Архиеп. Аверкий (Таушев): Церковь и политика

Архиеп. Аверкий (Таушев): Церковь и политикаВ последнее время все чаще и чаще поднимаются разговоры о недопустимости вмешательства Церкви в политическую жизнь, о несовместимости Церкви и политики, причем некоторыми даже идейными врагами большевизма нередко высказывается мысль о том, что неуместно для нашей Русской Церкви зарубежом выступать против богоборческой советской власти, ибо это, мол, политика, роняющая высокое достоинство Церкви, а Церковь должна быть «выше политики». Находятся лица, которыя даже проповеди наших священослужителей, выносящия осуждение безбожному коммунизму, называют «политическими» и открыто критикуют их, будучи в тоже время сами анти — большевиками, по своим убеждениям.

В подобнаго рода разсуждениях кроется явное недоразумение, а разсуждающие так обнаруживают только свое недомыслие, а вместе с тем и непонимание истинных целей и задач Христовой Церкви на земле. Придерживающияся подобнаго образа мыслей отрывают Церковь от реальной жизни, они, быть может, и сами того не замечая, хотят лишить Церковь права влиять на земную жизнь людей.

Предосудительна ведь не политика сама по себе, а нехристианское и иногда даже противохристианское настроение современных людей, занимающихся политикой,— предосудительно то грязное «политиканство», которым занимается теперь большинство так наз. «политических деятелей», отвергших всякие религиозно-нравственные принципы в общественной и государственной жизни людей и объявивших религию «частным делом» каждаго человека. С точки зрения этих политических, деятелей, Господу Богу и Церкви нет места в политической жизни людей: поэтому Господь Бог и Церковь из их «деятельности» изгнаны.

Но значить ли это, что Господу Богу действительно нет, дела до политической жизни людей и что Церковь должна равнодушно смотреть, как эта политическая жизнь развивается, по какому бы пути ни шло это развитие, — быть «вне политики»?

Конечно, нет!

Церковь должна быть выше безпринципнаго политиканства, но никак не «вне политики»; Заставить Церковь быть «вне политики» хотят те безрелигиозные и безнравственные политические деятели, которые желают всецело захватить в свои грязныя руки безконтрольное руководство общественной и государственной жизнью людей и лишить Церковь возможности благотворно влиять на эту жизнь, преображая ее в евангельском духе.

Может ли Церковь на это согласиться и полностью уступить, руководство жизнью людей этим безпринципным, политиканам-безбожникам?

Никогда,— ибо это значило бы что Церковь сделалась «солью обуявшей», негодной ни к чему, не исполняющей своего высокаго предназначения, возложеннаго на нее самим Христом Снасителем (Матф. V. 13-16). Церковь не должна заниматься политической деятельностью, ибо это не ея сфера, но она не может и не смеет быть «вне политики», ибо отстранение ея от влияния на общественную и политическую жизнь людей было бы, с ея стороны, изменой ея Божественнному Основателю, забвением заветов Его.

Вновь считаем необходимым подчеркнуть: Нельзя отождествлять разумную честную христианскую политику и грязное безбожное безнравственное политиканство.

Но возможна ли вообще разумная честная христианская политика, спросят некоторые: Она не только возможна, но уже и имела место в истории, пока политические деятели еще были христианами и пока Церковь не была «вне политики», а влияла на эту политику и даже нередко, по временам, брала на себя высшее руководство этой политикой, не вмешиваясь в политическия дрязги, т.е. в это самое предосудительное «политиканство», а стоя выше их, и с высоты евангельскаго учения расценивая происходящия события в общественной и политической жизни людей.

Так было у нас некогда на Святой Руси втечение целаго ряда столетий и нельзя не отметить, что принципы этой разумной честной христианской политики отчасти про существовали у нас в лице наших Государей и некототорых государственных деятелей до самаго последняго времени — до революции. Кто добросовестно изучает русскую историю, тот не может отрицать наличия у нас в прошлом такой именно политики, в которой самое деятельное самое ближайшее участие принимала наша русская Церковь в лице своих Первосвятителей, Святителей, пастырей и даже, казалось бы, совершенно отрешившихся от всякой земной жизни иноков. Просмотрев хотя бы даже только беглым взором все эти многочисленные случаи «вмешательства» нашей русской Церкви в политику, мы ясно увидим, что не политика — грех, а безбожие и безнравственность в политике грех, а потому — грех, и притом весьма тяжкий, отстранение Церкви от врачевания этих духовных язв общественной и политической жизни людей.

В самом деле. Обратимся за подтверждением наших мыслей к нашей отечественной истории, вспомним хотя бы только некоторые замечательные в этом отношении факты, и тогда увидим, что никогда в прошлом нашей великой родины русская Церковь не отстраняла себя от общественной и политической жизни русскаго народа, под предлогом лукаваго, измышленнаго безбожниками лозунга: «Церковь должна быть вне политики».

Так уже о первом нашем князе-христианине с равноапостольном Владимире известно, что о важных государственных делах он советовался с «своими духовными отцами — епископами» и без совета с ними ничего не творил, не решаясь даже казнит злодеев.

