ее главные черты, усреднить все этнические особенности, сделать из этносов некий безликий биологический субстрат. Но техносфера противостоит и социосфере, стремясь стереть ее главные черты, усреднить все социальные особенности, сделать из ее подразделений некий безликий социальный субстрат. То же самое стремится сделать социосфера над этносферой, подчиняя ее себе, разбивая ее на свои социальные категории. Но самое любопытное: все эти «сферы» противостоят живому на планете, стремятся подчинить его себе, окончательно выжать из него «соки», сделать его безликим биологическим субстратом, вначале малоактивным, а затем мертвым. Вспомним, в последние века один вид (или подвид), скажем, птиц навсегда истребляется человеком в среднем каждый год22. Вспомним также, что краса и гордость не только Африканского континента, но и всей планеты — слоны ежегодно уничтожаются сотнями тысяч. Например, в Кении ежегодно истребляется по 10—20 тысяч слонов в основном для добычи слоновой кости. В Танзании легально убивается по 100 тысяч слонов в год для использования их в производстве мыла в связи с необходимостью оплачивать затраты на построенную здесь КНР железную дорогу23. Вот уж поистине красота Земли разменена на мыло! Один воскресный номер «Нью-Йорк Тайме» поглощает почти 80 гектаров леса! И для выпуска номера любой большой газеты требуется вырубать десятки гектаров. А между тем на создание каждого гектара этого леса природа затратила свои творческие способности и столетия времени! И никому в голову не приходит, что никакая информация в газете не ценнее самого дорогого — жизни, которая дается этим лесом!

Более того, мы видим всепланетное физическое насилие над живой природой, возрастающее воздействие чудовищных машин. Это есть не что иное, как война с природой, сложный комплекс целенаправленного наступления на нее большого количества разнообразных механических орудий, управляемых человеческой волей. Как видим, причина такой войны в состоянии души человека, а техносфера есть лишь ее проявление. Конечные результаты такой духовной установки просматриваются, и один из них особенно нагляден. Техносфера, зародившаяся как определенная функция человека, стремится подвести его к тому, чтобы он сам стал ее функцией, то есть полезным придатком технико-физических процессов. Мало того, техносфера стремится подчинить себе все окружение, «организовать» его по собственному почину и для своих утилитарных целей: земля — для тракторов, комбайнов и тепловозов, трубопроводов и заводов, вода — для ТЭС, ГЭС и АЭС да теплоходов, лес — для бумкомбинатов да лесопильных заводов, воздух— для самолетов! Но каков результат этого?
В настоящее время все технические «системы», внедренные в биосферу, не связаны между собой и не подчинены целям ее организованности. Попытки же введения с помощью кибернетики некой «организованности» этих «систем» с целью распространения их на всю биосферу (или ее подразделения) и замены естественной организованности биосферы искусственной уже привели к широчайшей деградации окружающей природы и ухудшению экологических условий жизни человека. Ибо такое введение «технической организованности», то есть создание некой биотехносферы, возможно только за счет возрастающего расходования ресурсов биосферы и распада организованности многих ее частей. Вот почему, пойдя по пути создания обособленных и враждующих между собой всех этих «сфер», и прежде всего подчиняющей все себе техносферы, человек глубочайшим образом исказил биосферу. И тогда он почувствовал, что погружается в нечто новое для него, нечто мертвящее, что он теряет драгоценный дар, который составляет его вторую, внешнюю, но столь же важную половину. Он почувствовал, что на Земле возникло некое новообразование, охваченное антропогенно-техническими процессами и не имеющее универсального содержания и какого-либо смысла. Это новообразование, часто именуемое экосферой (от греч. «ойкос» — дом), в форме технологического механизма стремится подчинить себе и поглотить планетный организм — биосферу.
Что характерно для такого новообразования, так это отсутствие единых целей деятельности человека, определенных нравственным долгом или ответственностью перед природой и—далее — перед Космосом. Не исполняя этого нравственного долга и считая замену биосферы техносферой за счет распада организованности окружающего мира смыслом жизни, человек идет по пути канцероподобного типа развития[24].

И если ход событий будет таков, то мы окажемся в крайне затруднительном положении при решении проблем собственного выживания. Ясно, что не решив задачу предупреждения расстройства отдельных частей и подразделений биосферы, мы не в состоянии будем предотвратить ее всеобщую дезорганизованность. В свою очередь это неизбежно повлечет за собой решение еще более сложной задачи — предупреждения дезорганизованности всей планетной системы жизнеобеспечения. И тогда неотвратимо уже отмеченное выше исправление (коррекция) высшими надсистемами искажений биосферы, вызванных человеком с помощью все той же техносферы. «Позора Земли» не простит уже… Солнце! Представим себе, что между радиацией Солнца и поверхностью зеленого живого покрова планеты существует определенное соотношение, чем в основном определяется организованность живой природы Земли. И вот при современных масштабах изменения этой поверхности, скажем, уменьшения площади тропических лесов и возрастании потребления свободного кислорода, может измениться фотохимическое равновесие между кислородом и озоном до такого порогового уровня, за которым неизбежно произойдет расширение оптического «окна» прозрачности за счет ультрафиолетового диапазона излучения Солнца.
Это может привести к исключению из экологической пирамиды верхних ее звеньев во главе с человеком и перевести организованность живой природы на планете на новый, временный уровень для восстановления прежнего химического равновесия между кислородом и озоном. Если же смотреть шире и глубже на организованность природы, то можно предположить, что такое исправление возникнет именно потому, что в окружающем мире существует единая связь и синхронизация всего в определенном масштабе пространства и времени, и они осуществляются прежде всего на электромагнитной основе, то есть через взаимодействие иерархически соподчиненных электромагнитных систем. Ведь теперь нам стало ясно, что Земля со своими электрическим и магнитным полями, радиационными поясами, ионосферой, земной короной участвует в целом спектре космической ритмики, и в первую очередь — в ритмике Солнца. И если допускать, что существует электромагнитная организованность биосферы, а в этом мы все больше убеждаемся, и что жизнь на Земле тесно связана в первую очередь с электромагнитным процессом, имеющим информационное, управляющее значение, то вероятность включения механизма коррекции может быть достаточно большой. Но если о достаточно большой вероятности коррекции мы можем говорить вполне определенно, то о конечных результатах ее пока можно гадать, так как точное научное знание о такого рода событиях отсутствует, и потому опасность дальнейшего развития нашей технизированной практики без крепкого руля именно биосферного знания возрастает, как никогда еще! Но обратимся к событиям, которые происходят в биосфере в наши дни.

Вместо сферы единой духовной жизни человека, создания которой нам следовало ожидать после долгих и мучительных веков исканий смысла жизни на Земле, мы имеем распавшиеся антагонистические сферы, над которыми властвует механизм — техносфера. И в этом новом земном мире духовная установка на господствующее развитие техносферы как основы практики и всей жизни человека неизбежно принудит его стать служителем мертвых вещей, роботом и тем самым прогрессивно принизить уровень своих нравственных сил. Таков истинный «смысл» современной псевдокультуры и ее источников— техники, вещественного богатства, материального прогресса и т. п. Это лишь условные и временные ценности. И потому физическое разрушение нашего живого дополнения — биосферы — прежде всего нравственное явление. Отсутствие силы для того, чтобы возложить на себя общую вину за это, за ближний живой мир, есть главная вина людей, влекущая за собой их неспособность признать биосферную этику и ее принципы и тем самым исправить сложившееся положение. -.
До признания ли своей вины было человечеству еще не так давно, коль существовал великий замысел: отвергнуть высшие духовные начала жизни и стать по своей воле, по собственной задумке вначале абсолютным знатоком мира, а затем его господином! Соблазн велик: с помощью гигантской рати железных машин — многосложного и многообразного продолжения разрастающегося нашего физического тела — переделать себя и все вокруг, отгородить себя от безжизненного, казалось, вселенского мира. И тогда — один шаг до главного: не признавать выше себя ничего и не перед кем ни за что не отвечать и быть (вот искусительная и сокровенная мысль!) человекобожеством — конечным и заключительным законодателем-творцом мира и вершиной его материальной эволюции — возвести себя в абсолют! Вот то, что скрывалось, пряталось (и еще прячется!) в глубине современной эпохи под ее железной маской! Но ошибся тот мыслитель, который в начале XX века сказал: «Лет на 300 хватит, но не больше — пара, пыла, смысла». И не на 300 лет, а только на полстолетия хватило, и хватит ли еще на два-три десятка лет!

И хотя не иссякли пока те гордыня и сила, которые подталкивали на «подвиг» новоявленного творца мира, а результат уже явен: внешнее рабство человека «железной маске», бездушной мертвенной материи стало всеобъемлющим, и внутреннее разложение в его живом дополнении — биосфере — расползалось в собственном теле человека, заполонило его душу, возродив в ней в небывалых доселе проявлениях себялюбие, зависть, тщеславие, корысть, неблагодарность, непримиримость, невоздержанность, жестокость, да И всего не перечтешь! Вглядимся и увидим, как все это — тлетворное для нашего духа — пышно цветет вокруг! Конечный и самый тягостный результат — разложение нравственной личности, глубокое поражение ее чувств, мышления и воли. И иных всходов — реального ничтожества, приведения всего сущего не к высшему, а к низшему уровню — не следовало ожидать!
Теперь в человеке теплится лишь физическая настоящая жизнь, где нет уже воспоминаний о прошлом,: где отбита память и увяла сердечная тревога о будущем!

Сегодня, как никогда до сих пор, мы чувствуем и видим в новом свете одну-единственную и вечную истину: все, что сотворили люди по своей воле, и вся эта их воля, и все, что придумали они своим малым умом, и весь этот их ум,— не стоят мелькнувшей на мгновение искорки сердечной любви—единого порыва милосердия!
И мы уже приблизились к роковому времени, когда, может быть, кто-то из нас променял бы все материальные блага мира сего на этот порыв милосердия, пусть только раз мелькнувший в нашей жизни, но будет поздно: тяжелая ледяная броня удушливого эгоизма закует этот дар, и не в наших силах будет извлечь его оттуда.

Это — главная причина того, что человек не только не становится центром биосферного согласия, но еще более погружается в глубины несогласия. И здесь круг замыкается: из мирового несогласия — через человека — в еще большее мировое несогласие. Как выйти из этого круга? Каковы те источники культуры, которые приближают нас к вечным и безусловным ее ценностям?
Все мы и окружающий нас мир ждут луча света, слова и дела, разрешения этих вопросов. И будем надеяться, что именно в нашей стране, создавшей основы учения о биосфере, не утратившей еще величайшие сокровища вековой духовной и нравственной жизни, возгорится такой луч света, что именно она скажет нужное слово и приступит к этому делу.

БИОСФЕРНОЕ ЗНАНИЕ

И как в росинке чуть заметной
Весь Солнца лик ты узнаешь,
Так слитно в глубине заветной
Все мирозданье ты найдешь.
А. А. Фет

Нравственная вина лежит на нас не только в том, что мы довели биосферу до «больного» состояния, но в том, что в мысли допустили это, в своем сознании не смогли отказаться от выгоды и сиюминутного расчета. И в борьбе, которую мы ведем с природой, оказались одинокими, покинутыми на самих себя, без надежды на помощь извне. Мы растерялись: события приобретают все более разрушительный размах, а современное раздробленное научное знание не может предложить ничего нового, чтобы исправить сложившееся положение дел.

Теперь мы приближаемся к таким рубежам, за которыми необходима реализация принципа опережения информации на небывалом до сих пор уровне. Это означает, что на первый план выступает не только более глубокое знание природы Земли, но и знания о ее взаимодействии с Космосом.

Действительно, что могут предложить нам в этом плане современные механика, астрономия, физика, химия, биология, геология и другие отрасли науки, взятые отдельно? Пока ничего! Единый мир должен обладать единым знанием!
Подлинное назначение науки заключается не в собирании и констатации общих фактов или даже их обобщении, но в познании действительного мира как целого. Все то, что до сего времени носило имя науки, в основном представляет огромный накопленный материал, который нужен для создания будущей науки. Этот материал необходимо синтезировать в стройное единое знание, которым на первом этапе и является биосферное знание. И если история человечества не должна кончиться бесконечным дроблением единого знания, то задача современной науки заключается, главным образом, в его объединении, в превращении многих «мертвых» и часто враждебных друг другу фактов в целостное научное знание, сохраняющее организованность биосферы. Конечно, такое знание — не всеобщий синтез учений, который в принципе невозможен, но объединение науки в решении общих проблем биосферы и человечества. Преломление всех научных достижений сквозь «призму биосферы» с целью сохранения ее природного строя — такова ближайшая задача единого знания. Оно не может иметь исключительно теоретического значения и должно отвечать всем потребностям биосферной этики, всем стремлениям человека. Воплощением в его жизни такого знания и будет проявление ноосферы — сферы разума, о которой так много говорят теперь, но которая остается пока мерцающим огоньком во тьме распавшейся духовной жизни человека.

Если смотреть на знание биосферы и ее окружения как на прообраз единого знания, то мы должны задать природе еще много вопросов, ответы на которые помогут совершенствовать ее и тем самым защитить жизнь на планете. Как устроен тот невидимый мир, который нас окружает? Здесь предстоит изучить организованность электростатического и динамического электромагнитного полей, то есть «лучистых оболочек» — гамма-, рентгено-, ультра-, свето-, инфра- и радиолучистых сфер. Именно в этих исследованиях неизбежно вскроются и другие электромагнитные явления или еще более глубокие полевые уровни строения природы, о которых мы можем лишь догадываться и строить гипотезы. Эти исследования выдвигаются на первый план не только в теоретическом плане, но и в практическом. Известно, что в биосфере создано большое количество мощных источников радиоизлучения. В результате суммарный радиофон планеты существенно превосходит естественный, а спектр радиоизлучения сместился в высокочастотную область и стал заметно переменным. Это изменило электромагнитное состояние биосферы. Допустимые параметры ее электромагнитного заполнения научно не разработаны, и последствия такого воздействия нам неизвестны. Возможно, превышение допустимых параметров повлечет за собой нарушение воспроизводительных функций живого и геокосмических связей биосферы.

Надо подойти к раскрытию более глубоких тайн строения природы. Ведь все части вещественного мира биосферы повсеместно и беспрерывно потенциально стремятся к глубокому взаимопроникновению и теснейшей взаимосвязи, то есть к единству.
Нам предстоит взглянуть за пределы электромагнитного мира, который, скорее всего, есть лишь возбуждение более глубокого невидимого мира. И проникнув туда, мы обнаружим те глубочайшие свойства, которые являются первоначалами организованности природы. К ним были устремлены взоры всех философов и натуралистов, а также современных крупных ученых — создателей теоретической квантовой механики. Именно на этом пути мы обнаружим, может быть, недостаточность современного объяснения строения окружающего мира и многие заблуждения нашего века с его техносферой, грубостью распадающегося вещественного мира и нашей неспособностью управлять им. Мы увидим, может быть, что совершенствование природы и человека лежит на иных путях — невидимого мира как активного начала организованности природы. И чем глубже и тоньше этот мир, тем, возможно, больше дано ему способности управлять вещественным миром.

Но предстоит задать вопросы и. видимому миру, который крепко держит нас в своих объятьях. Как он устроен в своей более глубокой основе? Прежде всего предстоит рассмотреть биосферу не только как единую физико-химическую, но и биогеохимическую организованную систему высоких порядков сложности. И на этом пути мы получим возможность радикально пересмотреть всю проблему ее защиты от промышленного загрязнения. Исследования такого рода дадут рекомендации для сохранения химического равновесия между жизнью и средой.
Возникают такие вопросы к видимому миру, которые затрагивают и мир невидимый. Первый вопрос касается энергетической организованности биосферы. Здесь необходимо получить более полные данные о потоках трансформированной солнечной энергии в биосфере, особенно той энергии, которая связана с живой природой. В целях же сохранения организованности биосферы следует провести анализ существующего и планируемого поступления в нее энергии (ископаемого топлива, ядерной, низконапорной речной, термоядерной, геотермической, приливной и солнечной). Переключить энергетику нашего хозяйства с внутриземного автономного уровня на космический, то есть сделать ее безопасной и более надежной,— одна из самых важных задач.

Затем нужно хотя бы поставить вопрос: как солнечный луч строит жизнь и через нее 4- в целом организованность природы? Сейчас не вызывает сомнения тот факт, что энергия солнечных лучей улавливается зеленым живым покровом — организмами-автотрофами и передается по пищевым цепям организмам-гетеротрофам. Но чтобы обладать способностью усваивать эту энергию, сохранять и передавать ее, надо вначале иметь организованную структуру живого. Что поддерживает эту структуру живой природы, тот планетный ансамбль, ту единую живую ткань, покрывающую планету? Может быть, во все живые существа, купающиеся в лучах Вселенной, и прежде всего Солнца, энергетически питающиеся ими, постоянно вливается нечто, строящее их. Может быть, в этих лучах Вселенная посылает их зиждительное начало — свои «образы организованности», в которых заложена программа их лепки. Может быть, это зиждительное начало просветляет все то, что окружает живое в земной короне, ионосфере, озоносфере, во всем минеральном мире,— и тем готовит почву для проявления высшей, одухотворенной жизни. И чем выше живые существа на эволюционной лестнице, тем они зависимее в своей энергетике от других живых существ, но тем они свободнее в восприятии зиждительного начала, которое дает первооснову жизни, ее организованность. Говоря научным языком, они становятся свободнее в информационном плане. В человеке эта свобода достигает наибольшей полноты, и потому он может стать менее зависимым от других живых существ, сохранять космические строй и лад. Потому, может быть, он несет в себе космические силы в наибольшей потенции и меняет окружающую среду, делает ее организованной. Потому, может быть, вещество биосферы (не только видимое; хотя и неживое, но активное) включено в ее живое тело: и в любом организме подавляющая по весу часть живого вещества ничем не отличается от безжизненного, но в нем горит нечто — дар космической жизни!

Потому-то ни продолжающиеся искания специфической охваченной жизнью материи, обладающей ничтожными размерами, ни углубление в тончайшую структуру живого, очевидно, не ответят на поставленные вопросы, хотя, может быть, и раскроют много важного в строении и свойствах живого. Ибо все больше становится очевидным, что организованность живого есть отражение организованности всей биосферы, обусловленной в свою очередь планетно-косми-ческой организованностью. В знании такого рода просматриваются глубинные основы того, как реализуются программы организованности Космоса в конкретных условиях Земли или как проявляется космический порядок лепки биосферы и жизни. Здесь же заложены фундаментальные основы сохранения организованности биосферы.
Но нам предстоит глубже рассмотреть все планетное окружение биосферы сквозь ее «призму» и использовать все знания об этом окружении, чтобы понять, наконец, что же представляет собой то явление, которое мы называем биосферой. Эти вопросы были поставлены, как известно, еще В. И. Вернадским25. Предстоит объяснить организованность биосферы и ее возникновение. Ибо не может вызывать сомнения существование вселенских сил, которые содействуют тому, чтобы мир не превратился в безнадежный хаос, но сохранил характер Космоса. Благодаря соучастию этих сил мы можем наслаждаться красотою и истиною мира, гармонией его развития как единого целого, в котором всякая часть существует для целого и, наоборот, целое существует для всякой части.

