«И свѣтъ во тьмѣ свѣтитъ,

и тьма не объяла его» (Іоанна 1, 5).

1.

Лучъ духовнаго прозрѣнія едва уловимъ, но уже пробивается сквозь удручающую мглу, пеленою тлѣнія и смерти окутавшую такъ называемое цивилизованное человѣчество. И настолько осязательнымъ становится животворное вѣяніе грядущей – новой – культурной эры, что даже современная наука начинаетъ на нашихъ глазахъ сбрасывать съ себя путы матеріалистическаго, позитивистическаго и раціоналистическаго мышленія, вѣками тяготѣвшія надъ умами. Разрываются узы, что мѣшали вольнымъ взлетамъ творческаго духа, и человѣкъ, еще вчера гордившійся «умѣніемъ» разбирать по складамъ и косноязычно толковать таинственныя письмена книги Бытія при искусственномъ освѣщеніи своего разсудка, обрѣтаетъ сегодня снова даръ – читать въ великой книгѣ вселенной при естественномъ свѣтѣ Божественнаго разума. Постепенно освобождаясь отъ ядовитаго дурмана раціонализма, жадно и вдохновенно проникаетъ человѣческая мысль и въ области познанія, пониманія и осмысливанія исторической дѣйствительности, недавно еще запретныя и скрытыя для нея. Пусть ощупью, робко и неувѣренно, но она приходитъ къ положеніямъ и выводамъ, въ которыхъ теплится искра Истины вѣчной, основанной не на тщетныхъ «разсудочныхъ» домыслахъ, а на несокрушимомъ фундаментѣ Божественнаго Откровенія.

Въ геніально простыхъ начальныхъ словахъ одного изъ самыхъ прекрасныхъ стихотвореній Ѳ. И. Тютчева – «Не плоть, а духъ растлился въ наши дни» – не только опредѣлена, глубоко и точно, вся внутренняя суть распада современной цивилизаціи, не только выраженъ весь смыслъ стремительнаго упадка современной культуры, но и содержится четкая формула того убѣжденія, къ которому лишь теперь пришло общественно-политическое сознаніе Запада. На безотрадномъ фонѣ взаимно пререкающихся «измовъ», окончательно заблудившихся въ дебряхъ собственной премудрости, отчетливо выступаетъ положеніе: кризисъ современности – это кризисъ ДУХА, а слѣдовательно – и кризисъ ЖИЗНИ, ибо жизнь человѣка – это духовное въ немъ, выявляемое во внѣ.

Судьба и отдѣльной личности и каждаго общественнаго организма зависитъ въ конечномъ итогѣ отъ того, какому духовному началу они служатъ, изъ какого религіозно-нравственнаго источника черпаютъ свои творческія силы. Иначе говоря, бытіе людей и народовъ опредѣляется ихъ вѣрою, а осознаваемая вѣра становится идеею, духовнымъ стержнемъ и движущей, жизненной силой отдѣльныхъ націй и культуръ, творящихъ исторію человѣчества. И исторія эта свидѣтельствуетъ неопровержимо, что ни одна нація, ни одна имперія и ни одна культура не погибли отъ внѣшнихъ ударовъ и внутреннихъ потрясеній, на нихъ обрушивавшихся, пока они жили вѣрою, опредѣлявшею ихъ духовную сущность; пока идея, питавшая корни ихъ духовнаго творчества, была жива; пока она не исчерпала себя до конца; пока не изсякъ родникъ ея живительной и животворной энергіи. Въ этомъ, только въ этомъ и разгадка «русскаго сфинкса», раскрытіе тайны, казалось бы, непостижимой «живучести» народа русскаго въ прошломъ и настоящемъ. Два съ лишнимъ столѣтія монгольскаго ига, жуткое безвременье Смуты, непрерывную, борьбу не на жизнь, а на смерть съ мощными и хищными внѣшними врагами – степными кочевниками, поляками, шведами, французами, нѣмцами – разиновщину и пугачевщину, бироновщину и аракчеевщину, вѣковой позоръ крѣпостничества, безысходный гнетъ соціальной неправды, «бѣсовъ» революціоннаго соблазна и разложенія и, наконецъ, 30 лѣтъ большевицкаго владычества – все это вынесъ и преодолѣлъ русскій народъ, сохранивъ и себя, и свою душу, и свое духовное «я».

Но именно на примѣрѣ Россіи и выявляется особенно ярко, что кризисъ жизни націй и культуръ есть неизмѣнно кризисъ той или иной основной творческой идеи, т. е. – въ истокахъ своихъ – кризисъ вѣры. А въ наши дни онъ охватилъ весь міръ и, въ первую очередь, культуры христіанскія.

Судьбы Россійской Державы, земная участь русскаго народа, будущее русской культуры – все это неразрывно связано, такимъ образомъ, съ русской національной идеей. И если эта идея переживаетъ нынѣ – вмѣстѣ со всѣмъ христіанскимь міромъ, но въ формахъ особенно острыхъ и опасныхъ – длительный и тяжелый искусъ, то роковою ошибкой было бы вновь поддаться соблазну раціоналистическихъ оцѣнокъ и умозаключеній. Глубоко неправы поэтому многочисленные поверхностные наблюдатели переживаемой нами эпохи, которыми великая историческая мистерія современности воспринимается не какъ испытаніе, «христіанскаго» общества и «христіанской» культуры («христіанскихъ» только по имени, по существу же оторвавшихся отъ Правды Божіей, Правды Христовой), а какъ «неосуществимость» самого христіанства – по крайней мѣрѣ, въ условіяхъ земной дѣйствительности. Ибо путь Истины и Жизни (а истина и жизнь неотдѣлимы другъ отъ друга въ христіанскомъ сознаніи), указанный человѣчеству Спасителемъ, такъ же ясенъ, вѣченъ и единствененъ въ наше время, какъ и девятнадцать вѣковъ тому назадъ.

Трагедія современнаго человѣка въ томъ, что онъ не только сошелъ съ пути, ведущаго его ко Христу, не только отошелъ отъ началъ и завѣтовъ христіанства, но и упорно не хочетъ воспринять – правда, трудно доступной разсудочному познанію – евангельской истины, что ко Христу можно придти только черезъ Христа, а не черезъ «христіанство», какъ отвлеченную систему вѣро- и нравоученія.

Восточное и, въ особенности, русское Православіе держалось этой истины непоколебимо, и именно на ней и зиждилась русская національная идея, которая всегда и неизмѣнно, въ теченіе почти тысячелѣтія, была и оставалась идеей православной: «Въ судьбахъ настоящихъ, въ судьбахъ будущихъ православнаго христіанства, – въ томъ заключена вся идея народа русскаго, въ томъ его служеніе Христу и жажда подвига за Христа», читаемъ у Ѳ. М. Достоевского. – «Жажда эта истинная, великая и не переставаемая въ народѣ нашемъ съ древнѣйшихъ временъ, непрестанная, можетъ быть, никогда – и это чрезвычайно важный фактъ въ характеристикѣ народа нашего и государства нашего».

Русская православная идея, въ которую нѣкоторыя общественно-политическія теченія россійскаго безвременья уже успѣли, къ сожалѣнію, внести и путаницу и двусмысленность, сама по себѣ ясна и необычайно проста. Особенно четко и, при всей поразительной сжатости и точности опредѣленій, исчерпывающе выражена она въ слѣдующихъ замѣчательныхъ словахъ блаженнопочившаго Митрополита Антонія:

«Россію мы любимъ потому, что она хранитъ въ себѣ русскую идею, русскую духовную природу, русскій бытъ. Эта идея есть Царствіе Божіе, эта природа есть стремленіе къ святости, этотъ бытъ выражаетъ собою усилія семисотлѣтней жизни страны и девятисотлѣтней жизни народа водворять на землѣ праведность евангельскую, отвергнуться всего, чтобы найти Христа, ставить Его волю, каноны Его Церкви закономъ общественной жизни».

