Земскій міръ на сѣверѣ.

Земскій міръ на сѣверѣ.

Деревня на сѣверѣ была первичнымъ союзомъ въ той сложной сѣти — союзовъ, въ которую сплеталась общественная жизнь Поморья. Значитель­ное количество деревенскихъ союзовъ совпадало съ семейными; другіе представляли собою складническія группы, совладѣвшія угодьями. Въ томъ и другомъ случаѣ это были общенія частно-правового характера, имѣвшія цѣлью частные, главнымъ образомъ хозяйственные интересы лицъ, въ нихъ входившихъ. Надъ ними стояли другіе болѣе широкіе союзы, являвшіеся болѣе высокою формою развитія, преслѣдовавшіе болѣе возвышенныя цѣли, связанные интересами не только хозяйственными въ узкомъ смыслѣ, т. е. извлеченіемъ прибылей изъ совмѣстной дѣятельности, но также интересами ) болѣе широко понимаемаго общаго блага, подъ которымъ подразумѣвались і общественная безопасность, правосудіе, вообще матеріальное и нравствен­ное благосостояніе въ доступномъ для того времени объемѣ. Соотвѣт­ственно широтѣ  задачъ, преслѣдуемыхъ этими союзами имъ присущъ былъ публично-правовой характеръ. На народномъ языкѣ такой союзъ носитъ названіе „міра“. Для осуществленія своихъ цѣлей и потребностей онъ обладаетъ системой органовъ самоуправленія, одни изъ которыхъ служатъ выразителями воли „міра“, а другіе исполнителями этой воли. Итакъ; „міръ“ на сѣверѣ, это—самоуправляющійся, публично-правовой обществен­ный союзъ связанный интересами общаго блага.

Нѣкогда такой союзъ занималъ мѣсто государства, и въ немъ сосре­доточивались, какъ въ фокусѣ, всѣ общественные инстинкты и стремленія. Но и съ организаціей государства „міръ“ въ народныхъ взглядахъ про­должаетъ сохранять значеніе нѣкотораго самодовлѣющаго цѣлаго и поль­зуется какъ бы верховнымъ авторитетомъ. Самое государство является съ этой точки зрѣнія связью, объединяющей многочисленные міры въ си­стему, міромъ въ болѣе широкомъ объемѣ, различающимся отъ своихъ юбразующихъ элементовъ скорѣе количественно, чѣмъ качественно. „Міръ“ ‘какъ бы часть федеративнаго цѣлаго, въ миніатюрѣ обладающая тѣми же свойствами, какъ и цѣлое. Тѣ почтительныя выраженія, въ которыхъ говорятъ о мірѣ его члены, показываютъ, что они относятся къ міру, какъ къ цѣлому, дѣйствительно обладающему въ ихъ глазахъ верховнымъ авторитетомъ; обращаясь къ міру, бьютъ ему челомъ, а о постановленіяхъ его говорятъ, какъ о велѣніяхъ: „добилъ челомъ міру“, „велѣли всѣмъ міромъ^«—съ такими выраженіями мы постоянно встрѣчаемся въ сѣвер­ныхъ актахъ, сохранившихъ народные обороты¹). На обязанности членовъ міра лежало быть въ міру смиренными, жить съ міромъ „совѣтно“ и не совершать никакихъ дѣйствій, затрогивающихъ общіе интересы, „безъ мір­ского вѣдома^«. „Несовѣтъ^« съ міромъ вызываетъ порицаніе ²).

