Дмитрий Болдырев: Религия брюха и религия Духа
Уже не раз замечалось, что социализм есть движение не столько экономическое, сколько религиозное. С еще большим основанием это можно сказать о естественном плоде социализма — о большевизме. Многие признаки указывают на то, что большевизм есть своеобразная религия, но религия небывало грубая и примитивная.
Мы знаем апостолов этой веры и по ним можем судить о том, чему они поклоняются.
Это люди, вполне усвоившие известное положение, что небо принадлежит воробьям. Установив этот пролетарский, то есть, в сущности, воробьиный взгляд на небо, они обращают свои взоры к земле, ибо если небо принадлежит воробьям, то земля, очевидно, — червям.
Так основывается некий новый вид земной или, вернее, земляной религии, суть которой заключается в непоколебимой уверенности, что земля существует для обитающих в ней червей. Коммунистическая религия чрева и есть, в сущности, религия червей. Практически она выражается в том, что там и здесь закладываются так называемые коммунистические ячейки — то есть очаги трупного разложения. Где бы эти ячейки ни появлялись — в полку ли, в монастыре, в деревне, на фабрике, в школе, в семье, — там тотчас же начинается гниение и разложение. А так как нет мест, где бы ни заводились ячейки, то можно сказать, что, став коммунистической, Русская земля стала червоточивой.
Менее всего, следовательно, можно назвать так называемую пролетарскую земную религию возрождением культа земли. Эта языческая форма богопочитания земли-матери оказывается слишком высокой и потому недостижимой для примитивного религиозного сознания пролетария, ибо оно стоит на уровне фетишизма.
«Они поклонялись красным тряпкам», — скажет будущий миссионер-просветитель про новых варваров. Другие их боги расплывчаты и неопределенны и даже не имеют изображения. Главные из них называются Пролетариат, Интернационал, Пролеткульт. Есть у них злое божество — Буржуазия. Кроме того, почитают они второстепенных демонов — Совдепы, Комбеды, Наркомы — и многих иных. У них есть мифы. В начале, говорят они, не было ничего, кроме всеобщего чрева, которое мирно переваривало пищу. Потом появились буржуи — дети злого божества, и с этого времени в мирном дотоле чреве начался разор. Буржуи угнетали верных сынов чрева — пролетариев. Пролетарии не раз восставали против буржуев, но безуспешно. Но вот явился добрый гений всех пролетариев — Карл Маркс. Он дал пролетариям несколько магических слов, которые сделали их неуязвимыми. Он дал им могучую формулу заклинания: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Но злой бог не дремал. Он подкупил некоторых вождей пролетариев, другим помутил рассудок, незаметно подменил старую формулу новой: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь для защиты своих буржуазных отечеств». Тогда стали истреблять друг друга пролетарии. Но сжалился над своими сынами светлый бог Интернационал. Он послал им нового вождя — Ленина, который восстановил чистоту старой формулы.
С ее помощью пролетарии соединились и стали пожирать буржуев. Наш век и есть век великого пожирания.
Особого жреческого сословия у них нет, как не было его у древних литовцев, финнов и других диких народов. Нет у них также храмов.
Но если пролетарскую религию по ее грубости и дикости можно назвать фетишизмом, то это не значит, что она есть явление того же порядка, что фетишизм первобытных народов. Дикость не всегда есть признак первобытности, а следовательно, свежести и непочатости сил. Дикость может быть состоянием начальным, но может быть и состоянием финальным, а именно когда она является следствием одичания.
Эволюция не всегда совершается от низшего к высшему. И в природе, и в обществе мы постоянно видим, что новые породы существ создаются часто под влиянием разложения и вырождения высших форм, то есть, в сущности, под влиянием одичания. Древний миф Атлантиды, согласно которому историческая эра началась не дикостью, а высокой цивилизацией, скрывшейся в водах Океана, — не так уже мифичен, как кажется. Во всяком случае, частично история Атлантиды повторялась не раз, а ныне явно разыгрывается на наших глазах. Разве мы, в самом деле, не являемся зрителями того, как люди постепенно превращаются в голодных волков и на сцену является новая, так сказать волчья цивилизация, путем захудания и перерождения старой, которая, подобно «Титанику», наткнувшемуся на льдину, не без величия погружается в воды забвения.
