И.Я Савич: Рождение доктрины.
Редакция сайта Алтайского отдела СРН рада ознакомить читателей с не переиздававшейся с 30-х годов прошлого века работой И.Я Савича. В отличие от многих представителей русской мысли не избежавших подражательности советчине или же западноевропейским идеологиям, ему удалось в своих произведениях соединить новый опыт и новые достижения правой мысли с царским путём идеологии Святой Руси. Работы Савича будят мысль и придают силы воле, направленной на исполнение русского национального христианского долга. Статья опубликована в журнале Грань — № 1 — Март–май 1939. Под редакцией С.В. Иегулова и И.Я. Савича
РОЖДЕНИЕ ДОКТРИНЫ.
I
Современнику обычно очень трудно судить о событиях, проходящих перед его взором.
«Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать безсознательно — говорил Достоевский. («Дневник Писателя» за 1873 год).
«Спросите какого угодно психолога, и он объяснит Вам, что если вообразить прошедшее событие, а особенно давно прошедшее, завершенное историческое, — то событие непременно представится в законченном виде, т. е. с прибавкой всего последующего его развития, еще и не происходившего в тот именно исторический момент». Достоевский. (Там же).
Текущие события исторически незакончены. И если современник наш, отмечающий объективно, как летописец, поток современных явлений, не вырвется из круга «сознательного знания», то ему грозит опасность — перед судом истории — оказаться глухим и слепым.
Он, конечно, отметит в своем дневнике и падения звёзд, и землетрясения, и голод, и войны, и революции, особенности «мировые». Но он может не заметить всего того, что окрашивает по новому эпоху, того, что именно создаёт новую грань истории.
Гр а н ь эта — чисто психологическая: все те же явления, только иначе крашены… То же небо, тот же пейзаж: но их облик зависит от угла освещения, то есть зависит от освещающего их взгляда души.
События ныне иначе оцвечиваются,
Они проходят сквозь иную призму
Человек стал иначе судить…
Что-то изменилось в человеке…
Новый человек знаменует собой новую эпоху.
И эти изменения, это «новое» выражается в новом же мироощущении, в поисках новой доктрины.
Да, было отчего за эти годы измениться и мировоззрению! Не те времена, когда могла мирно вызревать и нормально развиваться общественная доктрина! Эпоху нашу её современники определяли весьма различно, но по существу однородно. Что же произошло в действительности? Одни называли события, положившая начало нашему времени, солдатским бунтом, другие — «политической», третьи — «социальной» революцией. Одни ограничивали эти явления территорией России, другие видели в них двигатель перманентных мировых потрясений. П. Б. Струве в «Русской Мысли» (1922 год) говорил о величайшем, не только политическом, экономическом или социальном, но и о кризисе национальной с т и х и и. В этих событиях видели революционное крушение, которое, быть может, ярче и правильнее всего было окрещено «геологическим переворотом».
Особенно интересно уже позже высказанное («Костер», 1936 г,, № 2): «В 1917 г. все было проиграно из-за того, что ни л е в ы е, ни правые руководящие политические слои равно не поняли ни смысла нашего века, ни психологии революции. Произошла «мир о в а я р е в о л ю ц и я». Но не политическая, не социальная, а психологическая революция…»
Действительно, мы уже с 1917 г. перешли в эпоху катаклизмов: изверженная, расплавленная лава своею тяжестью и своим стремлением погнула все устои. Часть зданий обвалилась, не выдержав напора. Но часть стоит в обломках, и искажен, — и это главное, — до неузнаваемости, самый замысел архитектора, воздвигавшего эти здания. Этот шквал отразился и каждой душе, и, действительно, тогда наиболее сильная и глубокая революция была революцией психологической — революций в человеческих душах.
Потому подорваны самые верования – «общественные идеалы», потому особенно глубоки трещины прежних мировоззрений.
Идеология до 1917 года – стала идеологией времён Очакова и покорения Крыма. Она более никого заразить не может и фактически не заражает никого, тем более молодых и активных. Это уже «музейная» доктрина относительно ценности, музеев, где собраны идолы и фетиши давно ушедших времен. И мы, сторонники прогресса, счастливы, что эти экспонаты мысли XIX века покоятся уже на полках музее и более не способны треножить умы и души.
Демосоциалистический динамизм стал равен нулю, и то что, с натяжкою, еще недавно, в эпоху «безвременья», могло казаться действующим, — за эти годы получило свое упокоение в каталогах современных кунсткамер: социалисты-революционеры от героических дней «Народной Воли» докатились до темных и позорных дней Учредительного Собрания, когда один матрос свел в могилу «революционную демократию», повторявшую советские зады. Тогда же русский, либерализм не мог противостоять натиску большевицкой стихии.