Трагедия современной науки заключается в том, что при огромной сумме накопленных знаний, охватывающих все большее число деталей и уголков мира, исследователи не замечают самого главного в нем,— того, что он — единое целое. Но именно это целое и есть первооснова познаваемости мира, ибо можно признать одно из двух: или мир во всех своих проявлениях имеет сторону, согласную принципам органического миропонимания, и тогда он познаваем, или он не имеет такой стороны, и тогда знание о нем невозможно. Только тогда, когда мир имеет всеобщее органическое строение, наука может задавать вопрос: как мир живет?
Никто не станет отрицать, что во всеобщем тяготении создается механическое единство — материальное тело Вселенной, все части ее, хотя и оставаясь внешними по отношению друг к другу, сдержаны вместе неразрывною цепью — силою притяжения. Никто также не станет отрицать, что в свете, во всем электромагнитном строе, создается второе космическое единство—более совершенное — динамическое, когда невесомые токи разносятся во все части Вселенной, покрывают их как бы эфирной сетью, но не проникают до их глубин и не перерождают их.

Все части Вселенной как бы «видят» в лучезарном эфире ее единство, свое отношение к нему как целому. Но мало созерцать небеса и блестящие светила, мало погружаться в те эфирные токи, что идут от них, надо внутренне, реально соединиться с ними. Такое соединение имеет место, мы можем его видеть в поглощении света, в претворении его в жизненный огонь, который сияет, сверкает, горит в красочном и многообразном мире растений и животных. И это уже третье единство — собственно органическое. В растениях космическая жизнь объективно проявляется в органических формах, в животных, кроме того, она чувствуется, а в человеке понимается в ее безусловном принципе причинности.
Вглядимся в те факты, что уже обнаружили, и поразмыслим над ними непредубежденно. Мы знаем, что биосфера принадлежит планете, имеющей определенный радиус (около 6400 км), поверхность (около 510 млн. кв. км) и скорость вращения по своей орбите (около 29,8 км/сек). Эта планета находится на соответствующем расстоянии от Солнца (в среднем 149,5 млн. км) — в области Космоса, где может сохраняться определенное динамическое равновесие между твердыми, жидкими и газообразными телами; наша планета, кроме того, имеет определенный период вращения, чем обусловливается благоприятный тепловой режим (отсутствие перегрева днем и переохлаждения ночью). И, наконец, наша планета находится в космической среде, регулируемой Солнцем и обеспечивающей ей благоприятную термодинамическую, физическую и химическую организованность. Другими словами, биосфера находится как бы в определенном экологическом кольце жизни Космоса. И все это не простая случайность!

Мы знаем также, что наша Земля, окруженная биосферой, занимает свое место в солнечной системе, состоящей из Солнца, 9 больших планет и их спутников, десятков тысяч малых планет (астероидов), миллиардов комет и множества мелких метеорных тел; что солнечная система входит в Млечный Путь — гигантскую Галактику («чечевицу-линзу») размером 30 кпс в поперечнике и 4 кпс в толщине (1 пс равен 3,26 световых года, 1 кпс равен 1000 пс) и расположена на расстоянии 10 кпс от ее центра в одном из спиральных рукавов— Орионе — в области е определенной плотностью звездного населения (1- звезда на 8 куб. пс), а также по соседству с рукавами Стрельца и Персея. Иными словами, биосфера располагается как бы в определенном экологическом кольце жизни Космоса. Все это, конечно, не простая случайность! Как и то, что галактическая родина биосферы соседствует с туманностью Андромеды и с восемью другими галактиками-спутниками и их окружением, образующими единое космическое целое. И то, что биосфера имеет вполне определенное место в стройном и чудном плане звездного неба — не простая случайность, а отражение организованности Космоса!
Результаты исследований такого рода могут нам раскрыть мир в ином плане: показать, что жизнь есть не прекращающаяся ни на один миг организованная внутренняя взаимосвязь всего в этом мире — складывающееся Всеединство, пусть возникшее даже в одном центре Вселенной, неугасимый огонь жизни в котором поддерживается всеми ее силами. И тогда, быть может, мы поймем: тысячелетнее убеждение человечества в том, что наш, такой близкий и родной нам обитаемый мир — Земля — действительно некий центр, возможно, близко к истинному!

Какова эволюция биосферы в геокосмическом окружении? Ведь сейчас известно, что ее проявление, выражающееся в доминировании биологических процессов и наличии сложных экологических взаимосвязей между организмами, прослеживается на протяжении более 3 миллиардов лет, а научных фактов, указывающих на существование Земли без биосферы, пока нет. Поэтому в настоящее время можно говорить о том, что на Земле возникли не некоторые «живые системы» в результате взаимодействия «первичных источников энергии» и некого набора «первичных молекул» (то есть неживых молекул), а появилась биосфера, ибо живое есть ее геологическая и космическая функция. Поэтому история жизни на Земле уходит своими корнями в космическую историю, в. глубины Вселенной. Поставить же космический эксперимент и повторить его в лаборатории, создать нашу жизнь, биосферу и космическую жизнь наука не в состоянии. Но человек, применяя логические законы мышления, сознавая бытие и вкладывая смысл в действительный мир, может подниматься разумом над частным научным опытом и объяснять этот мир. Становление человека есть одно из самых величественных явлений — движение по пути к осуществленному идеалу; в основе мира и его составе — не только пассивные вселенские, но и творящие духовные силы, лучи которых, пусть в малой степени, освещают каждого из нас, помогая переносить бедствия и тяготы той несовершенной жизни, на которую мы часто обрекаем сами себя. Благодаря этим силам весь материальный мир должен быть в принципе живым, но не всегда одушевленным; и то, что вокруг нас мы видим его в большей части неживым, есть результат глубокого распада, отпадения и отчуждения от этих сил, противоборства им. Тогда для нас станет ясным, что человек смеет чувствовать себя во Вселенной как дома, что он стоит рядом с необъятностью, вечностью, не падая духом.

И в разъяснении всего этого должна принять участие и наука. Высшая миссия науки в нашем веке заключается в том, чтобы показать, что всякая часть мира существует для целого и, наоборот, целое существует для всякой части, что такой цельный органический мир стоит на стороне человека, если он будет стремиться подниматься вверх (а не падать), памятуя, что в основе Вселенной лежит осуществленное совершенство — созидающая гармония или творящий дух! И потому-то развитие мира идет к этому совершенству, а стремления нашего ума и нашего сердца, всей нашей духовной жизни не могут быть безрадостными и бесцельными, подобно дурной бесконечности, когда разумное существо плывет к маяку, до которого и доплыть-то нельзя, ибо его нет в действительности! Это и будет самый блестящий вклад науки в дело становления единого знания.
Именно такое знание должно показать людям, что Земля — не затерянная песчинка в безбрежной Вселенной, единственная освещенная в ней точка, окруженная тьмою вверху и внизу, существующая в бесцельном мире, а его органическая часть, в которой может проявляться совершенный и возрастающий порядок, дающий смысл даже хаотическим явлениям исторического времени. В этом мире люди, если захотят, смогут увидеть, что единство, совершенство и любовь всегда составляли обязательные условия жизни человека, и не природа виновата в том, что люди предали их забвению!

Наука, становясь единым знанием, покажет большее единство окружающего мира: минералов, растений и животных. Она покажет пути восстановления и сохранения организованности биосферы, пути становления того мира созидающей гармонии, о котором речь шла выше. Более того, наука неизбежно высветит величайшее значение окружающей среды, нашего живого дополнения. И в этом свете мы увидим, что неисчерпаемых ресурсов нет, а есть только исчерпае-мые, но за разное время. Даже ресурсы солнечной энергии ограничены и вполне исчерпаемы. Мы увидим, что есть ресурсы неприкосновенные, составляющие «основной капитал» биосферы и ее окружения (например, накопленные геологические запасы свободного кислорода), и ресурсы прикосновенные или оборотные, которые можно использовать при строгом учете других биосферных потребностей. Структурные же подразделения биосферы как ресурсы — исчерпаемы и невозобновимы, ибо они конечны и неповторимы, созданы один раз и развиваются в определенном направлении (отдельные биологические виды, биогеоценозы и т. п.). Сама биосфера есть также исчерпаемый и невозобновимый ресурс, и типизацию ее ресурсов предстоит сделать в ближайшее время, строго нормировать их потребление, которое должно быть направлено на сбережение среды обитания человека. Нужен кадастр производств, подлежащих частичному и существенному ограничению и даже полному запрещению в зависимости от того, насколько они необходимы человеку, как и сколько они расходуют ресурсов и изменяют организованность биосферы. И тогда мы поймем, что не безмерное размножение потребностей (в целях такого же размножения вещей, удовлетворяющих этим потребностям) путем своекорыстной эксплуатации земной природы, а экономия, сбережение и скопление физических и духовных сил человека путем природного и вещественного их восполнения — наша цель в сфере экономики. Потому что ничто не может заменить физического и духовного здоровья людей. Это главный принцип использования ресурсов биосферы. Мы поймем, что реализация такого принципа на практике, обеспечивая защиту и расширение жизни на Земле, потребует изменения жизненных целей человека и его волевого центра тяжести или, другими словами, иной духовной установки.

Перед нами возникает проблема огромного значения — проблема становления биосферного знания.
В структуре современной науки и, скажем, в ее главном штабе — Академии наук — нет подразделения, организующего исследования такого рода, хотя основоположник единого биосферного знания В. И. Вернадский жил и работал у нас всего сорок лет тому назад. А без биосферного знания ни человеческая мысль, ни жизнь людей, ни жизнь общества не смогут дальше развиваться. Они без него зайдут в тупик, к саморазложению и гибели.

Очевидно, наступило время внести коррективы в организационную структуру нашей науки. Прежде всего, думается, надо создать в Академии наук отделение биосферных наук и в его составе — сеть институтов биосферных исследований с головным институтом проблем биосферы. Именно этому головному институту можно поручить изучение только что рассмотренных вопросов. Подчиненные этому центру институты призваны решать вопросы прикладного биосферного знания: «биосферной энергетики», «биосферной техники и технологии», «биосферного земледелия», «биосферной экономики», «защиты окружающей среды от загрязнения» и другие. Кроме того, потребуется некоторая переориентация институтов существующего профиля в связи с развитием исследований в области биосферного знания — физических, химических, биологических, геологических, почвенных, гидрологических, географических, астрономических, экономических и других. Иными словами, развитие биосферного знания надо бы поручить Академии наук не формально, как до сих пор бывало, а фактически, с изменением ее организационной структуры и глубокой переориентацией научных исследований. И полагать, что существующие мелко-отраслевые институты и центры, скажем, ботаники, зоологии, гидрологии или даже почвоведения или физической географии смогут решить проблемы создания биосферного знания,— глубокое заблуждение. Биосферное знание — не только фундамент для развития частных наук, но и стратегия развития хозяйства. Мало того: надо, чтобы биосферные исследования в существующих прикладных науках занимали не десятую долю всего комплекса исследований, а половину, ибо цель этих наук — не разработка методов и способов разрушения жизни и среды, а их защита и воспроизводство. Нет никакой иной цели, кроме как защита и воспроизводство жизни и окружающей среды в любой отрасли народного и мирового хозяйства.

И как бы ни было трудно и необычно отойти от устоявшихся, давно привычных форм мышления, знания и сознания, как бы ни удобна была современная научная жизнь, разделенная по многочисленным полочкам природных явлений и хозяйственной жизни человека, как бы ни любы были нам научные титулы и должности, которые стоят за нашими направлениями науки и формами ее организации, а изменить все это нам в конце концов придется в пользу создания новых Направлений и форм. Будущие поколения нам могут сказать: вы долго и бесполезно занимались мишурой, суетой, самолюбованием и кичились своей мнимой ученостью, но вы безнадежно отстали, стали безграмотны и неразумны, ибо не хотели видеть истинного смысла науки. Ваше знание — скажут они — перед надвигающимися событиями развития мира было не знанием и даже не предзнанием, потому что вы не смогли понять смысла этого развития. От него же, добавят они, никуда не уйдешь!

БИОСФЕРНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Вы книгу Матери-природы читали ясно без очков!
Ф. И. Тютчев
Богатейший экологический опыт вековой жизни народа, большие научные знания прошлого и настоящёго, будущее единое знание,— как все это довести до каждой души человека, его глубокого сознания? Как сделать, чтобы по образному выражению поэта мы все «книгу Матери-природы читали ясно без очков», то есть без тех шор, которые уже давно застилают нам глаза, мысль, сознание и душу?
Ясно, что ответы на эти вопросы лежат в научном воспитании населения, подготовке нового воззрения на природу путем перестройки образования в сторону большей ориентации на биосферные знания. Эта перестройка должна касаться как методов обучения, так и трактовки взаимоотношений человека и природы. Методы должны обеспечить комплексность подхода к природе, к единству жизни и окружающей среды, так ярко проявляющейся в биосфере, а трактовка призвана точно определить место человека в биосфере, его ответственность за те новые силы, которые он постоянно высвобождает. Нужно, чтобы они были направлены на усложнение организованности биосферы, на сопричастность космической жизни, без которой невозможна жизнь на Земле. Научное воспитание, следовательно, должно стать таким, чтобы каждый человек знал среду, в которой он обитает, знал историю этой среды, слагающие ее разнообразные компоненты и принципы их организованности. Ясно, что для этого потребуется такое образование, которое должно готовить каждого человека, входящего в мир биосферы, как знатока природы, нравственного деятеля на земле и духовного подвижника.
Знаток природы — это человек, глубоко понимающий ее организованность. Нравственный деятель на земле — это защитник и созидатель жизни, новый тип земледельца и строителя, ибо земля есть поприще нашей нравственной деятельности. Духовный подвижник — это преемник духовного опыта людей от поколения к поколению, ибо биосфера, каждый ее уголок есть поприще нашей духовной деятельности, обязывающей нас с благоговением относиться ко всему Вселенскому миру, сострадать всем человеческим существам, всемерно помогать растительному и животному миру.

Без этого невозможно ждать воссоединения человека с природой, тяготения его к красоте, становления как центра биосферного согласия. Именно такое образование и воспитание должно победить у человека высокомерие по отношению к прошлому и самонадеянность по отношению к будущему. Оно должно просветить народ, не разлагая его нравственной личности! Оно должно постоянно готовить духовно здоровый народ, без которого не может существовать ни здоровое народное хозяйство, ни столь же здоровая культура! Но как же построено, скажем, современное образование в нашей стране?
К сожалению, на иных принципах. В нем господствует профилизация, то есть многопредметное преподавание, начиная уже с четвертого класса, и коллективное обучение, которое продолжается затем на протяжении всей жизни человека.
В результате и качество обучения (в силу его максимального обезличивания), и его смысл, и широта и глубина познания оказываются недостижимы. Сейчас по школьным (да и вузовским) программам изучается такая масса материала, требуется затвердить такое огромное количество разнообразных фактов, что даже способные ученики не имеют времени для размышления хотя бы над некоторой долей затверженного материала, а посредственные и слабые ученики, подавляемые массой непосильной для их ума работы, подрывают свои физические и духовные силы, ставя себе преграды для дальнейшего умственного развития и полезной деятельности. Сделаться же через погружение в самые новые и разнообразные познания, через даже чрезмерное чтение, истинно образованным и просвещенным нельзя. На индивидуальные особенности учеников при таком коллективизме обучения обращается слишком мало внимания, не дается простора их развитию.

Применяя эти принципы обучения, мы калечим ребенка, разрушаем его духовный мир. Результаты очевидны. Такой полуобразованный человек, даже воспитавшийся в сельской местности, плохо знает минералы, растения и животных, их значение в природе, совсем не знает экологии. Вместе с тем, он не всегда знает и подлинную историю жизни своего народа.
Профилизацию или многопредметность, пока не поздно, необходимо сделать не основным методом обучения, а прикладным к основному его руслу — познанию организованности единой природы. Знанию взаимосвязи и взаимодействия организма и среды необходимо, думается, посвятить курс «Основы экологии», знанию организованности планетной жизни — курс «Биосфера». Наряду с ними должны стоять курсы «Биосферная этика», «Биосферная эстетика» и «Биосферная практика». Эти курсы должны быть ведущими на протяжении всего периода обучения, ибо физика и химия, зоология и ботаника, анатомия и физиология и другие частные предметы, включая современное природоведение, есть лишь отрывочные знания о единой природе. Они нужны не как самоцель, а как средство для защиты и созидания жизни. Поэтому-то школе, техникуму и даже вузу требуются не просто опытные школьные хозяйства, где учащиеся получают возможность видеть результаты своего труда, но экологические хозяйства, где они на практике становятся знатоками природы.
Нашим детям мы хотим дать буквально все знания, причем на современном уровне, но в виде распавшегося и не соединимого никакими узами мира. Однако такой мир необъятен и непознаваем. И чем больше мы даем многопредметного обучения, чем больше занимаем ум и душу бесчисленными фактами и фактиками, обширной информацией о столь же бесчисленных явлениях мира природы, человека, техники и хозяйства, тем больше мы отходим от истинного знания. Вдумаемся: пройдя полный курс обучения в школе, вузе и став взрослым, человек видит вокруг себя не только бездушный, но и безжизненный механизм и в биосфере, и во Вселенной. «Безжизненные небеса» существуют для него только как предмет астрономических наблюдений, мишень для наведения телескопа, материал для жонглирования формулами, арена для запусков космических аппаратов с целью получения еще одного «научного факта» или показа технической мощи! И это заблуждение становится по своим последствиям самым печальным заблуждением!

Мы бы не сказали главного, если бы не обратили внимание вот еще на какой факт: кто и где несет нашим детям такое слово, которое бы освещало во йсей полноте глубинную основу нравственности, наше духовное «Я», идеальное признание наше, нормы отношения между людьми, ход и смысл исторического развития? Кто и где пробуждает со всей ответствен- ч ностью внутренний голос совести, милосердие и любовь у подрастающего поколения нашего, когда оно выходит на трудный и длительный путь взаимоотношений с людьми, окружающей средой и высшими началами жизни? Кто и где во всей полноте, со всем пылом чувств прививает им идею нравственной личности, заключающей в себе наибольшее духовное содержание, духовное здоровье?

Думать, что всему этому можно научиться у современной опытной науки, из учебников физики, химии, биологии, природоведения, астрономии, математики, даже философии и истории, говорящих, что истинная жизнь начинается теперь, а вся предшествующая жизнь была прологом, дикостью, варварством и пережитком — глубокое заблуждение! В основе повседневного нравственного воспитания наших детей должен лежать тот осуществленный идеал, которым держится духовное здоровье народа и которым он в глубинных корнях жив, свят и бережется от нравственного и, следовательно, физического недуга. Этот идеал должен лежать в основе курса «Биосферная этика», да и других курсов, приближающих учащихся к единому знанию. Не думать и не говорить об этом мы не можем!
Многому, очень многому надо нам поучиться у наших прадедов, дедов и отцов, ближе нас стоявших к единому знанию. Не будь того — была б наша культура, был бы смысл в нашей жизни? Вспомним, что со всех нас, родивших детей, был, есть и будет самый строгий нравственный спрос ушедших, пребывающих и будущих поколений людей за духовное здоровье детей! Потому-то был, есть и будет такой же спрос и с учителя. Потому-то он и считается в народе тем, кто должен иметь особое призвание и высокое нравственное достоинство, кто должен знать и историю своего народа и его духовные свершения.