2.

Глубоко въ древность, къ самымъ истокамъ русской культуры, уходятъ духовные корни русской православной идеи. Нерѣдко теряются они въ страстныхъ исканіяхъ и блужданіяхъ народной души, ускользаютъ отъ взгляда поверхностнаго наблюдателя, ослѣпляемаго какъ смѣлыми взлетами, такъ и безудержными срывами національнаго русскаго генія. Но во всѣхъ блужданіяхъ и даже заблужденіяхъ души русской неизмѣнно живо было постоянное, напряженное, временами доходящее до изступленія исканіе Правды Божьей. Поэтому и мысль о «неосуществимости» христіанства въ условіяхъ земной дѣйствительности оставалась всегда чуждой и непонятной русскому православному сознанію. Русское Православіе – все въ непрестанномъ горѣніи и сіяніи Правды Божьей, Правды Христовой, и православный народъ нашъ, вѣками жившій этимъ идеаломъ, вложилъ въ самое слово «правда» смыслъ и значеніе, которыхъ нѣтъ въ соотвѣтственныхъ понятіяхъ другихъ языковъ.

Еще H. К. Михайловскій отмѣтилъ въ своей извѣстной статьѣ, что русское понятіе «правда» соединяетъ въ себѣ два значенія: правды–истины и правды–справедливости. Но это раскрытіе смысла слова «правда» неполно. Три понятія сочетаются въ немъ, сливаются въ единое цѣлое: истина, справедливость и дѣйствительность. Вѣковой идеалъ Правды, живой въ православномъ народѣ нашемъ и нераздѣльный съ русской національной идеей, есть, такимъ образомъ, стремленіе претворить данную дѣйствительность въ царство справедливости, осуществляемое черезъ пріобщеніе его къ Божественной Христовой Истинѣ.

Десять вѣковъ безъ малаго русскій человѣкъ жилъ православной идеей, о чемъ многими вѣщателями «новыхъ идей» сейчасъ упорно забывается: и чувство реальнаго соприкосновенія съ горнимъ и вышнимъ міромъ, и непосредственное вѣяніе Правды Божьей переживались имъ постоянно, почти «повседневно»: какъ во время каждой «обѣдни», каждой божественной литургіи, совершаемой по чину Св. Православной Церкви, такъ и въ истовой молитвѣ передъ ликами святыхъ чудотворныхъ иконъ.

Православная литургія вдохнула душу въ русскую культуру и стала источникомъ жизни для русской національной идеи, ибо, какъ правильно подмѣтилъ одинъ иновѣрный наблюдатель, нынѣ профессоръ соціологіи при гайдельбергскомъ университетѣ Гансъ фон Еккардтъ, «лирика литургіи претворилась въ лирику народа» русскаго. Русскій православный человѣкъ жилъ прежде всего въ Церкви и Церковью; въ вѣрѣ православной онъ нашелъ и осозналъ себя, и эта осознанная вѣра стала русской идеей, движущей, жизненной, творческой силой нашего народа. Иноземными, и иновѣрными наблюдателями неоднократно подчеркивалось, какъ характерная особенность именно русскаго человѣка, и то, что все священнодѣйствіе литургіи и, въ особенности, таинство пресуществленія святыхъ Даровъ воспринимаются русскимъ православнымъ народомъ не только какъ живая дѣйствительность, но и какъ непосредственное дѣйствіе Всевышняго, сопричастность Которому въ актѣ богослуженія становится подлинной реальной жизнью во всей ея полнотѣ и цѣлокупности. Тамъ, подъ сводами православнаго храма – и въ величественномъ соборѣ, и въ бѣдной сельской церковкѣ – на глазахъ и въ сердцахъ вѣрующихъ Спаситель совершаетъ Свой крестный путь, Сынъ Божій и Человѣческій приноситъ Себя въ жертву для искупленія и спасенія человѣчества и, «смертію смерть поправъ», воздвигаетъ Церковь Свою, и «врата адовы не одолѣютъ ея». Духъ Святый сходитъ на вѣрныхъ и возстанавливаетъ единство Неба и земли. Во Христѣ и черезъ Христа осуществляется здѣсь, «въ условіяхъ земной дѣйствительности», братство духа, вѣры и любви, та подлинная соборность, въ которой возрождается къ вѣчной жизни «разсѣченное грѣхомъ» (по слову св. Василія Великаго) естество человѣческое.

Православіе – не «теорія» и не «ученіе», оно даже и не «ученіе о жизни», а сама подлинная реальная жизнь – во всей полнотѣ и цѣлокупности – божественная жизнь, которой нашъ эмпирическій міръ сталъ сопричастенъ въ моментъ воплощенія Бога-Слова. Истина христіанства, выражаемая въ догматахъ Св. Православной Церкви, – это единственно подлинная и жизненная дѣйствительность, въ которой идеалъ воплощается въ жизни, осуществляется; въ которой, говоря терминами философіи, трансцедентный Богъ становится имманентенъ міру и человѣку. Для русскаго народнаго и православнаго сознанія Господь дѣйствительно вездѣсущъ: Онъ «какъ на небѣ, такъ и на землѣ». Святая Русь – это «домъ Богородицы». И необычайно вѣрно передаютъ живое ощущеніе постояннаго присутствія Христа здѣсь, «въ условіяхъ земной дѣйствительности», стихи Ѳ. И. Тютчева:

«Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, страна родная,
Въ рабскомъ видѣ Царь небесный
Исходилъ, благословляя»…

Русская православная идея постижима, такимъ образомъ, лишь на почвѣ религіознаго реализма: она не только не страшится и не бѣжитъ тайны, таинства и чуда, но и просто немыслима внѣ и безъ нихъ. Догматы христіанства для нея факты мистическаго порядка, реальные и объективные факты, реально же воспринимаемые вѣрою, а не субъективное состоянія человѣка, его моральная активность. Христосъ реально, мистически – реально Богочеловѣкъ. Онъ дѣйствительно, воистину, воскресъ. Грѣхи міра искупаются и міръ спасается фактомъ явленія и воскресенія Спасителя, фактомъ, въ объективности своей возвышающимся не только надъ всякимъ нашимъ человѣческимъ состояніемъ, но и надъ всѣмъ этимъ міромъ.

Разлада между разумомъ временнымъ и разумомъ вѣчнымъ русская православная идея не знаетъ, ибо она живетъ однимъ изъ глубочайшихъ построеній христіанской философіи, выраженныхъ у св. Отцовъ, по которому «разумность Церкви является высшей возможностью разумности человѣческой»; ибо въ ней, говоря словами князя С. Н. Трубецкого, «недоступная для отдѣльнаго мышленія истина доступна только совокупности мышленій, связанныхъ любовью».

«Единая, святая, соборная и апостольская Церковь», осуществляемая еще здѣсь, на землѣ, «въ условіяхъ земной дѣйствительности», является, такимъ образомъ, содержаніемъ и сущностью русской православной и національной идеи, идеаломъ Святой Руси, воплощеніемъ въ жизни завѣтовъ Правды Божьей, оцерковленіемъ человѣческаго общества и міра. Эта идея есть ЦАРСТВІЕ БОЖІЕ», – повторяя слова блаженно-почившаго Митрополита Антонія, – Царствіе Божіе, о пришествіи котораго мы просимъ въ молитвѣ Господней: «Да пріидетъ Царствіе Твое, да будетъ воля Твоя яко на небеси И НА ЗЕМЛИ».

3.