По отношению к великому князю и князьям удельным митрополит всея Руси был учителем веры и благочестия. Он не вступался в дела гражданския сам по cебе, не выдавал себя за судью князей, как это было на западе, но сами князья при взаимных распрях предавали себя разсуждению митрополита, выслушивали его, как дети отца. В бедственныя времена междоусобий митрополиты были хранителями земли русской; кроткие, как ангелы, они с любовью евангельскою старались прекращать кровавые раздоры князей; отправлялись сами или отправляли епископов на места раздора; усмиряли дикия страсти людcкия словом евангельским. Так митроп. Николай уговорил Мономаха помириться с Святополком; при посредстве митрополита Вячеслав помирился с Всеволодом. Когда Юрий Долгорукий хотел выдать Ярославу Галичскому двоюроднаго брата его, митрополит говорил Юрию: «грех тебе, целовав крест, держать его в такой нужде, а ты еще хочешь выдать его на убийство». И Юрий послушался. «Князь! Мы Богом поставлены в русской земле, чтобы удерживать вас от кровопролития», говорил митрополит князю Рюрику, и указав ему средство предотвратить войну с вел. князем Всеволодом. Воскр. летопись (1, 240) говорит о Мономахе; «святительский чин чтяще и не ослушаясь его (митрополита) аки отца». Таже летопись говорит о Ярославе (2, 190): «Митрополит же много глаголате к Ярославу о миру… от Божественных Писаний сказа ему и поучая его от евангелия… Он же послуша отца своего митрополита»…

В важных случаях митрополиты давали советы князьям на пользу государства, но не отменяли сами собой ни одного постановления гражданскаго, не вводила ни одного правила мирского, как это было на западе («История Русской Церкви» Архиепископа Филарета — стр.114—115). Как провозвестники христианской совести и мудрости, епископы призываемы были на совещания народныя, и князья не решались на важныя предприятия без их благословения. Благочестивою волею самих князей ведению пастырей были предоставлены: 1) «все люди церковные», со включением богоугодных заведений; 2) все преступления мирян против веры и церковнаго благочиния, со включением святотатства; 3) все дела, относящияся к брачному союзу и правам родителей, со включением споров о наследстве; 4) наблюдение за верностью торгов, весов и мер (см. там же стр. 127).

Отсюда мы видим, что, избежав искушения погони за светской властью в государстве, на чем поползнулся на Западе папский Рим, иеpapxи русской Церкви, никогда не оставляли без внимания общественной и политической жизни русских людей уже в самый ранний период русской истории, но были фактическими ея руководителями.

Особенную силу и значение имел в этот раний период, как известно, новгородский владыка-архиепископ, принимавший там особенно близкое участие в делах гражданскаго управления и мужественно прекращавший в облачении с крестом в руках возникавшия там междоуcoбия.

В те времена все верующие pyccкиe люди отлично понимали, как важно и необходимо «вмешательство Церкви в политику» и никому в голову не приходила мысль, что «религия есть частное дело каждаго человека» и что «Церковь должна быть вне политики».

То же мы видим и в дальнейшем течении нашей русской истории, причем «в политику вмешивались» великие угодники Божии, причисленные Церковью русскою к лику святых и пользовавшиеся всегда великим почитанием русскаго народа, как «печальники за землю Русскую».

Таковы были «Первопрестсльницы Росийстии, истинныи хранителие Апостольских преданий, столпи непоколебимии, Православия наставницы», как славит их наша Церковь, великие московские святители митрополиты Петр, Алексий, Иона и Филипп, «всея России чудотворцы», — подлинная краса и похвала нашей Российской Церкви, долженствующие всегда быть, вне всякаго сомнения, примером благоговейнаго подражания для всех наших высших церковных ерархов.

Чем ж так прославились эти великие святители и какова была их деятельность?

Они заслужили себе столь великую похвалу и почитание всего русскаго православнаго народа ни чем как именно такого рода деятельностью, которую на современном языке врагов вмешательства Церкви в политику нельзя назвать иначе, как только «политическою».

Провидя духом будущее Москвы, Митрополит Петр из Владимира, потерявшаго значение великокняжескаго города, переселился не в Тверь, князь, которой получил ярлык на великое княжение, а в маленький и незначительный тогда городок Москву (1325 г.). Здесь он стал убеждать князя Иоанна Даниловича Калиту воздвигнуть храм в честь Богоматери, причем изрек замечательное пророчество о будущем величии Москвы: «Если послушаешь меня, сын мой», говорилъ он князю: «то и сам прославишься с родом твоим паче иных князей, град твой славен будет перед всеми городами русскими, и святители поживут в нем; руки его взыдут на плещи врагов наших, и прославится Бог наш» (Степ. кн. 1, 419 и житие св. Петра под 21 декабря). Иоанн Калита исполнил желание святителя, заложил храм в честь Пречистой Матери Божией — будущей величественный Успенский собор, — и пророчество сбылось: вскоре после кончины св. Петра Иоанн Калита сделался великим князем, Москва с тех пор стала быстро возвышаться и сделалась столицей могущественнаго Русскаго Государства. В летописях того времени мы не видим почти ни одного раздора князей, ни одного порыва властолюбия, которых не старался бы усмирит митрополит или сам, или через кого-либо из епископов. «Сын мой»» говорил, напр. святитель Петр брянскому князю: «поделись княжеством с Василием или оставь город и не вступай в бой» (Воскр.— 275). Князь Димитрий Михайлович Тверской хотел завладеть владимирским великим княжеством, «и не благослови его митрополит (св. Петр) столом во Владимиpe (там же)».