А практически решая проблему образования, уже сейчас прямо скажем себе: не будем сгонять деревни в центральные усадьбы городского типа из-за экономической нецелесообразности малых школ, а расширим в них сеть образовательных школ и тем самым поставим сохранение земли в основу жизни общества. Ибо как человек хранит землю, так и земля сберегает человека! Не культ «образования» без земли, а образование на земле и тем самым ее сохранение с помощью более рачительного и знающего ее человека! Пытаться решить какие-либо проблемы нашей жизни, не решив этого главного вопроса,— бессмысленно, ибо образование вне Матери-природы, вне земли есть копание колодца, не могущего держать воду.
Мы видим, что перед нами возникает огромного значения проблема становления биосферного образования, как и биосферного знания. И здесь мы все больше видим, что наши дети, идущие нам на смену поколения, должны в образовании и воспитании получать нечто новое. Освоение этого нового знания в согласии с биосферной этикой надо начинать с самого раннего возраста детей, затем продолжать в школе, техникуме, вузе. Специальные биосферные кабинеты в школах, техникумах, училищах, кафедры и факультеты в вузах должны быть основаны не завтра, а уже сегодня. И все это — прямая и повседневная забота Министерства просвещения высшего и среднего специального образования, Академии педагогических наук и Академии наук. Это также забота каждого из тех, кто думает о будущем. А не думать нельзя, ибо мы теперь есть «судно, нагруженное множеством товаров и пущенное в бурное море без снасти и парусов, и найти и поставить эти снасти и паруса, да дать ему надежный руль» — нравственный долг нас всех!

БИОСФЕРНАЯ ПРАКТИКА

Ошибки и недоумения ума исчезают скорее и бесследнее, чем ошибки сердца.
Ф. М. Достоевский

Будем надеяться, что то состояние биосферы, в которое мы ее ввели, те причины, которые нас побудили к этому, есть ошибки не столько сердца, сколько ума. Будем надеяться, что у нас еще нет той духовной слепоты, которая не излечивается, что в глубине нашего сердца еще теплится связь с богатейшим экологическим, нравственным и духовным опытом жизни народа, с самой Матерью-землей, вспоившей и вскормившей нас, что мы вернемся в ее лоно! Что нам для этого делать? Ответ дает биосферное знание. Оно указывает нам пути введения окружающей природы в хозяйство.

Это дело надо начинать не только с восстановления ослабевающих эколого-биосферных связей, но и с установления уже давно отсутствующей нерасторжимой нравственной и духовной связи между человеком и землею, а в широком плане — между человеком, и средою, то есть биосферой. Существующая же ныне материальная связь между ними может расторгаться по произволу одной стороны — человека. Этот произвол и привел к широчайшему отчуждению земли от человека. Установлению связи человека с землей, со всей средой прежде всего могут помочь биосферные знание и образование, о которых говорилось выше. Но в чем смысл связи человека со своим природным окружением? Он заключается прежде всего в яснот понимании нормальной деятельности человека на земле: культивировании ее, уходе за ней с целью будущего обновления и возрождения. Это же знание и весь накопленный опыт взаимоотношений с окружающей природой говорят о том, что она есть овеществленная сущность. И способствовать ее возрождению и одухотворению наша первейшая задача. Поэтому цель труда, нашей деятельности в окружающей природе не только использование ее для добывания пешей и материалов, а совершенствование самой природы — оживление в ней омертвелого, одухотворение вещественного. Для этого необходимы и уважение, и любовь к природе, без чего нельзя осуществить нравственный порядок материальной жизни, утвердить духовное в ее содержании, то есть то, чем она должна стать через человека. Поэтому он и все общество в целом — не только производители материальных ценностей, а нечто большее и важное — они носители нравственности и одухотворения природного окружения. От них в этом качестве требуется: первое — не делать экономику самоцелью в ущерб физическому и духовному здоровью людей, второе — не превращать человека в орудие производства; третье — возделывая землю, не злоупотреблять ею, не истощать и не разрушать ее, а, наоборот,— улучшать и вводить в большую силу. Но как это сделать? Есть один только выход. Каждый человек привязывается к своему родному уголку земли, к родным могилам, сердцу милым рощам и полям. Это уже первый шаг к нормальному пользованию землею, так как здесь проявляется нравственная, духовная связь, распространяющаяся на материальную природу, и этим-то полагается начало ее одухотворения. Вот почему для большинства людей отношение к земле, природе может стать нравственным, а затем и духовным только при условии неотчуждаемости от человека, его личности от того клочка земли, где он может исполнить нравственный долг перед нею, где она сама приобретает нравственное достоинство. Более того, она приобретает и духовное достоинство, ибо человек исполняет нравственный долг не только перед собой как личностью, но и предками и потомками. Поэтому-то должно быть решительно отвергнуто обращение с землею, с окружающей природой как с безличным, безразличным, ничейным предметом эксплуатации с целью получения каких-либо экономических, технологических или любых других выгод. Неотчуждаемость земли как поприща нравственной деятельности человека должна быть не только в плане общенародном или коллективном, скажем, государства или колхоза, совхоза, но и, что особенно важно, в семейном и личном.

Есть ли это просто рассуждение, основанное на экологическом, нравственном и духовном опыте? Нет, принцип неотчуждаемости окружающего мира пронизывает все мироздание, выступает как вселенский закон. Земля как планета неотчуждаема от всего человечества, она — его Матерь-природа, без нее нет его жизни. Большие участки биосферы неотчуждаемы от народов, населяющих их, а в пределах этих участков — неотчуждаемы земли от тех или иных коллективов людей. Этому закону подчиняются каждое живое существо и каждая живая клетка. Но почему из него выпадает человеческая личность? Оставаясь на уровне коллективной неотчуждаемости земли, мы проходим лишь полдороги и прерываем, по нашему произволу, действие данного закона на уровне человеческой личности.
Будем же помнить, как помнили все ушедшие поколения наши, что участок земли, неотчуждаемый от человека, по своему внутреннему существу есть его необходимое продолжение вовне. Вот почему отнять эту землю у него — все равно что лишить воз-
можности осуществлять свою волю, обнаруживать свою свободу. В этом причина коллективной беспризорности земли и многих бед, происшедших оттого!

Могут ли руководители наших хозяйств — колхозов и совхозов — и даже агрономы и управляющие их отделений видеть нужды живой земли, столь обширной теперь, после укрупнения этих хозяйств, если они завтра или послезавтра будут переведены в другие хозяйства или уйдут, пусть даже через десяток лет, на почётный отдых? Нет, не могут: слишком обширна земля, данная им только во временное владение, чтоб понять всю столь сложную ее жизнь; и слишком мала нравственная ответственность за нее, чтоб ухаживать за землей как за любимым существом. Сколько же истощенной, испаханной овражной
земли распластано по нашему южному краю и сколько занято пустошами, сорняками, некосью и кустарниками. разъезжено вдоль и поперек в нашем северном крае? Не это ли является причиной того, что агрономический, земледельческий и весь эколого-хозяйственный творческий опыт народа, передававшийся от поколения к поколению и качественно совершенствовавшийся от века к веку, способствовавший нарастании! нравственной и духовной энергии и создававший самобытную культуру народа, в последние десятилетия стал быстро угасать и утрачиваться. И наша великая культура, израсходовав остатки нажитого, может остановиться в своем развитии. Как показывает опыт, собирательная «личность» в форме механически смешанного и быстро меняющегося и потому несложившегося нравственно и духовно коллектива не полностью оправдывает эти задачи и не несет той ответственности, которая диктуется нравственным долгом пред землей.

Здесь нам надо пойти по пути свободного универсализма — скажем, в форме личной наследственной аренды земли у существующих коллективов — колхозов. Любая крайность в этом деле — либо всепоглощающая личная неотчуждаемость земли, либо столь же всепоглощающая коллективная ее неотчуждаемость— несут в себе неизбежное зло. И разве мы не убеждаемся теперь в том, что даже те незначительные по площади приусадебные участки, где проявляются лишь начатки любовного возделывания земли и нравственной ответственности за нее, дают хорошие плоды. То, что у нас сотни тысяч гектаров не используются, забрасываются, говорит нам, что мы не продумали до конца нашего внутриколлективного землепользования и, следовательно, землеуправления и землеулучшения. Здесь мы видим нарушение древней экологической и нравственной заповеди, гласящей, что земля должна «не гулять, а приносить плоды»!
Пора нам соединить и не разделять работу на общественной земле с работой на частной и считать и ту, и другую работу служением Родине, великим общественным долгом. Эта заповедь — закон — духовная твердыня жизни общества наряду с семьей, государственностью и верой в высочайший жизненный идеал! В этом заключается основной принцип общественной жизни, служение которому должно сочетаться с двумя другими — принципом солидарности и свободы!

И как прав был Ф. М. Достоевский, когда писал еще столетие тому назад («Дневник писателя» за 1877 год), что: «Это уж какой-то закон природы, не только в России, но и во всем свете… если в стране владение землей серьезное, то и все в этой стране будет серьезным, во всех то есть отношениях, и в самом общем и в частностях». И эти слова нам понятны, потому что нельзя лишать большинство людей условий для осуществления даже минимальной нравственной нормы на Земле. Если же мы лишаем их этого, то результатом будет (и уже есть) не сообщение природе действительного совершенства, а уничтожение ее. Или своекорыстно эксплуатировать земную природу, прикрываясь, скажем, экономическими выгодами, или с любовью возделывать ее — вот два пути. Первый — означает разрушение природы и нравственный упадок человека, второй — восстановление и нравственное возрождение. Только на втором пути возможно полное восстановление человека с его духовной сущностью. Будем надеяться, что у нас достанет сил и ума, чтобы пойти по последнему пути — истинно жизненному. Именно он проторен многими поколениями людей, испытан вековым экологическим, эстетическим, нравственным и духовным их опытом.

Наша природа, за редким исключением, была введена, например, в деревенское хозяйство экологически продуманно и экономически целесообразно. Но в основе этого лежала нерасторжимая нравственная связь человека с землей, ибо эта связь предполагает и включает в себя их теснейшее экологическое единство, призванное сохранить природу как нашу другую половину. Достижение такого экологического единства сейчас более насущная задача, чем когда-либо, потому что именно она определяет экологическое управление хозяйством. Какой бы уголок нашей природы мы не вводили в хозяйственный оборот — пруд, озеро, реку, лес, болото, луг, поле или сад — необходимо всегда помнить, что мы добьемся результата лишь в том случае, если не нарушена определенная связь и взаимоотношение организмов и среды. В общей экологии это называется экологическим равновесием, а в учении о биосфере — ее организованностью.
Другими словами, какой бы участок мы не брали, в нем всюду между лесами, лугами, полями, болотами, водами, пустынями и застроенными землями должно поддерживаться строго определенное равновесие — соотношение разное для каждого участка Земли. Дать типы этого соотношения различных угодий, как мы видели, неотложное дело современного биосферного знания. Скажем, на водосборе (от десятков до сотен квадратных километров) в Вологодской области лес должен занимать не менее половины, а пашня — не более трети площади. В Курской, Белгородской и Воронежской областях на таком же водосборе лес должен занимать не менее десятой и до пятой части площади, а пашня — не более 70—80 процентов ее, при этом сама пашня должна быть облесена не менее чем на 3—5 процентов площади. На горном водосборе бассейна озера Байкал лесом должно быть покрыто уже не менее 60—70, а пашней — не более 20—30 процентов площади. И везде необходимо оставить достаточно места лугам и водам, да еще и заповедным участкам, чтобы и птицы, и звери, и рыбы, и растения имели свой «дом». В эту эколого-биосферную норму природы должны входить ведущие и наиболее ответственные ее звенья, скажем, в наших обширных степях — защитные леса и гумусность почв, без которых немыслимы плодородие полей, высокий урожай зерновых культур. На любом участке Земли надо постараться определить эти звенья и быть в силах именно их сберечь в первую очередь! Да к тому же надо смотреть, чтоб не наступила кризисная и тем более аварийная ситуация — не нарушалось равновесие природы. А если где-то обнаружились признаки такой кризисной ситуации, исправляй, не медля, просчеты!

Эколого-биосферное равновесие (экологический баланс!) есть внутренняя система жизнеобеспечения человека и всего живого на Земле. За сохранением этого равновесия должен следить каждый человек, каждый коллектив и весь народ на своей обширной территории. А поможет ему эколого-биосферная служба.
У нас есть службы здравоохранения, охраны общественного порядка, автоинспекция, технадзор, рыбнадзор и т. п., но нет столь же важной, а может быть, и главной на современном этапе, службы сохранения гармонической жизни людей в окружающей среде, сохранения экологического равновесия. Пожалуй, нужна даже не служба, а облеченная полномочиями инспекция. И только ли инспекция? По запущенности наших дел в этом отношении теперь требуется создание целой эколого-биосферной отрасли — государственного управления рангом выше, чем наши министерства, ибо речь идет о неотложном сохранении самых глубинных основ жизни!
Экологическая стратегия ведения хозяйства у нас, к сожалению, отсутствует. Вспомним: в нашей стране имеются десятки ведомств, эксплуатирующих те или иные природные ресурсы. Каждое такое ведомство стремится создать у себя собственную прикладную науку и систему охраны подведомственных ему ресурсов. Сколько можно создать таких ведомств? Бессчетное количество, ибо потребности наши безмерны, а средства их удовлетворения — неограниченны, и все они вкупе рассматриваются как самостоятельная цель жизни человека. Каждое ведомство устанавливает свои собственные каноны использования ресурсов биосферы, не считаясь с едиными канонами ее организованности. Все эти ведомства преследуют, как правило, одну цель: максимально выжать из окружающей природы все доступное в кратчайшие сроки, не заглядывая в будущее, не принимая во внимание возможного распада ее организованности. А это неизбежно ведет и к экономическим потерям.

Недополучение валового общественного продукта в нашей стране (из-за ошибок в эколого-биосферной стратегии и планировании и нарушения экологического равновесия) оценивается специалистами АН СССР в сотни миллиардов рублей в год. Следовательно, введение природы в наше хозяйство давно вступило в противоречие с законами ее организованности и жизни человека. Поэтому-то наступила пора создать у нас такой общественно-государственный орган26, который отвечал бы за постоянное сохранение организованности природы, за ее совершенствование. Деятельность такого органа биосферного управления должна базироваться на биосферном знании. Он должен быть создан за счет ликвидации неоправданных ни с какой точки зрения многочисленных мелких государственных учреждений по охране окружающей среды и сокращения ряда отраслевых хозяйственных ведомств. Требуется, чтоб он решал самое элементарное при введении природы в наше хозяйство. Первое — это то, чтоб каждый участок земли имел паспорт сохранения экологического равновесия, составленный специалистами экологической службы. В нем должны быть указаны и утверждены лимиты поддержания этого равновесия на всех уровнях управления хозяйством — от личного до общегосударственного. И в конечном счете, вся страна должна иметь сводный план и единую стратегию сохранения экологического равновесия, организованности того участка биосферы, которым она владеет. При этом лучшим принципом биосферного управления хозяйством следует считать бассейновый, потому что водные системы интегрируют природные процессы и дают им наиболее четкие границы. Второе — это чтоб любой проект завода, фабрики, дороги, моста, плотины, сельскохозяйственного или лесного предприятия, освоения лесов, лугов, болот, рек, озер, ископаемых залежей, выпуска новых веществ, создания новых отраслей хозяйства, а также транспортных средств, космической или иной техники имел эколого-биосферное обоснование. Без такого обоснования проект не может рассматриваться плановыми и исполнительными органами, не может реализовываться хозяйственными ведомствами и их предприятиями. Разрешение должен давать именно указанный орган биосферного управления хозяйством. И думать, что эту задачу может решить какое-либо министерство, скажем, водного, лесного, рыбного, сельского хозяйства (и все они вместе) или тракторного, автомобильного, тяжелого машиностроения, угольной и металлургической промышленности (и все они вместе),— глубокое заблуждение. Биосферное управление хозяйством — самостоятельная и самая важная надотрасль биосферной практики, дающая фундамент и крышу всем отраслям хозяйства и всему хозяйству в целом.

Будем решать эту задачу тем уже, что завтра и послезавтра и во все последующие дни, недели и годы сбережем каждый участок леса — березового, ольхового, соснового, кедрового, елового и дубового, что не был тронут нашими отцами и дедами даже в тяжелую годину их жизни. А увидим, что лес редеет вокруг полей, деревень и городов,— поймем, что это сигнал к недороду и пагубе. Приостановим тогда, чего бы нам ни стоило, его истребление да подсадим, что вырубили понапрасну. И не дорубимся до того, что и дом, и даже домовину не из чего будет сделать! Будем сберегать родники, ключи, речки и озера — эту водицу — кровь не людскую, но земную. Не допустим порчу земли, не отравим ядохимикатами и излишними минеральными удобрениями, дизтопливом и бензином тех полей, которые политы вековым потом наших матерей, отцов и дедов, наших братьев и сестер. Не осушим для плана мелиорации те болота, куда из поколения в поколение ходили мы за целебной клюквой, черникой и брусникой. Не загородим реку глухой плотиной с затоплением заливных лугов и полей, заболачиванием земель вокруг на десятки километров. Не надругаемся над землей хотя бы тем, что не будем ездить по ней на сверхтяжелой технике где и когда нам вздумается, застраивать ее безобразными сооружениями,
раскапывать в ней зияющие раны-карьеры и создавать вонючие свалки. Не предадим своих детей и внуков, свою «меньшую братию»—великолепный мир растении и животных, не отравим их зловредными газами, пылью и стоками, не убьем радиоактивными продуктами и электромагнитными излучениями.

Если же взглянуть на все это пошире — то не будем из лесной зоны создавать степную, из степной — лесную. Но будем помнить, что степь есть степь, а лес есть лес, и хозяйство в них должно быть согласовано либо со степными, либо с лесными условиями. И будем помнить, что Кубань есть Кубань, а не Калифорния, а Крым есть Крым, а не Флорида. Не будем уподобляться тем людям, которые, вопреки биосферному знанию, хотят белое выдать за черное, планируют (и не в шутку) создать изобилие в биосфере и в закромах: сегодня, поворачивая реки вспять и спасая Каспий за счет северных озер Воже и Лача, завтра, глядишь, перевозя чернозем в эшелонах с Дона и Кубани на Вологодскую и Архангельскую земли, а послезавтра — перегоняя по трубам теплый воздух Средней Азии под Тюмень или Норильск. Будем помнить всегда: нарушая природу, ее геологически сложившуюся организованность, не создашь в ней изобилия, а растеряешь ее последние даровые крохи!
Не будем ставить крест на «неперспективной» деревне и сселять в поселки городского типа сельское население, потому что это не только антиэкологическое, но и безнравственное деяние, влекущее за собой тяжелые последствия — распад организованности единой природы и снижение экономического потенциала страны. А если говорить конкретнее, то это будет означать вот что.
Сселение сельского населения повлечет за собой повышение расхода ресурсов биосферы в десятки раз. Потребление, например, воды на одного жителя в сутки в деревне составляет 50 литров, в городах с населением больше 100 тысяч жителей—150—300 литров, а в Москве расходуется до 500 литров в сутки на одного жителя. Повышение расхода ресурсов биосферы, и особенно воды, на одного жителя в городах есть не повышение уровня его жизни, а пренебрежение к будущему своих детей и внуков, потому что только за счет них мы стараемся повышать наше материальное благосостояние (лишних ресурсов никогда не было и не будет в биосфере ни для одного поколения людей!). Вместе с тем, повышение расхода ресурсов повлечет за собой в сотни раз большее загрязнение среды, так как потребует увеличения производства вредных веществ, концентрации коммуникаций, транспорта и энергии и, следовательно, вредных выбросов. Уже теперь загрязнение воздушной среды в городах в сотни раз выше, чем в сельской местности. Требуется 15—20-кратное разбавление сточных городских вод чистыми природными.