Со зломъ и неправдою христіанское сознаніе мириться не можетъ: міръ, что «во злѣ лежитъ», долженъ быть преображенъ, и христіанинъ долженъ противостоять всѣмъ проявленіямъ злого начала, дѣйственно ихъ преодолѣвая. По существу здѣсь нѣтъ ни споровъ, ни разногласій между христіанами всѣхъ исповѣданій и толковъ. Споры и разногласія начинаются лишь тамъ, гдѣ рѣчь идетъ о томъ, какъ, какимъ способомъ бороться со зломъ, ибо даже пресловутое «непротивленіе злу» (если въ основѣ его лежитъ не лукавая діалектика, а искреннее и чистое чувство христіанской любви) есть, строго говоря, тоже одинъ изъ путей преодолѣнія злого начала.

Русская православная идея – не порожденіе единичнаго, хотя бы и самаго геніальнаго сознанія, а своего рода средоточіе сознанія соборнаго, въ которомъ лучи многообразныхъ «мнѣній» сливаются – въ высшемъ синтезѣ – въ единый источникъ и потокъ свѣта, создавая въ симфоніи «разно-гласій» то единство многогранности, что составляетъ и основное качество Церкви Православной на путяхъ ея земного бытія. Раціоналистическимъ умамъ Православіе кажется поэтому подчасъ «слишкомъ терпимымъ», «слишкомъ пассивнымъ» къ «мнѣніямъ», идущимъ вразрѣзъ съ вѣковой церковной традиціей, но не колеблющимъ догматическихъ устоевъ вѣры христіанской. Однако, именно эта «высшая пассивность» оказывается въ конечномъ итогѣ «наивысшимъ раскрытіемъ христіанской активности», чуждой и суетности и суетливости «міра сего», какъ то замѣтилъ тонкій наблюдатель, католикъ Киліанъ Кирхгофъ, въ своемъ во многомъ замѣчательномъ трудѣ «Христіанскій Востокъ».

Дѣйствительно, православному и, въ особенности, русскому сознанію глубоко чуждо «пассивное» – въ религіозномъ, ирраціональномъ смыслѣ – отношеніе ко злу и неправдѣ, какъ ему чуждо и древне-эллинское чувство «рока» («мойра»), и магометанское понятіе «кисметъ» и буддійское ученіе о «кармѣ» и о «нирванѣ». «На все воля Божья» – это выраженіе покорности Божественному Промыслу, пути Котораго неисповѣдимы, не только не исключаетъ участія свободной воли человѣка въ преображеніи міра, но налагаетъ на нее долгъ дѣйствія и содѣйствія, нравственную обязанность свободнаго выбора между добромъ и зломъ, между Правдою Божьею и неправдою «міра сего». Отказъ отъ этого свободнаго выбора, отъ волевого дѣланія, отъ служенія началу Добра, отъ дѣйственнаго участія въ Божьемъ строительствѣ міра равносиленъ отреченію отъ Бога, предательству Христа, самоотлученію отъ Церкви Христовой. Такъ учили преподобные и святые Православнаго Востока – въ Антіохіи и Іерусалимѣ, въ пустыняхъ Египта и Сиріи, въ Византіи и на Руси. На этомъ же сознаніи зиждется и русская православная идея.

Ибо двѣ заповѣди даны человѣку: «…возлюби Господа Бога твоего всѣмъ сердцемъ твоимъ, и всею душею твоею, и всѣмъ разумѣніемъ твоимъ, и всею крѣпостію твоею; вотъ первая заповѣдь…, вторая подобная ей: возлюби ближняго твоего, какъ самого себя; иной большей сихъ заповѣдей нѣтъ» (Мк., XII, 30-31). Въ нихъ весь законъ и пророки. И въ словахъ Христа: «Заповѣдь новую даю вамъ: да любите другъ друга; какъ Я возлюбилъ васъ, такъ и вы да любите другъ друга» (Іоаннъ, XIII, 34) – въ этихъ словахъ дано единственно возможное рѣшеніе всѣхъ такъ называемыхъ «проклятыхъ» вопросовъ земной жизни человѣчества: политическихъ, экономическихъ, соціальныхъ, культурныхъ; вѣрнѣе – полное изживаніе этихъ вопросовъ, перестающихъ существовать тамъ, гдѣ есть братство во Христѣ, осуществляющее Правду Божію.

Воплощеніе въ жизни идеала братства во Христѣ и глубокая вѣра въ реальную осуществимость заповѣдей Христовыхъ здѣсь, на землѣ, въ образѣ святой Руси – таково конкретное содержаніе русской православной идеи.

Русская душа какъ-то особенно полно и цѣлостно восприняла то новое, что внесъ Спаситель въ наше отношеніе ко Всевышнему, ибо въ молитвѣ Господней впервые въ исторіи человѣкъ обращается къ Творцу: «Отче нашъ», сознавая и всѣмъ существомъ своимъ переживая, что мы уже не только рабы Вседержителя, но и дѣти Отца нашего Небеснаго, дѣти Бога, Который Самъ прежде всего ЛЮБОВЬ. И завѣтъ апостола: «пусть ты говоришь языкомъ ангеловъ, но если въ словахъ твоихъ не будетъ любви, то они будутъ мѣдью звенящей и кимваломъ бряцающимъ», – этотъ завѣтъ всталъ передъ русскимъ православнымъ сознаніемъ, какъ единственное мѣрило всѣхъ «цѣнностей».

Въ мірѣ «дьяволъ съ Богомъ борется, а арена борьбы – сердца́ человѣческія», по слову Ѳ. М. Достоевскаго, и каждый человѣкъ, а тѣмъ болѣе – каждый христіанинъ занимаетъ какое-то свое, опредѣленное мѣсто въ этой борьбѣ, становясь – будь то «активно» или «пассивно» – неизбѣжно на ту или другую сторону. Каждый для себя самого и для своего міра рѣшаетъ исходъ борьбы, свободно избирая путь либо вѣчной жизни, либо вѣчной погибели. Необычайно четко и остро воспринимается это русскимъ православнымъ сознаніемъ, для котораго судьба человѣка, проблема человѣческой личности – въ ея абсолютномъ религіозномъ значеніи образа Божія, отраженнаго Лика Господня, является основной и центральной.

Въ свѣтѣ РУССКОЙ ИДЕИ всѣ безъ исключенія вопросы культурнаго творчества, политическаго устройства, экономическаго порядка и соціальной жизни сводятся къ этой основной и главной проблемѣ – къ проблемѣ человѣческой ЛИЧНОСТИ, какъ ОБРАЗА И ПОДОБІЯ БОЖІЯ, съ одной стороны, какъ ЧЛЕНА МИСТИЧЕСКАГО ТѢЛА ЦЕРКВИ ХРИСТОВОЙ – съ другой.

Преображеніе міра, претвореніе его въ Царствіе Божіе совершается прежде всего внутри, въ душѣ каждаго единичнаго человѣка. Ко мнѣ, къ тебѣ, къ каждому изъ насъ, какъ къ самобытной и неповторимой личности, обращена благая вѣсть Христа. Будь «ты» христіаниномъ, слѣдуй ты завѣтамъ и заповѣдямъ Спасителя, начни съ себя самого преодолѣніе зла и, тѣмъ самымъ, подвигъ преображенія міра, ибо Царствіе Небесное, по слову Господню, внутри каждаго изъ насъ. Христіанство выходитъ за грань матеріалистическаго ощущенія и воспріятія міра, которыми «потусторонность» мыслится такъ же «вещественно», какъ и все, насъ окружающее. И въ христіанствѣ не существуетъ вопроса «что дѣлать» и «чего не дѣлать», а все сводится къ тому, «КѢМЪ БЫТЬ», ибо это единственный путь духовнаго восхожденія.

Но «я» и «ты» – мы всѣ члены живого мистическаго тѣла Церкви Христовой, и всѣ мы питаемся и живы только Ея животворными соками, лишь ея чудотворною силою: оторванные или отсѣченные отъ нея, мы отмираемъ и гибнемъ духовно. Для христіанскаго сознанія человѣческое общество – не механическая совокупность безчисленнаго множества «особей», а живое органическое цѣлое, живое тѣмъ, что оно становится Церковью, или – точнѣе – должно становиться и можетъ стать ею. Относится это и ко всему человѣчеству въ цѣломъ и къ отдѣльнымъ частямъ его, живущимъ своею самостоятельною жизнью самобытныхъ организмовъ – соборныхъ личностей.

