17 июля 1936 года в Испании вспыхнуло восстание правых национально-патриотических сил страны, против республиканского либерально-промарксистского правительства президента Асаньи. Политика, проводимая республиканской властью, начиная с 1931 года, после свержения короля Альфонса ХIII, с одной стороны была социально выраженной и реформистской, с другой стороны — резко антицерковной и антиконсервативной. Особенно негативно это проявлялось к традиционному укладу испанской жизни — к церкви, семье и морали.

Республиканская конституция 1931 года содержала широкий перечень прав и свобод человека ( в том числе право на труд, образование, участие в делах государства, достойную жизнь, социальную помощь, забастовку и даже на развод), но и по тогдашним, и по современным оценкам, она была слишком идеологизированной и политизированной. Также, как и у большевиков, пришедших к власти в России, она дышала ненавистью и неприязнью к прошлому страны — к ее истории, культуре, вековым традициям и крестьянскому укладу жизни. Она изобиловала, выдержанными в марксистско-классовом стиле высокопарными формулировками, о скором и безболезненном решении в «Республике трудящихся всех классов» самых насущных социальных и экономических вопросов. Но теория, как водится, резко расходилась с практикой — страна медленно, но неотвратимо, приближалась к братоубийственной войне.

За пять лет Испанская Республика пережила свыше двадцати правительственных кризисов. Сменилось шесть премьер-министров и несколько десятков министров. Стратегия «отцов-основателей» Республики — оседлать политический центр и провести среднюю линию между требованиями различных слоев населения страны — была бы уместна в зажиточном и благоустроенном государстве. Но поскольку Испанию терзала вопиющая бедность, огромное количество безработных и засилье политических экстремистов, такая политика только накаливала страсти.

Умеренная, в вялотекущем ритме земельная реформа вызвала общее недовольство и крестьянства и грандов. Антицерковная политика государства, проводимая на местном уровне руками анархистов, коммунистов и каталонских националистов — погромы и поджоги храмов и монастырей, их осквернение, сожжение икон, оскорбление верующих и духовенства, изнасилование монахинь ( «превращение в невест революции»), привело к тому, что большая часть верующих масс, особенно в глубинке, в короткий срок превратились во врагов Республики.

И наконец одним из решающих факторов, послужившим детонатором к взрыву и национальному восстанию правых, была явно выраженная антиармейская политика тогдашних правителей Республики. Республиканские власти заняли столь решительную антимилитаристскую и пацифистскую позицию, что ее можно было истолковать как антипатриотическую и антиармейскую. Правительство снизило военные расходы, урезало военные пенсии, аннулировало служебные преимущества «африканистов» ( военнослужащих в Испанском Марокко и в других африканских владениях Испании), уволило со службы часть офицеров по возрастным категориям. Были запрещены богослужения в армии и закрыта единственная в стране Сарагосская военная академия. Многие испанские военные поэтому увидели в политике нового правительства сознательное и незаслуженное оскорбление вооруженных сил и развал государства.

Кадровые военные образовали в 1935 году полулегальный «Испанский военный союз» — нечто среднее между офицерским клубом и профессиональной организацией. Главной своей задачей Союз поставил ни больше ни меньше — «спасение родины». Возглавлял его живший в изгнании в Лиссабоне генерал Санкурхо, где он вел результативные переговоры о совместных действиях с руководителями и лидерами национально-патриотических и монархических организаций Испании.

После прихода к власти в феврале 1936 года левого альянса — объединившихся в единый политический блок коммунистов, социалистов, либералов, анархистов и национал-сепаратистов — «Народный фронт», — Союз активизировался. С апреля 1936 года Союз серьезно занялся подпольной работой. Отныне офицерство взяло курс на государственный переворот и отстранение штатских от власти. Душой Союза стал генерал Эмилио Мола. Он стал главным координатором подготовки вооруженного восстания. Мола разослал участвующим в подготовке к восстанию генералам, полковникам и майорам ясные и исчерпывающие предписания, что, кому и когда предпринимать. Он встречался с вождями монархического движения Кастилии и Наварры, добиваясь единства действий. Самый известный лидер испанских национал-патриотов, основатель движения Фаланги — Хосе Антонио Прима де Ривера, еще в марте был арестован республиканскими властями и находился в мадридской тюрьме, однако Моле удалось договориться с руководителями региональных отделений Фаланги о совместных действиях и всемерной поддержки фалангистами восставших военных гарнизонов.