Напомним, что для поддержания хозяйства такого города, как Москва, в холодный период года требуется расходовать каждые сутки 55 миллионов кубометров газа, около четырехсот вагонов угля, пятьсот вагонов мазута и поддерживать около 8 тысяч километров труб, составляющих тепловую сеть[27]. А какие огромные расходы энергии на содержание транспорта, чтобы ежедневно перевозить на десятки километров на работу и с работы миллионы людей в таких крупных городах. Поэтому не будем уподоблять наши города, скажем, Нью-Йорку или Токио, на содержание которых требуются ресурсы с огромных пространств биосферы, И кто считал: во что обойдется природе и людям дальнейший рост супергородов? Ведь запасенная биосферой за длительное геологическое время космическая энергия растрачивается в этих городах в таких масштабах, что, как мы видели, они становятся ее горячими центрами, возбуждая в нас подозрение: не возникли ли очаги болезни, воспаления в ней.

Сселение сельского населения с давно обжитых мест в города и поселки городского типа неизбежно вызовет рост, с одной стороны, городских «пустынь» и окружающих их безобразных пустошей и свалок, а с другой — бросовых земель и полей со сниженной урожайностью в окрестностях оставленных деревень. Оно вызовет дополнительные расходы по ликвидации деревень, перебазированию и строительству нового жилого фонда и коммуникаций, повышенные затраты на обслуживание удаленных обрабатываемых земель. Напомним, что уже теперь на нужды промышленного строительства у нас ежегодно выделяется до 2 миллионов гектаров земли, а если учесть гражданское строительство, то эта цифра удвоится. При таких темпах застройки к 2000 году потребуется не менее 80 миллионов гектаров земли! Перевод всех 100 миллионов сельских жителей в так называемые агрогорода потребовал бы расхода в 400 миллиардов рублей. Но при дальнейшем нарушении экологической стратегии по отношению к сельскому населению этот ущерб возрастет в десятки раз и поставит нашу природу, экономику и жизнь людей в кризисные условия. И если бы по какому-то глубокому и роковому заблуждению все наше население сосредоточилось бы в городах, скажем, с числом жителей в каждом из них в сотни тысяч и более, то никаких сил природы и всей нашей технической мощи не хватило бы, чтобы исправить это положение.
Давайте уже завтра — и всегда в последующем — будем сберегать наследие наших дедов и отцов: каждый экологически безопасный источник энергии и технологии, скажем, ветряной двигатель, водяную мельницу, кузницу, сушильный склад, погреб, навес или колодец, ибо они есть драгоценное приобретение, вековой экологический опыт. Их нужно сберегать и восстанавливать как прообраз биосферной энергетики и технологии.

Биосферной является такая энергетика, когда наше энергетическое хозяйство вписывается в биосферу и становится составной ее частью и, следовательно, безопасным для окружающей среды. Но возможно ли такое? Опыт показывает, что такое хозяйство возможно при условии использования солнечной энергии, ее естественных циклов в биосфере. Известно, что солнечная энергия реализуется в биосфере в форме энергии фотосинтеза, ветра, течений воды, волн, градиентов температуры, солености и т. д. Какая из этих форм энергии наиболее перспективна для нашего хозяйства? Не сомневаясь, можно сказать, что наиболее перспективно использование энергии ветра. Годовой ветро-энергетический потенциал нашей страны составляет около 20 000 миллиардов киловатт-часов. Напомним, что ежегодная валовая выработка электроэнергии у нас достигает 1 500 миллиардов киловатт-часов. Такое количество энергии можно было бы снимать от ветра только в одной Архангельской области, а в Ямало-Ненецком округе — в 2 раза, в Красноярском крае — в 5 раз, в Казахской ССР — в 3 раза больше. Значительный ветроэнергетический потенциал имеется в Коми АССР и особенно на Украине28. Энергетика хозяйства в этих районах страны, как и во многих других, могла бы быть полностью построена на их собственном ветроэнергетическом потенциале. Но могут спросить: ветроэнергетический потенциал действительно велик, да как его снять? Даже то, что сейчас уже имеется в теоретической аэродинамике и в строительстве ветросиловых установок, позволило бы существенно переключить энергетику хозяйства на этот путь. И только глубокое непонимание окружающей природы, пренебрежение к вековому опыту наших дедов и отцов могут препятствовать приобщению к этому виду биосферной энергетики. И стоят еще сохранившиеся местами старые, примитивные, деревянные ветроэнергетические установки — ветряки — немым укором нам в том, что мы предали забвению мудрость природы и людей, живших до нас!

Но использование энергии ветра должно стоять в ряду освоения других источников энергии. Речь идет о создании солнечных энергосистем, которые должны соответствовать структуре энергетики тех или иных подразделений биосферы и состоять одновременно из преобразователей солнечной энергии в тепловую, механическую, электрическую, фотохимическую и фотобиологическую. Вспомним: парник для овощей у каждого дома в деревне, ветряной двигатель у ее околицы на холме, водяные мельницы на речках и ручьях, поля льна, ржи, пшеницы, сеяные луга — не есть ли это все прообраз таких солнечных энергосистем? И не стоит ли еще раз обратить внимание на подобную энергетику? Стоит, да еще как стоит! Но в этих солнечных энергосистемах, использованных вековым опытом, мы увидим один пробел: отсутствие прямого использования излучений Солнца для выработки технически применимой энергии. И вот сейчас этот пробел должен быть восполнен. Теоретически и технически и эта задача решена29. И только глубокое заблуждение в том, что в биосфере и ее окружении существуют дешевые и концентрированные источники энергии, мешает практическому получению технически применимой солнечной энергии.
Разъясним суть этого заблуждения, которое в наши дни становится просто опасным. Все источники энергии в биосфере и ее окружении в той или иной степени дорогие и рассеянные. В подтверждение этого стоит только взглянуть на средние показатели использования территории под различные источники энергии. Максимальная удельная электрическая мощность ветроагрегатов составляет 10 МВт/км2, а гидро- и приливных электростанций—менее 10 МВт/км . В районах с благоприятным климатом удельная мощность фотобиологического производства электрической энергии (при повышении КПД процесса фотосинтеза до 6 процентов) может достигать 5 МВт/км2. Удельная электрическая мощность угольной энергетики с учетом только площадей, занятых непосредственно шахтами, станциями и т. п., составляет 170 МВт/км2, а с учетом всех земель, занятых под добычу угля,— до 30 МВт/км2. Удельная электрическая мощность атомных электростанций с учетом только территорий вокруг ядерного реактора достигает 60—120 МВт/км2. Если учесть зоны безопасности установок по обогащению и регенерации топлива, а также участки земли вокруг этих станций, где плотность населения ограничена, то эта электрическая мощность существенно уменьшится. А теперь обратимся к солнечной энергии.

Удельная электрическая мощность электростанций с гелиостатами при общем КПД 25 процентов составляет около 80 МВт/км2 поверхности гелиостатов, а с учетом всей занимаемой ими территории эта величина снизится до 40 МВт/км2. Удельная электрическая мощность фотобатарей с КПД 15 процентов может составлять 45 МВт/км2, а при наличии следящей системы — более 60 МВт/км2. Если в будущем их КПД удастся повысить до 25% , то удельные электрические мощности составят соответственно 60 и 100 МВт/км2. Сравнение электростанций различных типов по другим показателям, скажем, материалоемкости, энергоотдаче и экономическим, показывает, что уже сейчас солнечные электростанции стоят в ряду технически и экономически оправданных источников энергии30. А с точки зрения сохранения организованности биосферы они имеют несравненное преимущество перед всеми остальными, и именно им принадлежит будущее. При этом проблема прерывистости поступления солнечной энергии, связанная с вращением Земли, может быть успешно решена на основе единой энергетической системы страны. Это предполагает полное использование капиталовложений, сделанных уже в электроэнергетику. Вот вам и вся сказка о якобы очень дешевых и концентрированных источниках энергии — гидравлических, угольных и атомных!
И разъяснив все это, посмотрим: какой ценой возводятся, скажем, гидроэлектростанции? Чтобы снимать с 1 квадратного километра самую низкую энергию — всего сотни киловатт — затопляются лучшие продуктивные земли — пойменные и заливные луга, подтапливается и заболачивается еще больше земель и тоже плодородных, нарушается их тепловой режим, выводятся из строя экологические системы рек и тем подрывается рыбный промысел. Достаточно сказать, что в результате гидроэнерготехнического строительства в целом по стране было утрачено 12 миллионов гектаров земель, включая пойменные и заливные луговые. Это потребовало переноса кормодобывания на пашню, сокращения парового клина, что вызвало снижение сборов зерновых, удорожание кормов и животноводческой продукции. Только по этой причине мы несем ежегодный ущерб в десятки миллиардов рублей. Ясно, что подобная гидротехническая деятельность явилась одной из важнейших причин порушения нашего сельскохозяйственного дела. Именно она поставила сельское хозяйство в тяжелейшие условия, и ее последствия (даже при исправлении допущенных просчетов) еще долго будут сказываться на всем строе нашей жизни! И это неполный перечень тех потерь, которые мы несем от сооружения такого типа электростанций! А какой ценой возводятся, скажем, угольные электростанции? Чтобы снять с 1 квадратного километра всего 30 миллионов ватт энергии, теряются продуктивные земли под шахтами, отвалами, складами, карьерами и дорогами, понижается уровень грунтовых вод и тем также утрачиваются продуктивные земли, загрязняется окружающая среда вредными газами, пылью, парами тяжелых металлов, убивается все: живое на больших площадях. И никто точно не знает, сколько по этой причине сгублено продуктивных земель, но одно ясно — миллионы и миллионы гектаров! Это тоже неполный перечень тех потерь, которые несут нам угольные электростанции! И не считаем мы истинную цену и КПД современных типов электростанций, включая АЭС, только потому, что они открыли бы нам глаза: насколько абсурдны эти сооружения с точки зрения экологии. Внимательный наблюдатель и сам может все это оценить.

Совершенно очевидно, что наступила пора пересмотреть практику сооружения ГЭС, АЭС, ТЭС, ГАЭС с позиций эколого-биосферного знания, и это касается не только тех электростанций, которые уже созданы, но особенно намечаемых к строительству, таких как Среднеенисейская, Усть-Среднеканская, Шульбинская, Катунскиё ГЭС, Костромская, Смоленская, Калининская, Запорожская, Крымская АЭС, Канско-Ачинские и Южно-Казахстанские ТЭС и т. п. Впредь будем считать сооружение ГЭС на основных руслах крупных рек жестоким нарушением экологического благополучия и потому недопустимым, ибо такие творения на земле подобны созданию искусственных тромбов в венозной системе нашего организма, способных убить его! И с этой точки зрения надобно приступить, пока не поздно, к оздоровлению экологических систем прежде всего Волги, Дона и Днепра, рассмотрев вопрос о первоочередном спуске Чебоксарского, Цимлянского, Рыбинского и Каховского водохранилищ, приносящих нам ежегодно миллиардные убытки, и о мелиорации освободившихся из-под затопления земель и восстановления их в правах пойменных и заливных лугов! А в перспективе такая же постановка вопроса должна коснуться всех водохранилищ и запирающих их плотин-тромбов на речных системах. Что касается крупных ТЭС, то их сооружение допустимо только при условии полного обезвреживания токсических выбросов, поступающих от них, и особенно тяжелых металлов, возникающих от сжигания угля. Сооружение же АЭС недопустимо в густонаселенных районах, в областях плодородных земель, в верховьях крупных экологических речных систем и на берегах крупных пресных водоемов. Кроме того, надо учитывать условия безопасного сброса тепла в водную и воздушную среду, безопасного удаления радиоактивных отходов (пылевых и водных) и захоронения отработанного топлива, а также сбережения всего живого от проникающей радиации. Если хоть одно из этих условий не соблюдается, возведение новых АЭС категорически должно быть запрещено, а уже сооруженные АЭС в этом случае следует демонтировать. Другими словами, в наши дни строительство энергетических установок на ядерном топливе допустимо только в исключительных случаях, а в ближайшей перспективе по мере все большего введения экологически безопасной системы энергетики на возобновимых источниках энергии — исключено!
Чтобы обеспечить уровень установленной электрической мощности на душу нашего населения в 4 квт (или 12 квт тепловой энергии) с сохранением организованности биосферы в том ее участке, который занимает наша страна, то есть с сбережением благоприятной экологической среды, даже при низком уровне удельной электрической мощности в 50 мвт с 1 квадратного километра производящие электроэнергию солнечные системы потребуют всего 20 тысяч квадратных километров (2 миллиона гектаров), или менее 7 процентов, скажем, поверхности пустыни Кызылкум. И делая все это, мы тем самым сведем к минимуму промышленное загрязнение биосферы (включая радиоактивное и тяжелыми металлами) и, следовательно, порушение ее организованности, которое станет неразрешимой проблемой при современной структуре развития энергетики хозяйства.

А теперь необходимо напомнить, как развивалось вековое классическое энергетическое хозяйство России, которое мы бездумно сгубили еще в 30-е годы. Это хозяйство шло по пути максимального использования разнообразных возобновимых источников энергии. Так, в стране работало несколько сот тысяч ветряных и несколько десятков тысяч водяных двигателей, многие из которых были построены по принципу деривационных (на отводных рукавах, без перегораживания основного русла реки), уже были созданы 6 600 электростанций на базе водяных двигателей на малых реках. Только такие источники энергии, экологически безопасные—давали нам не менее 15 миллионов киловатт установленной мощности. Да к тому же работало в хозяйстве страны около 30 миллионов лошадей, использовавших биоэнергетический ресурс.

Что было бы, если б мы тогда, 40—50 лет тому назад, сохранили эту энергетику, модернизировали и переоборудовали двигатели, снабдив их генераторами, то есть увеличили их мощность в 2—3 раза?
Мы б обладали теперь установленной мощностью в 30—45 миллионов киловатт!

А ведь это такая мощность, которая в 3—4 раза превышает установленную мощность всего волжско-камского каскада ГЭС и составляет половину потребности в энергии всего агропромышленного комплекса. Имей мы ее сейчас в достатке, не потребовалось бы так экологически безграмотно и экономически расточительно строить мощные ГЭС, ТЭС и АЭС в таком количестве.
Экологически безопасный путь был самобытным путем развития российской энергетики, и по нему нам надобно двигаться, как по столбовой дороге, в будущее! Это дорога восстановления и создания многоцелевых энергетических установок на возобновимых источниках энергии.
И делая это, мы также положим начало решению проблемы ресурсов свободного кислорода. Более того, сделав шаг в направлении создания солнечных многоцелевых энергосистем, мы тем самым положим начало биосферной технологии. В чем суть этой технологии? Ее общая и принципиальная установка такова: допустимо создание только особых технических систем, работающих по принципу симбиотических, то есть входящих в равновесие биосферы. Что касается технических систем, работающих по принципу канцероподобных образований, то есть экологически небезопасных, то они должны быть исключены или полностью изолированы (то есть функционировать на основе безотходного производства). Если смотреть на это дело с точки зрения биосферной практики конкретнее, то вот на что прежде всего необходимо обратить внимание. Не будем уже сегодня и тем более завтра подменять то, что может делать природа, тем, что мы пытаемся произвести с помощью технологии и техники. Вот первый пример такой подмены. Мы в последние десятилетия всемерно развиваем производство синтетических материалов, понимая его как одну из ведущих отраслей хозяйства. Но элементарные знания говорят нам, что мы делаем здесь грубейшие просчеты. При производстве тонны хлопчатобумажной ткани расходуется от 6 до 30 кубометров воды, тонн вискозы или штапеля — 800 кубометров, а тонны капрона — 5 000 кубометров! Загрязнение среды при изготовлении синтетических материалов возрастает в десятки раз по сравнению с загрязнением ее при производстве естественных материалов. И такое производство стало одним из очагов отравления всей окружающей среды. А какова при этом продукция? Может быть, она ценнее и безопаснее естественной? Ничего подобного! Все синтетические материалы, как правило, вредны для здоровья человека. Особенно небезопасны в этом отношении синтетические ткани, вызывающие целый ряд болезней. И вот все больше развивая производство синтетических волокон, мы все меньше обращаем внимания на наше, скажем, производство льна в северных областях. Дело дошло до того, что большие площади земель, некогда занятые здесь льном, теперь не возделываются и заброшены, а если выращивается на них лен, то не успеваем убрать его вовремя и нередко сжигаем с сотен тысяч гектаров ежегодно! И все тут проклятая надежда на то, что где-то заводы и комбинаты выпустят нам просто, дешево и без большого труда (там машины, там автоматика!) синтетические ткани, да столько, сколько нам нужно! А между тем при правильной постановке дела, только Костромская, Калининская, Вологодская и Архангельская земли могла бы давать столько льна, что его хватило бы на одежду для всего населения нашей страны. А теперь пойди же, поищи ее — не всегда найдешь!
Второй пример. Работают заводы по производству синтетических удобрений, скажем, азотных — мочевины. И пылят, и дымят, и сбрасывают вредные стоки — миллионы кубометров в сутки, загрязняя при этом десятки миллионов кубометров природных вод.. А вместе с тем у скотных дворов ежегодно скапливается сотни тысяч тонн лучшего из существующих удобрений — навоза, который мы сваливаем в огромные кучи и фактически естественным путем сжигаем его, не вывозя на поля. Объяснение этому простое: канительное дело вывозить навоз на поля, когда под рукой готовое, удобное для погрузки и транспортировки синтетическое азотное удобрение. Но поступая так, мы не понимаем, что такие азотные удобрения слабо усваиваются почвой, часто, при избытке их, загрязняют ее и большей частью смываются в водные источники, убивая их.

