«Замкнутое государство» Михаила Меньшикова

Не совсем соглашаясь с уважаемым автором в отношении якобы дани «которую Российская империя платила Европе в течение двух веков после Петра I» тем не менее считаем уместным поместить её ввиду настоящих политических и экономических реалий. (ред. сайта АО СРН)

В суете нынешней сверхдинамичной жизни мы все реже обращаемся к мыслям наших предков. В том числе тех, кто жил и творил еще совсем недавно. А зря.

Одним из таких незаслуженно забытых мыслителей нашего недавнего прошлого является Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918). Отставной флотский офицер. В конце XIX-начале XX вв. был очень известным журналистом, публицистом и общественным деятелем, сотрудником популярных газет «Неделя», «Новое Время» и ряда других изданий. Издатель-редактор и основной автор журнала «Письма к ближним», который вел до конца жизни. Расстрелян большевиками.

К счастью, сегодня его творческое наследие начинает возвращаться к нам. В 2019 году вышел первый том полного, 16-томного собрания сочинений М.О. Меньшикова из «Писем к ближнему» (составитель и редактор Д. В. Жаворонков. — Санкт-Петербург: «Машина времени»; серия «Незнакомая империя»). На сегодня издано четыре тома.

И уже в первом томе много любопытного. В том числе серия статьей 1902 года на тему, которую условно можно назвать «идея экономической автаркии России». Сам автор назвал серию «Замкнутое государство», в которую вошли статьи: «Замкнутое государство», «Все — свое», «Одиночество как сила», «На ту же тему», «Россия — для русских», «Замкнутое богатство», «Китайская стена».

В первой статье Меньшиков рассуждает не о России, а о Британии и Британской колониальной системе. Только что закончилась англо-бурская война, и Лондон извлек из этой войны уроки. Был взят курс на укрепление британской империи, составляющей и по территории, и по численности населения четверть Земли. Меньшиков пишет, что весь мир охватила страсть к империализму – объединению многих государств и территорий под началом метрополии и с жесткой централизацией. Государствам-одиночкам, особенно небольшим в таком империалистическом мире не комфортно. Они ищут, под чей зонтик им укрыться. Тот же Лондон способен не только сохранить свою империю, но даже ее расширить. И сегодня (т.е. в начале XX века) для этого не надо применять особого насилия. Наоборот, метрополия должна предлагать защиту от насилия. И, кажется, Лондон, наученный своими ошибками, начал вполне успешно выполнять свою империалистическую миссию. Поводом для этих рассуждений Меньшикова стала заседавшая в Лондоне конференция первых министров британских колоний под председательством британского премьера Чемберлена. Конференция должна определить: «или Англия должна отказаться от ее гордой роли в мировой политике, или доказать действительное, не бумажное обладание четвертью земного шара и четырьмястами миллионов подданных». Меньшиков не разделяет мнение тех скептиков, которые считают, что министры колоний пышут ненавистью к Лондону и готовы послать Чемберлена куда подальше. «Чемберлен не собрал бы колониальных министров, если бы не верил, что успех федерации возможен. Колонии, конечно, могут долго торговаться с Англией — и они, и она — старой купеческой крови, — но едва ли разойдутся без серьезной сделки. Как ни дорога культурным народам их независимость, именно ради ее спасения они готовы пожертвовать некоторыми ее правами», — рассуждает Меньшиков. И, как выяснилось через некоторое время, он оказался прав.

В следующей своей статье «Все свое» Меньшиков доказывает, что создание британской империи выгодно Лондону не только с точки зрения геополитики, но и экономически. Лондон создает самодостаточную империю, которой ничего за ее пределами не надо. «Пока англичане в хлебе зависят от американцев и русских, в лесе — от норвежцев, в шелке — от французов и т. д., они не могут назваться вполне свободными. Вполне свободный народ зависит только от своей природы и самого себя». А англичане хотят полнейшей свободы. И империя, охватывающая четверть мира, им таковую обеспечивает, да и другие народы империи могут разделить с англичанами эту свободу: «В своих неизмеримых пределах Англии не тесно; сама она с ее колониями представляет еще не сложившийся, но замкнутый мир, который мог бы прекрасно существовать без участия остального человечества. Англо-колониальная федерация включает в себя все широты и долготы, все климаты, почвы, все царство фауны и флоры. Тут есть и неистощимые житницы хлеба, и поставщики мяса, и рынки шерсти, хлопка, дерева, меха и пр., и пр. Все металлы и минералы в черте этой империи свои. Сама же Англия в состоянии завалить фабрикатами полмира». Конечно, Лондону придется немало потрудиться над тем, чтобы всем всего хватало в этой империи: «Все элементы системы налицо, остается их уравновесить, сорганизовать, и вот вам идеальное «замкнутое» государство, о котором мечтали философы».

Меньшиков считает, что коммерческая торговля между автономными государствами всегда таит в зародыше конфликты, которые могут перерастать в войны, причем не только торговые, но и горячие. А вот в рамках империи движение ресурсов, полуфабрикатов и готовых изделий может осуществляться не на коммерческих началах.

Будет исключена возможность конфликтов. К тому же прекращение поставок за пределы империи будет означать, что империя не станет разбазаривать свои богатства: «Английские империалисты мечтают отделиться от человеческого рода, ничего не покупать у соседей и продавать им лишь свои избытки. Идея эта — хотя она принадлежит нашим политическим врагам — блестящая. Как все, что изобретает современный английский ум, она отличается эгоизмом; в корне своем она, если хотите, безнравственна, но для англичан явно выгодна. Моральный смысл ее — отказ от всечеловеческого братства, от мирового единения, которое поддерживалось и развивалось всего лучше международной торговлей. Государственный смысл ее в том, чтобы соединить в одно грозное, невероятно огромное государство рассыпанные, почти независимые земли, и таким образом — если не теперь, то в будущем — представить силу, господствующую на земле. Коммерческий смысл тот, чтобы все барыши своей всемирной торговли оставить дома, чтобы ни один английский шиллинг не ушел из отечества, чтобы весь безмерный капитал Великобритании был приложен к обработке исключительно своей природы». Петербургу стоит подумать о негативных для Российской империи экономических последствиях такой империалистической политики Лондона: «Теперь, покупая в России хлеб, масло, яйца, пеньку и пр., Англия поддерживает этим русское земледелие, скотоводство, куроводство и т. п. Лучше же поддерживать все это в своих колониях, как и последним — покупкою фабрикатов — лучше же поддерживать свою метрополию, чем враждебную Германию или Францию. Мысль холодная, недобрая, но умная. Человечеству, имеющему несчастье торговать с Англией, придется-таки подумать и подумать, если замысел Чемберлена удастся. Это уже не война с бурами, — это скрытный удар, направленный против многих экономически слабых стран, — в том числе против России».

И тут же Меньшиков переходит к России.

По его мнению, Петр I «прорубил окно» в Европу для того, чтобы в конечном счете создать в России промышленность по образу и подобию европейской. Но, увы, Россия догоняла, догоняла Европу, но так за два столетия догнать и не смогла.

Петр Великий думал, что некоторое время Россия будет поставлять сырье и хлеб, но именно некоторое время, пока не будет создана собственная промышленность. Однако Россия оказалась в положении вечно догоняющей Европу и не сумевшей избавиться от импорта готовых изделий из Старого Света: «В ожидании, пока наша собственная промышленность сравняется с европейской, пришлось обработанные товары брать с Запада, отпуская взамен их — необработанные. Если бы европейская промышленность осталась на том уровне, на каком она была во времена Петра, — мы давно бы догнали Европу и уже давно освободились бы от торговой дани ей; говорю дани, так как обмен сырья на фабрикаты почти равносилен промену капитала на проценты».

Итак, обмен сырья на готовые изделия Меньшиков многократно называет «данью», уплачиваемой Европе Россией: «Страны, отпускающие сырье, торгуют, в сущности, собственною кровью, они не только истощают весьма исчерпаемые запасы своей природы — почву, леса, недра гор, — но как бы ставят крест над собственной народной энергией. Последняя обрекается на самые тяжкие, наименее производительные, рабские формы труда. Задержанный в качестве труд вынужден растрачиваться в количестве: чтобы получить из-за заграницы фунт обработанного металла или шерсти, нужно отпустить туда 3 пуда хлеба или масла».

В статье «Одиночество как сила» Меньшиков говорит о том, что Россия подсела на иглу промышленного импорта. И многим в России кажется, что это и выгодно, и удобно. Но все это видимость и обман (а последний в немалой степени поддерживается, по мнению Меньшикова, либеральной прессой). От этих иллюзий и обманов надо решительно избавляться: «Нет сомнения, что заграничный товар отличается и дешевизною, и доброкачественностью, но тем менее надежды русскому производителю одержать победу над ним. На первый взгляд — не все ли равно, где купить сукно русскому покупателю, за границей или дома, лишь бы оно было хорошее. Но миллионы таких покупок создают судьбу народную. Если вы купите аршин сукна в Англии, вы дадите дневную работу англичанину, накормите его семью. Тот же аршин, купленный дома, накормил бы русского работника. Если русское образованное общество, состоящее из землевладельцев и чиновников, все доходы с имений и жалованья передает за границу, то этим оно содержит как бы неприятельскую армию, целое сословие рабочих и промышленников чужой страны. Свои же собственные рабочие, сплошною, многомиллионной массой, сидят праздно. Вы скажете — они не могут сидеть праздно, так как, чтобы уплатить помещикам и государству требуемые деньги, они должны производить то, за что дают за границей деньги, т. е. хлеб. Но я уже говорил выше, до какой степени невыгодно народу специализироваться на производстве сырых продуктов и вообще на черном труде».

Почему же Россия уже два столетия находится в роли догоняющего Европы и столько же времени платит ей дань? — Меньшиков отвечает: потому что Россия не закрыла свои границы для торговли и не встала на путь создания самодостаточного народного хозяйства.

«Нет сомнения, что мы выбились бы из этой барщины, которую служим Западу, если бы он не менял своих промыслов и не шел гигантскими шагами вперед. Но если Россия в век Петра как бы проснулась и бодро вышла в путь, — то Запад одновременно прямо ринулся вперед, ринулся с быстротою и для него еще небывалой. Мы отстали и, может быть, во многом еще отстаем, но не стоя на месте, а на ходу. И догнать Запад совершенно невозможно, пока границы открыты», — пишет Меньшиков.

Но не получится ли так: закрыв то «окно», которое прорубил два века назад Петр Великий, мы опять вернемся в допетровскую Русь? — Ничего подобного не будет, по мнению Меньшикова. Россия внутренне стала другой. В ней много образованных и профессиональных людей, которые сегодня способны чуть ли с нуля создать передовую технику, даже лучшую, чем в Европе: «Решительно нет ни одного промысла, который бы не мог у нас быть поставлен собственными средствами. Исчезни вся цивилизация — одного Петербурга было бы достаточно, чтобы снова восстановить ее. Если при Петре приходилось посылать молодых дворян в Европу учиться арифметике и географии, то теперь даже такие ученые, как Вирхов, иногда находят, чему поучиться в России. В некоторых — хоть и немногих областях — Россия уже впереди Запада».

А ведь если мы не проявим инициативы, то первой может прекратить торговлю с Россией сама Европа. Тот же Лондон, укрепив свою Британскую империю, в один прекрасный день скажет Петербургу, что ему (Лондону) не нужен ни наш хлеб, ни наш лес, ни наши пенька и лен. Не лучше ли нам действовать с упреждением? У нас есть все необходимое и достаточное для того, чтобы быть не менее автономными, чем Британская империя: «Пусть Европа и весь свет прекратят с нами торговлю, но их умственное движение разве может быть от нас скрыто? Если не самые вещи, то идеи их разве не будут нам известны на другой уже день по их появлении на Западе? Это в средние века изобретение оставалось неизвестным за триста верст, и это тогда были возможны секреты, погибавшие со смертью тех, кто знал их. Теперь, кроме центробежных политических сил, есть такие центростремительные могущества, как наука — по самой природе своей международная, как печать — главное орудие науки. Возможен таможенный, промышленный, биржевой, политический бойкот, но лишить нас и умственного общения с собою Европа не может, а при этом условии мы уже в состоянии создавать сами все вещевые ценности».

Удивительно актуально звучат слова прозорливого Меньшикова насчет таможенного, промышленного, биржевого и политического бойкота, который Европа может в любой момент объявить России. Уже прошло более года с момента, когда коллективный Запад объявил нам санкционную войну, т.е. торговый, инвестиционный и финансовый бойкот.

Конечно, Российская Федерация была не готова к этому. На протяжении более трех десятилетий нам твердили, что России необходимо интегрироваться в мировое хозяйство, всемерно использовать преимущества международного разделения труда», участвовать в процессах экономической и финансовой глобализации, проводить полную валютную, финансовую и торговую либерализацию и т.п. И в результате Россия добровольно уничтожила свою промышленность и превратилась в «экономику трубы», стала платить Западу ту самую дань, которую Российская империя платила Европе в течение двух веков после Петра I. Но, если внимательно вчитываться в статьи серии «Замкнутое государство», мы увидим, что никогда не поздно начинать строить это самое «Замкнутое государство».

https://reosh.ru/valentin-katasonov-zamknutoe-gosudarstvo-mixaila-menshikova.html