Въ православномъ міроощущеніи, поскольку оно отразилось въ русской идеѣ и, въ частности, въ идеалѣ святой Руси, соборная личность – не «абстракція», не «символъ», не «аллегорія» и не «аналогія». Она – подлинная, живая и жизненная дѣйствительность, мистическая реальность, воспринимаемая ирраціонально. И для соборной личности завѣты и заповѣди Христа такъ же нравственно-обязательны, какъ и для личности единичной. Если для каждаго христіанина, какъ единичной личности, осуществленіе Правды Божіей значитъ – жить «по правдѣ», стремиться стать праведнымъ, то и христіанское общество (какъ и всякая соборная личность, органически въ него входящая), лишь само становясь сознательно праведнымъ, т. е. Церковью Христовой, вступаетъ на путь воплощенія Божіей Правды въ культурной, политической, хозяйственной и соціальной жизни.

ИДЕЯ претворяется въ БЫТЪ, и этотъ бытъ (я опять повторяю замѣчательныя слова Митрополита Антонія) «выражаетъ собою усилія… водворятъ на землѣ праведность евангельскую, отвергнуться всего, чтобы найти Христа, ставить Его волю, каноны Его Церкви закономъ общественной жизни».

Русская православная идея и представляла собою на протяженіи вѣковъ искреннюю и истовую попытку вѣрующаго народа къ оцерковленію своей мірской, повседневной жизни, попытку бытового – въ широкомъ смыслѣ – исповѣдничества христіанства.

4.

«Цивилизованному» человѣку и, особенно, юнымъ поколѣніямъ современной намъ эпохи, когда культура живетъ почти исключительно импровизаціей, экономика – спекуляціей, а политика – пропагандою и провокаціей, чрезвычайно трудно представить себѣ, что было – и даже не такъ давно – время, когда слова и идеи еще не были въ такой степени обезцѣнены, какъ въ наши дни безудержнаго, граничащаго съ безуміемъ «темпа». Люди «и жить торопятся и чувствовать спѣшатъ»: они говорятъ, пишутъ, декламируютъ, декларируютъ, прокламируютъ и плакатируютъ такъ много и въ такомъ «темпѣ», что имъ уже больше некогда заботиться о чистотѣ и ясности словъ и понятій, о цѣломудренности мысли.

Имъ, вѣроятно, просто непонятно сегодня, какъ это русское православное сознаніе, изъ котораго вѣками выкристаллизовывалась русская идея, неизмѣнно покоилось на вѣрѣ въ то, что таинственно основанная Іисусомъ Христомъ вселенская Церковь, воспринимаемая въ своемъ мистическомъ значеніи (т. е. религіозно-реально), и есть осуществленіе Царствія Божія на землѣ. Имъ, вѣроятно, кажется «нелогичнымъ», что для этого русскаго православнаго сознанія реально именно лишь «мистическое» христіанство, христіанство же «реальное», отвлеченное отъ Богочеловѣческой Личности Спасителя, хотя бы и сведенное въ самую стройную систему нормъ нравственнаго поведенія пребывающаго внѣ Церкви человѣка – это плоть, лишенная духа и жизни: на почвѣ такой мнимой «реальности» сѣмя Правды Божіей не можетъ не только взойти и принести жатву, но даже и ростковъ дать не можетъ.

Ибо мыслить о Церкви въ понятіяхъ матеріалистическаго позитивизма или хотя бы раціоналистическаго идеализма – это не только извращать истинную правду Церкви Христовой, но и самоотлучать себя отъ нея Русское православное сознаніе, отразившееся не только въ яркихъ твореніяхъ нашей богословской и философской мысли, но и во всемъ міроощущеніи и жизнепониманіи «простого» православнаго люда, «нутромъ» отличавшаго Правду отъ Кривды, жило непоколебимымъ убѣжденіемъ, что смысла Церкви Христовой постичь раціонально – «логическимъ» путемъ невозможно; что сущность ея не вмѣщается въ узкія рамки нашего трехмѣрнаго математически логическаго представленія о мірѣ; что она постижима лишь «умомъ святости», о которомъ апостолъ Павелъ говоритъ къ Коринѳянамъ: «Божьяго никто не знаетъ, кромѣ Духа Божія. Но мы приняли не духа міра сего, а Духа отъ Бога, дабы знать дарованное намъ отъ Бога, что и возвѣщаемъ не отъ человѣческой мудрости изученными словами, но изученными отъ Духа Святаго, соображая духовное съ духовнымъ. Душевный человѣкъ не принимаетъ того, что отъ Духа Божія, потому что онъ почитаетъ это безуміемъ, и не можетъ разумѣть, потому что о семъ надобно судить духовно. Но духовный судитъ обо всемъ, а о немъ никто судить не можетъ. Ибо кто позналъ умъ Господень, чтобы могъ судить его? А мы имѣемъ умъ Христовъ» (1 Коринѳ., II, 11-16).

Русскому православному сознанію, а – тѣмъ самымъ – и русской идеѣ, глубоко чужда поэтому «мірская», насквозь раціоналистическая мысль о какомъ либо отдѣленіи Церкви отъ тѣхъ или иныхъ формъ человѣческаго общежитія. Ибо это было бы равносильно самоотлученію ихъ отъ Церкви Христовой, которая не есть нѣкое средостѣніе между міромъ вещественнымъ и міромъ духовнымъ, но нѣчто таинственное, гдѣ эти оба начала взаимно проникаются, оставаясь въ то же время «раздѣльными». И какъ отдѣленіе души отъ тѣла означаетъ смерть человѣческаго организма въ условіяхъ земнаго бытія, такъ и отрывъ общественныхъ организмовъ отъ Церкви проводитъ къ ихъ духовному – медленному или быстрому – умиранію.

Русская православная идея исходитъ изъ самоочевиднаго для христіанскаго сознанія положенія, что всякая – какъ единичная, такъ и соборная – личность человѣческая, просвѣщенная свѣтомъ Христовой истины, пребываетъ и живетъ прежде всего въ Церкви. Иными словами: и «въ условіяхъ земной дѣйствительности» не Церкви отводится нѣкое, хотя бы и почетное мѣсто внутри или внѣ культурной, политической, хозяйственной или соціальной жизни, но ВСЯ жизнь и культурная и политическая, и хозяйственная, и соціальная – изнутри освѣщается и освящается своею причастностью къ Церкви, своимъ стремленіемъ быть или стать ея излученіемъ въ актѣ свободнаго творчества. И какъ бы далека ни была отъ этого повседневная дѣйствительность, – русская православная идея неизмѣнно оставалась вѣрной идеалу Святой Руси, подвигу оцерковленія міра и человѣчества, твердому убѣжденію, что важно не человѣческое общество, какъ таковое, но принадлежность къ Церкви его членовъ; что существенна не та или иная форма общежитія, а степень религіозности людей; что дѣло не въ общественномъ устройствѣ и даже не въ «общественномъ идеалѣ», а въ насыщенности всѣхъ проявленій земного бытія христіанскимъ православнымъ духомъ.

Русскій человѣкъ, истово и страстно жаждавшій, чтобы все на землѣ было «по правдѣ» и «по-божески», естественно, сознавалъ (и этого никогда не слѣдуетъ забывать), что историческая россійская дѣйствительность не только не воплощала идеала Святой Руси, но зачастую, и безконечно удалялась отъ него. Однако, лишь постояннымъ и напряженнымъ стремленіемъ къ осуществленію этого идеала бился пульсъ всего историческаго бытія русскаго народа, а поэтому и русская жизнь, и русская мысль, и русскій бытъ-жизнь, думы и бытъ народа нашего – были проникнуты и насыщены духомъ Православія.

