Михаил Тюренков: Западный консерватизм и консерватизм русский

Выступление политического аналитика, координатора Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Михаила Тюренкова на круглом столе «Консерватизм как принцип: от социальной идеи к философии русского общества»

С общего позволения я постараюсь представить итоговый доклад. Немного вернусь к истории консерватизма, может быть, в духе полемики с Гейдаром Джахидовичем Джемалем, который выделил консерваторов в либеральный лагерь. Отчасти я соглашусь с его тезисом, потому что, действительно, многие историки и исследователи консерватизма относят зарождение европейского консерватизма к XVII веку. Действительно, наверное, в чем-то вы правы, ведь если до XVII века и даже до эпохи Возрождения консерваторов в принципе быть не могло – были либо традиционалисты, либо послушное большинство, либо, чуть позже, радикалы и либералы в зачаточном состоянии. А когда в XVII веке появились первые консерваторы, они фактически были некоей реакцией на либерализм. И, понятное дело, что поскольку и либералы, и консерваторы пользовались общим понятийным аппаратом, мыслили в рамках единой просвещенческой парадигмы, то, наверно, в них было больше общего с либералами, нежели с традиционалистским, если воспользоваться терминологией Гейдара Джемаля, клубом.

Действительно, британские мыслители, которых некоторые современные исследователи относят к первым консерваторам, такие, как Роберт Филмер, Томас Гоббс, Джордж Галифакс и Вильям Блэкстон, конечно же, не были консерваторами в том фундаментальном смысле, о котором говорил Александр Гельевич Дугин. Они, действительно, отстаивали абсолютистские устои, но отстаивали их в рамках реформаторской парадигмы, фактически лишенной аксиологического и, тем более, религиозного оснований. Поэтому идеи данных теоретиков, хотя их и относят к консерваторам, скорее, можно отнести к консервативному направлению исключительно в силу их монархически-охранительной составляющей.

Также стоит оговориться, что консервативная волна, действительно, развернулась, в основном, как реакция на Великую французскую революцию, и те протоконсерваторы, которые появились в тот момент и которых порой тоже относят к фундаментальным консерваторам, не являлись таковыми. Особенно однозначно, что таковым не являлся Эдмунд Берк, который первый отреагировал на Французскую революцию, и даже в самом ее начале выпустил свою знаменитую работу «Размышления о революции во Франции», где фактически выступал не столько консерватором, как апологетом просвещенного абсолютизма, сложившегося в Великобритании после так называемой «Славной революции». До этого же он был уже достаточно известным мыслителем, крупнейшим представителем сенсуалистско-материалистической тенденции в английской эстетике, человеком, чьи эстетические работы запросто переводились и издавались в Советском Союзе. И зачастую советские исследователи о Берке писали, что это был замечательный материалист, который, правда, в конце жизни ошибся и, действительно, не воспринял Великую французскую революцию и то «счастье», которое она могла принести человечеству.

При этом Берк, даже критикуя революцию, оставался однозначным прогрессистом, и даже в «Размышлениях о революции» писал довольно-таки наивные вещи. Так, на пороге XIX века он говорил: «Надеюсь, в XIX столетии история будет понята глубже, и она научит цивилизованных наших потомков ненавидеть злодеяния их варварских веков».

Другой публицист-консерватор, о котором сегодня упоминали и которого, наверное, с большей уверенностью можно называть фундаментальным консерватором, Жозеф де Местр, тоже не был таковым в полном смысле слова. Действительно, его идеи в значительной степени повлияли на мировоззрение российских фундаментальных консерваторов, таких, как Михаил Никифорович Катков, в некоторой степени Константин Николаевич Леонтьев, которого, действительно, можно назвать как фундаментальным, так и социальным консерватором. Но совершенно верно отметил Александр Гельевич Дугин, именно Жозеф де Местр, действительно, стал учителем такого крайнего западника, как Петр Яковлевич Чаадаев. Последнего нельзя, наверное, назвать либералом, но ясно, что это был крайний западник и отнюдь не консерватор.

Далее. Наверное, одним из исключений в практике западноевропейского консерватизма был Хуан Доносо Кортес, известный испанский мыслитель, которого, пожалуй, можно назвать не только консерватором, но и традиционалистом. И что опять-таки интересно, этот фундаментальный консерватор тоже отчасти смыкался с социальными консерваторами. Очень интересно его утверждение: «Бог для плоти гангренозной приготовил огонь социализма. То есть если социалисты смогут преодолеть свой атеизм и найдут общую антибуржуазную социальную платформу с католической церковью, Испания может быть спасена». И в значительной степени это изречение перекликалось с мыслями того же Константина Николаевича Леонтьева который, например, в письме к своему другу Губастову отмечал, что «в сущности, либерализм – несомненно, разрушение, а социализм может стать и созиданием». И я не буду приводить известную цитату по поводу того, что «когда-нибудь придет православный царь и встанет во главе социалистического движения».

Вообще я бы хотел процитировать присутствующего здесь Александра Витальевича Репникова, который однажды еще в 2001 году в рамках одного из подобных круглых столов на тему «Метаморфозы русского консерватизма» в журнале «Отечественная история» изложил постулаты русского фундаментального консерватизма. Какие это постулаты?

Первое: Россия должна развиваться по собственному политическому и духовно-нравственному пути, отличному от западного.

Следующее: стержнем всех консервативных концепций являлась религиозная константа, обусловленная идеократическим взглядом на мир, централизацией царской власти и основных явлений государственной жизни.

Следующий, очень важный, третий момент: для русских консерваторов было характерно стремление к сохранению общественной иерархии, традиционного сословного слоя. Безусловно, здесь соприкосновение вообще традиционалистской мысли: иерархия как центр мироздания.

И, наконец, очень важно, и здесь действительно налицо социальный аспект: консерваторы очень осторожно относились к бурному развитию капитализма в России и требовали учитывать специфику отечественной экономики, в частности, общинный уклад российской деревни.

Но на что при этом очень важно обратить внимание? На то, что русский консерватизм в меньшей степени соприкасался с консерватизмом западным. Основой идеологии русского консерватизма все-таки была русская идея в ее историческом развитии, начиная от «Слова о законе и благодати» киевского митрополита Иллариона и заканчивая сентенцией «Москва – третий Рим» старца Филофея в XVI веке.

В целом же, наверно, очень важный момент в русском фундаментальном консерватизме – это момент геополитический. Действительно, очень четкое разделение Запада и Востока, очень четкое разделение православной восточно-христианской цивилизации и западно-христианской цивилизации. И фактом является то, что «латинство», Запад, вызывали всегда большее неприятие, нежели «агарянство», то есть ислам, мусульмане.

Я бы предложил следующие специфические базисные традиции, на которых основывается вообще русский консерватизм и, пожалуй, на этом завершу. Первое: верность православию, отразившаяся как в народном быту так и пересекающаяся с политической жизнью. И следующая, вторая базисная традиция – это ориентация на сильное централизованное государство и антизападничество, понимаемое с точки зрения угрозы идентичности православия и вытекающей из нее самобытной народной культуры. Благодарю вас.

источник: www.sorokinfond.ru