Редакция сайта немного завидует тем людям, которые впервые прочтут эту «Правду…».  По глубине мысли, блестящей литературной форме и, наконец, по силе любви к родному русскому народу с этим трудом из современных ему, могут быть сравнены только произведения Ивана Ильина. На наш взгляд, русские люди должны быть очень благодарны русскому подвижнику на поприще издательства,  выдающемуся монархическому идеологу и писателю Михаилу Борисовичу Смолину за публикацию в 2001 году произведений братьев Болдыревых Николая и Дмитрия   в книге  «Смысл истории и революция».  У алтайских читателей к братьям Болдыревым особый интерес. Их отец Василий Ксенофонтович занимал в Барнауле крупный государственный пост. Так что часть их жизни связана с нашими краями.

Н.В. Болдырев

ПРАВДА
 БОЛЬШЕВИЦКОЙ
РОСССИИ

ГОЛОС ИЗ ГРОБА

Предисловие редактора

Обработанная мною рукопись, конечно, безымянная, случайно найдена в одной пустой даче. Дача была не просто пустая, а, так сказать, опустошенная революцией. Печальная пустота не содержала никаких следов обыкновенного, цивилизованного жилья. Было только несколько самодельных устройств революционного быта: какие-то полочки на веревках, какой-то ящик вроде шкапа, с вырванной дверью, и вместе с этим множество клопов.
Написана рукопись неразборчивыми каракулями на отдельных листочках, очень разрозненных. Тем не менее строй целого намечался вполне ясно. Запоздалый дачник писал, вероятно, перед каким-то юбилеем Октября, писал, видимо, без мысли о публикации, а только чтобы сказать и тем облегчить свою душу.
Юбилейные писания носят мимолетный характер, но мне все же показалось интересным обработать неразборчивую рукопись; наш исторический процесс идет шажками, и то, что сказано вчера, не устарело и для сегодня. К тому же, может быть, кому-нибудь будет любопытно узнать, что в наше время, кроме клопов, заводится на опустевших дачах.

В заключение — дружественная просьба к благожелательным читателям. Не старайтесь раскрыть аноним автора, а если уж вам будут приходить в голову какие-нибудь имена, то не произносите их вслух, даже наедине с собой. Кругом столько ушей — и здесь, и за границей, — и подслушанные имена будут переданы «куда следует». Простая догадка может неожиданно повредить невинным людям. Будьте осторожны, соблюдайте стиль эпохи.

1.Забытые слова

Заглавие страниц, весь смысл которых в актуальности, пришлось составить из забытых и вышедших из употребления слов: «ПРАВДА», «БОЛЬШЕВИЦКИЙ», «РОССИЯ».
О правде никто не говорит с тех пор, как «Правда» стала официальным органом правящей партии; нелепое и дикое название «большевик», вместе с тем характерное и яркое, напоминающее такие исторические клички, как «гезы» или «виги», сменилось официальным и серым «коммунистом», а «Россия» стала уже словом, употребление которого придает легкий характер неблагонадежности. И тем не менее в этих словах вся суть нашего времени, и то, что суть времени обозначается неупотребимыми словами, то есть лежит за порогом сознания, — в этом необыкновенно яркая черта нашей теперешней пробуждающейся, но не пробудившейся России.

Да и юбилей Октября оправдывает возвращение к этим словам, потому что всякий юбилей возвращает к началу того времени, На конце которого стоит праздник, а в начале революции слова эти были еще актуальны и занимали первое место.
В каком смысле их можно употреблять теперь? Конечно, говорить о газетной правде было бы неуместно, потому что ирония, даже самая жестокая, — бессильное оружие против зол нашего времени; страшное напряжение борьбы требует самого решающего оружия; победить в духовной брани можно только одним способом — признать правду врага. Сила противника не во лжи, которая всегда ясна сама собой. Гнусность и идиотизм всего того, что заклеймено именем большевизма, не требует особого раскрытия. Противник живет и действует правдой, пусть крупицей правды, которой он овладел и которую смешал со своей ложью. Обезоружить врага значит вскрыть его правду, открыто и ясно принять ее и показать ее границы. С принятием его правды враг лишается источника своего боевого пафоса и указанием ее границ вводится в границы молчания.

Враги современной России удесятеряют ее силы слепотой к подлинному и необходимому, что заложено в ней. Пусть эта правда не ясна и самой России, но она есть в ней, и она служит скрытым источником ее неиссякаемой жизненной силы. Принять как-то ре-волюцию, понять ее подлинный смысл — первая необходимость, чтобы жить, а не только существовать в наше время.

Правда, нужная для жизни, — не какое-нибудь отвлеченное суждение, а существо и путь самой жизни. А так как мы, русские, живем в России, то существо жизни для нас — сама Россия. Отдавая Россию собакам, проникаясь к ней безразличием, каждый бросал собакам не только своих ближних (ведь с этим, в конце концов, можно примириться), но отдавал собакам и свое собственное сердце.