Жить духовною жизнью значитъ жить осмысленно, и вѣра въ безусловный смыслъ жизни составляетъ непремѣнную предпосылку всякаго духовнаго бытія: безъ вѣры въ послѣдній, конечный смыслъ всего сущаго не только самъ человѣкъ, но и весь окружающій его міръ неминуемо катятся въ бездну безсмысленности и безсмыслицы. И русская идея – это сознательно-волевая попытка цѣлаго народа жить и творить религіозно-осмысленно: не во имя прошлаго, не для настоящаго, не для будущаго, а для вѣчности. Если для христіанскаго воспріятія міра и жизни вообще глубоко и органически чуждо – ибо безсмысленно – «жить настоящимъ», «ловить моментъ» («карпе діемъ!»), и это не только въ личной сферѣ человѣческаго существованія, но и во всѣхъ областяхъ земного бытія – культурной, политической, общественной, даже хозяйственной; если для философской мысли «настоящаго», какъ такового, нѣтъ, ибо оно лишь болѣе или менѣе условная грань между тѣмъ, что было, и тѣмъ, что будетъ, – своего рода нуль на скалѣ между прошлымъ, уходящимъ вглубь вѣковъ, и будущимъ, уводящимъ въ «безконечность,» то для русскаго православнаго сознанія настоящее есть. Но оно есть лишь данный мигъ въ великомъ таинствѣ претворенія вѣчнымъ началомъ минувшаго въ грядущее: настоящее осмысленно лишь вѣчнымъ смысломъ Божественнаго Промысла; оно живо только дыханіемъ вѣчности.

Конечно, не исключительно русскому Православію свойственно такое воспріятіе міра и жизни, но христіанскому сознанію вообще. Своеобразна и самобытна русская идея, однако, уже тѣмъ, что она рѣшительно отметаетъ всякое разграниченіе между «теоріей» религіозной истины и «практикой» ралигіозной жизни: что она отвергаетъ «естественность несогласованія ирраціональной вѣры съ раціональнымъ знаніемъ, отказываясь видѣть въ нихъ автономныя «сферы» человѣческаго духа. Для русскаго православнаго міропониманія христіанское воспріятіе земной дѣйствительности было, въ сущности (при всей условности этого сравненія), подобно тому «перевороту», который былъ внесенъ въ «научную» картину мірозданія Коперникомъ. До Коперника центромъ «системы» вселенной была наша земля, вокругъ которой «вращался» весь міръ: послѣ него земной шаръ оказался развѣнчаннымъ, превратившись въ незначительнаго спутника солнца, ставъ чуть ли не самой маленькой планетой въ солнечной «системѣ». Русская православная идея ставитъ въ центръ всего мірозданія Солнце Правды – Богочеловѣческую Личность Xриста и Его Церковь, видя и всю сложную «систему» земного бытія человѣчества и всѣ области людскихъ взаимоотношеній въ свѣтѣ вѣчнаго сіянія Солнца Правды.

Другими словами: для русскаго православнаго сознанія религіозная жизнь, пребываніе въ Церкви, не ограничивалась посѣщеніемъ богослуженій и принятіемъ Таинствъ, не сводилась только къ подвигу личнаго спасенія, но была проникнута постояннымъ и страстнымъ стремленіемъ къ оцерковленію «міра сего», гдѣ господствовали и господствуютъ нехристіанскія и даже антихрианскія, антихристовы начала. Жить «по правдѣ», «по-божески», жизнью и указаніями Церкви, повседневно и повсечасно, а не только въ храмѣ – таково требованіе, составлявшее движущую силу русской православной идеи, какъ внутренняго христіанскаго дѣланія.

5.

«Да будутъ всѣ едино: какъ Ты, Отче, во Мнѣ, и Я въ Тебѣ, такъ и они да будутъ въ Насъ едино» (Іоаннъ, XVII, 12) – этими, во всей ихъ глубинѣ почти непостижимыми, словами молился о чадахъ Церкви Своей Сынъ Человѣческій, Который «побѣдилъ міръ» (Іоаннъ, XVI, 33), – молился въ послѣднія минуты Своей земной жизни, наканунѣ крестныхъ страданій и позорной мучительной смерти. Сынъ Божій по существу Своему и братъ каждаго изъ насъ по человѣчеству, – Іисусъ Христосъ положилъ въ Церкви, какъ таинственномъ Тѣлѣ Своемъ, основаніе тому единенію и единству между людьми, при которомъ только и возможны и полнота развитія человѣческой личности и дѣйствительное осуществленіе общаго блага: «я» и «ты», какъ отдѣльныя личности, и всѣ «мы», какъ общество, соединяемся во Христѣ.

Такимъ образомъ, полнота духовнаго роста и совершенства всякой человѣческой личности, какъ отраженнаго Лика Божія и какъ члена мистическаго тѣла Церкви Христовой, съ одной стороны, и служеніе всѣхъ и каждаго общему благу въ духѣ соборности, съ другой, – вотъ основное и руководящее христіанское начало для устроенія земной жизни человѣчества и, въ то же время, мѣрило становленія даннаго общественнаго организма Христовой Церковью. Ибо все самое высокое и цѣнное «въ мірѣ семъ» цѣнно и высоко лишь своею внутреннею, духовною значимостью, своею сопричастностью Всевышнему: внѣ этой сопричастности всякая высота и цѣнность неминуемо превращается въ пустоту. Русская православная идея, идеалъ Святой Руси, прочно зиждется на этой – такой простой, но и такой неколебимой – истинѣ христіанства, къ сожалѣнію, постоянно забываемой, а нерѣдко и попираемой человѣкомъ. Отъ каждаго изъ насъ она требуетъ поступать «по-божески», являть «божескую милость», жить «по правдѣ» и дѣйствовать «по совѣсти», помня, что въ условіяхъ земной дѣйствительности единственная реальность – это человѣческая личность въ ея отношеніи къ Богу и къ ближнему. Къ ней сводятся въ конечномъ итогѣ всѣ проблемы культурной, политической, общественной и хозяйственной жизни.

Нѣтъ «нравственной» или «безнравственной», «религіозной» или «безбожной» культуры, политики, экономики и общественности, какъ чего-то отвлеченнаго отъ человѣка, единственнаго реальнаго носителя и выразителя тѣхъ или иныхъ духовныхъ и религіозно-нравственныхъ началъ. Есть нравственные люди, и гдѣ политика осуществляется ими, тамъ она на дѣлѣ покоится на принципахъ нравственности; есть вѣрующіе христіане, и если они живутъ по вѣрѣ своей и по совѣсти христіанской, то и всѣ области жизни насыщаются этою вѣрою и духомъ христіанства; есть братство между людьми, и гдѣ оно воплощается въ дѣйствительности, тамъ осуществляется и полнота развитія отдельной человѣческой личности и общее благо личности соборной – общественнаго организма.

Всѣ естественныя формы человѣческаго общежитія – семья, родъ, племя, народность, нація – имѣютъ въ «мірѣ семъ» нѣкое свое, благословенное Богомъ мѣсто. Но никогда не мирилось русское православное сознаніе со стремленіемъ придавать той или иной изъ этихъ высокихъ, но относительныхъ «мірскихъ» цѣнностей абсолютное, самодовлѣющее значеніе: абсолютенъ только Богъ, подлинно реальна лишь жизнь во Христѣ, т. е. внутри Церкви Его, и степень цѣнности естественныхъ формъ общежитія обусловьливается исключительно мѣрою сопричастности ихъ «Божьему дѣлу», превращенія ихъ самихъ въ члены мистическаго тѣла Церкви Христовой. Съ точки зрѣнія русской православной идеи, какъ она отражается не только въ твореніяхъ русской религіозной мысли, но и въ народномъ сознаніи, существеннымъ представляется:.