Так растаяла — в болотах грязи — идея… Грязь была непролазная, темная, какой не сыщешь на самых узких, самых непроходимых переулках столь ненавистного средневековья.
Идеология эта подрывала и рушила государства. Не говоря уже о России, достаточно примера: высочайший образец демогосударственности — масариковско — бенешевская Чехия — рухнула и погибла в несколько осенних дней. Ею же была уничтожена и идея международной справедливости, международного арбитража, провозглашённая в Гаагском трибунале и сведённая на нет в – вавилонского стиля Лиге Наций.
Рушились не только государства и учреждения, коснувшиеся тлетворного духа. Все содержание, все глубочайшие принципы прежнего идеала, разлагались на атомы и из когда
то живых обращались в прах.
Основание прежней доктрины было вырвано большевиками у демосоциалистов и доведено логического тупика их идеала. «Как социалисту, Белинскому прежде всего следовало низложить христианство. Он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма». С атеизма и начала доктрина XIX века и, увидав, что сильнее зверя», чем большевики, нет, сдала ему свои позиции и подчинилась ему. Проповедовать атеизм чуть ли не в течение века и возмущаться потом Емельяном Ярославским — нелепость ума и сердца!
Все слагаемые прежнего мировоззрения: интернационализм социализм, все «левое», условные настроения и тенденции подчинились действенной струе, исходившей от истинных реализаторов вскрывших несостоятельность их сокровенных мечтаний.
Практические воплощения этого духа? Парламент, столь жизненный в Англии? Но правильно говорит Салазар: «Одной из больших ошибок XIX века было представление, будто и английский парламентаризм, и английская демократия способны приспособиться ко всем европейским народам». «Всюду, кроме Швейцарии и скандинавских стран, — продолжает Салазар, — она превратилась во владычество партий над истинной нацией».
Социализм же оказался везде нежизненным. В наши дни доказывать этого уже не нужно.
Все это доктрины неорганические, да и вообще, можно ли назвать это — доктринами?
«Хлеба и зрелищ» — ведь не доктрина! Не хлебом единым, не только зрелищами, жив человек!
Как ни парадоксально покажется на первый взгляд, но: доктрина социалистов — не социальна.
а доктрина демократов — не народна.
И обратно:
народны — доктрины, построенные на антидемократическом идеале,
социальны — воззрения, исходящие из противосоциалистической идеи.
На деле: «демократии» не сделали для народа того, что сделали «не демократические режимы». «Либеральные» правления не охраняли общественных свобод. Мы — антилибералы — потому, что хотим обезпечить свободы, которых лишил нас либерализм. Мы — анти-демократы — потому что «демократия», говорившая о том, что представляет народ, вспоминала о нем лишь в дни выборов: «Мы же хотим поднять народ и вырвать его из рабства плутократии…» (Салазар).
Большевики же – крайнее выражение противосоциального, противонародного, противоестественного эксперимента над народным, социальным, человеческим организмом. Прежнее «крепостничество Герцена» (слова Достоевского) родило современный стахановско-колхозный, коммунистический крепостной строй Сталина.
Из головастиков демосоциализма родилась жаба.
Не это странно! А странно то, что некоторые «прогрессивные» умы были столь наивны, что воображали, что из головастиков рождаются бабочки!
Искусственно выращиваемая в теплицах псевдолиберализма (как называл его Достоевский), прежняя идеология зачахла, когда над Россией подул суровый ветер 1917 года. И в Европе остались от неё бурые стволы и опавшая листва. Умерли не только идеи политические, но распались и сгнили самые основы их. «В плане философическом (Салазар) либерализм — противоречие, будучи просто ложью в плане политическом».
Умер не только социализм, подчинившей себе остальные воззрения. Изжиты не только демократические «идеалы». Подорвана философская мысль, лежащая в их основании. Создался клубок логических и философских противоречий. Клубок этот — клубок аморальности.
Распутать этот клубок — Достоевский предчувствовал это — в плоскости разума нельзя: выхода из этих противоречий разуму нет.
Эти противоречия умирают только пред мыслью рожденной сердце м, преодолеть можно их в плоскости только нравственной.
Умирает духовное, аморальное крепостничество Герценов, и отмирает то, что произошло от него, — разрыв с родной землей и с её идеалами. Отцы этих вненациональных идей так и «родились эмигрантами» (Достоевский). «Они все, ему (Герцену) подобные так и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их и не выезжало из России». И Достоевский продолжает: Истлели последние корни, расшатались последние связи с русской почвой и с русской правдой».
