Вскоре после окончания Второй мировой войны Московской патриархии было поручено Сталиным зазывать обратно в Россию русских беженцев из свободных стран. Одновременно везде, где это было возможно, шли акции насильственных репатриаций. Пропаганда вещала о якобы коренном изменении положены ни родине, полной свобод религии и т. п. По последнему вопросу особенно успешным пропагандистом выступал митрополит Киевский Николай. Мучительна была участь всех, кто внял его призывам…

Успех его пропаганды зиждился на том, что любящим Россию хотелось ему верить. Эмоции у них заменяли разум.

Нечто подобное проявляется и теперь в пропаганде о якобы полном уже изменении положения Церкви в СССР. Нам стараются внушить, что «перестройка» в этой области уже — если не совсем, то почти — устранила все причины для разделения между Московской Патриархией и Зарубежной Церковью.

 

Надо сказать, что благодаря американской печати и многим непосредственным сообщениям с родины мы знаем довольно много. Мы знаем, что «перестройка» в церковной области пока не пошла далее отдельных подачек в вид передачи Московской Патриархии некоторых святынь. Эти подачки во всероссийском масштабе и в сравнении с количеством всего ране отобранного, чрезвычайно малы. Вместо полного освобождения Церкви и упразднения диктаторов — атеистических уполномоченных, мы видим открытие только некоторого количества приходов, а вместо прославления новомучеников — разрешение Патриархии канонизировать десять подвижников давнего времени, — уступка просто ничтожная. Но для безбожников, уже планировавших полную ликвидацию религии, и это новое признание своей слабости (первое произошло при Сталин в конце Второй мipовой войны) дается нелегко. Но в борьбе с упорным врагом самая опасная ошибка — это слишком ранняя радость, недооценка врага и преждевременное победное настроение. Нам больше всего тут нужна теперь духовная и умственная трезвость суждений.

Пример необоснованного оптимизма мы видим в последнем (44-м) номер журнала «Русское Возрождение». В нем обращает на себя внимание письмо в редакцию г-жи Н. Самойловой.

Сообщая об отдельных явлениях, облегчающих положение верующих в СССР в связи с «перестройкой» и празднованием Тысячелетия Крещения Руси, она видит только положительные факты, но не замечает главного — что атеистическая партия остается у власти в СССР, a иерархия официальной Церкви находится в полном подчинении у этой партии. Н. Самойлова, очевидно, любит Русскую Церковь, но на все происходящее в ней смотрит упрощенно, только оптимистически, а не всесторонне и объективно. Редакция, помещая ее письмо, справедливо отмечает, что оно «содержит много недостаточно продуманных положений, а тем более формулировок».

Мы не можем не противопоставить письму Н. Самойловой сочинение другой верующей русской женщины, Зои Крахмальниковой. Она вынесла свою веру не в условиях безопасности Запада, а в гонениях безбожников и встречах с другими преследуемыми исповедниками. К этому живому опыту прибавляется у нее начитанность в Св. Писании и творениях св. Отцов. Я имею в виду только что вышедшую из печати в Монреале ее замечательную книжку «Горькие плоды сладкого плена».

Талантливо и последовательно излагает она те церковный начала, ради которых отдавали свою жизнь Патриарх Тихон и другие стоявшие во главе Русской Церкви исповедники и мученики.

Ряд явлений в жизни Московской Патриархии, которые появились после кончины Патриарха Тихона, и теперь нас разделяют. Это суть последствия физического и насильственного устранены ряда ее возглавителей, а затем — выдвижение митрополита Сергия, осуществленное гонителями. Митрополит Серий ввел управление, уже духовно оторванное от Патриарха Тихона и его местоблюстителей -мучеников. Вместо исповедников с 1927 г. Пaтpиapxия возглавляется людьми, которые канонически должны быть определяемы как падшие, ибо предоставили себя в услужение атеистической власти. В самом начале сергианства митрополит Антоний сравнивал их с древними либелатиками. Они не приносили жертвы идолам, но для сохранения своего положения откупались денежными взносами и получали ложные свидетельства о совершении жертвоприношения. Церковь этого не одобряла, требуя от них многолетнего покаяния.

С помощью террора эти начала возобладали над церковной жизнью. Неоднократно делались попытки через cергианство распространить эти начала и на Зарубежную Церковь, но она этому никогда не поддавалась. В этом суть нашего разделения си Москвой.

Оно может быть устранено только в двух случаях:

Прежде всего в случае, когда государственная власть в Росcии изменилась бы по существу, и тогда были бы устранены те ее свойства в отношении Церкви, которые враждебны всякой религии; и затем — если Патриарх отрекся бы от сергианства. При существующих условиях это не может быть достигнуто простым частным соглашением между Зарубежной Церковью и Московской Патриархией. Наш Apxиерейский Синод руководствуется этим его определением, так как низший орган не может менять позиции высшего, будучи лишь его исполнительным органом.

Надо еще помнить, что советская власть с самого начала формально объявила себя атеистической и остается таковой и доныне. Между тем, сергианское заявление, что ее радости — наши радости, остается для Московской Патриархии в силе и доныне смущает многих верующих; это особенно ярко видно, в частности, из последнего труда Зои Крахмальниковой и многих других документов. Советская власть осуществляет в мipe антихристовы начала, а Московская Патриархия обязалась приспособлять свою идеологию и внешнюю деятельность к этой антихристовой идеологии. Она лишь прикрывает свою измену Православному Христианству внешностью благолепных богослужений.