1) обезпеченіе для отдѣльной христіанской личности – въ ея абсолютномъ значеніи отраженнаго Лика Господня – полноты ея духовнаго творчества, развитія и совершенствованія внутри данной общественной клѣтки, ячейки или организма,

и 2) цѣлеустремленность личности и общества къ общему благу, къ идеалу соборности, къ братству во Христѣ, къ СОЕДИНЕНІЮ всѣхъ внутри Церкви Христовой.

Основная ячейка естественнаго человѣческаго общежитія въ условіяхъ «міра сего» – это СЕМЬЯ: она не только занимаетъ опредѣленное благословенное Богомъ мѣсто внутри даннаго общественнаго организма, но и зиждется, въ отличіе отъ всѣхъ иныхъ видовъ мірского общежитія, на одномъ изъ таинствъ Церкви – на таинствѣ брака. Христіанская семья есть непремѣнная предпосылка христіанскаго общества и государства, и не удивительно, что именно на разложеніе и разрушеніе семьи направлены бываютъ въ первую очередь всѣ усилія богоборческихъ «благодѣтелей» человѣчества, превращающихъ великое таинство брака въ дикое или «зарегистрированное» сожительство, а самую семью – въ лучшемъ случаѣ – въ «юридическое понятіе» или «соціальный институтъ», лишенные не только всякаго религіозно-нравствннаго содержанія, но и какого-либо духовнаго и культурнаго значенія.

Между тѣмъ семья – это та живая и животворная клѣтка, изъ которой вырастаютъ всѣ естественныя формы человѣческаго общежитія, и въ ней уже заложены основныя начала людскихъ взаимоотношеній, опредѣляющихъ отношенія общественныя. Для русскаго православнаго сознанія христіанская семья – исходный пунктъ оцерковленія общества, государства, націи, человѣчествa. Она – первая ступень православно-христіанскаго религіозно-нравственнаго воспитанія, основаннаго на любви, но и на власти и авторитетѣ родителей, на чувствѣ долга и послушанія, но и на взаимномъ довѣріи, какъ первомъ зародышѣ общности духовныхъ и матеріальныхъ интересовъ, направленнымъ на общее благо. Семья – это носительница и хранительница культурныхъ навыковъ, завѣтовъ и традицій, духовнаго наслѣдія поколѣній, становящагося бытомъ: она – первая школа характера человѣка, источникъ его народнаго и національнаго самосознанія и – что самое главное – колыбель его религіозныхъ вѣрованій и нравственныхъ устоевъ. Въ христіанской семьѣ потенціально содержится прототипъ христіанскаго общества, прообразомъ котораго является Церковь.

Дѣйствительно, христіанская семья, какъ первоначальная ячейка естественнаго человѣческаго общежитія, заключаетъ въ себѣ, въ сущности, всѣ основные элементы соціологически болѣе сложныхъ формъ христіанскаго общества. И если бы слова и идеи не были такъ обезцѣнены въ нашъ «просвѣщенный» вѣкъ –

«съ его безнравственной душой,

себялюбивой и сухой,

мечтанью преданной безмѣрно,

съ его озлобленнымъ умомъ,

кипящимъ въ дѣйствіи пустомъ», –

то такія привычныя, но давно уже ничего не говорящія ни уму ни сердцу современнаго человѣка выраженія, какъ «большая семья» въ отношеніи племени и народа, или «семья народовъ» въ отношеніи человѣчества, не утратили бы своего подлиннаго смысла и жизненнаго значенія. А вѣдь если по – настоящему вдуматься въ эту мысль, то и «простонародныя», для «цивилизованнаго» уха чуть – ли не «вульгарныя» обращенія, какъ «сынокъ», «братъ», «сестра», «дядя», «тетка», «отецъ», мать», «дѣдъ», или «бабушка», въ отношеніи «постороннихъ» людей оказались бы полными глубочайшаго содержанія именно въ свѣтѣ братства во Христѣ и съ точки зрѣнія христіанскаго общества, становящагося Церковью.

Русская православная идея, нынѣ въ теченіе трехъ десятилѣтій удушаемая сатанинскою властью большевизма, но нерастоптанная на смерть чекистскимъ сапогомъ и не вырванная съ корнемъ изъ сердца русскаго «діаматомъ» и безбожіемъ, одухотворила естественны кровныя связи между людьми, дала имъ религіозно-нравственный смыслъ и содержаніе, вдохнула въ нихъ христіанскій духъ, претворяя братство и родство по крови въ братство и родство духа, вѣры и любви въ лонѣ Церкви Христовой.

6.

Идеальная христіанская семья – прототипъ идеальнаго христіанскаго общества: въ ней заложены уже основныя начала культурнаго, политическаго, и соціальнаго устройства и отдѣльныхъ христіанскихъ народовъ и всего христіанскаго человѣчества. Русская православная идея, во всякомъ случаѣ, покоится на такой предпосылкѣ и строитъ всѣ культурныя, политическія, соціальныя, и хозяйственйыя взаимоотношенія въ рамкахъ естественнаго человѣческаго общежитія по образцу христіанской семьи. И именно эта точка зрѣнія оказывается безусловно «приложимой» ко всѣмъ безъ исключенія сторонамъ «общественной» жизни христіанина.

Такъ, христіанская семья зиждется на взаимной любви и на взаимномъ довѣріи всѣхъ членовъ ея, но въ то же время внутри семьи родители – прежде всего отецъ – представляютъ собою власть и авторитетъ. Власть эта и авторитетъ налагаютъ на носителей ихъ всю полноту отвѣтственности передъ Всевышнимъ: за общее благо семьи, понимаемое по преимуществу въ духовномъ, а не въ матеріальномъ смыслѣ, и за каждаго отдѣльнаго члена ея, какъ самобытной и неповторимой личности, религіозно-нравственное совершенствованіе и духовное восхожденіе которой лежитъ на попеченіи родителей, составляя ихъ нравственный долгъ и обязанность передъ Богомъ. Ибо христіанское, а тѣмъ болѣе – православное христіанское сознаніе не знаетъ власти безъ отвѣтственности; всякая власть, какъ и всякое владѣніе, есть въ условіяхъ земного бытія только временное управленіе «достояніемъ Божіимъ». Власть же надъ личностью человѣческой, которой, какъ образу и подобію Божію, присуще абсолютное религіозное значеніе, возлагаетъ на «власть имущаго» и все бремя нравственной отвѣтственности за свободу, неискаженность и всесторонность ея духовнаго творчества, роста и совершенствованія. Поэтому русская православная идея живетъ представленіемъ и постояннымъ ощущеніемъ подвига власти, а русскому народному сознанію свойственно даже своеобразное чувство жалости къ каждому «власть имущему», ибо «кому много дано, съ того много и спросится»; чѣмъ больше власть, тѣмъ больше отвѣтственность, – власть отъ Бога и отвѣтственность передъ Богомъ.

Таковъ, подходъ русскаго православнаго сознанія и къ ГОСУДАРСТВУ, какъ своего рода «тѣлесной оболочкѣ» соборной личности – націи, «душою» которой является ея культура. Христіанское государство, объединяющее всѣ естественныя формы человѣческаго общежитія внутри данной націи въ извѣстное закономѣрное цѣлое, должно, въ свѣтѣ русской православной идеи, давать каждой входящей въ составъ его личности возможность религіозно-нравcтвеннаго совершенствованія, а слѣдовательно – по завѣту Спасителя, и право свободнаго духовнаго творчества. Государственная власть должна быть христіанской не только по имени и по титулу, но и по дѣйствіямъ и поступкамъ своимъ. Въ основу же государства, которое само по себѣ не болѣе, какъ вспомогательный организмъ для «богоугоднаго благоустроенія жизни» народа, кладется русскимъ православнымъ сознаніемъ начало «ОТЕЧЕСКАГО правленія». Защита слабаго отъ посягательства и произвола сильныхъ и злыхъ, внесеніе правды и справедливости въ политическія, общественныя, хозяйственныя и частно – правовыя взаимоотношенія, укрѣпленіе праведности и благочестія – такова задача государственной власти, по существу совпадающая съ ролью отца въ православной семьѣ. «Власть имущій» и въ государствѣ долженъ неизмѣнно помнить; что управляемое имъ – это «собственность Божія», за которую, онъ обязанъ дать отчетъ и отвѣтъ передъ Всевышнимъ. И чѣмъ благочестивѣе государственная власть, тѣмъ совершеннѣе и вся государственная организація, вся общественно – политическая и хозяйственная жизнь страны, тѣмъ здоровѣе соціальныя отношенія, тѣмъ шире и богаче возможности для роста и расцвѣта духовной культуры.