Третий пример. Тепловые электростанции мощностью в 1,2 миллиона квт расходуют 4 800 тысяч кубометров воды в сутки, из них испаряется 8—10 процентов. А строятся, как мы теперь видим, электростанции еще более мощные.
И что мы только не измышляем, создавая сверхмощную технику и оправдывая ее. Но не пора ли нам задуматься над тем, что всякое увеличение скорости движения машины в биосфере и ее окружении требует все большего и большего потребления свободного кислорода. Однако ни одного лишнего грамма этого газа в нашем окружении нет и никогда не будет. А расширение производства металлов за счет кислородного дутья, скажут нам,— это что? А то же самое! Задумали выплавить лишнюю тонну металла за счет дополнительной подкачки свободного кислорода, запроектировали новую скоростную и более мощную технику, подумаем, где взять свободный кислород и как его предварительно воспроизвести тоже техническим путем и где для этого дополнительно взять энергию. Но это же касается любого вида ресурсов биосферы. Если же собрались развивать какое-то производство и технологию, то постараемся сделать это не за счет даровых природных ресурсов, которых не бывает в природе, а за счет создания их собственным трудом и с помощью той же технологии. Взглянем на судьбу нашего леса в целом при сложившейся практике его использования. Чтобы заготовить и вывести с лесосек 370 млн. кубометров древесины в год, надо отвести в рубку около 5 миллионов гектаров леса с запасом древесины в 470 миллионов кубометров, ибо бросается на лесосеках не менее 20 процентов древесины. Тогда за предстоящие 30 лет нам придется вырубить не менее 150 миллионов гектаров природного леса. Что это значит? Считается, что покрытая лесом площадь у нас в стране достигает 738 миллионов гектаров, однако наиболее ценные для получения древесины леса, расположенные в жизненно важных ее областях, занимают не более 336 миллионов гектаров, то есть около 45 процентов. Остальные леса — защитные, водоохранные, горные, курортные, специальные, недоступные и так называемые резервные, то есть леса, которые по своему назначению выполняют защитные функции в природе, формируют окружающую среду, и их природное «стояние», их жизнь дорога нам сама по себе. Ни о каком промышленном получении древесины из них не может быть речи. И вот, подходя с укоренившейся меркой к использованию нашего лесного мира, мы в ближайшие три десятилетия подвергнем катастрофическому разрушению почти 50 процентов того леса, который находится в жизненно важных областях страны. Но почему катастрофическому? Да потому, что тонкая структура одного из удивительных творений Вселенной — леса — рассыпается в прах, на мельчайшие хаотические осколки под действием тяжелой техники — тракторов, бульдозеров, автокранов, автомобилей и тому подобное. И как показывает опыт, после такого погрома природа крайне медленно залечивает нанесенные ей раны, восстанавливает растительный покров того типа, который делает это залечивание наиболее эффективным. Поэтому мы и видим, что половина площадей вырубок зарастает быстрорастущими лиственными породами и не менее 15 процентов их площади вообще не восстанавливается. К тому же постоянные пожары опустошают вырубки из-за их чудовищного захламления. И если бы мы даже умудрились все вырубки засадить тем ценным лесом, который стоял здесь прежде, то за 30 лет мы бы имели не деловой лес, а всего-навсего молодняки. Это, как известно, еще не лес, а предтеча леса, если мы его сохраним от потравы скотом, от пожаров, от насекомых-вредителей. И кто считал, сколько леса ежегодно отводится под отвалы, засыпку, карьеры, дороги, затопление, промышленное и гражданское строительство? Так что вряд ли будет преувеличением сказать, что катастрофическому разрушению подвергается большая часть того леса, который находится в указанных областях страны.

(Но не так обидно было бы, если бы эти 370 миллионов кубометров древесины, вывезенных с вырубок, пошли бы в дело. Однако по нашей бесхозяйственности только 60 процентов древесины идет в дело, остальная древесина, добытая такой ценой, уходит в отходы31. Более 100 миллионов кубометров древесины оставляется на вырубках, да потом еще не менее 100 миллионов кубометров ее теряется при использовании в хозяйстве. Надежда на то, что у нас ‘/з территории страны покрыта лесом, запас древесины в нем составляет более 70 миллиардов кубометров, ежегодный прирост достигает 800 миллионов кубометров, так что руби — не вырубишь,— глубокое наше заблуждение.
Во-первых, значительная часть нашего леса есть не лес в полном смысле слова, а всего-навсего покрытая редколесьем земля (с полнотой древостоев не более 50 процентов). Во-вторых, у нас второстепенный лиственный лес занимает более 20 процентов всей лесопокрытой площади. В-третьих, не во всем лесу прирост превышает опад и потому уж нет той ежегодной прибавки древесины, на которую мы привыкли, к сожалению, рассчитывать. И, наконец, в-четвертых, этот лес — не мертвый запас исчисленных на бумаге «астрономических» цифр древесины, а сама наша жизнь, бесценный дар природы, наше живое дополнение. Уничтожать его так, как мы это делаем сейчас, все равно что постепенно рубить наши руки, ноги, наше тело и в конце концов губить самих себя. В нем не древесина ценна, а сама его жизнь. Уничтожить его можно в два-три десятка лет, а восстановить — никогда, ибо это творение космической жизни, не подвластной нам. Помогать лесу воспроизводиться из семян, а затем оберегать его и вводить его в большую силу — наш долг. И чтобы сохранить лес как наше живое дополнение, мы должны, во-первых, сократить площадь вырубок не менее чем наполовину, используя максимум древесины, уходящей теперь в отходы (200 миллионов кубометров в год!), то есть коренным образом изменить древесную технологию, а во-вторых, перейти на использование промышленных лесов, возделанных своим трудом. Скажем, планируем расширить целлюлозно-бумажный комбинат или достроить новый, постараемся прежде создать для этого производства необходимую лесную базу — быстрорастущий лес. А ежели где сберегли, да накопили избыток деловой древесины в естественном лесу, то используем его только по специальному разрешению экологической службы, то есть не в ущерб экологическому равновесию. Так ведь делают уже во многих странах. В Югославии, к примеру, строительство бумажной фабрики только тогда возможно, когда пред-варительно заложен тополевый лес, из которого можно получать древесину. Наше сознание к этому еще не привыкло, однако надо не только свыкаться с таким ходом событий, но на практике осуществлять его. Один миллион гектаров тополевого леса может дать за 10—15 лет 200 миллионов кубометров древесины для изготовления бумаги, картона, тары и тому подобного.

Таких примеров, показывающих несоответствие современной техники и технологии принципам организованности биосферы, можно было бы привести сотни. Однако и тех, что указаны, достаточно, чтобы пересмотреть всю нынешнюю стратегию развития техники и технологии в биосфере. Решая эту проблему, необходимо помнить, что для каждого подразделения биосферы, даже самого малого, нужна своя чрезвычайно чутко приспособленная к нему техника и технология. Мы видели, как тяжелая техника разрушает все составные части леса и взаимосвязи между ними. Но то же можно видеть и для наших черноземных степей. Здесь тяжелые, мощные тракторы и многочисленная прицепная техника настолько калечат структуру почвы, что она из года в год теряет свои плодородные свойства. И те 150 миллионов гектаров пашни, подверженных эрозии, и те; 1,8 миллиарда тонн смываемой ежегодно с полей и пастбищ почвы, вместе с которой выносится 50 миллионов тонн гумуса и более 43 миллионов — азота, фосфора и калия,—; одно из следствий работы такой техники. А что все это означает? Это означает то, что выносится с полей и пастбищ в 1,5 раза больше питательных веществ, чем производится их в стране и вносится на поля! Это означает также, что наше сельское хозяйство не поднимается на ноги, находится в хронической болезни, ибо основа его — плодородие почв — неуклонно падает! Именно эта техника в существенной мере и обусловила потерю половины плодородного слоя наших черноземов и стала одной из причин так называемой ксерофитизации (опустынивания) всего южного макросклона Европейской равнины.

Очевидно, конструкторская мысль здесь должна быть направлена не на изобретение сверхмощной и тяжелой техники, а на создание той техники, которая могла бы сводить к минимуму потерю производительной способности земли и даже сохранять и повышать ее.
Но, вводя новую технику и технологию в окружающую природу, необходимо не забывать еще вот о чем. Всякое подразделение биосферы есть относительно замкнутая система, работающая по принципу автономного жизнеобеспечения. В этом прослеживается наибольшая устойчивость таких систем от многих невзгод и внешних воздействий. И вековой опыт хозяйства говорит нам, что по такому же принципу должно быть построено и наше хозяйство. Природа должна быть введена в хозяйство как в относительно замкнутую систему, работающую по принципу автономного жизнеобеспечения. Поэтому нужна не общегосударственная жесткая централизация, не дающая возможности переключить те или иные части природы и введенного в нее хозяйства на собственное жизнеобеспечение, а гибкая децентрализация для реализации этого принципа. Поэтому каждому хозяйству, начиная с личного, надо дать гибкую эколого-хозяйственную стратегию управления автономным жизнеобеспечением. Автономные солнечная энергетика, водопользование, лесопользование, землепользование, замкнутый оборотный цикл ресурсов, включая почвенные, растительные и животные,— стратегия менее уязвимой и более жизнеспособной природы и внедренного в нее хозяйства.

Но может ли ограничиваться только этими целями биосферная практика? В чем более глубинный ее смысл? Можно ли считать ежесуточный выпуск 30 тысяч самоходных машин (и в том числе более 7 000 автомобилей и тракторов) и 300 тысяч машин и аппаратов, способных производить работу и с помощью этих самоходных машин и самостоятельно, целью этой практики? Можно ли считать ее целью и ежесуточное производство 670 тысяч тонн железной руды, 700 тысяч тонн чугуна и стали, 3,5 миллиона тонн нефти и угля и много другого? Можно ли считать ежесуточную вырубку 14 тысяч гектаров леса для производства 15 тысяч тонн бумаги и 100 миллионов экземпляров газет и т. п. целью той же практики32? И, наконец, можно ли считать такой целью возделывание 218 миллионов гектаров земли и производство на ней продуктов питания и одежды?
Очевидно, нельзя, потому что это все есть средство для осуществления чего-то другого, более ценного в жизни человека. А если бы это производство стало целью биосферной практики, тогда не трудно представить, что через пару десятков лет ежесуточный поток машин всех родов достиг бы миллионов единиц. Но всякая машина делается не для того, чтобы она просто стояла или чтобы на нее просто любовались: она должна работать и работать по возможности на полную мощность. А теперь представим себе, что эти миллионы ежесуточно выпускаемых машин все будут работать — резать, рубить, точить, рвать, копать, поднимать, опускать, перевозить, двигать, трясти, буравить и т. п. Без преувеличения можно сказать, что с помощью этих машин весь материальный мир, наше окружение придет в хаотическое, ничем не связанное движение, в котором не останется места не только для нормальной духовной, но и физической жизни человека, потому что его жизнь есть функция определенного строя и порядка природы, а не функция хаоса!

Такие темпы и масштабы материального производства, с одной стороны, вызывают гордость за наши возрастающие технические возможности, а с другой — нарастающую внутреннюю, душевную тревогу. А тревогу эту порождает возникающий в нашем сознании вопрос: не растут ли наши технические возможности за счет понижения нравственных и духовных достоинств человека? Ведь не может не вызывать опасения тот факт, что «нарастающее производство» становится самоцелью. Возникает опасение, что оно может утвердиться как самоценное и существенное направление творческой активности человека. И как бы не стало нашим правилом, постоянным желанием— произвести как можно больше машин, продуктов и товаров, а все остальное приложится! А что если не приложится? А что если не в ближайшие годы, то через 5—10 лет при таких темпах и масштабах производства массы продуктов и товаров привязанный к машинам, подчиненный техническому управленческому аппарату человек почувствует, что его жизнь лишена смысла? Ведь культура народов определяется не одним материальным производством, а всеми видами труда и творчества! Что если человек почувствует, что он не может больше участвовать во всех этих видах труда и творчества? Вот тут-то и возникает наш главный вопрос: или идти дальше по пути всеобщего подчинения природы и всей жизни человека гигантскому скопищу машин и основанному на них материальному производству и через тяжкие испытания, нами же вызванные, осознать его невыносимость, или идти по пути подчинения машин и основанного на них материального производства природе и духовной жизни человека? Очевидно, второй путь и есть пусть истины и правды, которые зовут нас подчинить материальное производство духовному творчеству, а наше хозяйство рассматривать как важную ценность, но подчиненную высшим ценностям.

Не только простое поддержание биологической жизни и не только удовлетворение материальных потребностей, а еще (и это главное) высвобождение времени для творчества, «школы» развития духовной жизни личности — вот путь, который не заведет нас в тупик!
И кажущееся противоречие: как же обойтись теперь нам без машин, когда на них построено все материальное производство,— легко разрешается. Не ликвидация техники вообще, а совершенствование ее в соответствии с организованностью окружающей природы и, следовательно, с духовными запросами человека. Несовершенство же современной техники есть прежде всего несовершенство духовной, нравственной жизни человека. Все эти тракторы, автомашины, самолеты, бульдозеры, экскаваторы и тепловозы и т. п. есть лишь крайне несовершенный механизм по сравнению с творениями живой природы — организмами—и кичится ими нам нечего. Они есть грубые примитивные изобретения по сравнению с той совершенной техникой, которую ждет от нас природа. Современная техника предназначена для обслуживания материального производства и находится на грани возможного, но, будучи предназначенной для обслуживания природы и космической жизни, она раздвинет свои потенциальные и реальные возможности в широчайшей перспективе. Техника наших дней, очевидно, нам дана, чтоб ее пережить и почувствовать неизбежность ее замены. И замена ее произойдет потому, что мы стоим на пороге восстановления подлинной иерархии ценностей. Ценно не материальное производство само по себе, а участвующая в этом производстве личность, ее духовное творчество. Биосферная практика — наше материальное производство и хозяйство — есть лишь средство для сбережения и созидания личности, ее многогранной духовной жизни. В иерархии ценностей воля, двигающая эту практику, должна быть согласована и подчинена чувству и мышлению, ведущему к свободе, свойственной всякому дыханию жизни! Ибо этический смысл каждого нашего волевого действия распознается чувством и оценивается мышлением. Поэтому глубинный смысл биосферной практики заключается в том, чтобы восстановить, сохранить и развить духовную структуру личности — индивидуальную и затем соборную, зовущую к высотам свободного самосовершенствования, самосознания и самоопределения посредством сопричастности высочайшим идеалам жизни и вместе с тем и тем самым—восстановить, сохранить и усложнить организованность природы. А это уже есть такое глубинное начало духовной жизни человека, которое является движущей силой творчества и культуры! Творчество же и культура немыслимы без красоты человека и окружающего его мира! Но что такое красота? Но что такое сила красоты?

БИОСФЕРНОЕ ТВОРЧЕСТВО

Красота спасет мир.
Ф. М. Достоевский

Странно звучат эти слова великого писателя и мыслителя в наше время, когда приходится спасать не только саму красоту от надвигающегося реально-безобразного, но и правильное ее понимание от извращенного. Но все соглашаются и всегда соглашались, что эстетически приятное должно вести к реальному улучшению действительности. И такое ее улучшение возможно только тогда, когда в природе наряду с другими творческими силами действует сила красоты. Эта сила может проявляться как в формах природы, так и в формах духовного творчества человека — его искусстве. Но в окружающей нас реальности мы теперь все больше замечаем, что красота отодвигается на второй план или вовсе не признается как творческая сила. Мы заменяем ее какой-то пустышкой, абстракцией, делая эту силу пленницей и служанкой наших эгоистических целей. Будем же надеяться, что мы еще не опустились до такой степени духовной слепоты, которая не излечивается, что в глубине нашей души еще сохранились живые крупицы истинного чувства красоты. Что же нужно сделать, чтобы эти крупицы пошли в рост и дали обильные плоды, спасая мир от безобразного? Чтобы ответить на этот вопрос, надо углубиться в рассмотрение смысла красоты.

Древняя мудрость гласит, что знание есть красота! А знание в реальном мире говорит нам, что красота есть лучшая его половина, именно та его половина, которая не только существует, но заслуживает существования. В подлинном своем выражении красота есть идея, воплощенная в полной свободе составных частей в совершенном едином целом. Но это и есть совершенная организованность окружающего мира, которую мы ожидаем как благо, мыслим как истину и
ощущаем как красоту. И вот для того, чтобы мы смогли воспринять идею красоты, нужно, чтобы она была воплощена в материальной действительности. Законченностью воплощения идеи и определяется красота. Поэтому критерий эстетического достоинства есть наиболее полное отражение воплощения идеального фактора в материальном мире; поэтому красота есть единственная глубинная связь двух основных начал окружающего мира — материального и духовного; поэтому красота самим существованием своим радует и удовлетворяет нашу душу.

Мы принимаем красоту как самый драгоценный дар, любуемся ею, успокаиваемся и освобождаемся от напряжения тяжких трудов. Тем-то и ломается ледяная броня эгоизма и пробуждается в нашем самосознании всепроникающая любовь. А такая любовь есть орудие целостного познания! Другими словами, красота — это не только факт субъективного человеческого сознания, но также свойство реальных природных процессов, совершающихся в мире. Как это может происходить?
Свет есть первое начало красоты в природе, с него все начинается. Дальнейшее же проявление красоты обусловлено именно сочетанием света с материальным миром. Этот-то мир становится носителем красоты посредством действия светового начала, которое либо поверхностно озаряет его (прекрасные световые явления!), либо внутренно проникает в него, организует его (прекрасные явления жизни!). Красота в неживой природе может быть либо в покое (солнечная, лунная, небесная), либо в беспокойстве, в кажущейся свободной жизни (текучая вода, волнующееся море, плывущие облака). Но в неживой природе проявляется лишь низшая степень зиждительного начала Космоса, лишь предварение жизни настоящей, то есть более полной красоты. Вся материя биосферы проникается светом, поглощает его, претворяет во внутреннее движение и затем сообщает это движение всей биосфере, как живому телу планеты,— в звуке. И этот последний, как выражение ее жизни, приобретает свойство стройной звукосферы, природной симфонии, то есть красоты.
Но если в неживой природе мы видим лишь предварение красоты, то в живой природе — зиждительное начало Космоса изнутри зажигает жизнь материального мира, которая проявляется как сама красота. И если мы явно видим образ всеединства или совершенной организованности в звездном небе или великолепной радуге, то его же мы видим — лишь более раздробленно — в тонко «разрисованном» растительном, и животном мире. Космическая организованность именно в живой природе наиболее ярко проявляется как красота. И не может бессильно шевелящийся хаос сбросить с себя стройный образ Космоса не только в беспредельном пространстве, но и тем более в тесном пространстве земных организмов. И здесь, в этом последнем, как нигде, отражается небесно-земная сущность растений — тихо приподнятой к небу земли, преображенной небесным началом земной стихии. Мы всюду видим в нашем окружении совершенство видимых форм минералов, растений и животных. И не можем мы теперь не сказать, что космический световой день есть радуга как проявление красоты в неживой природе. Этот же день есть живая радуга цветов как проявление красоты в растительной природе. И тот же день есть всеобщее согласие, симфония жизни, сочувствующей свету, как проявление красоты в животной природе. А за всем этим мы видим дальнейшее проявление космического процесса становления красоты.

Конечный результат этого сложного процесса есть человек как самоё прекрасное и как самое сознательное природное существо. И будучи таковым, он превращается в активного участника того мирового процесса, который ведет к полному взаимному проникновению и свободной солидарности духовных и материальных, идеальных и реальных, субъективных и объективных элементов Космоса. В человеке и через человека, следовательно, обнаруживается творческая энергия Земли в ее высшем выражении. В нем все живые существа приходят к творческому самоопределению, от него мир ждет выражения смысла всемирной симфонии света и звука, то есть вселенской красоты. И этот мировой процесс, начатый творческими силами, проявленными в природе, и продолженный человеком, виден с эстетической стороны как разрешение космической художественной задачи.
Решение этой задачи означает, что нравственный миропорядок должен включать в себя материальную основу бытия как самостоятельную часть этического действия, которое превращается в эстетическое. Ибо это бытие может быть введено в нравственный миропорядок только через свое воплощение в форме красоты. Как в мире физическом свет превращается в жизнь, становится организующим началом живых существ, воплощаясь в них и в целом в биосфере, так и свет разума не может ограничиваться одним познанием, а должен осознанный смысл жизни художественно воплотить в новой, соответствующей ему действительности.
Красота имеет объективное значение, она действует вне человеческого мира, и к ней не равнодушна сама Вселенская жизнь. И если последней не удается осуществить совершенную красоту в области физической жизни, то путем великих трудов и усилий она создает сознательную жизнь человеческую для осуществления этой задачи,— неисполнимой средствами физической жизни, но исполнимой средствами человеческого творчества.