Особенно много старался об усилении московскаго великаго княжества и об укреплении Москвы, как столицы всего Русскаго Государства, Св. Митрополит Алексей. Во время его святительства, по кончине великаго князя Иоанна Иоанновича Кроткаго, когда наследником его остался восьмилетний Димитрий (впоследствии Донской), Москва потеряла значение великокняжескаго города, и великим князем сделался князь суздальский. Святитель Алексей, несмотря на все убеждения новаго великаго князя, не оставил Москвы и всячески старался доставить великокняжеское достоинство малолетнему Димитрию. Когда это было достигнуто, он много помогал ему своими советами и усмирял удельных князей, для чего иногда решался на строгия пастырския меры.

При этом он неоднократно пользовался помощью своего великаго современника, преподобнаго С е р г i я, игумена Радонсжскаго. Так, напр., по его воле преп. Серий, этот отрекшийся от миpa инок-пустыножитель, ходил в Нижний Новгород убеждать князя Бориса уступить старшему брату принадлежащее ему и не начинать войны: Князь не хотел слушать великаго князя и митрополита, и преп. Сергий, согласно с волей святителя Алексия, затворил в Нижнем все храмы. В другой раз он, так же по поручению святителя, ходил в Рязань для усмирения тамошняго безпокойнаго князя.

Страшно досадовал на св. Алексия литовский князь Ольгерд, который старался возмущать русских удельных князей против великаго князя московскаго. Он даже жаловался на него патpиapxy. «Донынe и при отцах», писал он патpиapxy: «не бывало такого митрополита, каков сей митрополит: благословляет москвитян на пролитие крови!.. А кто целовал крест ко мне и убежит к нему, митрополит снимает с него крестное целование» (Ж. Мин. нар. прось. 1847, июнь, стр. 148—152). Заботясь о благе Церкви и Отечества, святитель Алексий трижды ездил в орду. Во вторую свою поездку он совершил великое чудо исцеления лишившейся зрения жены хана Чанибека Тайдулы, а в третью поездку укротил ярость хана Бердибека, который требовал от всех русских князей усиленной дани и грозился в противном случае разорить всю русскую землю.

Через два года после кончины святителя Алексия его великий сподвижник преп. Серий Радонежский, продолжая его великое дело служения родному народу, дал благословение великому князю Димитрию Донскому на так называемую Куликовскую битву с татарами и тем положил начало полному освобождению русскаго народа от тяжкой татарской неволи (1380 г.). Вообще, по свидетельству письменных памятников того времени, в эту жуткую и мрачную эпоху татарскаго самовластия на русской земле пастыри Церкви скорбели вместе с народом, старались всячески врачевать его раны утешениями св. веры и никогда не отделяли себя от народа, хотя Церковь наша, благодаря веротерпимости татар, занимала даже в то страшное время привилегированное положение, пользуясь по ханским ярлыкам разнаго рода льготами. Епископы и митрополиты говорили правду князям, не страшась за свое положение и заботились не только о церковном благоустроении, но и о благосостоянии государства, действуя в евангельском духе на совесть князей и народа. Ослаблением многоначалия на русской земле, так называемой удельно-вечевой системы, и водворением спасительнаго единодержавия Россия много обязана христианским подвигам своих пастырей («История Русской Церкви» Арх. Филарета, стр. 276), которые никогда не отстраняли себя от политической жизни русскаго государства, но наоборот, всегда считали своим святым долгом руководить этой политической жизнью, направляя ее по возвышенным евангельским заветам, очищая ее от грязнаго своекорыстнаго политиканства преступных личностей, преследовавших в политике свои узкия эгоистическия цели. В этом — величие наших церковных деятелей, создавших Святую Русь и Великую Poccию.

«Строгий к себе от юности, как один из древних святых отцев», святитель московский митрополит Иона жил и подвизался перед самым окончанием удельно — вечевой системы и татарскаго ига. Перед своим окончательным падением удельные князья особенно сильно волновались против власти великаго князя московскаго. Более всего отличались непокорным духом дети галицкаго князя Юрия — Василий Косой и Димитрий Шемяка, Последний из них решился даже взять великаго князя Василия Васильевича в плен, ослепил его и сослал в Углич. Не взирая на то, что Димитрий Шемяка был ему благодетелем, святитель Иона, тогда еще епископ рязанский, ревностно вступился за великаго князя. По его настоянию князь Василий Васильевич сначала получил в удел Вологду, а затем возвратился на великое княжение в Москву. Святитель Иона не только сам деятельно помогал великому князю в борьбе с мятежниками, но привлекал к этому и других русских архипастырей. После напрасных увещаний Шемяке — отказаться от замыслов властолюбия, собор русских епископов отправил ему грозное послание, в котором уподоблял его поведение поступку Каина и Святополка Окаяннаго и угрожал ему отлучением от Церкви, если он не покается и не смирится перед великим князем. В этомъ послании pyccкиe архипастыри строго осуждали весь удельный безпорядок, причинивший столько зла русскому народу. В результате этого сторонники Шемяки от него отшатнулись, и он вынужден был смириться.