На каждомъ шагу своей дѣятельности поморскій крестьянинъ былъ свя­занъ съ мірской организаціей, къ которой онъ принадлежалъ. Въ міру осу­ществляются хозяйственные интересы, удовлетвореніе которыхъ было бы не подъ силу отдѣльному человѣку и которые требуютъ коллективнаго труда и средствъ. Поэтому міръ—прежде всего хозяйственный союзъ, сосредо­точивающій не только коллективный трудъ, но и обладающій общимъ имуществомъ, которое онъ пріобрѣтаетъ, которымъ распоряжается и ко­торое разными способами эксплуатируетъ. Міръ такимъ образомъ является субъектомъ вещнаго права, и онъ защищаетъ свое право на судѣ въ слу­чаѣ покушенія на него со стороны. По поводу своего имущества міръ, какъ юридическое лицо, входитъ въ различныя обязательственныя отноше­нія съ цѣлыми такими же мірами и съ отдѣльными лицами. Но міръ не только обладатель разнаго рода правъ; по народнымъ воззрѣніямъ онъ является хранителемъ права, того неписаннаго обычнаго права, которымъ,  преимущественно жило общество древней Руси. Его могла забывать отдѣльная память, но оно прочно хранилось коллективной памятью міра. Вотъ почему даже и правительство, когда ему при разборѣ восходившихъ до него тяжбъ приходилось сталкиваться съ незнакомыми ему явленіями обычнаго права и когда оно не хотѣло рѣшать возникавшіе вопросы приказнымъ усмотрѣніемъ, обращалось за разъясненіями къ мірамъ, какъ къ свѣдущимъ въ мѣстномъ обычномъ правѣ.

Какъ знатокъ права міръ являлся необходимымъ свидѣтелемъ всякаго рода частныхъ сдѣлокъ и публичныхъ актовъ; тѣ и другіе должны были совершаться въ міру, присутствіе котораго сообщало имъ законную силу. Съ теченіемъ времени слишкомъ громоздкое присутствіе міра въ его цѣ­ломъ замѣняется въ этихъ случаяхъ присутствіемъ нѣсколькихъ его чле­новъ, „добрыхъ людей’¹. Значеніе ихъ присутствія при сдѣлкахъ и актахъ двояко. Являясь какъ бы представителями міра, они, во-первыхъ, свидѣтель­ствуютъ, что совершаемая сдѣлка или другой актъ согласны съ правомъ— въ противномъ случаѣ они заявили бы протестъ; во-вторыхъ, будучи оче­видцами событія, они сохраняютъ о немъ память, на нихъ можно будетъ ссылаться потомъ въ случаѣ спора, и такимъ образомъ они окажутся хра­нителями права въ его отдѣльныхъ проявленіяхъ, какими бываютъ отдѣль­ные публичные или гражданскіе акты. Этотъ институтъ „добрыхъ людей», замѣняющихъ собою въ нѣкоторыхъ случаяхъ древній міръ въ его цѣломъ, очень развитъ на сѣверѣ XYII б. Мы ихъ встрѣчаемъ въ числѣ 3—4 при совершеніи духовнаго завѣщанія, „складной записи», т. е. договора, соз­дававшаго складническій союзъ, „дѣловой записи»—т. е. договора, кото­рымъ такой союзъ прекращался. Въ болѣе многочисленномъ составѣ 5—17 они присутствуютъ при разнаго рода публичныхъ актахъ, наир, при дачѣ присяги вновь избранными земскими судьями, при исполненіи различныхъ судебныхъ дѣйствій выборными властями, какъ то: при производствѣ су­дебнаго слѣдствія, при пыткѣ, при разнаго рода осмотрахъ въ поземель­ныхъ процессахъ, вообще при составленіи протоколовъ по разнаго рода дѣламъ. Наконецъ, добрые люди участвуютъ въ самыхъ судебныхъ засѣда­ніяхъ, входя въ составъ судебнаго присутствія вмѣстѣ съ выборными судьями.