Нѣтъ самихъ по себѣ, христіанскихъ формъ государственнаго устройства и правленія. Нѣтъ вообще христіанскихъ формъ человѣческаго общежитія, какъ таковыхъ, ибо, съ точки зрѣнія христіанства, лишь внутреннее духовное, религіозно-нравственное содержаніе жизни и единичной и соборной личности является существеннымъ и рѣшающимъ. Христіанскими по внутреннему существу, по духу своему могутъ быть и монархія, и олигархія, и демократическая республика. И даже пресловутый: тоталитаризмъ нашихъ дней пороченъ не формою своею, а грѣхомъ самоутвержденія, сознательнымъ отказомъ отъ подчиненія «мірского» Небесному, человѣческой воли – волѣ Господней, отрывомъ отъ Бога и Правды Его.

Если русская православная идея была органически связана съ идеей православной монархіи, съ идеаломъ «отеческаго правленія», съ образомъ Помазанника Божія – «батюшки Царя» въ народномъ сознаніи, то это обусловлено было прежде всего россійской исторической дѣйствительностью. Но самоочевиденъ и самый фактъ, что принципъ подвига власти и начало отвѣтственности государственной власти передъ Богомъ, находившее свое мистическое выраженіе въ «помазаніи на царство», наиболѣе отвѣчали подлинному характеру христіанскаго, православнаго властвованія и владѣнія. И, конечно, не подлежитъ сомнѣнію, что единовластіе, самодержавіе, ближе, чѣмъ какой-либо иной видъ государственной власти, духу и идеѣ Православія, особенно – если налицо органическое сочетаніе начала самодержавія съ принципомъ соборности, – подобно тому, какъ въ земной организацій св. Православной Церкви власть и авторитетъ Патріарха должны гармонически сочетаться съ соборнымъ началомъ. Иными словами: на вопросъ, мыслима ли подлинно-православная демократическая республика, отвѣтъ можеть быть только утвердительнымъ. Но также несомнѣнно, что всякая республика, ставъ подлинно-православной, органически и безболѣзненно превратится, духовно «вырастетъ» въ православную монархію, – опять же подобно тому, какъ Церковь Православная можетъ дѣйствовать и жить – хотя и неполною жизнью – и безъ Патріарха, но, свободно опредѣляя свое устройство, неизбѣжно и естественно встаетъ на путь установленія патріаршества.

­Историческая россійская дѣйствительность знала православную монархію. Но русское самодержавіе, создавшееся подъ сильнымъ византійскимъ и монгольскимъ вліяніями, а въ періодъ «европеизаціи» Россіи подпавшее подъ губительное вліяніе идей и пріемовъ западно-европейскаго абсолютизма, нерѣдко и во многомъ страдало порокомъ самоутвержденія, удаляясь тѣмъ самымъ отъ воплощенія русской идеи въ жизнь. И, тѣмъ не менѣе, какъ въ исторической Россіи жилъ, несмотря на постоянныя искаженія свои, идеалъ Святой Руси, такъ и православная русская монархія уже имѣла въ себѣ всѣ предпосылки подлинной христіанской власти, а подготовлявшееся Государемъ-Мученикомъ возстановленіе патріаршества на Землѣ Русской, несомнѣнно, явилось бы огромнымъ шагомъ впередъ на пути къ осуществленію русской православной идеи въ области государственнаго устройства Россійской державы и духовнаго возрожденія Святой Руси. Кто знаетъ: если бы въ 1906 г., дальнѣйшій ходъ нашего историческаго развитія опредѣлялся бы не созывомъ Первой Государственной Думы, а созывомъ Помѣстнаго Собора Русской Православной Церкви, а затѣмъ – Земскаго Собора, то, быть можетъ, не справлялъ бы сегодня большевизмъ своего сатанинскаго шабаша на необъятныхъ просторахъ россійскихъ и не сидѣли бы мы «на рѣкахъ вавилонскихъ»…

7.

Русское православное сознаніе, стремясь къ оцерковленію общества и государства, какъ формирующаго начала въ земномъ бытіи русскаго народа и россійской націи, было, однако, опредѣленно чуждо какихъ-либо теократическихъ тенденцій въ духѣ римскаго католичества. Оно лишь исходило изъ твердаго убѣжденія народнаго; что осуществимы еще здѣсь, на землѣ, и христіанская государственность, и христіанское общество, и христіанская культура, и хозяйственный строй, согласный съ духомъ христіанства, – осуществимы потому, что носители ихъ – вѣрующіе православные христіане, готовые жить по вѣрѣ своей, по велѣнію христіанской совѣсти, по Правдѣ Христовой. Оно лишь не сомнѣвалось, что ко всѣмъ безъ исключенія формамъ человѣческаго общежитія можетъ и должно быть предъявлено требованіе – ставить волю, Христа и каноны Его Церкви, закономъ государственной, общественной и даже хозяйственной жизни.

Само собою разумѣется, что христіанство не выдвигаетъ, да и не имѣетъ, не можетъ имѣть никакихъ политическихъ, соціальныхъ или экономическихъ «программъ» и «плановъ»: христіанинъ долженъ искать Царствія Божія и Правды Его, а остальное все «приложится», по слову и обѣтованію Спасителя. Но есть христіанскія начала и положенія, которыя нравственно обязательны для отдѣльнаго христіанина, для всѣхъ «мірскихъ» взаимоотношеній между отдѣльными христіанскими личностями, для христіанскаго общества и для христіанскаго государства (для нехристіанскаго, «языческаго», общества и въ отношеніи нехристіанскаго государства, напротивъ, примѣнимо положеніе «Кесарево – Кесарю»). Требованія эти, вытекающія изъ «приложенія» Евангельской Истины къ «мірской» повседневности, сводятся, въ сущности, къ тремъ основнымъ предпосылкамъ:

I) Полнота духовнаго творчества, роста и религіозно-нравственнаго совершенствованія человѣческой личности, какъ отраженнаго Лика Господня, не подлежитъ ущемленію или насильственному ограниченію и искаженію; униженіе или злостное использованіе человѣческой личности, въ качествѣ «средства» для какихъ-либо «мірскихъ» цѣлей и интересовъ равносильно оскверненію Образа Божія;

II) Всѣ члены христіанскаго общества – прежде всего члены мистическаго тѣла Церкви Христовой и служатъ Ей, а черезъ Нее – Богу, т. е. въ конечномъ итогѣ – своему и общему благу, что нераздѣльно;

III) Заповѣди и завѣты Христа такъ же нравственно обязательны для христіанскаго общества и для христіанскаго государства въ цѣломъ, какъ и для отдѣльнаго христіанина.