Её подчиненность безбожникам обнаруживается хотя бы из такого совета одного митрополита, данного архиепископу Гермогену незадолго до его увольнения от управления епархией: когда кто-то из верующих приходит к своему епископу за указаниями, надлежит посылать его сначала к уполномоченному. Когда верующий вернется от последнего, — прежде, чем снова принять его, надо справиться у уполномоченного по телефону, что он сказал просителю, и повторить от себя то же самое.

Это есть антихристов метод церковного управления и со стороны иерархии — проявление внутреннего психологического примирения со своим духовным порабощением.

Недавно напечатанное совсем свежее сообщение из Киевa в «Новом Русском Слове» показывает, что и теперь, при так называемой перестройке, епископы подчиняясь такому началу, устраняют от духовного руководства верующих всех более благочестивых священноиноков и заменяют более современными. Это, как и переговоры с Ватиканом, — суть попытки замены подлинно церковного духовенства новой сменой в осуществление диавольского плана коммунистической партии. Говоря о нем, заведующий делами религий Харчев успокаивал своих единомышленников, что при новой церковной политике прежние принципы партии отнюдь не предаются забвению: меняются только методы перевоспитания духовенства.

Двойственность иерархии, участвующей в проведении этих планов, чувствуется многими сознательными верующими. Достаточно убедительного материала мы находим в документах, которые во время Собора передавал его членам о. Виктор Потапов. Кроме ряда свидетельств духовенства и мирян, там есть Московская беседа за круглым столом с представителями духовенства и мирян. Из этого документа ясно видна отчужденность от иерархии самих же церковных элементов. Особенно убедительно она представлена в записке церковнопросвещенной Зои Крахмальниковой. Зоя Крахмальникова на основании фактического положения дает богословскую, православную оценку современного cepгианствa, в полной мере созвучную тому, что со времени митрополита Антония неизменно свидетельствовалось нашей Зарубежной Церковью, вплоть до последнего Собора в прошлом году.

Между тем, разные радетели соглашения между истиной и ложью, от времени до времени предлагают нам приступить к переговорам о соглашении с глубоко духовно поврежденной Московской Патриархией. Мы редко слышим о деталях, а только о желательности предварительных переговоров с нею, причем для начала даже умалчивается, с кем именно они могли бы вестись. А велись бы они с епископами, полностью подвластными коммунистической безбожной власти. Пользуясь терминологией века сего, нас зовут для начала к диалогу. Напоминаю, что в свое время склонение первых людей ко греху началось с диалога и Евы с диаволом в образе змия. Теперь диалоги особенно модны, что отражает современное равнодушие к истине и свидетельствует о благорасположении ко всякому заблуждению. Они еретиков к Православию не приводят. Святые Отцы диалогов с язычниками не вели. Они ясно исповедовали Истину, а язычников обличали и увещевали. Они старались добиться их обращения, а не какого бы то ни было соглашения с ними.

Святые исповедники митрополиты Петр, Кирилл, Иосиф и другие от диалога с ГПУ — НКВД отказались и предпочли ему страдания в лагерях. Митрополит Серий, наоборот, признал радости коммунистов — радостями Церкви и этим внес глубокое разделение. Он надеялся путем частичных соглашений с представителями безбожников сохранить организацию Церкви. До известной степени он сохранил ее внешние формы существования, но — ценой ее полного порабощения. Организм ее теперь явлен мipy явно отравленным.

Диалог же подразумевает одинаковую допустимость разных точек зрения по одному и тому же вопросу. Сейчас он касался бы, с одной стороны, соглашателей с сергианцами, а с другой — многих тысяч мучеников, исповедников и их последователей. При существующих условиях диалог свелся бы к обсуждению, как лучше всего и менее заметно ради соглашения попирать истину.

Некоторые, вероятно, думают, что острота проблемы сергианства потонула в водах времени и давно изжита. Недавно в «Новом Русском Слове» мы читали поучение епископа Василия (Родзянко), который в сергианстве видит не падение, а чуть ли не святость его основателя. Он дошел до этого суждения путем внутренняя диалога, подходя к сергианству с точки зрения его целесообразности в условиях гонений. Ему чужды настроения святых исповедников и мучеников, а представляется боле мудрым служение сергиан в соглашении с врагами Божиими.

Между тем, на самом деле перед нами та же проблема, какая в 1927 году стояла перед митрополитом Антонием. Согласившись теперь на диалог с Московской Патриархией, мы отвергли бы святой подвиг Патриарха Тихона, митрополитов Петра, Владимирa, Кирилла, Вениамина, Иосифа и многих тысяч их последователей. Более того, это было бы принято в России как предательство по отношению к епископу, священникам и мирянам, подобным 3. А. Крахмальниковой. Пусть они сравнительно малочисленны, но зато верны Богу в исповедании Истины. Для них Зарубежная Церковь, такая, как она есть, служит источником духовной поддержки и ободрения.

1989 г.