Восстание по условному сигналу должно было начаться сразу во всех концах страны от Пиренеев до Марокко. Выступление намечалось на 17 часов 17 июля 1936 года. Основная роль отводилась марокканским войскам и Иностранному легиону, вспомагательная — гражданской гвардии, Фаланге и ополчению наваррских и кастильских монархистов.

 

Той ночью в Мелилье генерал Ромералес объезжал город, опасаясь беспорядков. У здания мунициалитета он пошутил с лидерами местных социалистов: «Вижу, что массы бдят». Он вернулся домой, полный уверенности, что все в порядке. На следующее утро офицеры-участники восстания в Мелилье собрались в картографическом отделе штаба. Полковник Сеги назвал своим соратникам точный час начала выступления – пять пополудни. Для захвата общественных зданий все было готово. С этими планами наконец ознакомили руководителей отделения фаланги, но один из них, Альваро Гонсалес, оказался предателем. Он тут же проинформировал главу мелилльского отделения партии «Республиканский союз» Мартинеса Баррио, который сообщил информацию руководителю местного управления, а тот передал ее Ромералесу. И сразу же после того, как заговорщики, удалившиеся на ленч, вернулись в картографический отдел, где уже началась раздача оружия, лейтенант Capo приказал войскам и полиции окружить здание. Затем он встретился с восставшими старшими офицерами. «Что вас сюда привело, лейтенант?» – спросил полковник Гасапо. «Я должен обыскать здание в поисках оружия», – ответил Capo. Гасапо немедленно позвонил Ромералесу: «Это правда, генерал, что вы отдали приказ обыскать картографический отдел? Здесь нет ничего, кроме карт». – «Да-да, Гасапо, – ответил Ромералес, – но это необходимо сделать». Близился час мятежа, несколько преждевременного, но в любом случае его было не избежать. Гасапо позвонил в часть Иностранного легиона с просьбой освободить его и других офицеров, которых Capo держал в осаде. В конце концов Capo, помявшись, заявил, что его люди не будут стрелять, и сдался. Полковник Сеги, вытащив револьвер, направился к кабинету Ромералеса. В его стенах продолжалась горячая перебранка между теми офицерами, которые предлагали генералу подать в отставку, и теми, кто готов был сопротивляться. Премьер-министр Касарес Кирога, которому по телефону сообщили об опасном положении в картографическом отделе, из Мадрида приказал Ромералесу арестовать Сеги и Гасапо. Но кто взялся бы исполнить такой приказ? Ромералес сидел за столом, мучаясь нерешительностью. Вошедший Сеги под дулом револьвера принудил его написать прошение об отставке. Восставшие офицеры объявили военное положение, заняли все общественные здания в Мелилье (включая и аэродром), закрыли местное управление и все центры левых партий, а также арестовали лидеров левых и республиканских группировок. Вокруг управления и в рабочих кварталах прошли яростные схватки, но левые были захвачены врасплох. У них было мало оружия. Всех пленников, сопротивлявшихся восстанию, расстреляли, включая Ромералеса. К вечеру был составлен список членов профсоюзов, левых партий и масонских лож. Их немедленно арестовали. К тому времени в Мелилье утвердился военно-полевой закон. В дальнейшем по подобному же плану восставшие националисты действовали в остальном Марокко и по всей Испании.

Тем временем полковник Сеги позвонил полковникам Сайнсу де Буруаге и Ягуэ, которые отвечали за организацию восстания соответственно в Тетуане и Сеуте, двух других главных городах на североафриканском побережье. Кроме того, он телеграфировал Франко, который в данный момент был в Лас-Пальмасе на похоронах Балмеса, и объяснил, почему захват Мелильи пришлось провести раньше назначенного часа. Вечером Ягуэ разослал телеграммы по гарнизонам материковой Испании с долгожданным паролем – «Как обычно» (Sin novedad). Премьер-министр Кирога пытался разыскать Ромералеса или Гомеса Морато, командующего всеми частями в Африке. Последнего он нашел в казино в Лараче. «Генерал, – спросил премьер-министр, – что происходит в Мелилье?» – «В Мелилье? Ровным счетом ничего. А в чем дело?» – «Там восстал гарнизон». Оставив казино, Гомес Морато немедленно вылетел в Мелилью, где, едва успев ступить на землю в аэропорту, тут же был арестован.

