СЛАВЯНЕ И ГЕРМАНЦЫ – МИФ ОБ «ИСКОННОЙ ВРАЖДЕ»

Мы помним лесные чащи
и тихий покой равнин…
Арийцы, родные братья —
тевтонец и славянин.

(с) И. Маслов
полностью — здесь
http://massell-93.livejournal.com/6317.html

Очень часто приходится слышать про «исконную»-де вражду славян и германцев. Ее видят и в средневековом «дранг нах остен», и в действиях Тевтонского ордена… ну и недвусмысленно намекается, что-де действия Третьего рейха были, мол, продолжением этой самой вековой вражды, а красная армия Джугашвили и Жукова вроде как ставит точку в эпическом противостоянии.
Однако, если мы рассмотрим действительную историю взаимоотношений германских и славянских народов, то практически не встретим примеров этого мнимого «великого противостояния».
В начале христианского летоисчисления мы вообще не можем понять, где славяне, а где германцы. Венеды, которых гот Иордан полагает предками славян (западных славян германцы называли вендами, а русские для финнов и сейчас «венелайе»), у римлянина Тацита причислены к «германцам». Столь же сложно различить, где кто, в месиве Великого переселения народов. Готский вождь Винитарий, имя которого обозначает «убийца венедов», в некоторых источниках назван Витимиром – имя не то чтобы очень германское…
Где-то в VII-VIII веках прогремела битва при Бравалле. В ней участвовали с одной стороны норвежцы со шведами и русы (видимо, рюгенские), с другой – коалиция из датчан, фризов и балтийских славян. Как видим, германцы и славяне встречаются в этой битве с обеих сторон.