Гордая доктрина, некогда смело шедшая на завоевание мира, «пред кем дышать едва лишь смели» — ныне прах.
За некоторою гранью – всё пусто. «Пустое ничто». За этим пределом – от солёной соли остались лишь белесые кристаллы, без вкуса, без силы, без запаха. Мёртвые камни!
Русская правда отлетела от них…
И в пустой ночи 1917 года бродили одни призраки. Их тогда принимали за реальность.
Этим воздухом больной фантастики досель еще дышат и живут: и все рухнувшее «правое», и весь погибающий «левый» мир.
Ими владеют только привидения и призраки…
II
«Еле на ногах стоит человек»… Этим блоковским образом обрывается одна грань смутной, эпохи русской истории ХX века.
А началом новой эпохи, гранью между наклонной плоскостью 1917 года и грядущим подъемом, является тот момент, тот день, когда «еле на ногах стоящий» человек, колеблемый бурею, отказывается подчиниться её веянию.
— Когда он стоит на ногах не потому, что его еще не свалил ветер, а потому, что он уже стоять хочет.
Хочет стоять! Хочет стоять крепко! Не на зыбкой почве. Хочет двигаться и жить! В этом психологическая революция наших дней. Начинается сопротивление, борьба со смертью…
Когда больной, после долгой и опасной болезни, впервые встаёт – под ногами его колеблется почва. Но это колеблющийся мир – нов; ново — острое ощущение вновь обретённой жизни, стремление – никогда больше не болеть.
Складывается простое мировоззрение: здоровье ощущается, как благо; жажда жить растет, обостряется инстинкт жизни.
Тот, кто сам заглянул в бездну, кто увидал шевелящуюся на дне её хаос, тому ясна уже гибельность отмирающий идей. А кто пытался, чтоб не упасть, удержаться за перила прежних идеологий, тот остро ощутил их шатание, их несуществование, их мнимость.
Эта острота — лежит в основе новых воззрений.
Однако, без претворения этих ощущений в доктрину не может быть мыслимо истинное оздоровление и сопротивление старому миру. И новая государственность мыслится и создается только на основе идеологической.
Она, говорит Салазар, принимает и защищает доктрину.
Утверждение и оборона идеологий является характернейшей чертой современности.
Прежде «идеология» и «доктрина» были монополией «общественности», оппозиций, «левого» лагеря. Государство же считало доктрину излишней, чем-то второстепенным и подчиненным. А когда заколебалась земля , государства без доктрины не выдержали ударов.
Будущее — требует принятия и защиты идеи.
«Без цели», пишет проф. И.А. Ильин, «и без идеи Россию не спасёшь». Необходима идея. Идея долгого, волевого дыхания. И создание этой идеи лежит на нас. Нельзя отрывать тактику от программы, а программу от идеи. Мы должны заранее, теперь же понять, что несёт с собой безыдейная реакция.
Свершилась идейная революция, и новая государственность создаёт свою доктрину.
Не в тиши кабинетов родилась она, а в смертельной тревоге и борьбе. Она родилась естественно.
Опытный садовник, – говорил Гёте, — видит в побегах молодого кустика – и будущее его цветение и будущие его плоды.
Современная живая доктрина исходит из естественного человеческого порыва, она сильна страхом испытанной смерти и жаждой жизни. И опытный садовник — политик — может предвидеть заранее ее тусклое или буйное цветение, её безплодие, или богатство её урожая.
В эмиграции была сделана попытка создания идеологий, и попытка эта закончилась провалом.
Весьма удачно П. Б. Струве объединил под одним названием «гибридных форм идеологий» два безплодных течения: национал-большевизм и евразийство*), как доктрины, пытавшиеся найти общее между двумя несовместимыми потоками мысли.
В статье же бывшего евразийца Г. В. Флоровского «Соврем. Зап.» № 34) отмечены основные черты «евразийского соблазна» порочности этого идейного опыта, и проанализированы достаточно полно причины его крушения. Г. В. Флоровский вполне правильно замечает, что евразийство развивалось «по старой интеллигентской манере».
«Сложную и трудную задачу религиозно-творческаго возрождения евразийцы разменяли на с у е м у д р и е идеологических упражнений».
«В евразийстве снова оживает худшая и самая опасная черта старой интеллигентской психологии — делить все на «правое» и на «левое», под новыми обозначениями «старое» и «новое».