Поэтому наряду с научным и практическим творчеством — творением знания и практики — должно быть эстетическое творчество — творение красоты. И оно состоит в сохранении той красоты, которая уже создана и видима в природе, а затем в продолжении и более полном воплощении этого дела. В эстетический строй нашего окружения входят все живые существа как носители организованности биосферы, вся она сама как носитель более сложной организованности мира. Отсюда всякое наше хозяйство в конечном счете должно рассматриваться как эстетическое творчество, ибо красота нужна для пробуждения созидающей любви в нас и вокруг нас. В этой-то любви, как наиболее глубоком непосредственном восприятии мира, мы сразу осматриваем в ярком свете весь строй мироздания, получаем о нем целостное знание, которое только одно способно ограждать нас от заблуждений волевого конкретного действия по отношению к себе и окружающему миру. Красота нужна нам, чтобы спасти мир. От отчаяния, от всепроникающего холодного рационализма и самодовольного мещанства. Она нужна нам, чтобы поддержать наши больные силы до выздоровления! Вот почему благосостояние народа немыслимо без красоты человека и окружающего мира. Вот почему красота спасает мир, ибо она есть самая подлинная и истинная жизнь человека!
Этот смысл красоты настолько ясен и давным-давно известен, что, может быть, не стоило бы о нем говорить лишний раз, если бы не те события, которые развиваются вокруг нас также с давних пор. Со всей очевидностью мы теперь видим, что не только не повторяем и не расширяем, к сожалению, художественного дела, начатого творческими силами, проявленными в природе, но даже разрушаем и обезображиваем то, что они создали. А вековой эстетический опыт, который накоплен нашим народом, часто предаем забвению. И если теперь мы уничтожаем красоту земли, то виной тому — забвение векового опыта земледельца-художника. Разве этот художник позволил бы, чтоб сгорал на политых вековым потом полях севера драгоценный лен, из которого можно было бы изготовить красивую одежду для людей? И разве согласился бы этот художник жить не среди чарующих красотой лесов и полей льна, а в удушливых промзонах, где изготовляется химическим путем утратившая красоту синтетическая одежда, небезопасная для здоровья? Там — в старой деревне — сочетались в органическом синтезе знание, практика и творчество, природная и нравственная среда, здесь — в промзоне — господствует трагический разрыв между этими сферами жизни человека, обезображена природная и часто отсутствует нравственная среда.
Последняя включает в себя не только сложившиеся человеческие отношения, но и памятные исторические места, средоточия духовной жизни народа, придававшие ей смысл. Еще и сейчас мы видим на нашей земле тысячи удивительных творений человека — храмов и монастырей — завершающих удивительную красоту природных творений. Красота как дело рук человека продолжала и дополняла красоту природы. Это единство и создавало органическое сочетание природной и нравственной среды. Вот почему старая деревня, ее строения как уникальный памятник деревянного зодчества, как самостоятельная народная мудрость, есть достояние, которое нужно сохранить во что бы то ни стало. Она есть пример того, как надо технику, строительство и хозяйство делать художественным произведением.
Примеров разлада между природой и нравственной средой — тысячи, а результат один — нездоровое и уставшее население среди обезображенной и искаженной природы в городах, поселках городского типа и других индустриальных образованиях. С этим-то связан поиск миллионами людей естественных одежды и жилья, оставшихся уголков неискалеченной природы и мест, где была сосредоточена духовная жизнь народа.

Мы теперь убедились, что обладая биосферным знанием и претворяя его в биосферной практике, в нашем хозяйстве, нужно не забывать, что это хозяйство должно как бы воплощаться в художественной форме, без которой оно теряет всякий смысл. Кто же отвечает за сохранение красоты природы и красоты дел человеческих рук? Можно сказать, что никто! Каждая хозяйственная и строительная организация, как правило, стремится вводить свои произвольные архитектурные формы — лишь бы быстрее и дешевле строить, не считаясь с красотой окружающей природы и созданных ранее человеком творений. Результат этого один — возрастающее загромождение и обезображивание окружающего нас пространства. А между тем в природе — от капли росы до звездного неба — выдерживается единый строй красоты, согласно с которым только и можно создавать свой рукотворный мир красоты (что проявляется не только в величайших творениях зодчих, но также в вековом эстетическом опыте народа).

Обусловленный этим опытом единый эстетический строй в архитектуре воспроизводит в идеализированном виде известные правильные формы природных тел и выражает победу идеальных форм над основным антиидеальным свойством вещества — грубостью и тяжестью. В скульптуре воспроизводится красота человека и строго соблюдается тонкая и точная линия, завершающая телесную красоту, когда она переходит в духовность, которая должна открыться нам в живой, подлинной действительности. Пейзажная живопись воспроизводит по тому же эстетическому строю идеальную сторону сложных явлений внешней природы, избавляя их от всех материальных случайностей, Этот эстетический строй в конечном счете позволяет идеализированно воспроизвести явления природного и исторического процесса, которые открывают высший смысл нашей жизни. Но какой высший смысл заключен в современных жилых и производственных зданиях? Очевидно только один — больше разместить в них людей, да побольше произвести продуктов и товаров! Какой архитектурный стиль мы видим в современных городах и поселках городского типа? В 30-х годах он назывался конструктивизмом, а сейчас, очевидно,— стилем железобетонных конструкций. Архитектура убита в нем стандартом строительных материалов и типовых решений. В застройках наших дней, как никогда, выражается антиидеальное свойство вещества — его тяжесть, грубость, то есть отсутствие красоты. Вот почему наши современные городские дома, план зданий, размеры между ними, их высота, объем и форма так безобразны, наши улицы отталкивают эстетически чуткого человека. Вот почему наша непластическая неархитектурная эпоха оставляет нас только на эстетическом пропитании стариной, к которой мы тянемся всем сердцем! Перед нею мы благоговеем и ищем в ней эстетического спасения.

Удивились бы не только древние зодчие, но и наши деды и прадеды тому, что мы теперь возводим на Земле и как душа принимает все это! За многовековую историю в стране была создана сложная пространственно-художественная система городов и деревень. Она представляла собой единое органическое целое. Это достигалось закладкой городов и деревень с соблюдением того строя красоты, о котором чуть раньше шла речь. Все размеры в городе и деревне, как-то: ширина, длина и высота зданий, расстояние между строениями — были кратными определенной величине. Этим-то создавалось единое эстетическое восприятие застройки земли33. Красота природы входила составной частью в красоту возводящихся городов и деревень. Здесь в неразрывной связи сочеталась природная и нравственная среда. Последняя уже определялась тем, что при планировании, скажем, города сразу закладывалось место его будущей» главной площади с великолепными архитектурными сооружениями духовного предназначения в центре, которые как бы задавали тон селу или городу. Вспомним также наши прекрасные усадьбы прошедших веков, где органически слиты красота природы и красота архитектурных сооружений. Мы видим, как один культурный пласт жизни народа накладывается на другой пласт, как в Московский стиль зодчества вписывается Владимиро-Суздальский и Псковско-Новгородский и далее Киевско-Византийский. Умели же мы беречь красоту природы и творить новую, умели же хранить нравственную связь времен, умели создавать нравственную и духовную среду в седых стенах кремлей, сотен монастырей, тысяч храмов и окружающих их деревень и городов, в которых отразилась вся длинная история бед и славы народа. И когда теперь разрушаем и не храним все это, то надо помнить, что разрушаем и не бережем самое сокровенное, ради чего живем,— любовь к стране и ее памятникам, любовь к красоте, без которой нет жизни!

Если же посмотреть на проблему сохранения красоты глубже и шире, то увидим как обезображивается самое первое начало красоты на Земле — свет. Замутненное небо над нашими промышленными центрами, куда с трудом пробивается солнечный луч,— пример тому. И тот хаос, который еще недавно был скован и побежден земной красотой, теперь сам ее побеждает. Мы все более обнажаем грубое материальное начало в мире. Вещество биосферы все более звучит не от себя, а лишь от внешнего и случайного воздействия техники, сооружений, нагромождений, и потому мы не получаем эстетического впечатления от звука, а слышим лишь шум, всюду шум! Из звукосферы — природной симфонии — биосфера превращается в шумосферу. И негде современному человеку найти покой и отдохновение от этого всепроникающего шума. Все это — чудовищное искажение красоты земного мира, которое одновременно является искажением красоты космического мира.

Знания и практика могут быть злом без красоты. В конечном счете красота есть цель знания и практики. Исправить это положение в биосферном творчестве — наша обязанность. С чего начать это великое дело?
Прежде всего, необходимо опять-таки создать общественно-государственный орган, который отвечал бы за постоянное сохранение красоты природы и Творений человека. В основе его деятельности должно лежать биосферное знание. Он может быть создан и за счет неоправданных мелких и многочисленных, учреждений по охране и реставрации памятников истории и культуры, но в отличие от них этот общественно-государственный орган призван беречь и красоту природы. В целом же он должен направлять действия людей таким образом, чтобы сохранить единую красоту окружающего мира на основе исполнения человеком его нравственного долга. Такой системы сохранения красоты Земли у нас пока нет, и мы не можем надеяться, чтобы функции этой системы исполнило какое-нибудь существующее учреждение. Требуется, чтоб такой орган решил на первых порах самое элементарное. Первое — это то, чтоб он не только взял на учет и под охрану памятники истории и культуры, но и принял на себя все проектные работы по их реставрации и определил очередность их восстановления и пути их дальнейшего использования. Второе — чтоб он составил проекты сохранения памятников в органическом сочетании с природным окружением и затем контролировал воплощение проектов на практике. Третье — чтоб подготовил проекты сохранения природных памятников как особых художественных произведений и также контролировал их воплощение на практике. Четвертое — чтоб создал свободную и разнообразную в своем единстве пространственно-художественную систему городов и деревень на основе единого канона красоты природы. И, наконец, пятое — это то, чтоб любой проект хозяйства, касающийся или создания новых производств, техники и технологии, или освоения природных ресурсов, имел биосферное эстетическое обоснование. Без такого обоснования он не может быть реализован через плановые и исполнительные органы хозяйственными ведомствами и их предприятиями. Разрешение должен давать именно указанный орган — хранитель окружающего нас биосферного зодчества. И думать, что эту задачу может решить какое-либо ведомство, скажем, госгражданстрой, госпромстрой или министерство культуры,— глубокое заблуждение. Биосферное зодчество — самостоятельная и самая важная надотрасль биосферного творчества, дающая фундамент и крышу всем отраслям творчества и хозяйства. Оно стоит выше, чем частное творчество по размещению гражданских и промышленных объектов. Оно определяет каноны красоты природы и человека с его творениями в их органическом синтезе.

Но и не дожидаясь таких действий, будем же впредь более настойчиво, чем теперь, сохранять красоту нашей природы, ее любого неповторимого уголка! Будем сохранять красоту наших березовых рощ и дубрав, ельников и сосновых боров, кедрачей и лиственничников! И сохраняя эту красоту, воспримем их благовест мира, тишину и величие вечной жизни! Будем сохранять красоту наших рек и озер, прудов и болот, побережий и заливов морей! Будем сберегать наши луга, поля и степи, горы и равнины! Будем беречь красоту нашего минерального царства! И, наконец, будем сохранять нашу еще обильную и щедрую красоту мира животного! Начнем с этого, помня, что мы сохраняем великолепный образ организованности природы для нашего же блага, для более полной и совершенной жизни. Создадим возможность проникать солнечному лучу всюду, куда бы он не устремился в биосфере, чтоб делал он свое святое дело — создавал красоту в живой и неживой природе. Выйдем хотя бы на краткое время из шумных городов, где мы уже не слышим красоты звука, в далекие поля, луга, леса, горы, равнины и остановим, хотя бы также на краткое время, и туда долетающие волны шумосферы, услышим стройные звуки биосферы и убедимся, что, не сохраняя и не оберегая их, мы можем потерять то, чему нет цены, что мы не можем получить ни в каких концертных залах — благоговейную симфонию Неба и Земли! Приостановим же разрушение крестьянского искусства, в котором за долгую историю созданы удивительные художественные произведения — дома и дворы, ограды и ворота, мельницы и мосты, амбары и навесы, предметы обихода и быта и т. п. Приостановим также и разрушение оставшихся еще сотен усадеб прошедших двух веков, в которых создан великолепный образ органического сочетания красоты архитектурных сооружении и красоты природы. Впредь не будем подгонять архитектуру наших городов и сел под стандарт железобетонных конструкций, а сделаем наоборот: подчиним эти бездушные конструкции живому творчеству зодчих.

Сохраним же всю столь дорого доставшуюся нам нравственную и духовную среду, помня, что появление неудержимой потребности к сбережению памятников истории и культуры тогда, когда они уже порушены и преданы тяжкому забвению, может обернуться трагедией! Будем помнить, что особая любовь и благоговение, которыми народ окружает места своих нравственных и духовных подвигов — святыни родной земли, никогда не должны покидать нас! Будем помнить, что, делая все это, мы тем самым создаем свою собственную нравственную и духовную красоту.

ВОССОЕДИНЕНИЕ

Древо жизни разветвилось, зацвело, но не дало еще плода!
Древняя мудрость

Переживаемая нами критическая эпоха — борьбы между обособившимися началами сознания людей и, следовательно, их практики и творчества — приближается к концу. Завершается 2500-летняя эпоха научного, практического и эстетического творчества. Ум человеческий сделал много великих открытий, его способность к творчеству дала миру прекрасные произведения, человеческая воля совершила высокие подвиги. И спрашивается: для чего работали лучшие люди? Неужели для того, чтобы утратить старые верховные начала человеческой жизни и не приобрести новые? Неужели для того, чтобы разрушить до основания тот мир, которому мы обязаны своей жизнью? Неужели итог всех трудных и рабочих веков — «пир животного, сытого чувства»? Неужели такие «наследственные» болезни биосферы, как расстройство окружающей природы, понижение нравственных и духовных достоинств человека, все также и впредь будут преследовать нас? И, наконец, неужели потеря всякого универсального содержания безусловных начал человеческой жизни будет нашим уделом?

Нет, будем надеяться, что «древо жизни только разветвилось, зацвело, но не дало еще плода» и что мы переживаем один из этапов развития единой духовной жизни человека и, как следствие, один из этапов развития биосферы. И мы видели уже, что на этом «древе» не только заложена «почка цветка» — биосферное знание, но из нее образуется его «бутон» — биосферная практика и далее даже распускаются первые «лепестки» — биосферное творчество. «Плода» еще нет, но ждать его надо, если злая рука не сорвет его до времени. И постараемся сберечь этот зародыш новой жизни во что бы то ни стало! Каким же он может быть?
Реальный исторический процесс, осмысленный человеческим умом, привел нас к выводу о том, что необходимо (если мы хотим сохранить свою жизнь и наполнить ее истинным содержанием) воссоединение нашей практической деятельности, теоретического познания и художественного творчества. Это означает, что требуется не простое их механическое сочетание, а синтез в единстве тех биосферных этических начал, которые зовут нас к всемерной защите и расширению жизни, к воссозданию ее полноты, а тем самым к совершенствованию организованности природы и нравственного миропорядка. Только такое воссоединение принуждает отказаться от тех жизненных начал, которые, постоянно дробясь, расчленяют единую жизнь и тем самым перерождают ее ткань. Отвлеченные и потому бесцельные, они разрастаются неудержимо, и их дальнейший расцвет бесплоден.
Эти бесплодные жизненные начала — признаки болезни нашего духа, которая постепенно подтачивает человечество. Оттого-то мгла окутывает нас, оттого-то так бедна и пуста наша жизнь собственным содержанием. И потому переживаем мы духовное безвременье!
В самом деле, нет ли чего-то призрачного в том, что созданная человеком техносфера как бы отделилась от человека и зажила самостоятельно: отделившееся знание и связанное с ним техническое умение, которым нет дела до живой души!
Вся природа стала орудием этих отвлеченных начал, этого призрака жизни. И не рукотворные вещи нужны теперь человеку, а самоутверждение, господство над внешним миром, ощущение все время возрастающей своей власти! Распиная ради этого природу, сораспинает себя с ней и человек, потому что она и он есть одно, и все, совершаемое якобы вовне, он совершает над самим собой. И перед ним в мертвенном свете предстоит его новая обитель — царство всеобщей раздельности и вражды, в котором бродит лишь призрак личности!

Только безусловное, единое жизненное начало собирает распавшуюся духовную структуру личности и на такой основе дает смысл столь же единой духовной жизни человека. В этой его жизни как органическом целом культура совмещает высокую степень единства с полным развитием свободной множественности и через это в наибольшей степени удовлетворяются все высокие потребности человеческого чувства, мышления и воли. Как мы убедились, это и есть высшее требование биосферной этики. Нет у человека иного пути, иначе не избавиться ему от тех язв на своем теле, которые разрастаются все шире и глубже, захватывая, может быть, последнюю надежду — сокровенную сердечную жизнь, центр любви, озаряющий и единящий весь строй мироздания. И если эти язвы еще не погубили нас, то причина тому — существование именно такого центра, который, может быть, в основе своей не подвластен разрушительным стихиям мира, ибо несет в себе целостный образ совершенства.

Будем же стремиться к тому, чтобы поскорее закончилась эпоха, когда практика могла произвольно внедряться в окружающую природу без знания биосферной этики. Будем стремиться и к тому, чтобы поскорее кончилась эпоха, когда наука могла отвлеченно познавать окружающий мир, не согласовываясь с требованиями практики и эстетики как функций той же биосферной этики. И будем, наконец, стремиться к тому, чтобы кончилась эпоха, когда эстетика никак не влияла на практику и науку как функции биосферной этики. Связанные воедино биосферной этикой эти сферы жизни человека — наука, практика, эстетика — будучи не равными, но равноценными, станут обогащать друг друга, и настоящая, объективная нравственность состоит в том, чтобы человек служил сознательно этой цели и в малом, и в большом деле, и в личном, и в общественном смысле. Чтобы не было такое заявление голословным и отвлеченным, посмотрим, как может осуществляться воссоединение названных сфер жизни человека.
Представим себе, что мы по старинке, вне мира биосферной этики, решаем, скажем, проблему переброски вод северных рек и озер на юг с целью орошения земель, снабжения промышленности и поднятия уровня Каспия уже теперь в объеме 30—40 кубокилометров, а в недалеком будущем 70—85 кубокилометров в год. Другими словами, намереваемся перебросить с севера на юг уже теперь еще одну Волгу с потоком воды у Ярославля, а в ближайшие, скажем, два десятилетия — ту же Волгу, но с потоком воды у Горького. Что может сказать по этому поводу современная отраслевая наука, обслуживающая хозяйственные ведомства? Она скажет нам, что существенных отрицательных изменений в окружающей среде не произойдет и, наоборот, ее состояние улучшится, скажем, поднимется уровень Каспия, увеличится водность южных рек и в целом обводненность южного макросклона европейской равнины, и следствием такого улучшения и преобразования окружающей среды будет общегосударственный экономический и материальный выигрыш: повысится сбор сельскохозяйственной и рыбной продукции как на юге, так и на севере, и в целом наше материальное благосостояние поднимается на более высокую ступень.