В IX веке франки дали первый толчок «дранг нах остен» — натиску на Восток. Но и здесь мы не видим эпического противостояния «германцы/славяне». Первой жертвой натиска германцев-франков стали германцы-саксы. При этом в союзе с саксами выступали славяне-велеты, а вместе с франками на саксов напали ободриты – «наши славяне» франкских хроник.
С легкой руки славянофилов принято рассуждать о том, что германцы-саксонцы «привнесли»-де в распространение христианской веры среди славян дух «старинной племенной вражды». Очень странно читать такое у Гильфердинга, который сам указывает на многолетний союз фризов и саксов – германцев – с велетами – славянами. Где проявляется эта «вражда»? когда франк или саксонец оскорбляет славянина, он «почему-то» употребляет евангельское сравнение Христом язычников с псами. Когда Титмар Мезербургский упоминает мать одного из германских епископов, он отмечает, что та была пленной славянкой – «благородного рода, но язычницей». Как видно, к славянскому племени тут нет никаких претензий, претензии есть к религии. Картина прямо противоположная той, которую рисовали славянофилы – именно «кроткое христианство» стравливало родственные народы и разжигало вражду. В то же время мы видим, как славяне-поляки нападают на велетов в то время, как те воюют с германцами. Наоборот, германский кайзер не прочь заключить с велетами союз против поляков, за что подвергается суровой критике Бруно-Бонифация – еще один случай христианского «миротворчества».
Ну а Тевтонский орден? С ним тоже вовсе не все так однозначно, как кажется воспитанным на советском кинолубке-фентэзи «Александр Невский». Начать с того, что у истоков ордена стояли два славянина – Конрад Мазовецкий, пригласивший тевтонов из Палестины в Прибалтику, и Оттокар, чешский король из рода Пржемысловичей. Носящий ныне советское прозвище «Калининград» город, столица ордена, не всегда звался до этого готическим «Кенигсберг». Его первым именем было Краловац – как раз в честь основателя, «краля»-короля Оттокара. Немало в рядах ордена было онемеченных славян – фон Беловых, фон Дабеловых и даже фон Руссовых. И даже прямых славян, вроде «герцога Яромира с его славами» с острова Рюген – да-да, того самого острова Рюген – упоминающегося в рифмованной хронике ордена Генрихом Латвийским. От этого же автора мы узнаем, что, прибыв в юго-восточную Прибалтику, орден немедленно вступил о вражду вендских колонистов с латьгалами и куршами – на стороне вендов! Поневоле задумаешься – кем считали себя первые тевтонцы – немцами или все же вендами? И неукротимая вражда тевтонцев к Польше – не месть ли принявших католичество вендов за удары в спину их предкам-язычникам?
В отношениях с Русью тевтонцы не всегда вели себя, как беспощадные враги – и не оставили по себе той жуткой памяти, как азиаты-татары. Бывали случаи, когда немцы, взяв русский город, отпускали пленных без выкупа. А в битве под Шауляем в 1236 – про которую наши историки не любят упоминать – литовский языческий князь Миндовг разгромил войска ордена и примкнувшие к ним… псковские дружины. Это к слову о причинах, по которым спустя несколько лет псковский посадник Твердило распахнет ворота тевтонской коннице. Не чужакам он их распахнул, а недавним соратникам, может быть, товарищам по литовскому плену. И ничего такого уж ужасного он в этом не видел – тем паче, что ужасти со сжиганием младенцев в захваченном Пскове, относятся к тому же разряду эйзенштейновских страшилок, что и, скажем, рога (!) на шлемах рыцарей-монахов.
Да и отношения Руси с немцами орденом не ограничивались. Была еще и Ганза, в которой Новгород состоял. Да-да, Новгород состоял в Ганзе. И были времена, когда ганзейское братство буквально спасало вольный город. В 1231 год, по сообщению летописи, «прибегоша немци из замория с житом и с мукою, и сътвориша много добра». Это сказано про великий голод 1231, обрушившийся на Новгород по милости великого владимирского князя Ярослава, отца Александра, будущего Невского. Голод, во время которого, чуть ли не впервые на Руси, дошло дело до людоедства. Что, очень верится в картинки, рисовавшиеся советскими романистами – про радеющих немцам изменников-бояр и простых людей, всей душой тянущихся к «соколу Ярославичу»? подыхали-то с голоду и жрали человечину милостью владимирского князя вряд ли бояре. И вряд ли бояр спасали от голодной смерти ганзейские гости. К слову сказать, вот это «сотвориша много добра» — видимо, ганзейцы раздавали хлеб, ибо вряд ли наживу на чужой беде летописец Новгорода назвал бы «добром».
И еще деталь – автором магдебургского права, ставшего образцом городского законодательства чуть ли не для всей Европы, стал Эйке Репков – немец по имени, славянин по фамилии.
В германском эпосе русские герои – в первую очередь «Илиас Русский», могучий воин и полководец «короля Вальдмара» — изображены как вполне достойные люди. Никаких признаков принципиальной ненависти – вроде той, скажем, какой русский эпос пылает к степным «поганым» и «чуди белоглазой». Как, впрочем, и русский эпос мудро вычеркнул из памяти войны с немцами (а так же шведами, варягами, поляками и литвой).
Во всеевропейской стычке сторонников папы со сторонниками императора славяне – кстати – находились в основном на стороне Рима. Впрочем, это уже про другой миф – миф о католической церкви, как враге славянства. Тут же именно католические Польша и Чехия (в которую тогда Австрия входила в качестве провинции) были преданными сторонниками папы.
От древности до конца средневековья разве что Грюнвальдскую битву можно пристегнуть к идее о «вековой вражде». Хотя и она в формат советско-российской патриотической мифологии не укладывается – ведь во главе славянских сил стоял Владислав Ягелло, он же Ягайло – присяжный «злодей» советских исторических романов. Впрочем, Ягайло и литвины – тема совсем другого рассказа.
Пока же я хочу показать – никакой «извечной» вражды славян и германцев просто не было. Их впервые противопоставили друг другу философы Просвещения. «Извечная» борьба, таким образом, насчитывает два-три века, да и те в ее прокрустово ложе не укладываются. Были войны славян со славянами и германцев с германцами, и германско-славянские союзы выступали против других славяно-германских союзов. Но за всю историю славяно-германских отношений была только одна битва, которую хоть за уши можно втянуть в эту схем – Грюнвальд. Одна битва – вместо вековой войны.

источник: http://antrod.livejournal.com/38846.html