С таким же усердием святитель Иона содействовал великому князю и в борьбе с татарами. К этому он склонял через подчиненных ему епископов и удельных князей. «Кому случится умереть на той брани», писал он им, «те, подобно древним мученикам, примут от Христа венец за подвиг мучения». Поражающий пример безстрашия и твердости духа показал святитель Иона русским людям со время одного нападения татар на Москву. Страшный пожар бушевал в столице, тучи вражиих стрел летели в Кремль, а он по стенам его спокойно совершал крестный ход. Опасность была так велика, что один инок, шедший вблизи святителя, был поражен стрелой. И молитвами святителя Ионы Москва была чудесно спасена: ночью татары услышали какой-то необыкновенный шум в осажденном городе и от страха обратились в бегство. Вместе с своим другом, тоже Ионою, apxиепископом Новгородским, святитель Иона, митрополип. московский, положил завет ежедневно горячо молиться Богу об освобождении русской земли от татарскаго ига. И молитва святителей скоро была услышана: при сыне и пpиемнике Василия II-го вел. кн. Иоанне III окончательно пали и удельно-вечевая система и татарское иго. Таким образом, святитель Иона завершил великое дело своих славных, предшественников, митрополита Петра и Алексия, и способствовал, как своими молитвами, так и своей святительской властью и авторитетом совершенному объединению русской земли вокруг единаго государственнаго центра Москвы и освобождению русскаго народа от страшной долголетней татарской неволи.

К славному лику этих великих «Первопрестольников Российских» присоединился несколько позже и четвертый московский святитель священномученик Филипп, в буквальном смысле слова положивший душу свою, как пастырь добрый, за овец своих. Уже два его предшественника начали борьбу с ужасами опричины, заведенной Иоанном Грозным. Кроткий митрополит Афанасий не мог вынести того, что начал делать этот жестокий царь, враждовавший против своих подданных, и оставил кафедру. Желая показать свою заботу о Церкви, Грозный царь выбрал митрополитом святого Казанскаго архипастыря Германа. Уже все было подготовлено к торжеству его поставления. Но св. Герман из покоев митрополита пришел к царю и именем Божиим, грозя ему судом Бсжиим, убеждал его покаяться и прекратить кровопролития и разврат. Иоанн выгнал его из дворца и на кафедру митрополита вызвал Соловецкаго игумена Филиппа. Узнав о своем избрании в митрополиты, св. Филипп стал еще прежде своего поставления требовать уничтожения опричнины. «Повинуюсь твоей воле», говорил он царю: «но умири мою совесть: да не будет опричнины! Всякое царство разделенное запустеет, по слову Господа; не могу благословлять тебя, видя скорбь отечества». Иоанн едва подавил свой гнев и стал оправдываться тем, будто против него злоумышляют. Apxиереи и бояре, по желанию царя, убедили Филиппа принять сан митрополита без условия об опричнине (Собр. госуд. грам. 1, 557).

В первое время святительства Филиппа ужасы опричнины утихли: развратная опричнина видимо опасалась новаго святителя, прославленнаго пустыножителя-подвижника. Но потом опять начались отвратительныя зрелища убийств и безпутства. Целыя семейства ни в чем неповинных князей и бояр безжалостно уничтожались. Св. Филипп нисколько раз в уединенных беседах с царем старался увещевать и вразумлять его, но, видя, что это не помогает, решился действовать открыто.

В крестопоклонную неделю 21 марта 1568 г. св. митрополит стоял перед началом литурии на своей кафедре посреди храма. Внезапно в церковь с щумомъ вошел царь Иоанн, окруженный толпой опричников. Bсе они, во главе с царем, были в черных высоких шлыках и в черных рясах, из-под которых блестели ножи и кинжалы. Иоанн подошел к святителю со стороны и три раза подклонял свою голову для благословения. Митрополит стоял неподвижно, устремив свой взор на икону Христа Спасителя. Наконец, опричники сказали: «Владыко святый! Государь перед тобой, благослови его!» «Святитель обратил тогда свой взор к Иоанну, пристально, как бы не узнавая его, посмотрел на него и сказал: «В сем одеянии странном не узнаю царя православнаго; не узнаю его и в делах царства. Благочестивый, кому поревновал ты, исказив таким образом твое благолепие? С тех пор, как светит солнце на небе, не слыхано, чтобы благочестивые цари возмущали так свою собственяую державу… У татар и язычников есть закон и правда, а у нас их нет. Государь! Убойся суда Божия! Мы здесь приносим безкровную жертву Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская. Сколько невинных страдальцев! Не скорблю о них, ибо они, проливая кровь, неповинную сподобляются доли святых мучеников; о твоей бедной душе страдаю; хотя и образом Божиим почтенный ты высок на троне, но и ты, однако же перстный человек, и Господь взыщет все от руки твоей!»

Иоанн кипел гневом, шептал угрозы, стучал жезлом о плиты помоста и, наконец, воскликнул: «Филипп! или нашей державе ты смеешь противиться? не лучше ли быть тебе однех с нами мыслей? Увидим, велика ли твоя крепость?» «Царь благий», отвечал на это святой; «напрасно ты меня устрашаешь. Где же моя вера, если я буду молчать? — Я пришлец на земле, подвизаюся за истину, и никакия страдания не заставят меня умолкнуть!» Вне себя от ярости царь вышел из храма, но до времени затаил свою злобу, ища повода, чтобы осудить митрополита. Нашлись клеветники с ложными обвинениями против святителя: ему не дали возможности изобличить их, и он был осужден на лишение кафедры.