Теория эволюции заставляет нас думать, что человек произошел от зверя. Может быть, это и так. Но гораздо разительнее очевидный случай происхождения зверя из человека. И когда я смотрю на орангутанга, то я скорее склонен считать его выродившимся человеком, чем себя его предком. Разве от апашей и хулиганов труднее перекинуть мост к обезьянам или другим хвостатым существам, чем от домашних собак к собакам одичалым, а от этих последних — к шакалам? Ибо почему должны мы думать, что деградация остановится на апашах и хулиганах? Во всяком случае, на наших глазах образовалась путем вырождения новая звероподобная порода людей, которая отличается от зверей главным образом тем, что у нее нет хвостов.
Какие могут быть религиозные представления у этих шакалов современной цивилизации, которые, чувствуя свою природную общность, сбиваются в огромные прожорливые коммунистические стаи? Грубые и ничтожные, как первобытные фетиши, представления эти лишены, однако, свежести первобытного фетишизма, будучи не начинанием, а одичанием и вырождением религиозного сознания современного человека. Вот почему «пролетарская религия» с ее гнилостными ячейками, непредолимая для всего выродившегося и духовно немощного, оказывается совершенно бессильной против религиозного сознания высшего типа и в особенности против церковного сознания.
В сущности, в духовном обиходе современного нецерковного человека нет никаких сколько-нибудь надежных оплотов, которые бы его предохраняли от большевистской заразы, так как она и явилась следствием этого духовного обихода совершенно так же, как тлетворный дух является следствием гниющего организма. Ибо если заглянуть в этот обиход, составляющий так называемое мировоззрение современного европейца, то что иное мы найдем в нем, кроме пустоты и нескольких мертвых понятий вроде Прогресса, Социализма и других столь же немощных фетишей? Эти божки — плохие охранители врат европейской культуры от вторжения в нее демонов большевизма.
До сих пор было принято думать, что большевизм есть удел вшивой, темной и сиволапой России. Но уже с самого начала бросалась в глаза одна удивительная несообразность: во главе не самогонного, а чистого, «идейного» большевизма, то есть, в сущности, самого злостного, стоят люди, весьма не чуждые довольно высоким плодам культуры, во всяком случае умеющие различать Конта и Канта, а затем к ним примкнули и люди, не чуждые даже утонченным ее плодам, чьи стихотворения в изысканных переплетах украшали, согласно моде, не один из тех будуарных или салонных столиков с лампой, на которых до этой моды не было ничего, кроме альбома родственников и открыток. Разве мы не видали, в самом деле, Горького, Валерия Брюсова, Блока, Есенина, Клюева, Белого и других, плетущих венок из своих дарований Троцкому на рога?
И еще более удивительно, что города с лучшей в мире канализацией, с улицами, видавшими цвет мировой элегантности, вроде Берлина, Мюнхена, Будапешта, уже столетия забывшие о холере, в отношении к большевистской заразе проявили не более стойкости, чем города, не видавшие ничего, кроме луж и свиней. Ибо оказывается, что никакая культурность вместе с благоприличием, никакой пиджак и даже смокинг не представляет достаточно надежного щита против этой заразы, совершенно так же как пробор, даже самой расчесанный, не предохраняет голову, на которой он красуется, от безумия.
Но вот я вижу успенский пятиярусный иконостас с суровыми и склоненными ликами апостолов и пророков, совершающих чин деисуса, и сразу нахожу в нем то, чего нет во всей современной культуре, — нерушимую стену против бесчинства. Вся Церковь есть такая стена. Своим великолепием и своим смирением, своим величием, своей тысячелетней святостью — словом, всем земным и небесным телом своим Церковь есть воплощенное отрицание всех беснований, всех хаосов, всех разрушений и разложений — словом, всех революций, под каким бы названием они ни появлялись в истории.
Вот почему мы видим, что на нашем великом пожарище одна только Церковь стоит, подобно великому Очагу среди обуглившихся балок и головней, или, вернее, подобно купине, неопалимой от того страшного внутреннего огня революции, который все пожирает.
Не в этом ли Очаге закалится наш дух и сделается неуязвим против большевистской заразы? Религия брюха может быть попрана только религией Духа
1919 г
Источник: Болдырев Н.В., Болдырев Д.В. Смысл истории и революция
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.