Какъ къ блюстителю права къ міру обращаются въ случаяхъ нарушенія права, подавая „явку», т. е. дѣлая заявленіе. Это та „закличь на торгу», которая въ устной формѣ извѣстна Русской Правдѣ. Такія явки дѣлались по всевозможнымъ, самымъ разнообразнымъ случаямъ нарушенія права, начиная отъ какого либо ничтожнаго столкновенія между сосѣдями съ „неподобною бранью“ и кончая грабежемъ и убійствомъ. Встрѣчаются случаи, когда сами выборныя должностныя лица дѣлаютъ явки о непови­новеніи и сопротивленіи имъ при ихъ служебныхъ дѣйствіяхъ. Явка не имѣла значенія исковой челобитной, которою потерпѣвшій начиналъ су­дебный процессъ противъ обидчика; она была лишь предварительнымъ заявленіемъ потерпѣвшаго о понесенной обидѣ и имѣла цѣлью во-первыхъ сдѣлать міръ свидѣтелемъ нарушеннаго права, возстановленіе котораго будетъ затѣмъ предметомъ особыхъ процессуальныхъ обрядовъ, а во-вто­рыхъ явка иногда имѣла смыслъ предупрежденія преступленій въ тѣхъ именно случаяхъ, когда міръ оповѣщался о какихъ нибудь высказанныхъ злодѣйскихъ намѣреніяхъ, напр. угрозахъ „съ похвальбою» или вообще о какимъ либо образомъ выраженномъ зломъ умыслѣ. Міръ, освѣдомленный о такомъ умыслѣ, могъ принять въ этомъ случаѣ свои мѣры, и человѣкъ, выказавшій злое намѣреніе, долженъ былъ сдержаться, зная, что его за­мыслы извѣстны міру. Явка писалась на имя міра, какъ онъ обыкновенно обозначался въ офиціальныхъ актахъ, т. е. на имя выборныхъ мірскихъ должностныхъ лицъ и „всѣхъ крестьянъ». Иногда вслѣдъ за должностными лицами поименовывалось нѣсколько „добрыхъ людей».

Міръ заботится объ удовлетвореніи духовныхъ интересовъ своихъ членовъ. Совпадая съ религіозной общиной, онъ сооружаетъ и поддержи­ваетъ церковь, приглашаетъ священнослужителей, содержитъ при церкви благотворительныя учрежденія въ той назатѣйливой формѣ, въ которой они тогда существовали. Міръ является далѣе не только хранителемъ права, но и блюстителемъ нравственности; онъ слѣдитъ за поведеніемъ каждаго своего члена, вся жизнь мірского человѣка проходитъ на виду у міра, такъ что въ любой моментъ онъ можетъ дать нравственную характеристику каждаго изъ членовъ, „одобрить» его или „облиховать». На этомъ основывается институтъ повальнаго обыска, такъ широко практиковавшійся въ древней Руси и заключавшійся въ опросѣ міра о комъ либо изъ его членовъ, притомъ въ опросѣ не только относительно какого либо отдѣль­наго поступка, но и вообще о всемъ его поведеніи. Къ такому опросу приходилось обращаться при тяжбахъ по ссылкамъ сторонъ. „Облихованіе“ міромъ вело къ печальнымъ послѣдствіямъ для облихованнаго: возбужден­ное противъ него подозрѣніе получало опору, становилось доказаннымъ и влекло за собой обвиненіе въ томъ злодѣяніи, за которое онъ при­влекался къ суду. Если не было указанія на опредѣленное преступленіе, а просто давалась неблагопріятная нравственная оцѣнка, облиховапный заключался въ тюрьму, отдавался на поруки или высылался съ территоріи міра. Міръ былъ какъ бы высшею совѣстью, съ которою каждый его членъ долженъ былъ сообразовать свое поведеніе. На ослушниковъ своихъ ] постановленій онъ грозилъ „стоять всѣмъ міромъ, старостою и волостными людьми“. Противъ порочныхъ членовъ онъ выступалъ грознымъ судьею, лихуя ихъ на повальныхъ обыскахъ, обвиняя ихъ передъ государственною властью, а иногда, если послѣдняя бездѣйствовала, расправляясь съ зло­дѣями непосредственно самъ, какъ въ былыя времена расправлялось съ ними новгородское вѣче. Въ 1636 г. сольвычегодскій всеуѣздный міръ— „посадскіе люди и волостные крестьяне“—обратился къ воеводѣ съ настой­чивой просьбой казнить восьмерыхъ сидѣвшихъ въ тюрьмѣ разбойниковъ, отъ которыхъ житья не было городу и уѣзду и побѣга которыхъ изъ тюрьмы міръ опасался. Воевода медлилъ казнью, ссылаясь на отсутствіе государева указа. Тогда міръ самъ покончилъ съ разбойниками. Съ испол­неніемъ всѣхъ обрядовъ, въ саванахъ, съ зажженными свѣчами въ рукахъ въ сопровожденіи тюремныхъ сторожей и палача, они были выведены къ  рѣкѣ Вычегдѣ и тамъ казнены¹). Міръ служилъ защитою своихъ членовъ, которые въ немъ находили безопасность, оплотъ своего благосостоянія и оборону своихъ правъ. Такую оборону міръ оказывалъ своимъ членамъ не только противъ злодѣевъ—преступниковъ и недруговъ со стороны, наносившихъ міру обиды, но и противъ тѣхъ изъ своихъ же членовъ, у кото­рыхъ эгоистическіе инстинкты брали верхъ надъ общественными, которые не только пренебрегали мірскими интересами, но и приносили ихъ въ . жертву своимъ корыстнымъ расчетамъ. Такихъ людей называли „міропродавцами“ или „мірскими съедниками“.