К тому времени в Тетуане полковники Асенсио, Бейгбедер (бывший военный атташе в Берлине, переведенный в Марокко) и Сайнс де Буруага тоже начали мятеж. Последний позвонил верховному комиссару и, бесцеремонно обратившись к нему как к капитану артиллерии (в форме которого тот гордо выступал на параде по окончанию маневров), потребовал отставки. Альварес Буйлья связался с Кирогой, который, в свою очередь, приказал ему держаться изо всех сил, пообещав, что на другой день флот и авиация придут к нему на помощь. Верховный комиссар, окруженный несколькими верными ему офицерами, забаррикадировался в своей резиденции. Снаружи майор Кастехон и 5-я бандера1 уже рыли на площади окопы. Немного погодя из аэропорта Сан-Рамьель позвонил майор Лапуэнте, двоюродный брат генерала Франко, и сказал, что он и его эскадрилья остаются верными правительству. «Сопротивляйтесь, сопротивляйтесь!» – повторяя слова Касареса, подбодрил их Буйлья. Но к этому времени, когда быстро стемнело, резиденция генерал-губернатора и аэропорт оставались единственными объектами, которые еще не попали в руки мятежных полковников. Те же, подобно коллегам из Мелильи, полностью сокрушили сопротивление руководителей профсоюзов и левых, или республиканских, групп. Бейгбедер отправился проинформировать калифа и великого везира Тетуана о смысле происходивших событий и получил их временную поддержку. В городе он также взял на себя руководство департаментом по делам туземцев, и его гражданские служащие безропотно восприняли исчезновение администрации Альвареса Буйльи.

В Сеуте в одиннадцать вечера Ягуэ с помощью Иностранного легиона легко взял власть в городе. С другой стороны не раздалось ни единого выстрела. В Лараче на Атлантическом побережье до двух часов утра все было спокойно. Однако бой между восставшими и республике, носил тут острый характер. К рассвету город оказался в руках националистов. Все их противники были арестованы или расстреляны. В то же самое время генерал Франко с генералом Оргасом стали хозяевами Лас-Пальмаса. Франко тут же ввел на всем архипелаге военное положение. Когда он диктовал свой манифест, последовал звонок от Касареса Кироги. Премьер-министру сообщили, что Франко отправился по гарнизонам. На этом связь между генералом и правительством прервалась. В четверть шестого утра 18 июля Франко из Лас-Пальмаса распространил свой манифест, в котором говорилось об особом отношении, которое испанские офицеры испытывают к стране, а не к ее правительству. В манифесте отвергалось иностранное влияние и говорилось, что после победы в стране будет установлен новый порядок. Манифест был немедленно передан всеми радиостанциями Канарских островов и Испанского Марокко. Жаркими рассветными часами восстание националистов началось и на материке.
Оба дня 17-го и 18 июля Касарес Кирога и правительство пытались положить конец мятежу при помощи обычных конституционных мер. Продолжая непрестанно звонить Альваресу Буйлье и другим лояльным силам в Марокко и требуя оказывать сопротивление любой ценой, премьер-министр, который узнал о восстании в Мелилье от Ромералеса к полудню, приказал нескольким военным судам оставить свои базы в Картахене и Эль-Ферроле и идти к побережью Марокко.

17 июля он действовал исходя из убеждения, что мятеж ограничен только пределами Марокко. Эта осторожность, естественно, вывела из себя лидеров левого крыла, которые ждали, что в любую минуту восстание может перекинуться и на материк. Они считали, что все оружие, которое имелось в распоряжении правительства, должно быть передано им. Но этот порыв не был поддержан Кирогой, который заявил, что любой, кто передаст оружие гражданским лицам, будет расстрелян. В военном министерстве группа левых офицеров контролировала ситуацию, а генерал Посас, глава гражданской гвардии, и генерал Мьяха, командующий дивизией в Мадриде, пользовались репутацией лояльных военных.

Первые сообщения о восстании националистов правительство передало утром 18 июля, когда мадридское радио оповестило, что «ни один, абсолютно ни один человек в Испании не принял участия в этом абсурдном заговоре». Правительство пообещало, что мятеж в Марокко будет быстро подавлен. Но пока эти слова, не особенно веря им, слушали граждане Мадрида, восстание, как и было договорено, охватил всю Андалузию. Почти повсеместно 18 июля гражданские губернаторы в больших городах последовали примеру правительства в Мадриде и отказались от широкого сотрудничества с различного рода организациями левого толка, которые требовали оружия. Во многих случаях именно это обеспечило успех восставшим и подписало смертные приговоры самим губернаторам, расстрелянными вместе с лидерами левых. Начнись восстание 18 июля во всех провинциях Испании, то, скорее всего, 22 июля, как и предполагалось, восставшие националисты повсеместно торжествовали бы. А если бы либеральное правительство Касареса Кироги раздало оружие и приказало гражданским губернаторам сделать то же самое, вполне возможно, что восстание было бы подавлено.