В праздник Архангела Михаила 8 ноября святитель Филипп так же, как и в день обличения Грознаго стоял на кафедре в Успенском соборе. Боярин Басманов с толпой вооруженных опричников вошел в храм и прочел бумагу, в которой объявлялось изумленному народу, что митрополит лишается сана. Вслед за тем опричники сорвали со святителя облачение, одели в оборванную монашескую рясу, вывели его вон из храма, посадили на дровни и с ругательствами отвезли в один из московских монастырей. Закованный в цепи святитель Филипп 8 дней был томлен голодом в тюрьме, а затем заточен в Тверской Отрочь-монастырь, где спустя год любимец Иоанна опричник Малюта Скуратов задушил святителя в его келлии.

С точки зрения современных сторонников «невмешательства Церкви в политику» святитель Филипп совершил величайшее преступление и заслуживает осуждения, как заслуживают осуждения, по их мнению, и новые мученики российские, выступавшие против современной, еще более страшной и жестокой советской опричнины. Ну, а с точки зрения истинно-христианской, он, конечно, совершил, великий подвиг любви к ближним, подлинно положив душу свою за овцы своя, с чем не может не согласиться чистая неизвращенная человеческая совесть.

Сменившие затем «Митрополитов всея Руси» Святейшие Патриархи Всероссийские продолжали идти тем же традиционным путем Русской Церкви. Они тоже не только не считали грехом «вмешательство Церкви в политику», но наоборот считали это своим священным долгом, налагаемым на них самим их званием первосвятителей Российских. Защиту законнаго государственнаго правопорядка при помощи своего высокаго духовнаго авторитета, они разсматривали, как одну из главнейших обязанностей своего первосвятительскаго служения. Cпасение родины от внешних и внутренних врагов, угрожающих спокойствию и благосостоянию их паствы, находили они естественным своим отеческим долгом и никогда не видели в такого рода деятельности ничего противоречащаго их духовному званию.

Так, лишь только пронеслась молва о первом самозванце Лжедимитрии, появившемся в Литве, наш первый патриарх I о в сейчас же отправил послов к князю Острожскому и литовскому духовенству с грамотами, предуведомлявшими, что это не Димитрий-царевич, а разстрига Григорий Отрепьев. По всем русским городам разсылались патраршия грамоты, в которых подробно описывалась прежняя жизнь самозванца, предавались анафеме его приверженцы и повелевалось совершат ежедневныя молебствия об успехах царя Бориса в борьбе с врагами. Когда Борис умер, патриарх стал ревностно дёйствовать в пользу его сына Феодора. Когда бояре изменили законному царю и предались самозванцу, патриарх в храме открыто обличал клятвопреступников. Несмотря на это многие присягнули Лжедимитрию, но патриарх Иов в своем стоянии за законную власть оставался непреклонно тверд, хотя это грозило ему явной гибелью. Злодеи, овладев Москвой, во время литургии, которую совершал сам святитель, ворвались в храм и в самый алтарь и стали срывать с Иова святительскую одежду. Иов снял с себя панагию, положил ее у чудотворной Владимирской иконы Божией Матери и со слезами молился вслух: «Владычице Богородице! здесь пред Твоею иконою возложена была на меня панагия святительская, с нею исправлял я слово Сына Твоего и Бога нашего и 12 лет хранил целость веры. А ныне, грехов наших ради, как вижу, бедствует царство, обман и ересь торжествуют. Спаси и утверди Православие молитвами к Сыну Твоему». Эта святая молитва озлобила злодеев — слуг Лжедимитрия. Они надели на святителя простую монашескую рясу, позорно таскали по площади и, наконец, посадив в телегу, отвезли в Старицкую обитель, откуда он был взят на митрополию. Когда назначенный самозванцем новый патриарх Игнатий для приличия просил благословения у Иова, Иов свободно отвечал: «По ватаге атаман, по овцам пастух».

Среди всеобщаго шатания, измен и смуты, мужественное стояние Первоиерарха Российской Церкви за законную власть и порядок произвело сильное впечатление на всех оставшихся благоразумными сынов русскаго народа, и не прошло в дальнейшем без благоприятных последствий.

Такую же непоколебимую твердость в стоянии за правду показал подлинный спаситель России от страшной разрухи и бедствий Смутнаго Времени священномученик патриарх Гермоген, преемник Иова. При нем явился новый самозванец, а в помощь ему — польския войска. Изменники бояре равнодушно переходили на сторону самозванца, города взволновались и только патриарх с целым рядом епископов остался твердым неизменным защитником царя и отечества. Он то словами убеждал сохранять верность законному царю, то разсылал грамоты, вразумляя народ не верить самозванцу. Целый ряд архипастырей русских, воодушевляемых своим патриархом, приняли деятельное участие в борьбе за спасение отечества. Тверской архиепископ Феоктист, при первом возстании в ноябре 1606 г., собрал своих боярских детей и всех граждан одушевил мужеством против бунтовщиков и неприятель был отбит от Твери. Епископ Герасим Суздальский скончался в изгнании, но не согласился молиться за самозванца. Епископ Геннадий Псковский посылал своих и монастырских крестьян, чтобы прекратить мятеж. Увещания Новгородскаго архиепископа Исидора так подействовали на народ, что Новгород, несмотря на измену Пскова, положил не нарушат клятвы законному царю и пригласил героя отечества Скопина-Шуйскаго. Еп. Иосиф Коломенский, сопротивлявшийся еще первому самозванцу, схвачен был воинами второго, которых не переставал вразумлять, хотя был подвергнут издевательствам и пыткам: привязанный к пушке он был влачим бродягами, но остался тверд, как и его паства. Когда сподвижники тушинскаго вора ворвались в Ростов, митрополит Филарет в соборном храме в полном облачении убеждал свою паству не предаваться злодеям и готовил присутствовавших причащением Св. Таин к мученической смерти. Когда враги, выбив двери, ворвались в собор, митрополит вышел им навстречу, умоляя их не безчинствовать и пощадит своих единокровных братьев. Изступленные злодеи, не желая внимать увещаниям архипастыря, перебили защитников храма, а митрополита, босого, в изодранном польском платье и татарской шапке, отправили в стан тушинскаго вора, откуда он уже много позже был отбит отрядом Скопина-Шуйскаго.