А что скажет по этому же поводу современная узковедомственная практика? Она скажет прямо и гордо: осуществление таких проектов технически нам по плечу. Она уведомит нас, что построить подпорные плотины и создать рукотворные моря, хоть бы на всю северную обширность, да насосные станции для перекачки вод (и сколько их надо, скажут), да подрыть новые каналы, где это потребуется, чтоб потекли реки вспять,— дело теперь слишком привычное и что тут она, практика, руку набила и теперь только бы развернуться во всю ширь по матушке-Земле. А что скажет по этому поводу современное зодчество — столь же узковедомственное — и вообще техническое художество? Оно не скажет ничего определенного; не ответит на вопрос: что может случиться с красотой окружающего мира в одном из примечательных уголков Земли. Разве что раздадутся отдельные голоса людей, беззаветно любящих свою землю, в защиту красоты природы нашего севера и народных памятников зодчества.

Но вот что определенно может сказать не отраслевая наука, а биосферное знание. Рассчитать ход природных процессов в биосфере на обширных наших севере и юге и дать полную картину будущей организованности здешней природы, хотя бы на два десятилетия вперед, никоим образом нельзя, даже если к этому подключатся все прикладные отрасли науки и вся вычислительная техника. В каждой живой клетке ежесекундно совершаются сотни тысяч процессов, управляющих ее организованностью, в каждом организме — сотни и тысячи миллионов, а в каждой крупной «клетке» биосферы, как, например, наш Север,— бесчисленное количество, не поддающееся точному подсчету, так как здесь развивается сверхсложное взаимодействие космических и земных процессов, управляющих организованностью природы. И если мы теперь знаем, что самые малые изменения организованности природы не проходят бесследно, то такое крупное ее искажение прокатится разрушительными волнами от севера до юга, от запада до востока, по всей биосфере. А потому даже не конечные, но скорые и прямые последствия перестройки такого масштаба нашей европейской природы будут чрезвычайно велики. Так, северная природа может быть приведена в состояние хронической болезни, а вместе с тем в такое же состояние может прийти все здешнее хозяйство. Поворачивая, например, вспять с помощью 25 так называемых гидроузлов (с насосными станциями) течение рек Онеги, Сухоны и поток воды из Онежского озера в Белое и далее в Рыбинское водохранилище, мы тем самым затопим большую часть богатейших здесь сельскохозяйственных пойменных и припойменных угодий и одновременно подтопим соседние суходолы. А там, севернее, за последними гидроузлами неизбежно иссушение земли.

И что значит дать еще одну Волгу в водный строй природы нашей средней полосы? Уже сейчас все подземные воды; в Приволжье из-за подпора текучих наземных вод высоко подняты, вся здешняя земная твердь пропитана ими, да так, что нельзя и фундамент дома заложить, выкопать колодец с чистой глубинной водицей, хранить овощи в погребах, выращивать лен или рожь без их вымокания! А прибавим-ка еще столь большое количество воды: все будет пропитано ею сверху донизу, от верхних до нижних пределов жизни, то есть во всем пространстве биосферы. И ведь знаем же мы, что нет ничего хуже гнета затхлой и гниющей воды!
А что при этом может стать с нашей южной природой? На южно-волжских, кубанских, донских, днепровских, днестровских землях, куда мы бросим отнятую у северных земель воду, скажем, для орошения полей, произойдет неизбежная деградация черноземов и утрата их плодородия. Прибавим-ка здесь к естественным осадкам, ‘ИЗ года в год, скажем, только 40 миллиметров слоя воды, да посмотрим, как пяток лет пшеничный колос будет действительно полновесным и густым; потом он станет темнеть, а земля белеть, и тот же колос на ней начнет терять вес, помутнеют водные источники, добавится овражная сеть. Да к тому же на этих землях для получения килограмма зерна необходимо не менее 2 тонн воды, а, скажем, на Вологодской земле — всего одной тонны! И, может быть, приняла бы та южная земля без большой порчи эту добавку рукотворного дождя, но кто поручится, что и унавозим ее обильно, окружим ее сполна лугами и лесами, дадим ей не отравленную воду, посеем то, что ей более угодно, вспашем и сбороним ее вовремя и подходящей для нее техникой? А если создадим это экологическое равновесие — будет ли необходимость в рукотворном дожде? Нет, тогда земля сама наполнится влагой! А пропустим-ка еще десяток-два кубокилометров воды через современное технологическое производство и даже, сколько будет возможно, очистим ее, потом сбросим промышленные стоки в воду и спросим себя: что будет с ней? В наши дни источники слишком загрязнены миллионами инородных веществ, а добавка еще и сточных вод в них неизбежно вызовет дополнительное загрязнение, в десятки раз превышающее теперешнее, и тогда вряд ли мы осмелимся назвать реки живыми источниками: живыми Волгой, Окой, Доном, Донцом, Днепром и т. п.

Что касается уровня Каспия, то еще с XIX века натуралисты знают, что он находится под контролем всей биосферы, всей системы Земли и пытаться рукотворными мерами управлять им—все равно что лошадь взнуздывать с хвоста! Посмотрим и убедимся вскоре, что уровень этого евразийского моря будет подниматься в течение десятка и даже более лет и уже поднимается независимо от нашей воли в соответствии со сложной ритмикой природных процессов различного временного и пространственного масштаба нашего планетно-космического окружения.
Так что трудно полностью представить себе тот урон, который понесет, скажем, двинская, сухонская, прикубенская, белозерская, онежско-каргопольская и волжская земли. Никогда, может быть, с тех пор, как помнит эта земля сознательного человека, ходившего по ней, защищавшего и возделывавшего ее, она не испытывала еще такого над ней надругательства! Но «позора земли не прощает Земля»! Напомним еще раз, что биосфера — живое тело планеты и наш северный край — также живой ее орган. В таком теле, в каждом его органе, речные системы, как кровеносные системы в организме человека, выполняют особенно важные функции. Речные системы Печоры, Мезени, Онеги с определенным направлением потока «крови земной» — в нашей северной «клетке» биосферы, а речные системы Волги, Кубани, Дона, Днепра, Южного Буга и Днестра — такие же «системы» со столь же определенным направлением потока в южной ее «клетке». И меняя направление потока этой «крови земной», мы или убиваем жизнь «клеток», или заставляем их хронически болеть! Попробуем-ка изменить направление потоков крови в нашем организме, да посмотрим, что с нами произойдет! И пусть те, кто учиняет этот эксперимент, попробуют вначале испытать его на себе, а потом уже на беззащитной природе! А ведь замахивались сделать то же самое с «кровеносными системами» Западной Сибири! И если бы мы имели возможность видеть не только прямые и скорые, но самые отдаленные и конечные последствия такого изменения нашей природы, то, скорее всего, сразу же отступились бы! Потому-то все подобного рода проекты и затраты на их разработку есть не что иное, как волевое решение без достаточного основания: так нам захотелось, так будет, так мы властвуем над природой!

Но вот что может следовать из биосферной практики. Природа, скажем, нашего европейского севера с помощью той же техники, тех же экономических вложений, нравственных и духовных усилий людей должна быть сохранена и введена в хозяйственный оборот более интенсивно, чем теперь. Она должна быть нашей житницей и надеждой, ибо может дать нам пищу, одежду и кров. Она может дать нам лен, пшеницу, рожь, ячмень, рыбу, молоко, масло, драгоценный лес, чистую воду, дома и, наконец, плодородную, не знающую засух землю, ухоженную и одухотворенную нашими предками! И нет в ней лишних природных ресурсов. Они должны быть использованы здесь с большей отдачей, чем где бы то ни было! Только это может сказать биосферная практика. И вот еще что она может нам подтвердить: если бы даже любой ценой мы претворили в жизнь эти проекты, то это никоим образом не исправило бы положения с использованием наших водных, земельных и растительных ресурсов. Это исправление возможно только путем восстановления экологического равновесия южного макросклона европейской равнины, о котором шла речь. И надобно с помощью той же техники, части экономических вложений, что планируем бросить на осуществление этих проектов, и самых напряженных нравственных и духовных усилий восстановить экологическое равновесие в северной «клетке» биосферы. Результат не заставит себя ждать, и древняя наша житница отблагодарит нас сполна. Вспомним, как боролся и ратовал в конце прошлого века именно за восстановление такого равновесия наш соотечественник, крупный естествоиспытатель В. В. Докучаев. Вспомним, как мы вняли его голосу несколько десятилетий тому назад, но делали это благое дело часто непродуманно, поспешно, без достаточного биосферного знания и обоснования и потому порой безрезультатно. Но там, где подходили со знанием дела и с полной нравственной ответственностью, еще и сейчас имеем прибыток: обильную и богатую землю с высокими урожаями и нравственное удовлетворение от того, что можно вводить ее в большую силу.

Вот что, наконец, может сказать в свою очередь биосферное зодчество. Оно может прямо и ясно указать нам, что осуществление таких проектов приведет к утрате красоты природы Севера и самобытного народного творчества. Утрата эта будет ничем не восполнима. Если бы даже нам удалось получить какие-либо экономические и материальные выгоды, то они ни в коей мере не окупятся. Разве может быть в чем-то оценена красота северных рек и с их причудливыми берегами, поймами, красочными лугами и лесными чащами, то поднимающимися в вышину суходолов, то опускающимися прямо к живому потоку воды? Разве может быть чем-нибудь окуплена красота северных живописных деревень, храмов и монастырей, расположенных по этим рекам? И биосферная эстетика добавит нам, что мы не только должны сохранить красоту этой земли как уникальное творение природы и творение народных зодчих, но и умножить ее, оставить грядущим поколениям, чтобы они видели, как надо природу и вписанное в нее хозяйство делать художественным произведением.
И чаша весов непременно склонится не в сторону сиюминутной выгоды (да и ее не следует ожидать!) узковедомственной практической деятельности, а в сторону биосферной практики — сохранения большей полноты жизни не только на наших Севере и Юге, но и во всей стране. И эту полноту жизни мы сохраним тогда, когда наша земля будет обильна лесами, лугами, полями, степями, озерами и реками, животными и растениями, когда красота будет разлита во всем — в природе и в делах человеческих, когда все это будет находиться в гармоническом взаимодействии и единстве. И только тогда мы сможем сказать:

И с радостью внимаешь звуку слов:
«Я Руси сын! Здесь край моих отцов».

Только это может сказать нам биосферная этика! И мы оставим все подобные проекты как надуманную идею, как идею старого мира—мира войны с природой. Они, эти проекты, есть антиэкологическое, антинравственное и антидуховное деяние! Но как осуществить все сказанное на практике и кто же у нас может принять такое решение? Именно те общественно-государственные органы (и биосферного знания, и биосферной практики, и биосферного зодчества), о которых уже говорилось. Однако может оказаться, что их компетенции будет недостаточно, чтобы правильно, во всеединстве решить возникшую проблему не только для настоящего, но и для будущего, И вот здесь-то мы сталкиваемся с решением задач, которые выходят в нравственный и духовный мир нашей жизни — в мир соборной личности народа. Тут многое и многое нам придется пересмотреть и продумать. Одно ясно: такие задачи не могут решить какое-либо ведомство, министерство или Госплан. Биосферное знание, биосферная практика и биосферное творчество как функции биосферной этики стоят выше, чем частные отрасли производства. В своем единстве это знание, практика и творчество дают фундамент и крышу всем отраслям хозяйства, всему теоретическому знанию и всему художественному творчеству. Для нас звучит пока непонятно и непривычно: как это биосферная этика может решать какие-либо научные, хозяйственные и эстетические проблемы? А между тем если мы хотим нормально вводить нашу природу в хозяйство, плодотворно развивать науку и сохранять красоту окружающего мира и в целом поддерживать нашу жизнь, то без согласования с биосферной этикой это сделать невозможно. Потому-то этические критерии должны пронизывать жизнь каждого человека, каждой семьи, каждого коллектива, любого учреждения, ведомства или государственного органа и в целом всего народа. На любом уровне нашей многогранной жизни мы должны задавать вопрос: что скажет биосферная этика? И поэтому-то, видимо, и нужна общественно-государственная структура самоуправления нашим этическим благосостоянием, которая, как в фокусе, воссоединяет биосферную науку, биосферное управление хозяйством и биосферное зодчество. Этого давно требуют наши мышление, чувство и воля. И какие бы мы ни пытались осуществить проекты — будь то новой техники, технологии и промышленности, освоения лесов и лугов, вод и болот, пустынь, равнин и гор, ископаемых богатств, строительства городов и населенных пунктов, путей транспорта и связи — необходимо рассмотреть их вначале отдельно во всех трех общественно-государственных органах знания, практики и творчества, а затем и биосферной этикой. Эта же последняя есть определенная духовная установка, указывающая провиденциальный характер и концентрирующая в себе смысл истории народа. Она говорит нам не о сиюминутной «смазке вертящихся колес непонятной машины производства», на которой мы якобы несемся к великому будущему, а о стремлении к тому, что наши предки привыкли чтить как праведное, великое, святое! Она — хранитель целей, к которым идет человек на Земле! Она сберегатель не только чистоты атмосферы, которой мы дышим, голубого неба, которое мы видим и которое смотрит на нас, освещая каждое наше лицо, но и чистоты нравственной среды! Она идет впереди всякого управления, всякого хозяйства!

С этой точки зрения должны быть исправлены те ошибки, которые мы допустили на практике, осуществив многие антиэкологические и антинравственные проекты «преобразования» природы, которые, как злокачественная опухоль, отравляют нашу жизнь.
Не потому ли до сих пор, не подходя к делу именно так, мы не смогли решить, скажем, проблему сохранения музея-заповедника «Ясная Поляна». Возведенные по одну сторону химический комбинат, производящий те злосчастные синтетические волокна и мочевину, а по другую — металлургический комбинат (еще во времена Л. Н. Толстого) выбрасывают многие вредные газы, пыль и пары тяжелых металлов прямо в «Ясную Поляну». Бывают такие дни и особенно ночи, когда над ней висит жестокий смог, всякий раз напоминающий о нашем тяжком бездушии и бездумии! В результате гибнет растительность парка, повреждается уникальная библиотека и несут урон архитектурные сооружения. Спрашивается: неужели не было другого места, только здесь нужно было размещать такое небезопасное производство, и неужели нам дороже синтетические ткани и удобрения, чем всемирно известная «Ясная Поляна»? Комбинатов и заводов можно соорудить много (и с таким же успехом загрязнять от них окружающую среду), но возвести «Ясную Поляну» невозможно! И многие годы идет спор между министерством химической промышленности и министерством культуры; больше или меньше загрязнять среду, коротко или долго губить «Ясную Поляну», больше или меньше вложить средств в очистные сооружения комбината и завода, увеличивать или не увеличивать на них производство? Как они могут решить эту проблему, если она не экономическая, а нравственная, духовная. И оттого-то и надобно ее решать на началах биосферной этики! Так надобно решить, скажем, и жгучую проблему сохранения, восстановления и использования памятников истории и культуры: тысяч храмов, сотен монастырей и усадеб, где мерзость запустения неотвратно отравляет нашу душу. Как можем мы мириться с тем, что великолепные творения зодчих, в которых выражена нравственность, духовность и мудрость народа, заняты складами, ремонтными мастерскими, заводами, гаражами, свалками или просто разграблены, не охраняются и рушатся на наших глазах? Но ведь это все равно что в Русском музее или Эрмитаже сделать конюшни или мастерские по ремонту тракторов и автомобилей (даже если и по соседству с ними!). Или, скажем, все равно что возвести на Бородинском поле металлургический завод! А подобных примеров можно было бы привести много, слишком много!
Решая проблемы становления единства все еще враждебных друг другу сфер нашей жизни, мы убедимся, что мы уже начали исполнять нравственный закон, о котором так образно сказал А. С. Пушкин:

Два чувства равно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека
И все величие его.

Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как….. пустыня
И как алтарь без божества.

И не этот ли закон столь глубоко сознавал Ф. М. Достоевский, когда все время учил нас любить землю и быть ей верным во веки веков? И не этот ли закон говорит нам, что тот, кто твердо стоит на земле, сохраненной и возделанной с большой любовью предками, способен подниматься на такие нравственные и духовные высоты, откуда виден мир в ином свете, во всей его красоте и предназначении?
Мы видим также, что в своей глубинной основе именно этот закон не только обобщает все частные законы, проявление которых мы видели ранее в биосфере, но также утверждает, что все нравственное от нравственного и все духовное от духовного, то есть что нет полноты нравственного и духовного без предшествующей их полноты!
Будем же трудиться над исполнением этого закона не только в области биосферной практики и творчества, но и еще более интенсивно в области биосферного знания. И в этом последнем деле мы должны работать не покладая рук. Исполнить его — долг каждого ученого!

ЕДИНОЕ ЗНАНИЕ

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени,
И свет обретши, ропчет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит..
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры — но о ней не просит…
Ф. И. Тютчев

Эти слова великого поэта и в наши дни звучат из глубины XIX века как набат в преддверии самых мощных разрушительных событий на Земле, как сокровенное и последнее предостережение! И неужели теперь, когда эти события идут полным ходом, мы не осознаем этого предостережения? Неужели и теперь мы, сознавая свою возможную погибель, жаждем веры, но о ней не просим?
Да, тогда, когда писались эти строки, только чувствовалось дыхание грозного, ответственного часа истории, теперь же он наступает столь стремительно, что только ослепленные самомнением не видят этого! Свобода испытана, унесенное из отчего дома наследство иссякло, началось время духовного голода, когда все чаще вспоминается покинутый дом, где были рождены. Угар чрезвычайно высокой оценки своих умственных завоеваний проходит. Самодовольное стремление переоценить высшие ценности жизни так и осталось бесплодным. Ни философская мысль, ни научное искание, обострившие наше духовное видение во всем, что касается внешней оболочки явлений, ни на вершок не подняли покрова Изиды, все также закрывающего глубинную суть явлений. Столь теперь размножившаяся техника, сделавшая человека искусным ремесленником, еще более обострила его тягу к духовным ценностям, и он, как нищий, стоит с протянутой рукой. Мертвенный натурализм современного искусства усугубляет этот тяжкий духовный недуг!
Потому и вся современная культура,— в прошлом пышное раскидистое дерево — стоит с сухими и голыми ветвями, чахнет и блекнет, уж давно не цветет! При всей проделанной человечеством гигантской работе по внешнему объединению людей, мы все больше страдаем от взаимных отношений: люди не становятся ближе между собой, они все меньше соединяются внутренней связью, утрачивая данное им не только равенство, но и братство. Любовь покидает их сердца!