Наконецъ, въ міру его члены ищутъ себѣ защиты и противъ того учрежденія, которое то разсматривается какъ общій всеобъемлющій міръ, объединяющій отдѣльные міры въ общее и цѣлое, и сосредоточиваетъ на себѣ общественныя стремленія, то вызываетъ противъ себя протеста, когда интересами этого общаго и цѣлаго слишкомъбольно нарушаются интересы отдѣльнаго міра. До появленія государства міръ былъ тѣмъ кру­гомъ, въ предѣлахъ котораго замыкалась матеріальная и духовная жизнь его членовъ. Съ его появленіемъ цѣльность такого міровоззрѣнія раска- лывалась. Общественный фокусъ сталъ двоиться; соціальныя стремленія въ видѣ ли простыхъ соціальныхъ инстинктовъ или въ видѣ сознатель­ныхъ помысловъ объ общемъ и цѣломъ, фиксировались не только въ міру, но шли также и къ государству, и этою раздвоенностью проникнуто на­строеніе міровъ. Государство налагаетъ на міры обязанности, имѣющія конечною цѣлью общее благо самихъ же міровъ, обязанности въ древнее время очень несложныя, но всегда очень тяжелыя. Міры исполняютъ эти обязанности молчаливо, въ значительной мѣрѣ безсознательно, благодаря дѣйствію соціальнаго инстинкта. Въ минуты чрезвычайнаго патріотическаго подъема они готовы сознательно жертвовать своимъ благосостояніемъ для общаго блага. Когда такого подъема нѣтъ и если жертвы уже слиш­комъ велики и кажутся міру несоразмѣрными съ его средствами, онъ почтительно выступаетъ съ ходатайствомъ передъ государствомъ. Но иногда потому ли, что тускнѣетъ мысль о надмірскомъ цѣломъ или по­тому, что у міра задѣвается чувство справедливости, когда его жалобы и просьбы не имѣютъ успѣха и когда ему кажется, что его интересы не въ мѣру надобности страдаютъ отъ государства, центробѣжныя стремленія берутъ верхъ. Выведенный изъ терпѣнія міръ сталкивается съ государствомъ, рѣзко отказывается исполнять предъявленныя ему требованія и при тре­вожныхъ звукахъ „всполошнаго колокола» встрѣчаетъ государственныхъ агентовъ „съ кольемъ, съ жердьемъ и съ ослопы», осыпая ихъ раздра­женною „лаею». Вступаясь въ такой рѣзкой формѣ за свои права, міръ, благодаря своей многолюдности, своей массѣ, не боится грозящей ему отвѣтственности. „Намъ міру то не бѣда», кричатъ возмущенные кре­стьяне представителю правительства, грозя его убить. „Убьемъ до смерти», кричатъ они въ другомъ подобномъ же случаѣ, „хотя де и бѣда, ино по грошу на человѣка достанется, у міра шея толста!» Въ этой толщѣ міра, въ которой коллективныя усилія сосредоточива­ютъ большія средства защиты и въ которой отвѣтственность должна раз­мельчиться между многочисленными составляющими міръ частицами, каждый долженъ чувствовать себя болѣе безопаснымъ. Когда грозила такая отвѣтственность, когда вообще надвигалась какая либо опасность въ видѣ непомѣрныхъ требованій со стороны государства, и міръ собирался ей сопротивляться, солидарность, связывавшая міръ, чувствовалась живѣе, и онъ закрѣплялъ свое единеніе письменнымъ актомъ, составляя „одинашную» запись, которою всѣ члены міра обязывались „другъ друга не подать, стоять другъ за друга единъ человѣкъ», а приключившіеся одному изъ членовъ невзгоды и убытки дѣлить между всѣми,,„подымать міромъ».