Все русское духовенство, подражая своим святителям, мужественно стало на защиту веры и отечества. Но особенно прославилась в эту пору наша знаменитая Троицко — Сергиевская лавра. Втечение Смутнаго Времени она пожертвовала огромную по тому времени сумму — до 65 тысяч рублей, и, наконец, сама обратилась как бы в крепость, успешно, по молитвам своего основателя преп. Сергия, выдержав 16-ти месячную осаду поляков под начальством Сапеги и Лисовскаго. У осаждавших было до 30.000 человек хорошо обученнаго войска, а в обители и монахов и поселян было не более 2.500 человек. Стены обители по местам тогда были совсем ветхи, а приступы врага были отважны: из множества орудий бросали огонь и били стены, под башни подводили подкопы; вследствие недостатка пищи и свежей воды в обители началась цынга. Однако, все это мужественно вытерпели иноки преп. Сергия и не сдались врагу: они делали отважныя вылазки против неприятеля и разрушали машины. Доблестный их авва архимандрит Иоасаф вдохновлял свою братию, вооружал их и сам вооружался молитвою против латинян-ляхов. И сила Божия, по молитвам преп. Сергия, подлинно совершилась в немощи этих старцев-монахов: Сапега, к стыду своему, так и не смог выгнать из обители «седатых грачей», как он насмешливо называл защитников св. лавры.

Когда польский король Сигизмунд с регулярным войском вступил в Poccию, надеясь приобрести себе или сыну московский престол, толпы самозванца окружали Москву, патриарх Гермоген разослал воззвание к народу, убеждая твердо стоять за законнаго царя Василия Шуйскаго. Изменники — бояре все же возстали против царя, насильно привели патриарха на свой совет и требовали, чтобы Шуйский был свергнут. Патриарх категорически отказал дат на это свое благословение. Тогда Василия насильно постригли, чтобы таким образом лишить его права на царствование. Приверженцы самозванца требовали престола для бродяги, а польский военоначальник Жолкевский подступал к столице. В таких крайних обстоятельствах дума избрала царем польскаго королевича Владислава, хотя патриарх убеждал не делать этого, а отдать царский венец юному Михаилу Романову, внуку Анастасии, доброй жены Грознаго царя. Когда Владислав все же был объявлен царем, патриарх согласился на это только под следующими условиями: он должен еще до вступления на престол принять Православие, прекратить связь с папой, воспретить законом каждому отступление от Православия и жениться на русской. Жолкевский охотно на все согласился, заключил от имени короля договор, а изменник Салтыков поспешил впустить поляков в Москву. Но условия эти, конечно, не были приемлемы для иезуитов и Сигизмунда, который сам думал управлять в Москве именем сына, в то время как патриарх решительно протестовал против вмешательства Сигизмунда в дела России. Сигизмунд решил добыть себе русскую корону силою оружия и осадил Смоленск. Тогда бояре согласились было уступить Сигизмунду и в этом смысле послали грамоту великим послам, которые вели с ним переговоры под Смоленском, князю Василию Голицыну и митрополиту Филарету. Но под грамотой не подписался патриарх Гермоген, и послы на этом основании отказали Сигизмунду, сказав: «У нас патриарх — начальный человек». Между тем впущенные русскими изменниками поляки подняли грабеж и убийства. Видя такое критическое для нашего отечества положение, патриарх Гермоген торжественно разрешил народ от присяги, данной Владиславу, и благословил всех ополчаться для спасения веры и отечества: по всем городам были разосланы от него грамоты с пламенными призывами возстать против врагов. Первый откликнулся на его зов рязанский воевода Прокопий Ляпунов, организовавший ополчение и пересылавший грамоты святейшаго патриарха из одного города в другой, жители которых спешили вооружаться, воодушевляемые призывом патриарха и присоединяться к ополчению. Напрасно и поляки и русские изменники грозили патриарху смертью, если он не остановит ополченцев и не запретит им идти на Москву «Запрещу», отвечал патриарх: «если увижу, что Владислав—сын Православия, а поляки оставляют Москву; велю, если сего не будет и разрешаю всех от присяги королевичу». Салтыков поднял нож на святителя. Св. Гермоген поднял против ножа крест и громко сказал: «Вот оружие против ножа твоего! Да взыдет вечная клятва на главу твою!» И обратись к боярину Мстиславскому, тихо и наставительно сказал ему: «Ты начальный: тебе первому должно пострадать за веру и правду» (Лет. о мятеж. 204—206). На другой день он в соборе увещавал народ крепко стоять за веру православную и велел написать об этом во все pyccкиe города. К патриарху была тогда приставлена стража. Разсылая патриаршия грамоты, Ляпунов писал: «У нас святой патриарх Гермоген прям, яко сам пастырь, душу свою за веру полагает».