Мы узнали после революции, что есть закон исключенного третьего и что его сфера действия — наша собственная жизнь. Россия или не Россия, и нет ничего третьего. Все компромиссы и приспособления, всякие заимствования и подражания, вся мелкая гнусность «бельгийского» периода русской истории, называвшаяся конституционным октябризмом, — все это было сметено революцией. Будь Россией или проваливайся к чертям — tertium non datur*. (Третьего не дано (лат.). Революция называлась Октябрем, не стесняясь тем, что название уже было запатентовано «октябристами». «Море очищает любую грязь», но никакая грязь не чернит море. Октябрь пожрал «октябристов», и от них не осталось и воспоминания. Что написано пером, того не вырубишь топором, но вот свершилось чудо: явилось что-то более сильное, чем топор, и российская писаная конституция без остатка растворилась в чудовищных недрах Октября. После Октября говорить об «октябристах» нет уже никакой возможности. Приходится ли жалеть о том, что по мановению Божию явился океан, в котором исчезло жирное пятно нашего благополучия?

Обновление, начало, самое первобытное и изначальное начало — вот что встало перед нами, и встало так, что уже никакая измена и никакая гнусность не спасут нас от ответа этому сфинксу; загадка дана, и разгадка ее — цена нашей жизни. Россия, правда России. Россия как правда — отныне воздух, которым мы дышим. Дышим — это несомненно, но превратить дыхание в слово, сказать то, чем мы живем, — это высшая задача мыслящего современника. Такое слово не может быть действенным. Само по себе слово ничто, и как хорошо, что изобретена и применена цензура, которая уничтожает все ненужные слова. Все Главлиты и Гублиты не менее благодетельны в области мысли, чем ассенизационный обоз в мире протяженном и пахнущем. Но есть слова, которые сильнее всех бомб и рыча-гов. Слово, в котором душа слушателя находит свой язык, для слушателя неотразимо. С помощью серьезной, хорошо поставленной цензуры наше время, может быть, и найдет слово правды о современной России. И если Россия осмыслит себя в слове, то это русское слово будет уже для России непреоборимо. Что делать при хорошей цензуре? Говорить о пустяках, о временном и преходящем нельзя и не стоит: напечатать не дадут, сказать вслух — никто не будет слушать. Остается думать над самым главным и самым насущным, над тем, чем дышат живые люди. И дыхание, облеченное в слово, даже не напечатанное и даже не написанное, пройдет всюду как не подведомственное цензуре, как дух, который веет где хочет.

Россия — единственная тема нашего времени, строгого, чистого и ясного. Или молчи, или облеки в слово правду России, tertium non datur. Правда как настоящая, подлинная жизнь России, источник всех наших отдельных жизней. Такая правда, такая подлинная Рос-сия скрыта, как и подобает быть скрытой всякой правде; эта скрытость основы делает непонятным и призрачным все существующее; мы все еще надеемся как-то проснуться и увидеть нашу жизнь тяжелым, но уже рассеянным сном. Ощущение необоснованности, временности и неожиданности успеха, быть может, особенно сильно у самих большевиков, и при каждом юбилее они сами спрашивают себя: как это мы все еще существуем?

Конечно, правды ни у кого нет в отдельности, и меньше всего ее у самих большевиков, потому что правда — это не они, правда — это сама Россия, хотя бы и большевицкая Россия нашего времени. И у нашего времени есть правда, потому что и в наше время существует Россия, и мы можем спокойно и гордо сказать: «Да, мы русские большевицкой России».

Говорить о нашем времени можно и должно, не упоминая о большевиках самих по себе. И не потому только, что эффектные большевики давно уже сменились бесталанными коммунистами. Один умный и по-своему образованный крестьянин говорил со вздохом: «Большевики хорошие люди, но их немного, и они в Москве, а от своих коммунистов прямо житья нет». Так в его сознании переломился дуализм угара революционных обещаний и надежд и проза революционной действительности. Увы, мы-то знаем, что наши коммунисты — это те же самые большевики, что их существует достаточное количество, что найти их можно не только в Москве, но и где угодно.

Говорить о большевиках сейчас было бы в высокой степени безвкусно просто потому, что они надоели всем до последней степени и что они — самая мелкая и грязная злоба дня. Говорить с достоинством о большевиках можно только в плоскости криминальной антропологии, но эта узкая специальная тема нас сейчас интересовать не может. Еще меньше оснований говорить о большевиках как о некоторой отвлеченной теории. Она столь скудна и бездарна, что ни на минуту не может привлечь внимания.