Государство пользовалось складывавшейся помимо него мірской орга­низаціей, приспособляя ее для своихъ цѣлей. Эти цѣли не были сложны; онѣ изчерпывались обезпеченіемъ внѣшней и внутренней безопасности, т. е. устройствомъ военной обороны и нѣкотораго, самаго примитивнаго правосудія. Однако онѣ все же требовали для своего осуществленія Сосре­доточенія средствъ въ рукахъ государства. Военная защита, отправленіе правосудія и. сборъ средствъ въ видѣ податей и повинностей—къ этому и сводится дѣятельность древне-русскаго государства. Притомъ не во всѣхъ этихъ видахъ своей дѣятельности оно участвуетъодинаково непосредственно. Военную оборону оно беретъ всецѣло въ свои руки. На сѣверѣ впрочемъ и эта дѣятельность находится даже и въ XYII в. до нѣкоторой степени въ рукахъ самого общества. Такъ напр. Лопскіе погосты выбирали особаго „нарядчика для воинскаго дѣла“, на обязанности котораго было „думать и промышлять» вмѣстѣ со всѣмъ избравшимъ его населеніемъ погостовъ о защитѣ края „отъ воинскихъ людей, отъ литовскихъ и отъ нѣмецкихъ, и отъ русскихъ воровъ». По своей иниціативѣ „міры» строили иногда, какъ мы видѣли, небольшіе городки для обороны отъ нападеній инород­цевъ. Но это, конечно, исключенія; обыкновенно же военная оборона вѣдается самимъ государствомъ. Судебную и финансовую функціи государ­ство въ значительной мѣрѣ предоставляетъ обществу, сохраняя за собой только высшее общее руководство и контроль. Отправленіе той и другой функціи возлагается на общественныя организаціи, сложившіяся до го­сударства—міры. Такимъ образомъ міръ начинаетъ исполнять публично­правовыя дѣйствія уже не только въ силу своего присущаго ему верхов­наго значенія, въ силу котораго онъ осуществлялъ ихъ и раньше, но и по порученію государства. Эти полномочія даются міру государствомъ не въ видѣ права, а въ видѣ обязанности, за которую міръ несетъ передъ государствомъ отвѣтственность. Уже во времена Русской Правды на міры было возложено обезпеченіе внутренней безопасности: поимка и выдача государству злодѣевъ, ей грозившихъ. Въ ХУІ в. государство идетъ въ , этомъ направленіи еще дальше, предоставляя мірамъ не только поимку лихихъ людей, но и судебную расправу съ ними. Вмѣстѣ съ тѣмъ оно поручаетъ самимъ мірамъ и гражданскую юстицію. На тѣ же міры возла­гается государствомъ съ самыхъ древнихъ временъ и сборъ правительствен­ныхъ средствъ, причемъ въ XVI в. міры освобождаются отъ ближайшаго руководства въ этомъ дѣлѣ мѣстныхъ правительственныхъ агентовъ въ лицѣ притѣснявшихъ общество намѣстниковъ и волостелей. Государство поль­зуется при этомъ тою солидарностью, матеріальною и духовною, которая связываетъ міръ, которая проявляется во взаимопомощи его членовъ и которая по отношенію къ фискальнымъ требованіямъ государства получаетъ значеніе круговой поруки. Оба эти государственныя порученія: отправле­ніе суда и сборъ разнаго рода дани, сопряженныя съ отвѣтственностью передъ государствомъ, измѣняли нѣсколько «значеніе міра. Изъ самодов­лѣющаго верховнаго цѣлаго, изъ организаціи столько же нравственнаго, сколько матеріальнаго характера онъ, не теряя въ народныхъ взглядахъ и  этихъ чертъ, становился государственной мѣстной организаціей, обложен­ной казеннымъ тягломъ и обязанной передъ государствомъ отвѣтственностью. Въ немъ и замѣтны эти двойственныя черты: высшаго автономнаго цѣлаго съ нравственнымъ авторитетомъ для группирующихся въ него лю­дей и съ другой стороны областной государственной единицы фискальнаго _ в судебнаго управленія съ выборными агентами. Между государствомъ и» отдѣльнымъ міромъ происходитъ обмѣнъ вліяній; если государство разсма­тривается иногда, какъ союзъ міровъ, какъ высшій міръ, объединяющій входящія въ него составныя частицы—отдѣльные мелкіе міры, то и міръ усваиваетъ характеръ мѣстнаго подраздѣленія государственнаго механизма. Теряя, можетъ быть, благодаря такому обмѣну вліяній, въ нравственном авторитетѣ, міръ выигрывалъ въ отчетливости организаціи. Тягло, на него возложенное, смыкало его въ корпорацію, связанную болѣе конкретными интересами. При этомъ устройство міра должно было неизбѣжно услож­ниться; должны были разчлениться его прежніе органы и появиться раз­личные новые для отправленія судебныхъ и финансовыхъ функцій: особые судебные органы, особые финансовые агенты для сбора разныхъ видовъ тягла. Опредѣленнѣе должна была стать и дѣятельность главнаго мірского органа, служившаго выразителемъ мысли и воли міра—мірского схода; точнѣе должны были обозначиться территоріальные предѣлы, подлежащіе воздѣйствію міра. Усложненіе мірской организаціи заключалось еще въ ’ томъ, что отдѣльные міры не непосредственно объединялись государствомъ; они предварительно образовали болѣе или менѣе сложныя, іерархически связанныя системы.