События 18 июля складывались не в пользу республики. Все шло по тому же сценарию, что и в Мелилье. С первыми лучами рассвета и вплоть до полудня гарнизоны в городах восставали и выходили на улицы, им на помощь немедленно приходила фаланга и во многих случаях гражданская гвардия. Там, где не стояли армейские гарнизоны, гвардия, фаланга и местные правые действовали самостоятельно. Назначенный лидер восставших объявлял военное положение и вводил в действие законы военного времени, о чем зачитывалось с балкона городского муниципалитета на главной площади. Пока гражданский губернатор тянул время в своем кабинете, пытаясь созвониться с Мадридом, сопротивление захвату власти пытались оказывать социалисты, коммунисты и анархисты из местной милиции. Во многих случаях полиция противостояла мятежу и пыталась побудить к действиям и гражданское правительство. Левые профсоюзы совместно призвали к всеобщей забастовке, и тут же стали расти баррикады из дерева, камня, мешков с песком – словом, из всего, что было под руками. Завязались стычки; их участники с обеих сторон не жалели своей жизни.

18 июля восстание охватило всю Андалузию. В Севилье генерал Кейпо де Льяно, командир карабинеров, захватил власть совершенно неожиданным образом. Как Санхурхо в 1932 году, он до мятежа не имел никаких связей в городе и на самом деле прибыл сюда только 17 июля на своей машине «испано-суиса». В сопровождении лишь своего адъютанта и трех других офицеров он утром 18 июля появился в штаб-квартире, где из-за жары никого не было. По коридору он прошел к генералу Вилья-Абрайе, командиру севильского гарнизона. «Должен сообщить вам, – сказал Кейпо, – что пришло время принимать решение: или вы со мной и другими вашими товарищами, или с правительством, которое ведет Испанию к гибели». Генералу и его штабу никак не удавалось собраться с мыслями. Если они поддержат Кейпо де Льяно, а восстание, как в 1932 году, потерпит поражение, то им грозила ссылка в Вилья-Сиснерос. В конце концов Кейпо арестовал их и приказал всем сидеть в другой комнате. Далее Кейпо выяснил, что в полку насчитывается всего 130 человек. Прибыли пятнадцать фалангистов, которые предоставили себя в его распоряжение. Этого было слишком мало, чтобы захватить огромный город с населением в четверть миллиона человек. Критический момент миновал, когда артиллерийские казармы согласились поддержать восстание. К восстанию присоединилась гражданская гвардия Севильи. Когда утро подходило к концу, весь центр Севильи уже был в руках Кейпо де Льяно.

В течение этого дня Альхесирас, Херес, Кадис и Ла-Линеа почти полностью оказались в руках восставших, хотя во всех из них сопротивление было окончательно подавлено лишь на следующий день с появлением первых частей Африканской армии. В Кордове полковник Каскахо, военный губернатор, принудил к сдаче своего гражданского коллегу Род-ригеса де Леона под угрозой применения артиллерии, хотя по телефону из мадридского министерства внутренних дел тому обещали, что подмога явится через несколько часов. В Гранаде возникла тупиковая ситуация: генерал Кампинс, военный губернатор, рассказал своим офицерам о мятеже в Марокко. На улицах сторонники Народного фронта весь день митинговали вместе с анархистами. Националисты в этом городе пока ничего не предпринимали, хотя с энтузиазмом прослушали выступление по радио Кейпо де Льяно. Порт Уэльва рядом с португальской границей, хотя и был отрезан от республиканской Испании восстанием в Севилье, сразу же перешел в руки Народного фронта. Генерал Посас из министерства внутренних дел Мадрида выдал по телефону срочный приказ командиру гражданской гвардии направить колонну против Кейпо в Севилью. Майор Аро с небольшими силами отправился выполнять приказ, но по прибытии в город немедленно перешел на сторону Кейпо. Вечером прекратилось сопротивление в Тетуане, последнем оплоте республиканцев в Африке.

 

Источник: http://maxpark.com