И тем не менее в каком-то смысле этого печального предмета нельзя обойти, говоря о сущности нашего времени. Большевики и большевизм (последнее — просто глупое жаргонное слово; по-русски следовало бы сказать «большевичество», но пусть для жаргон-ного понятия остается жаргонное слово), два этих слова сами по себе, как существительные, — ничто, но большевики и большевизм неизбежны, взятые в известном отношении — именно в отношении России. Без прилагательного от этого корня обойтись нельзя, и современная Россия, Россия революции, не может не быть большевицкой Россией (говорить о России надо уже по-русски, а потому надо называть Россию не «большевистской», а «большевицкой»).

«Большевицкая Россия» — единственно возможная тема. Словосочетание «советская Россия» недопустимо, потому что «советский» в нашем языке имеет такой ругательный смысл, что предикат этот неприложим к России; к тому же «советы», которые почему-то всегда встают перед глазами иностранцев, когда они обращаются к России, в нашей жизни явление столь незаметное и пустое, что характеризовать ими современную Россию просто нелепо. Реально советы — это какие-то местные, низовые организации, ничем не замечательные и совершенно безвластные; над ними возвышаются уже не советы, а многочисленные съезды. Многократно отсеиваемые депутаты от советов все более пополняются коммунистами по мере того, как съезды приближаются к верхушке пирамиды; наконец, верховный съезд советов оказывается столь пустой абстракцией от страны, что его существования или несуществования уже никто не замечает. Правят не советы и съезды их, а партия. В партии же, организованной строго бюрократически, советуются меньше, чем где-либо, и просто принимают к исполнению директивы, идущие по инстанциям.

Нельзя брать также темой «большевики и Россия», потому что последнее сопоставление очень уж отзывает знаменитым сопоставлением слона и моськи; «большевизм и Россия» тоже режет ухо, потому что Россия — живая конкретность, а большевизм — пустая и мертвая абстракция. Единственный предмет и единственная тема — это Россия, а поскольку Россия берется в разрезе современности — Россия большевицкая.
Но не противоречиво ли и это словосочетание? Ведь все большевицкое — это отрицание России, и где Россия, там нет большевизма. Конечно, но тем не менее вся суть современной проблемы — сочетание этих взаимоисключающих терминов.

Большевизм, шатавшийся по Европе как неприкаянная душа, как тень гомеровского Аида, вдруг напился живой крови России и стал исторической реальностью. Но смотрите: большевизм, воплощаясь в Россию, становится свойством и качеством России, ее пре-дикатом, чем-то хотя бы временно присущим России, оттенком самой России, и перед нами уже не большевизм, а болыиевицкая Россия. Вместе с тем Россия, принимая большевизм, уходя в него, перестает быть Россией; появляется нечто, что можно назвать «русский большевизм». Это последнее явление — прах и распад России, ее гнойное разложение: где умирает Россия, там появляются большевики. В большевиках конец России, они то, в чем старая и кончающаяся Россия доходит до своего конца. Болыиевицкая же Россия — это отправная точка, начало чего-то нового, о чем можно и должно говорить и что может иметь свою правду.
Правда большевицкой России временна и ограниченна. Мы определяемся, то есть ограничиваемся, не только своими друзьями, но и своими врагами. Революция не только трамплин свободного прыжка, но и ядро каторжника для ног нашего поколения. Над временной, большевицкой Россией с ее переходящей правдой есть вневременная, в высоком смысле историческая Россия. Увидеть ее значит увидеть границы правды большевицкой России.
Три стороны нужно различать в проблеме современности: неубранные остатки разложения того, что умерло, — это революция, большевики в собственном смысле; правда большевицкой России, которой мы живем, то положительное, что рождается из революции и вопреки большевикам; наконец, границы этой правды, то, что над нею и что уже просто Россия, а не большевицкая Россия.

Последний и самый страшный вал революции разразился в Петербурге в Октябре. Душа революции понятна тому, кто знает петербургские октябри, в особенности концы октябрей. В это время исконная стихия Петербурга — нечистая болотная трясина, то скованная снегом, то прикрытая травой, — разыгрывается во всем своем бесовском существе. Чудо революции сделало петербургский октябрь всероссийским, и весь год и целая вереница годов стали сплошным октябрем.
Есть ли просвет? Наступят ли другие месяцы в годах нашей жизни? Как чудо приостановило для нас ход солнца на самом мрачном времени года, так чудо только заставит солнце сдвинуться с мертвой точки и показать нам другие времена и сезоны. Можно ли надеяться на это второе чудо? «Нет, — сказал один знаменитый ученый, слепой к чудесам, — можно было не падать в яму, но если упали, то уже не выберемся». «Да», — скажут те, для кого уже брезжит новая правда — правда большевицкой России — и кто знает, что чудо — основа всей действительности.

 

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17