Эти три изложенія, на которыхъ строится и покоится русская православная идея, достаточны для разрѣшенія всѣхъ вопросовъ культурной, политической, соціальной и хозяйственной жизни въ христіанскомъ смыслѣ и духѣ, – конечно, рѣчь идетъ о христіанскомъ обществѣ, и притомъ христіанскомъ не только по имени. Ибо если заповѣдь Христа: «Возлюби ближняго твоего, какъ самого себя» является нерушимымъ основаніемъ братства между людьми и, тѣмъ самымъ, единственнымъ мѣриломъ отношенія отдѣльнаго христіанина къ каждому человѣку, какъ къ брату своему во Христѣ, то этимъ дается идеальное рѣшеніе любого изъ вопросовъ человѣческаго общежитія, поскольку ясно опредѣляется поведеніе христіанина въ духѣ Евангельской Истины. Здѣсь нѣтъ мѣстъ ни оговоркамъ, ни кривотолкамъ, ни двусмысленностямъ. Оговорки, кривотолки и двусмысленности начинаются тамъ, гдѣ рѣчь идетъ не объ отдѣльной христіанской личности, а объ обществѣ и государствѣ, когда они именуютъ себя христіанскими, но упорно забываютъ о томъ, что завѣты Спасителя и вѣчныя основы христіанства такъ же нравственно обязательны д ля нихъ, какъ и для отдѣльнаго христіанина,

Русская православная идея постояннаго, непрерывнаго и напряженнаго оцерковленія всей общественной и государственной жизни была и остается страстнымъ напоминаніемъ о Правдѣ Христовой и обществу и государству, но и не менѣе, страстнымъ обличеніемъ малѣйшаго лицемѣрія въ этомъ смыслѣ со стороны носителей власти и авторитета. Такъ, Христосъ и Церковь Его заповѣдаютъ каждому изъ насъ смиренно «нести крестъ свой». Но въ безнравственный софизмъ впадаютъ общество и государственная власть, если они этою заповѣдью пытаются оправдывать свои дѣйствія и установленія, противныя Евангелію и духу христіанства. Не подлежитъ сомнѣнію, что вѣрующій христіанинъ долженъ, напримѣръ, терпѣливо и безропотно нести свой крестъ раба, крѣпостного или злостно эксплоатируемаго рабочаго – пролетарія. Но также несомнѣнно, что ни христіанское общество, ни христіанское государство не могутъ строиться на рабствѣ, на крѣпостномъ правѣ или на безсовѣстной эксплоатаціи человѣческаго труда вообще, равно какъ не можетъ быть рабовладѣльцемъ или безсовѣстнымъ эксплоататоромъ христіанинъ, дѣйствительно живущій по завѣтамъ Христа. Государственный строй, соціальныя и хозяйственныя отношенія христіанскаго общежитія не могутъ зиждиться на нарушеніи и попираніи Правды Христовой, именоваться «христіанскими», но быть «языческими», антихристіанскими и даже антихристовыми въ дѣйствіяхъ и установленіяхъ своихъ.

Всѣ естественныя формы человѣческаго общежитія – семья, родъ, племя, народность, нація, человѣчество – не самоцѣль: благословенныя Богомъ или даже, какъ семья, освященныя Церковью черезъ таинство, они не могутъ, не должны впадать въ грѣхъ самоутвержденія. Больше того: въ свѣтѣ русской православной идеи, для русскаго православнаго сознанія всѣ эти «естественныя» формы человѣческаго общежитія – даже и не средства къ достиженію общаго блага, если въ основѣ его не лежитъ стремленіе къ Царствію Божію. Ибо внѣ этого стремленія семья, народъ, нація, государство и т. д. перестаютъ быть христіанскими, становятся «языческими», т. к. сознательно или безсознательно ставятся на мѣсто Бога. И человѣкъ, полагающій, что онъ «любить» свою семью, родину или націю, ставя ихъ выше любви къ Богу, впадаетъ въ «язычество», его «любовь» есть лишь чувство продолженія и утвержденія своего «я», тогда какъ подлинная любовь – это раствореніе своего «я» въ лучахъ благодати Божіей, въ САМООТДАЧѢ СЕБЯ БОГУ, Который и есть ЛЮБОВЬ.

Соблазну и грѣху самоутвержденія русская православная идея чужда безусловно, и даже пафосъ «мессіанства», ее пронизывающій – это пафосъ самоотдачи себя Божьему дѣлу, жертвенному подвигу служенія Правдѣ Христовой, исканію Царствія Небеснаго и осуществленія его въ «мірѣ семъ».

***

Но жива ли русская православная идея въ нынѣшней Россіи?

Два съ лишнимъ столѣтія «европеизаціи», планомѣрная секуляризація культурной и общественной жизни страны, наконецъ – три десятилѣтія явнаго царства Антихриста на Землѣ Русской, несомнѣнно, отравили цѣлыя поколѣнія ядомъ невѣрія или религіознаго безразличія, и равнодушія. На нашихъ глазахъ раціоналистическое словоблудіе теоретическаго нигилизма Запада выросло на русской почвѣ въ воинствующій нигилизмъ практическаго осуществленнія, и стала Святая Русь снова «невидимымъ градомъ Китежемъ», мечтою и чаяніемъ. Взбаламутилась русская темная стихія, поднялась Русь разгульная, своевольная, богохульная, окаянная, – Русь Васьки Буслаева и Соловья-Разбойника, Русь оборотней, самозванцевъ, воровъ и охальниковъ. Стршная повседневная россійская дѣйствительность стала въ глазахъ многихъ тою политическою и соціальною «реальностью», съ которой только мы якобы и должны нынѣ считаться:

«Человѣкъ иль злобный бѣсъ

Въ душу, какъ карманъ, залѣзъ,

Наплевалъ тамъ и нагадилъ,

Все испортилъ, все разладилъ».

Нѣтъ больше ни таинства, ни тайны, ни чуда: голосъ совѣсти – «предразсудокъ»; христіанское смиреніе – «раболѣпство»; «любовь къ родному пепелищу, къ отеческимъ гробамъ», живая органическая связь настоящаго съ историческимъ прошлымъ, – «мракобѣсіе» .

Но, вопреки видимому торжеству лжи и злобы, мы вѣримъ въ чудо, въ чудо воскресенія Россіи, ибо мы вѣруемъ во Христа Спасителя, воскресшаго изъ мертвыхъ; ибо мы знаемъ, что въ этой глубокой, ирраціональной вѣрѣ – вся животворная спасительная сила русскаго народнаго генія и его идеала Святой Руси, русской православной идеи. Вся исторія Россіи чудесна, всѣ взлеты русскаго духа – подлинное, разсудкомъ не постижимое и не объяснимое чудо: и подвигъ власти св. Александра Невскаго, и Куликовская битва, и Смута, и нашествіе Наполеона, и «восточный походъ» Гитлера – все это становится яснымъ и осмысленнымъ лишь въ сіяніи восьмиконечнаго креста, которымъ св. Православная Церковь осѣняла Россію. Напротивъ, пуста и безсмысленна «русская исторія», не знающая даже именъ препод. Сергія Радонежскаго, Патріарха Гермогена, препод. Серафима Саровскаго, Патріарха Тихона.

И мы вѣримъ въ то, что рождается новая Россія; что не умерла Святая Русь, что уже побѣдила, она Русь окаянную въ душѣ народа русскаго, на днѣ которой «гудитъ подводный Китежъ»; что одолѣлъ Илья Муромецъ Соловья-Разбойника, ибо «Богъ поругаемъ не бываетъ», ибо таинство, тайна и чудо Всевышняго сильнѣе «зеленаго, дуба» Васекъ Буслаевыхъ. Мы вѣримъ, что

«изъ крови, пролитой въ бояхъ,

изъ праха обращенныхъ въ прахъ,

изъ мукъ казненныхъ поколѣній,

изъ душъ, крестившихся въ крови,

изъ ненавидящей любви,

изъ преступленій, изступленій

возникнетъ праведная Русь!

«Вѣрую, Господи, помоги моему невѣрію»…

 

Анатолій Михайловскій.

 

«Церковная Жизнь». 1948. № 2-3 (Февраль-Мартъ). С. 5-19; № 4-5 (Апрель-Май). С. 15-26.

Источник: https://afanasiy.net/