Между тем с разных сторон шли к Москве ополчения 25 городов. В марте 1611 г. Салтыков, в сопровождении изменников — бояр, опять пришел к патриapxy и сказал: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву; отпиши, чтобы не ходили». На это св. Гермоген ответил: «Когда вы изменники и все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы не ходили. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу, чтобы непременно совершили начатое. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников. Москве приходит разорение, святым Бoжиим церквам запустение. Благословляю всех умереть за православную веру!» — «Если ты не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь от Москвы», стал грозить тогда Салтыков, «то сам умрешь злою смертью». «Вы угрожаете мне», сказал св. Гермоген: «злою смертью, а я надеюсь через нее получить венец и давно желаю пострадать за правду». — Ничто не могло поколебать твердаго святителя. Тогда его заключили в Чудов монастырь, не позволяли ему переступать через порог келлии, дурно содержали его и неуважительно обращались с ним. Bскоре поляки вновь приступили к св. Гермогену, требуя, чтобы он остановил шедшее к Москве под начальством Минина и Пожарскаго нижегородское ополчение. — «Да будет над ними милость Бoжия и благословение от нашего смирения», — с твердостью отвечал мужественный патриарх. Его заперли в келлии и уморили голодом — 17 февраля 1612 (Лет. о мятеж. 208—211).

Таков был этот дивный непоколебимый столп Российской Церкви — пример решительнаго и безкомпромиснаго стояния за правду Божию даже до смерти! Пример, — служащий особенно ярким укором и обличением для всех современных соглашателей с врагами правды Божией и явными богоборцами, ненавистниками нашей св. веры и Церкви. Он, как мы видим, не только не раболепствовал перед врагами веры и Церкви, но и не уклонялся от борьбы с ними, под предлогом «невмешательства в политику», а вел с ними самую решительную борьбу, положив душу свою за овцы своя, подобно своему великому предшественнику по московской первосвятительской кафедре, священномученику митрополиту Филиппу.

Святое дело спасительнаго для веры и Церкви «вмешательства в политику» святителя Гермогена не умерло с его мученической кончиной. Его продолжали и успешно закончили, вдохновленные им иноки Троице-Сергиевской лавры, отрекшиеся от миpa, во зле лежащаго, но не отрекшиеся от любви к вере и Церкви и родному народу. Новый настоятель лавры архимандрит Дионисий дал приют в лавре толпам ограбленных и изувеченных крестьян, сбежавшихся под кров св. обители от злого врага, и монастырь из крепости обратился в богадельню. Вместе с тем, архимандрит Дионисий и келарь лавры Авраамий Палицын не переставали разсылать грамоты за грамотами по всем городам, умоляя русских людей подняться, как один, для спасения веры и отечества. Одна из этих грамот была прочитана в октябре 1611 г. протоиереем в Нижегородском соборе и вдохновила Минина на его славный подвиг. Когда нижегородское ополчение двинулось к Москве, келарь Авраамий лично отправился туда и своими пламенными речами воодушевлял ополченцев. Его присутствие в войске особенно помогло в самую решительную минуту битвы под Москвой: он сумел подействовать на казаков так, что они бросились на помощь нижегородцам, и победа склонилась на сторону ополченцев. Россия была спасена и понемногу начала оправляться от страшнаго пережитаго ею лихолетия.

В этом возстановлении, как Церкви Русской, так и государства, опять самое деятельное участие приняли наши славные церковные иерархи и из них первый — отец новоизбраннаго царя Михаила Феодоровича Романова святейший патриарх Филарет. Когда избран был на престол царь Михаил, Филарет, еще в сане митрополита, находился в плену у поляков. Последние, имея у себя отца государева, надеялись на большия уступки от русских в свою пользу. Но доблестный митрополит написал сыну, чтобы, ради него, он не уступал полякам ни одной пяди русской земли. Только после Деулинскаго мира в 1618 г. он вместе с другими пленниками возвратился в Poccию и был поставлен в сан патриарха. Все, что сделано было благодетельнаго для России в первую половину царствования Михаила Феодоровича, как-то: примирение с Польшей, Швецией и татарами, укрощение внутренних мятежей, возстановление разоренных городов, увеличение государственных доходов, — все это совершалось при непосредственном и деятельном участии патриарха Филарета. Патриарх был не только советником, но и соправителем царя. Имя его являлось в оффициальных актах наравне с царским. Он решал вместе с царем все дела, участвовал в государственных распоряжениях, и в указах тогда писали: «Великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович всея России и отец его великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея России указали»… Хорошо зная людей по тяжкому опыту, строгий патриарх неумолимо наказывал испорченных бояр и приучал их к покорности; помещикам определил рубеж, за который никто не смел простирать своего права; собственность каждаго была обезпечена; воеводам и приказным людям патриарх строжайше запрещал притеснять крестьян и посадских людей; крестьяне перестали бродить с места на место и предаваться пьянству и грабежам. Дела войны и мира с вероломными соседями также не решались без патриарха; иностранные послы, после представления царю, являлись и к патриарху.