Хотя в этой фразе сам Г. В. Флоровский (по недосмотру?) употребляет слово «старый» («старая интеллигентская — психология»), несмотря на эту логическую неувязку, мысль его о евразийстве, как об идеологии «старого» пошиба — суждение правильное и трудно опровержимое. У евразийцев «психологический тип — остается прежним», евразийство есть последнее интеллигентское направление, совмещающее в себе все прежние пороки».
Для нас евразийство интересно потому, что на опыте показывает, какая доктрина жить не может.
Евразийство, действительно, плоть от плоти того старого духа, порождением которого явился большевизм.
Всякая доктрина «гибридная», которая не оторвется от старого, которая сохраняет еще какие-то нити с прошлым идеалом, обречена на засыхание, на проклятую гибель.
Демо-социализм не отрекся от большевизма! Наоборот, он связан и связывает и теперь свою судьбу с ним. 0н сделал свой выбор. Судьба его потому связана с судьбой большевизма. Он погибнет вместе с ним.
Выживет «новое»… «Новое»? Как боятся этого слова. Однако, вопрос этот чисто психологический: новы и …ния в веках оправданные мысли. «Стары» и воззрения недавно родившиеся. Новое — то что преодолевает и преодолеет умирающее, старое: большевизм и братьев его.
Цепь высказываний И. А, Ильина резюмирует этот вопрос:
— «Нам нужна новая постановка и новое разрешение всё тех же вечных проблем, но из нового национально-трагического опыта истории..
— Мы должны готовить не реставрацию, а новую Россию
— Нет больше былой России. Нет её и не будет. Будет новая Россия. По прежнему Россия, но не прежняя.
— Новое ценно не новизною своею, а целительной верностью.
— Наивно думать, что кто-то другой откроет и выговорит идею Новой России…
— Возродить Россию может только новая идея. Её могут воссоздать только обновлённые души.
— И кто хочет жить старыми, отжившими трафаретами – тот не имеет ничего сказать миру. Новое же добывается лишь через духовный опыт и творческое созерцание…
— Ибо те новые идеи и новые слова, которые необходимы Новой России будут, вероятно, лишь вновь открытою, но зато по-новому постигнутой древнею мудростью…».
Новое мировоззрение может быть жизненно лишь постольку, поскольку оно смело отречься от вчерашнего дня, от того дня когда над умами властвовали и когда победили теперь уже побеждённые воззрения.
И новая доктрина, т.е. прежде всего, осознание органически необходимого, логически претворенного в жизнь может родиться тогда, и тогда только, когда готова почва.
Когда перегнили все прежние идеологии, когда истлевший их прах образовал новую землю.
III
«Национальное» — «национализм» — есть единственное лекарство для мира «духовно больного» и единственное противоядие от идейного отравления; лишь степенью осознания национального определяется жизненность мировоззрения. «Национальное» лежит в основе всякого народного оздоровительного порыва, не претворяясь часто еще в чеканную доктрину:
«Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать безсознательно»…
В самом поняли — «нация» заложено столько органического, здорового, что через приятие национального мироощущения народ страхуется от болезней общественного тела.
Самой идеей «нации» преодолевается всякий материализм, через «нацию» происходит освобождение от пут материальной мысли и облегчается расцвет народного творческого духа.
Понятие «нация» — многие пытались определить: уже Л. Тихомиров (т. Ш) видел в нации «общество с установившейся внутренней логикой развития», «с известной преемственной традицией — с тем, что и составляет дух народа» и указывал на «солидарность» отдельных поколений в целостной жизни нации».
Нация и есть объединение людей в неразрывное целое, где неразрывность основана на общности не только экономических или государственных интересов, но и на единстве культурных, духовных ценностей — на единстве историческая прошлого и устремления в будущее.
«Национализм» определить труднее. Это, ведь новый облик живого развивающегося мировоззрения. Ш. Моррас («Политические идеи») подчеркивает, как и все новые по духу мыслители, необходимость положительной доктрины — философ и и национализма.
Для определения национализма, он так разграничивает его от патриотизма:
«Эти два слова и этимологически, и смыслом своим и прошлым своим, имеют совершенно различное значение».
«Патриотизм — уважение к земле народа, к земле предков». Патриотизм рождает национализм, но национализм имеет иной, более широкий и глубокий смысл; он затрагивает не только материальное наследство предков, но и их моральное наследство, их духовное достояние.
« Патриотизм требует защиты государственных границ. Национализм же должен защищать все сокровища нации, даже тогда когда нет угрозы извне, даже когда нет физической, материальной угрозы родной земле».