Въ этихъ системахъ значеніе простѣйшей организаціи съ характе­ромъ міра только въ очень нечастыхъ случаяхъ могла имѣть на сѣверѣ деревня, которая, состоя изъ 1—3 дворовъ была для этого слишкомъ мелкой ячейкой общежитія. „Въ деревнѣ міра не наберешь^«, какъ го­ворятъ и теперь еще крестьяне Олонецкаго края, до настоящей поры отличающагося мелкостью деревень. Только такія одинокія селенія, какъ нѣкоторые погосты въ Пермскомъ краю, по описямъ 1620-хъ и 40-хъ годовъ состоявшіе изъ нѣсколькихъ десятковъ дворовъ, смыкавшихся вокругъ церкви и представлявшіе изъ себя не группы поселковъ, а именно единичныя селенія, окруженныя пустыней, или какъ та деревня въ Двин­скомъ уѣздѣ, которая составляла въ то же время цѣлый станъ—Алексѣевъ— могли имѣть значеніе міровъ въ простѣйшемъ видѣ. Обыкновенно же простѣйшими мірскими организаціями были только группы деревень, со­ставлявшія приходъ, улусецъ, волостку или волость. Мелкіе первичные міры связываются въ свою очередь въ группы міровъ и образуютъ слож­ные федеративные міры, такъ что даже волость является уже нерѣдко слож­нымъ міромъ, состоящимъ изъ мелкихъ міровъ—приходовъ и водостокъ. Съ своей стороны нѣсколько волостей во главѣ съ посадомъ, который также представляетъ собою мірскую организацію, а иногда и безъ посада тамъ, гдѣ его нѣтъ, смыкаются въ уѣздные или какъ о нихъ говорятъ въ XYII вѣкѣ, „всеуѣздные^« міры. Этимъ ихъ сосредоточеніе однако не закан­чивается, и уѣздные міры соединяются въ міръ „земли“, крупной областной территоріи. Къ этимъ мелкимъ и крупнымъ общеніямъ обыкновенно и пріурочиваются въ памятникахъ выраженія: „міръ», „мірской». Такимъ образомъ поморское общество XYII в. представляется въ видѣ сложной организаціи. Все оно сомкнуто въ многочисленные мельчайшіе, мелкіе и крупные союзы, связанные между собой, начиная складничествами изъ двухъ—трехъ членовъ и небольшими промышленными артелями,,восходя затѣмъ до волостныхъ и уѣздныхъ организацій и наконецъ до союза уѣз­довъ въ простирающіяся на широкое пространство „земли,» въ условіяхъ хозяйственной обстановки создавалась привычка общенія, которая проявляла потомъ свое дѣйствіе и въ другихъ болѣе возвышенныхъ сферахъ жизни, и общество древне-русскаго Поморья получало видъ системы союзовъ мел­кихъ и крупныхъ, до чрезвычайности перепутанныхъ между собою, спле­тающихся въ безгранично сложное, причудливо неправильное строеніе, надъ которымъ охватывающимъ куполомъ высилось государство. Выясне­ніе мірской организаціи, какой она стала подъ дѣйствіемъ задачъ, возло­женныхъ на нее государствомъ, въ ея простѣйшей частицѣ—отдѣльномъ мірѣ, и въ сочетаніи этихъ частицъ—сложныхъ мірахъ—составитъ пред­метъ дальнѣйшаго изслѣдованія.