Потому духовная атмосфера становится все напряженнее и тяжелее. И в этой атмосфере те из нас, в ком не погасло сострадание к бедам нашего мира, в ком не утрачена ответственность за него, понимают теперь, что никогда из творческих исканий полностью не исчезал светильник единого знания о мире как органическом целом, развивающемся по пути осуществленного совершенства. И вера в то, что этот светильник никогда не затухнет совсем и даже тогда, когда среди нас останутся лишь немногие, знающие о нем, есть залог того, что мир движется к совершенству. И кто знает, сколько теперь таких среди нас? Возжечь же высший свет человеческого разума и есть последняя повесть науки!
При всем том вот что примечательно: сама современная эмпирическая наука, весь ход ее развития в последние века не в состоянии были погасить этот светильник, захламить и завалить его громадной толщей своих опытных исканий о материальном мире. Наоборот, под этой толщей он возгорелся сильнее, потому что в сокровенных глубинах нашего сердца мы чувствовали и умом понимали (но не рассудком), что эмпирическая наука никогда не отвечала и не ответит на вопрос: как человеку в мире жить, в какие отношения он должен вступить с миром, со всеми торящими его силами? Она только открывает все новые и новые силы природы, устанавливает степень внешней физической зависимости человека от нее и тем самым расширяет его материальные связи с ней, создает условия более полной физической жизни, что тоже необходимо для человека. И потому честь, и слава, и благодарность от современников и потомков кропотливым и упорным труженикам, посвятившим многие годы на изучение фактов по своей специальности. Не напрасен их труд! Но не возродил духовно и не возвысил нравственно людей этот гигантский труд, которому отдано столько человеческих сил! Он не дал и никогда не даст нам нравственной силы для того, чтобы в каждом отдельном чувстве, слове, поступке был вечный смысл, дающий право жить! Но что же этот труд нам показал? Он показал, что эмпирическая наука беспредельна, она может разрастаться и дробиться до бесконечности, показывая, что материальный мир тоже беспределен и бесконечен. Он создал не единицы и даже не десятки, а тысячи отраслей науки. И стоит теперь современный человек перед гигантским нагромождением фактов, полученных этими науками, и не знает, что ему делать: дальше ли воздвигать эту громаду или оставить это дело и начать все заново, но на другой основе, или же высечь из всего накопленного материала священный огонь! И в душе многих и многих ученых теплится сознание того, что они слишком далеки от истинной жизни, слишком нечувствительны и невнимательны к великим идеям, которые одухотворяют и облагораживают ее, возвышают саму опытную науку. В них теплится сознание того, что если они ‘не хотят, чтоб их мысль измельчалась и уровень жизни понижался, а строй природы распадался, то им надо чаще обращать свой взгляд на основные начала того круга наук, к которому относится их специальность и, главное, постоянно освежать свой дух и сознание изучением бессмертных творений гения, к какой бы опытной науке и к каким бы творческим исканиям они не относились! Именно эти творения, как путеводная нить, показывают, что в глубине своей перерыва в едином знании о мире как органическом целом не было. И если заблуждения людские стали весьма велики, то лишь потому, что запас этого единого знания, накопленного в веках, предается забвению, не пополняется, а иногда и игнорируется. Если мы хотим знать, в чем титаническая работа разума и завещанные нам его плоды, то нам следует обратиться к мыслителям и пророкам глубокой древности, мыслителям Эллады — Сократу, Платону и Аристотелю, плеяде величайших мыслителей первых веков христианства, мыслителям Западной Европы — Паскалю и Лейбницу, Шеллингу и Гегелю, Карлейлю и Гете, русским мыслителям за последние 150 лет — Киреевскому, Пушкину, Хомякову, Тютчеву, Достоевскому, В. Соловьеву и совсем недавно жившим — Флоренскому, С. Булгакову, Н. Лосскому, Вернадскому и Чижевскому, да и всем безымянным мудрецам и духовным подвижникам из народа.

Действительно, на протяжении всей истории познания самих себя и окружающего нас мира мы видим, что, сколько бы ни дробилось это мировое единое знание на частные науки, на его месте не возникает пустота: на его долю всегда остается в любом случае исследование общих основ мира, образующих самостоятельное знание, которое не столько пользуется услугами частных наук, сколько служит общей основой для них. Оно раскрывает общую основу организованности мира. И величайшие гении и мыслители были апостолами мира как органического целого. И в наши дни мы убеждаемся, что ни математика, ни механика, ни астрономия, ни физика, ни химия, ни биология, ни социология не могут выступить в качестве общей функции, внутренне соединяющей все эти частные науки вместе, в единое целое. Равным образом и их простое соединение может дать только сумму, а не это общее основание. Оно не слагается из частных наук, а предполагается ими. Потому должен быть синтетический принцип, который не может быть дан частными науками ни в отдельности, ни вместе взятыми. Этот-то принцип допускает некоторое универсальное знание, содержащее в своем единстве все те начала, которые порознь проявляются в частных науках. И вот теперь мы вступаем в такое время,»в котором так ярко сверкнул луч единого биосферного знания. Уже в начале своего пути это знание разрывает плотную темную завесу ограниченности земной, где бьется жизнь, оторванная от космических начал, где никто и ничто не ждет нас впереди.
Впредь будем хранить то собранное в течение тысячелетий сокровище, которое говорит нам о настоящем нашем месте в мире и о наших судьбах. Будем надеяться, что возгорится с новой силой единое знание, понимающее мир как единую развивающуюся индивидуальность. Будем надеяться, что возродится с такой же силой и древнейшее, как сам мир, знание — индивидуальной космологии, которая заимствует как многие посылки из частных наук, так и завершает, но не обосновывает их. На ее долю выпадают все начальные и конечные проблемы исследования, так что она служит фундаментом и крышей для частных наук и вместе с ними образует органическое целое знание. Учение о биосфере, об ее организованности и есть одно из важнейших начал такой космологии. И сам человек, обитающий в своем живом дополнении— биосфере, есть космологическая индивидуальность, несущая в себе совершенствующийся микрокосм и творческое духовное начало,— поистине Личность! И потому сущность мира воплощена в Личности!

Именно в Личности воплощается не только достигнутое совершенство бытия, но и осуществляется его гармоническое развитие к предельному совершенству. И чтобы обнять бытие мира в его цельности, надо знать и Личность и Число, которые суть неразделимы. Зная только закономерности бесчисленных рядов природных явлений и выражая их соотношение числом, мы многое умеем, но, не зная и не ведая Личности, творим без смысла! Личность — вот то, что было предано забвению, и пагубные последствия не замедлили сказаться.
Вглядимся внимательно и увидим, что там, где опытная наука сталкивается с тайной Личности, она останавливается в недоумении, ибо ее интересует только общее, типичное, бескрасочное,— то, что можно выразить Числом. И всякий раз, как современное научное познание прикасается ко всему живому, индивидуальному, личностному, они умирают! И горе будет нам, если мы и дальше изберем себе в удел эмпирическую науку — Число, но забудем Личность! Вот почему выше говорилось о том, сколь важны нам теперь именно биосферное знание, биосферная практика и биосферное творчество, ибо они суть ипостаси единой жизни космологической индивидуальности — биосферы, которыми поверяется смысл таких же ипостасей жизни человеческой Личности.
Возрождая из забвения единое знание, раскрывая его вековые истоки, мы восстанавливаем иерархию ценностей знания вообще. Последняя говорит следующее: чтобы понимать цельную непротиворечивую общую картину мира, как основу для всех частных утверждений о нем, необходимо восстановление и развитие древнейших из всех знаний — онтологии как знания о сущности мира и космологии как знания об общих связях между частями мира, то есть об его организованности. Это есть самое важное, первостепенное знание, его начало и конец, а частное знание — столь же важное, но вспомогательное. И, конечно, взаимоотношение частного и единого знаний сложны. Частное знание возникает и развивается вместе с общими представлениями о мире. Находясь на фоне этих общих представлений, частное знание с самого зарождения взаимодействует с единым знанием. И потому получить единое знание о мире просто и легко, как обобщение частных знаний, то есть как нечто производное из частных наук, никоим образом нельзя. Частное никогда не может дать общего. И потому также для изучения единой и самой общей стороны действительного мира нужно выработать особое направление наблюдений и иметь способность отвлекаться от калейдоскопа смены событий, и, может быть, даже владеть особым характером сосредоточения, возвышающим исследователя над; всеми мелочными потребностями и невзгодами: жизни.
Никакая частная наука не ответит нам на такие вопросы: существуют ли носители организованности мира? Существует ли причина ее зарождения? А отвечать на эти вопросы надо, потому что от ответа на них зависит: будет ли наше знание отвлеченной абстракцией или проводником нравственной и духовной жизни, центральным «нервным органом», посредством которого передаются импульсы от всех других «органов». Будучи таким проводником, единое знание, в согласии с едиными практикой и творчеством, дает нам силу, чтобы жить в гармонии с Вселенной. Оно снимает с повестки дня и положительно решает проблемы той современной практики, которая вступила в противоречие с законами, управляющими Космосом.
Во-первых, она вступила в противоречие со всем строем природы, вызывая ее дезорганизованность, а во-вторых,— не имеет под собой какого-либо основания (цели и предназначения), кроме погружения человека в механизм бессмыслицы, всеобщей войны с самим собой и природой и растраты на это всех его духовных сил. Результат налицо: никогда еще Личность не была так хила и поругана, как теперь, в эпоху расцвета науки и техники. Даже мир, полный вечных истин и озаренный столь же вечной красотой, не волнует глубоко ее душу! Она не видит себя целостной ни в чьем любящем взоре! И это — самая страшная трагедия современного мира, ибо обезличение неизбежно ведет к закату культуры! Надо выйти из этого обезличения мира и чем скорее, тем лучше!
И, может быть, несмелыми шагами мы переступаем уже порог безмерно богатого личностного мира, в котором открывается нам величайшая картина во Вселенной: Земля с ее населением индивидуум; каждый народ есть индивидуальное богатство единого человечества; всечеловечность же есть высшая полнота всего народного; каждый человек есть Личность, которая сознает себя таковой и тем самым крепнет, восстает в личном и целостном восприятии — во всепроникающей любви!
Созерцая живую Личность, мы проникаем в сокровенные тайны мира и видим его созидающее совершенство. Входя в живой храм Личности, мы чувствуем замирание раздельных чувства, мышления и воли и воскресение их единства — того мирового чуда приобщения к невыразимому полному знанию! Только находясь в этом храме, мы все более сознаем, что несем в себе знамение космического происхождения, элемент всемирности.
Соприкасаясь с этим личностным миром, мы все более понимаем, что существуют в его глубине неуничтожимые начала красоты, истины и блага и что без их единства невозможна наша нравственная и духовная жизнь. В этом мире физическая красота относительна, нравственна я — неувядаема, а духовная — абсолютна. Последняя служит основой проявления первых двух.
Соприкасаясь с личностным миром, мы все более чувствуем, что существуют в его глубине неуничтожимые начала духовной и нравственной солидарности, принадлежащие к числу основного строя вселенной. Они устанавливают, что ничего в нем нам не чуждо, что все живое — всекосмично, вся жизнь в нем — едина и неразделима. Не одно только взаимное тяготение миров друг к другу, не общие нам силы полей и вещества и даже не одни только общие нам понятия красоты, истины и блага связывают все сущее в единое и нераздельное целое; их соединяют между собой космический закон духовного родства. И настоящая родина человека есть не только та страна, где он родился и не только та Земля, где он живет, но Вселенная — материальная и духовная. Человек же в этом строе и порядке все более становится центром биосферного и космического согласия, приближаясь к образу осуществленного всеединства не только в идее, но и в действительности, то есть все более помогает вести нравственный и материальный мир к осуществленному совершенству духовного мира!
Мы не можем больше чувствовать себя посторонними во Вселенной, мы должны нести ответственность вместе со всеми за каждое живое существо, за биосферу и землю, за все мироздание.
Нам теперь нужна небывалая творческая — нравственная и духовная — активность, обращенная к вселенской благой жизни, как в познании, так и в действии. Нам теперь нужен не тот рабский антитруд, который не созидает, а разрушает и нас, и наше живое дополнение — биосферу, а творческий труд, восстанавливающий нравственные и физические силы людей.
Но при этом вот что необходимо помнить: глубокая вера прощает и наши глубокие заблуждения, но не позволяет впредь так же заблуждаться! И потому не будем обольщаться, что так просто, без наших усилий придет сам собой этот желанный мир. Нет, он не придет сам собой! Если не изменимся внутренне, не переродимся нравственно и духовно, не обратимся к другим началам жизни, к которым стремились в веках духовные подвижники,— не быть тому! Да ведь и смысл существования Земли, биосферы, человечества, человека в том-то и состоит, чтоб росла и крепла духовная Личность, чтоб возгорались в нас, как огонь, любовь и милосердие, чтоб была вера в неумирающее значение и величие всякого духовного и нравственного усилия, без которого жить не стоит и жизнь бессмысленна! И все это начертано в нашей душе!

А человек, излечившись от поразившего его векового недуга не столько сердца, сколько ума, станет блюстителем биосферной этики и центром биосферного согласия и тем самым носителем более совершенного порядка нравственного и материального мира не только в идее, но и в действительности, он станет явлением всекосмическим и потому сознает себя не затерянным атомом в безбрежной Вселенной, а могучим деятелем — сотворцом ее совершенствования и одухотворения.
В этом и есть становление истинной культуры, освещенной внутренним светом и вечной, как сама вселенная, жизнь. В этом и есть предупреждение того рокового исхода, который, как дамоклов меч, грозно висит над нами. Постараемся устремить свой взор в этот мир, исполнить свой нравственный долг до конца, чтоб впредь не сказал поэт:

Что нет в нас сил для возрождения,
Что мы бесчувственно влачим
Оковы зла и униженья
И разорвать их не хотим…

Поэтому не оставим более Землю — свое родное жилище — в беде, не покинем его до времени, не исполнив в нем своего предназначения, но разожгем в нем духовный огонь, чтоб не угасла навечно жизнь, чтоб все ушедшие и грядущие поколения людей были нам благодарны! Признаемся же, наконец, в том, что мы совершали до сих пор надругательство над беззащитной природой.
И последний, заключительный вывод: чтобы спасти биосферу и все великое и драгоценное, что создано в ней гением человека,— тот самый близкий и родной нам мир, без которого наша жизнь невозможна, от стремительно надвигающейся ядерной, экологической, технической, нравственной и духовной катастрофы, есть самый важный путь — воскресения духовной Личности — индивидуальной, семейной, народной, общечеловеческой. И только такая Личность будет способна нести ответственность за судьбы мира. И пусть наша великая Отчизна приступит к свершению этого дела!

1 Активным в настоящее время — в отличие от потенциально активного мира.
2 Шипунов Ф. Я. Организованность биосферы. М., 1980
3. Шипунов Ф. Я., Степанов А. М. Изменение химической структуры биосферы в результате сжигания ископаемого топлива// Изв. ВГО. 1979. Т. 6.
4. Патин С. А. Экологические аспекты глобального загрязнения морской среды// Океанология. Вып. 4. 1976. Т. XVI.
5. Савицкий А. А. Рак легких. М., 1957.
6.Мооrе Мichael R. А heavу соnverenсе оn сhildren аnd 1еаd. «Аmbiо», 1979. 8. № 5. С. 227—229.
7. Согрина В. И., Шарова 3. П. О распространении и структуре бронхо-легочных заболеваний у детей г. Новокузнецка; Рыкова В. А., Зыкина Э. В., М а ц к о Д. Е. Анализ летальности от вируснобактериальных поражений у детей г. Новокузнецка. Соц.-гигиен. и медико-биолог. проблемы крупного промышленного города. Л., 1979. Московские новости. 1987. 16сент.
8.Singh Hanwat Вir. Рhosgenе in thе аmbient аir// Nature. 1976. № 264, 5585.
9. Голубчик М. М. Современные проблемы хозяйственного использования и охраны естественных ресурсов развивающихся стран: Проблемы природных и экономических ресурсов. Саранск. Ч. 1; 1976. Sioli.H. Аmzonien: Der Wе1t gro?tes Wald in Gefahr: — Umschau Wiss. Ind Тесhn., 1977, 77, № 5. Тhе vanishing junglе.— Widdlifе, 1975, 17, № 8.
10.Nаvеh Zеv. Тhе nео-tесhnо1оgiсаl 1аndsсаре bеgrаdа1ion аnd its есо1оgiса1 rеstоrаtion.// Роllut. Еng. aпd. Sci Sо1ut. N. Y.; L., 1973.
11. Шипунов Ф. Я. Настоящее и будущее ландшафтной сферы //Природа. 1971. № 5
12.Шипунов Ф. Я. Организованность биосферы. М.: Наука, 1980; Томашпольский Л. Мировой энергетический баланс: проблемы последней трети века// Мировая экономика и междунар. отнош. 1967. № 2.
13. Правда. 1986. 21 мая.
14. Советская Россия. 1986. 4 июня.
15.Легасов В. А., Феоктистов Л. П., Кузьмин И. И. Ядерная энергетика и международная безопасность// Природа. 1985. № 6.
16.Реtегson James Т. Сlimetic аsресts оf waste heat. //Роllut. Еng. and Sci. Solut., N. Y.; L., 1973.
17. Сватков Н. М. Основы планетарного географического прогноза. М.: Мысль. 1974.
18.Hamkens Treerk Haye. Umweltschutz. Uber Beschutzer unol Verschmutzer von Luft, Land und Wasser.— «Elek. Masch.», 1976, 55, № 1, 10—15.
19. Шипунов Ф Я. Опасная болезнь ландшафтной сферы/ Природа. 1968. № 10.
20. Forrestal L. Deep mystery//Environment. 1975. № 8. p. 17.
21. О техносфере, социосфере, этносфере и ноосфере см. подробнее в научных трудах: Ферсман А. Е. Геохимия. Л., 1933. Т. 1; Высоцкий Б. П. Проблемы истории и методологии геологических наук. М.: 1977, «Недра», а также Сен-Марк Ф. Социализация природы. М.: Прогресс, 1977; Вернадский В. И. Несколько слов о ноосфере: Химическое строение биосферы Земли и ее окружения. М.: Наука, 1965; Гумилев Л. Н. Этногенез и этносфера//Природа. 1970. № 1.
22. Дорет Ж. До того, как умрет природа, М.: Прогресс, 1968.
23. Dodelyk ivoor //. «Аrtis», 1976, 22, № 1, 21—22.
24. Вопросы философии. 1973. № 4. С. 71.
25. Вернадский В. И. Биосфера в космосе//Биосфера. Л.: Научн. химико-технол. изд-во, 1926. Вернадский В. И. Геол. и геохим. проявление Земли как планеты в солнечной системе и в Млечном Пути. М.: Наука, 1965.
26. Такой орган должен быть наделен полномочными правами надведомственного государственного комитета СМ СССР.
27. Тепло города// Лит. газета. 1979. № 42, 17 октября.
28. Фатеев Е. М. Энергия ветра и ее практическое использование// Природные ресурсы Советского Союза, их использование и воспроизводство. М: Издательство АН СССР, 1963.
29. Бринкворт Б. Дж. Солнечная энергия для человека. М: Мир, 1976; он же. Солнечная энергетика. М.: Мир, 1979.
30. Д е й Оувнс С. Сравнение электростанций различных типов по занимаемой территории, материалоемкости и энергоотдаче; Фурнье Ж., Мейлан Ж. Влияние режимов потребления электроэнергии на выбор схемы солнечных энергетических станций. //Солнечная энергетика, М.: Мир, 1979.
31. Цепляев В. П. Лесное хозяйство СССР. М.. Лесная промышленность, 1965.
32. СССР в цифрах. М.: Статистика, 1979.
33. Алферова Г. В. Математические основы русского градостроительства. XVI—XVII вв. М: Наука, 1980

Шипунов, Фатей Яковлевич.
Оглянись на дом свой : [О пробл. биосферы] / Фатей Шипунов. — М. : Современник, 1988,сс 66 — 188