Поэтому вполне современно определение национализма как осознанного и естественного ощущения принадлежности к нации, и не только принадлежности к ней: в древнем, прежде не столь ещё осознанном понятии, выросшем, расцветшем после бурь наших дней, наполнившимся новым содержанием, — кроется безусловное требование – служение нации.
Подлинный национализм – есть служение.
Служение родной земле – древне-русская идея. Служение не только государству, не только племени, расе или «народу», а вечным и высшим ценностям, идеям духовным и социальным, «нацию! Создающим, «нацию» ведущим, и от «нации» неотделимых.
В этом реальном, воплощённом российской историей в действительность, стремлении «служить земле» — намечается преемственность с грядущим воплощением новых идей российского национального служения.
Ибо прав ещё раз И.А. Ильин: «службу» надобно превратить в «служение». «Национализм есть воля к творческому расцвету – народа, в земных делах и небесных свершениях» «Национализм – есть система поступков, вытекающих из любви и веры, из этой воли и – этого созерцания». (И.А. Ильин).
«Система поступков» в лучшем выражении своём — есть служение. Национализм — действительно, — служение нации.
Служение это неотделимо от ощущения, сознания, исповедания Правды. Национальное служение есть осуществление осознанной правды.
Русская истина — корни которой «истлели» в темные времена XIX века, связь которой и с властью, и с «интеллигенцией» была расшатана — обретена вновь новыми поколениями — в Российской трагедии.
Все «крепостники», все слепые и глухие, все не понявшие сути психологической революции этих лет — не могут понять и того, что рождающейся национализм российский — есть выявление самой сути народной стихии, оформление её духовного строя, ощущение, и осуществление её «мечты» — правды р о с с и й с к о й.
Российский новый, обновленный национализм — национализм социальный и имперский. «Правда» российская лежит в основе исторической, традиционной и органической Российской доктрины, рожденной в глухие годы и долженствующей неудержимо развиться в грядущие дни возрождения национальной стихии.
Потому социальное содержание нашего национализма превысит, как и прежде, политическую его оболочку.
Национализм Российский по преимуществу — с о ц и ал ь н ы й национализм, связывающей «служение» с «правдой».
И сила величия и отличия Российской империи вовсе не в том (как материалистически думали евразийцы), что существует особый склад «русской равнины»; не в материке дело, а в духовной стати, в духовной напряженной направленности строителей этой империи, строивших ее не ради одного строения, а правды ради.
И не географическими условиями спаяно единство народов империи, а приобщением их к иного порядка, не материальному двигателю – приобщением к моральной и социальной мечте, провозглашённой народом Русским.
Мечта, созданная народом русским, — стала мечтой всех Российских народов.
Спаянная идеей, Российская империя — не пустой звук, не формальное объединение, не юридическая федерация, а особый организм, где в слушании имперских песен Пушкина сочетается и русский, и татарин, и калмык, поющий каждый на своем языке,- свою песнь и хранящий, каждый свою веру и правду. Но от запада до востока, от Ледовитого океана до южных границ, всюду было живо и живо будет ощущение принадлежности к единым, общим поискал правды. Все народы, «все языки» — связаны не только землею, а служением правде.
Имперский, Российский национализм — социален. Социальность эта не отражение экономических факторов, а — требование идеалистической нравственности, взращенной религией. Социальность эта — преобладание над повседневной заботой — идеи общественной и Божьей Правды.
И культурный, религиозный мiр, мiр христианской культуры, не может, если не отречётся от себя, не признать, что этою своею социальной сутью, своим имперским и национальным содержанием, новая российская мысль возвышается — несоизмеримо— над аморальным, противокультурным, арелигиозным и антихристианским демо-большевицким варварством, пытающимся вернуть мiр к временам, не только «средневековья», но к крепостничеству, к рабовладельчеству первобытного дикарства.
Таковы элементы и движущие силы новой доктрины, имеющей родиться и рождающейся в бурные дни.
Хрупкое и ложное здание «старой» мысли раздроблено. Выкованы новые основы:
в душах отстаивается новое мировоззрение, рождается новая доктрина: российская, имперская, социальная, живые корни которой, в глубине душ, в их религиозном строении.
И.Я Савич
1939 г.
______________________________________________________
*) Младороссы доктрины не создали, но гибридность замыслов ясна; достаточно прочитать в сборнике «К Молодой России» (19281г.) «не ясно ли, что большевики держатся у власти не против воли наши, а с её согласия!….».
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.