 

¹) Примѣры: Пр. Д. 1636 Л? 16, л. 111—114: „пришелъ изъ Пермогорскіе волости въ Устьянскую волость и всему міру добилъ челомъ^«; ibid. л. 115—116: „и міру добили челомъ». Пр. Д. 1628 № 74: „и язъ билъ челомъ «міру Шарженскіе и Халезскіе волости крестьяномъ^«. Пр. Д. 1634 А» 84, л. 32: „Къ Устюгу В. посылали… съ грамотою, что ему, Кирилу, не велѣли всѣмъ міромъ на правежѣ стояти^«. Пр. Д. 1554—1635, л. 11: „А въ міръ Бажену съ того жеребья платить съ деньги до рубеяса, а съ рубежа чѣмъ его міромъ пожалуютъ^«.

^[2]) Пр. Д. 1636 N» 16, л. 115—116. „И мы, попъ Игнатій съ товарищи, опять пріѣхали въ Устьянскую волость въ свои поземы и міру добили челомъ, и мы всѣмъ міромъ (крестьяне Устьянскихъ волостей) опять ихъ попа Игнатья да Чертя, да Герасима, да Карпика Кота къ себѣ въ волость приняли; а намъ попу Игнатію да Чернію, да Герасиму, да Карпику впредь быть смиреннымъ въ міру…. а жить съ міромъ совѣтно^«. Пр. Д. 1630 № 72, л. 293—5. „Царю государю… бьетъ челомъ сирота твой устюлсанинъ посадской… Митка Котель­никовъ. Жалоба, государь, мнѣ на торговаго человѣка на Алексѣя Босого… Тотъ Алексѣй… мірскихъ людей не спрашивается…, а на мнѣ тѣхъ книгъ правитъ сильно безъ твоего, государева, указу и безъ мірского совѣту^«, Пр. Д. 1630 А¹» 80: „искалъ гостиные сотни торговой человѣкъ Алешка Босово на устюжанинѣ на посадскомъ человѣкѣ на Ивашкѣ Кокоринѣ…. подалъ тотъ Ивашка на него Алешку челобитную за своею рукою безъ мірского со­вѣту своимъ произволомъ^«.

Такихъ явокъ, поданныхъ выборнымъ должностнымъ лицамъ и всѣмъ крестьянамъ нѣкоторыхъ волостей Важскаго уѣзда и написанныхъ на имя міра, много напечатано въ ХІУ т. Р. И. Б. Явки писались также на имя государя. Р. И. Б. ХХУ

Глава 12 из книги   М. Богословскiй. «Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке»