Дмитрий Болдырев: Религия брюха и религия Духа

Уже не раз замечалось, что социализм есть движение не столько экономическое, сколько религиозное. С еще большим основанием это можно сказать о естественном плоде социализма — о больше­визме. Многие признаки указывают на то, что большевизм есть своеобразная религия, но религия небывало грубая и примитивная.

Мы знаем апостолов этой веры и по ним можем судить о том, чему они поклоняются.

Это люди, вполне усвоившие известное положение, что небо принадлежит воробьям. Установив этот пролетарский, то есть, в сущности, воробьиный взгляд на небо, они обращают свои взоры к земле, ибо если небо принадлежит воробьям, то земля, очевид­но, — червям.

Так основывается некий новый вид земной или, вернее, земля­ной религии, суть которой заключается в непоколебимой уверенно­сти, что земля существует для обитающих в ней червей. Коммунис­тическая религия чрева и есть, в сущности, религия червей. Прак­тически она выражается в том, что там и здесь закладываются так называемые коммунистические ячейки — то есть очаги трупного разложения. Где бы эти ячейки ни появлялись — в полку ли, в монастыре, в деревне, на фабрике, в школе, в семье, — там тотчас же начинается гниение и разложение. А так как нет мест, где бы ни заводились ячейки, то можно сказать, что, став коммунистичес­кой, Русская земля стала червоточивой.

Менее всего, следовательно, можно назвать так называемую про­летарскую земную религию возрождением культа земли. Эта язы­ческая форма богопочитания земли-матери оказывается слишком высокой и потому недостижимой для примитивного религиозного сознания пролетария, ибо оно стоит на уровне фетишизма.

«Они поклонялись красным тряпкам», — скажет будущий миссионер-просветитель про новых варваров. Другие их боги расплыв­чаты и неопределенны и даже не имеют изображения. Главные из них называются Пролетариат, Интернационал, Пролеткульт. Есть у них злое божество — Буржуазия. Кроме того, почитают они второ­степенных демонов — Совдепы, Комбеды, Наркомы — и многих иных. У них есть мифы. В начале, говорят они, не было ничего, кроме всеобщего чрева, которое мирно переваривало пищу. Потом появи­лись буржуи — дети злого божества, и с этого времени в мирном дотоле чреве начался разор. Буржуи угнетали верных сынов чрева — пролетариев. Пролетарии не раз восставали против буржуев, но бе­зуспешно. Но вот явился добрый гений всех пролетариев — Карл Маркс. Он дал пролетариям несколько магических слов, которые сделали их неуязвимыми. Он дал им могучую формулу заклина­ния: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Но злой бог не дре­мал. Он подкупил некоторых вождей пролетариев, другим пому­тил рассудок, незаметно подменил старую формулу новой: «Про­летарии всех стран, соединяйтесь для защиты своих буржуазных отечеств». Тогда стали истреблять друг друга пролетарии. Но сжа­лился над своими сынами светлый бог Интернационал. Он послал им нового вождя — Ленина, который восстановил чистоту старой формулы.

С ее помощью пролетарии соединились и стали пожирать буржу­ев. Наш век и есть век великого пожирания.

Особого жреческого сословия у них нет, как не было его у древних литовцев, финнов и других диких народов. Нет у них также храмов.

Но если пролетарскую религию по ее грубости и дикости можно назвать фетишизмом, то это не значит, что она есть явление того же порядка, что фетишизм первобытных народов. Дикость не всегда есть признак первобытности, а следовательно, свежести и непочатости сил. Дикость может быть состоянием начальным, но может быть и состоянием финальным, а именно когда она является след­ствием одичания.

Эволюция не всегда совершается от низшего к высшему. И в природе, и в обществе мы постоянно видим, что новые породы существ создаются часто под влиянием разложения и вырождения высших форм, то есть, в сущности, под влиянием одичания. Древ­ний миф Атлантиды, согласно которому историческая эра началась не дикостью, а высокой цивилизацией, скрывшейся в водах Океа­на, — не так уже мифичен, как кажется. Во всяком случае, час­тично история Атлантиды повторялась не раз, а ныне явно разыг­рывается на наших глазах. Разве мы, в самом деле, не являемся зрителями того, как люди постепенно превращаются в голодных волков и на сцену является новая, так сказать волчья цивилиза­ция, путем захудания и перерождения старой, которая, подобно «Титанику», наткнувшемуся на льдину, не без величия погружа­ется в воды забвения.

Теория эволюции заставляет нас думать, что человек произо­шел от зверя. Может быть, это и так. Но гораздо разительнее оче­видный случай происхождения зверя из человека. И когда я смотрю на орангутанга, то я скорее склонен считать его выродившимся человеком, чем себя его предком. Разве от апашей и хулиганов труднее перекинуть мост к обезьянам или другим хвостатым суще­ствам, чем от домашних собак к собакам одичалым, а от этих по­следних — к шакалам? Ибо почему должны мы думать, что дегра­дация остановится на апашах и хулиганах? Во всяком случае, на наших глазах образовалась путем вырождения новая звероподобная порода людей, которая отличается от зверей главным образом тем, что у нее нет хвостов.

Какие могут быть религиозные представления у этих шакалов современной цивилизации, которые, чувствуя свою природную об­щность, сбиваются в огромные прожорливые коммунистические стаи? Грубые и ничтожные, как первобытные фетиши, представле­ния эти лишены, однако, свежести первобытного фетишизма, бу­дучи не начинанием, а одичанием и вырождением религиозного со­знания современного человека. Вот почему «пролетарская религия» с ее гнилостными ячейками, непредолимая для всего выродивше­гося и духовно немощного, оказывается совершенно бессильной против религиозного сознания высшего типа и в особенности про­тив церковного сознания.

В сущности, в духовном обиходе современного нецерковного че­ловека нет никаких сколько-нибудь надежных оплотов, которые бы его предохраняли от большевистской заразы, так как она и явилась следствием этого духовного обихода совершенно так же, как тлетворный дух является следствием гниющего организма. Ибо если заглянуть в этот обиход, составляющий так называемое миро­воззрение современного европейца, то что иное мы найдем в нем, кроме пустоты и нескольких мертвых понятий вроде Прогресса, Со­циализма и других столь же немощных фетишей? Эти божки — плохие охранители врат европейской культуры от вторжения в нее демонов большевизма.

До сих пор было принято думать, что большевизм есть удел вшивой, темной и сиволапой России. Но уже с самого начала броса­лась в глаза одна удивительная несообразность: во главе не самогонного, а чистого, «идейного» большевизма, то есть, в сущности, самого злостного, стоят люди, весьма не чуждые довольно высо­ким плодам культуры, во всяком случае умеющие различать Конта и Канта, а затем к ним примкнули и люди, не чуждые даже утон­ченным ее плодам, чьи стихотворения в изысканных переплетах украшали, согласно моде, не один из тех будуарных или салонных столиков с лампой, на которых до этой моды не было ничего, кроме альбома родственников и открыток. Разве мы не видали, в самом деле, Горького, Валерия Брюсова, Блока, Есенина, Клюева, Белого и других, плетущих венок из своих дарований Троцкому на рога?

И еще более удивительно, что города с лучшей в мире канали­зацией, с улицами, видавшими цвет мировой элегантности, вроде Берлина, Мюнхена, Будапешта, уже столетия забывшие о холере, в отношении к большевистской заразе проявили не более стойкости, чем города, не видавшие ничего, кроме луж и свиней. Ибо оказы­вается, что никакая культурность вместе с благоприличием, ника­кой пиджак и даже смокинг не представляет достаточно надежного щита против этой заразы, совершенно так же как пробор, даже самой расчесанный, не предохраняет голову, на которой он красу­ется, от безумия.

Но вот я вижу успенский пятиярусный иконостас с суровыми и склоненными ликами апостолов и пророков, совершающих чин деисуса, и сразу нахожу в нем то, чего нет во всей современной культуре, — нерушимую стену против бесчинства. Вся Церковь есть такая стена. Своим великолепием и своим смирением, своим вели­чием, своей тысячелетней святостью — словом, всем земным и небесным телом своим Церковь есть воплощенное отрицание всех беснований, всех хаосов, всех разрушений и разложений — словом, всех революций, под каким бы названием они ни появлялись в истории.

Вот почему мы видим, что на нашем великом пожарище одна только Церковь стоит, подобно великому Очагу среди обуглившихся балок и головней, или, вернее, подобно купине, неопалимой от того страшного внутреннего огня революции, который все пожирает.

Не в этом ли Очаге закалится наш дух и сделается неуязвим против большевистской заразы? Религия брюха может быть попра­на только религией Духа

1919 г

Источник: Болдырев Н.В., Болдырев Д.В. Смысл истории и революция