Самым блистательным временем царствования второго царя по Смутном Времени, Алексия Михайловича, было время патриаршества другого великаго государя и святейшаго патриарха Никона, отличавшогося пламенною ревностью о благе Церкви и отечества, твердым и открытым характером, светлым умом, обширными познаниями и строгими аскетическими правилами жизни. Ценя эти высокия качества в патриархе Никоне, царь не решал без него ни одного государственнаго дела, и на всех важных государственных мероприятиях того времени лежит печать гения Никона. Ему, главным образом, Россия обязана возсоединением Малороссии, этой прародины всего русскаго народа, столько времени томившейся под тяжким польским игом. Когда вследствие этого возникла война с Польшей, царь отправившись в поход, поручил все управление государством Никону. Особенно энергичную деятельность проявил Никон по случаю открывшейся в России моровой язвы. Вразумляя суеверов и невежд, он всюду разсылал грамоты, убеждая переносить несчастие с терпением, укрепляться молитвою и постом, но вместе с тем и принимать разумныя меры предосторожности для избежания заражения. Велики были заслуги святейшаго Никона перед Церковью и отечеством, и только завистью властолюбивых и честолюбивых бояр и иных злобных интриганов он был отстранен от патриаршества и заточен в монастырь, о чем не переставал скорбеть царь Алексий Михайлович, сознавший свою вину перед этим великим патриархом и перед смертью просивший у него прощения (см. Церк. ист. митр. Платона 2, 364).

Уже со времени царя Алексия Михайловича начали широкой волной вливаться в русскую жизнь глубоко-противныя духу св. Православия западно-европейския новшества, с которыми начал бороться еще патриарх Никон (это тоже одна из причин, за что возненавидели его бояре, падкие на эти новшества), а особенно энергичную борьбу повел святейший патриарх А д р и а н , безбоязненно выступавший против тех неразумных реформ Императора Петра I, которыя грозили ниспровергнуть весь вековой православный русский быт и подорвать христианское благочестие русскаго народа. Богомудрый святитель воронежский Митрофан дал понять царю Петру, как может и должна относиться к его реформам Русская Церковь — душа и совесть русскаго народа. Он всячески поддерживал Петра в его добрых начинаниях, направленных на благо России: так, однажды пожертвовал ему все сбережения от архиерейских доходов на заведение флота, а затем постоянно отсылал ему новыя сбережения с надписью: «На ратных», но когда раз Петр пригласил его во дворец, святитель отказался войти, увидя перед воротами и на дворе его статуи языческих божеств. Услышав, что царь сильно разгневался на него, св. Митрофан стал готовиться к смерти. Дело, однако, кончилось тем, что Петр уступил и велел убрать статуи, а по кончине святителя плакал о нем и сам нес его гроб до могилы.

Тем не менее, Петр не вразумился протестами лучших представителей российской церковной иерархии против крайностей его реформ и, боясь, что в лице патриарха он будет встречать сильное противодействие своим неразумным увлечениям западно-европейскими новшествами, он, после смерти патриарха Адриана, отложил выборы новага патриарха, а в 1721 г. совсем упразднил патриаршество, учредив вместо него так наз. Святейший Правительствующий СИНОД, куда вошли иерархи, наиболее ему послушные.

Это oбeзглaвлeниe Русской Церкви имело чрезвычайно пагубныя последствия для всего русскаго народа, с тех пор начавшаго все более и более, особенно в лице ведущаго своего класса — интеллигенции, «секуляризироваться», «расцерковляться». Государи эпохи «временщиков» и сами «временщики», а затем Екатерина II, продолжали антиправославную и антицерковную политику Императора Петра I-го, всячески отстраняя достойнейших и ревностнейших иерархов от «вмешательства в политику» и результатом этого явились все более и более широко распространявшияся в русском обществе либеральныя, вольнодумныя и безбожныя идеи, которыя в XIX веке привели к увлечению революционными и анархическими идеями, материализмом, социализмом, коммунизмом. Результаты всего этого теперь перед нами на лицо! Весь мир человеческий стоит на краю погибели в паническом ожидании ужасов, грядущих на вселенную (Лк., XXI, 26).

Служеще не только вечному спасению своего народа, но и делу его земнаго благосостояния, конечно, все с той же целью — лучшаго и вернейшаго достижения вечнаго спасения, было, как мы видим из вышеизложеннаго, исконной вековой традицией всех верных служителей Церкви Русской, а потому глубоко неправы те, кто в ХХ-ом веке измышляют какой-то новый путь «невмешательства Церкви в политику», путь, лишь прикрывающий их лукавство — желание служить более своим собственным эгоистическим интересам, нежели Богу, правде Божией и своему родному народу.

Кто идет против такой «политики» нашей Церкви, тот возстает не только против вековых традиций Русской Церкви, но и против Святой Руси, против всего благодатнаго сонма «Всех Святых в Землe Российстей просиявших», дававших на протяжении всей русской истории высокий пример всем русским архипастырям и пастырям и вдохновлявших их на такую «политику», сделавшую этих великих угодников Божиих подлинной славой, похвалой и украшением не только Русской, но и всей Вселенской Церкви.

Епископ  АВЕРКИЙ. 1961 год.

Источник: http://rocormoscow.livejournal.com/?skip=10