Наука и христианство

С.А. Аскольдов

АСКОЛЬДОВ (наст. фам. Алексеев) Сергей Алексеевич (1871, Москва — 23 мая 1945, Потсдам) — русский религиозный философ, публицист. Внебрачный сын философа А. А. Козлова. Окончил естественно-историческое отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, работал экспертом по химии в Департаменте таможенных пошлин и акциза. В 1914 получил степень магистра философии в Московском университете за книгу «Мысль и действительность». С 1908 — член Петербургского религиозно-философского общества. Участник сборников «Проблемы идеализма» (1902) (ст. «Философия и жизнь») и «Из глубины» (1918) (ст. «Религиозный смысл русской революции»). После революции преподавал химическую технологию в Ленинградском политехническом институте. Сотрудничал в журнале «Мысль» (1922), альманахе «Литературная мысль» (1922—25). В 1920-е годы основал тайное религиозно-философское общество «Братство св. Серафима Саровского». В 1928 арестован, первое время провел в соловецких лагерях, затем скитался по ссылкам. Будучи в очередной ссылке в Новгороде, попал в оккупацию и перебрался в Германию. Когда работники советских органов безопасности пришли его арестовывать, он был уже мертв. —http://www.hrono.ru/biograf/bio_a/askoldov_sa.php Данная статья написана им в оккупированном немцами Новгороде в свободной русской печати.

Советская антирелигиозная пропаганда утверждала, что христианство, как и вообще всякая религия, находится в непримиримом противоречии с твердо установленными положениями современной науки. При этом, однако, не замечали — вернее старались не замечать — того, что огромное количество ученых с мировыми именами, как, например, Ньютон, Дарвин, не только не отрицало христианства, но и сами были верующими людьми. Замалчивали, что современный советский ученый, И. П. Павлов, которого советская власть всячески старалась сделать союзником материализма, человек верующий и часто бывал в излюбленной им Знаменской церкви в Ленинграде, которую осмелились снести только после его смерти. Это — единственный случай, когда советская власть сама прислуживалась к русскому ученому, — слишком уж авторитетно было его имя. Но, конечно, не принадлежностью мировых ученых к категории верующих решается вопрос. Здесь есть нечто более принципиальное, что надо иметь в виду при разрешении вопроса о взаимоотношении науки и христианства.

Во-первых, надо понять, что вообще между верой и научным знанием нет никакого прямого противоположения. Знание опирается на естественный, т. е. всем доступный опыт, и на доказательства рационального порядка, вера же имеет свой путь убеждения в истинности тех или иных положений.

Этот путь многообразный, — в него входит и доверие к тем или иным представителям веры, и интуиция, и опыт мистического порядка, и многое другое. Но эти два рода путей дополняют друг друга, а вовсе не исключают. Ведь и в науке есть область веры. Именно там, где нет полноты доказательства и, вообще, в области гипотезы (гипотезы атомного строения, мирообразования, внутреннего состава земли и т. п.). Но, с другой стороны, и вера никогда не бывает абсолютно слепой в смысле разумности. Ведь мы верим людям, книгам с известным разумным основанием, а не всякой басне, которую нам расскажет первый встречный. А главное основные истины христианства получают часто свое обоснование и на путях философской мысли, т. е. и рациональным путем. Конечно, это обоснование никогда не может быть полным, но всегда имеет ту или иную неполноту. В вере мы всегда делаем как бы некий духовный прыжок в неведомое; поэтому-то она и не бывает общеобязательной, неколебимой, как полное знание, которое можно сделать обязательным для каждого способного мыслить. В знании путь к неизвестному есть твердый сплошной мост доказательств от известного к неизвестному.

В тех противоречиях, которые обычно находят между наукой и христианством, имеется два, казалось бы, наиболее выигрышных пункта. Первый из них состоит в противоположении библейского рассказа о сотворении мира и научной теории мирообразования. Однако, это противоречие лишь кажущееся. Оно совершенно устраняется, если мы подойдем к библейскому рассказу с надлежащим пониманием, т. е. поймем, во-первых, что этот рассказ во многих своих элементах имеет характер иносказания; во-вторых, что он в сжатых образах сообщает о процессах исключительно сложных и длительных и что он вообще есть нечто, подлежащее весьма разнообразным, возможным истолкованиям. Если мы поймем, что под библейским выражением «день» надо разуметь огромные периоды времени, и если обратим внимание на то, что последовательность образования органических форм по Библии (растения, рыбы, птицы, Животные и человек) совершенно совпадает с той последовательностью, которая дается в научной теории эволюции, то основные кажущиеся несоответствия у нас уже отпадут. Далее, если мы поймем, что творение солнца, луны и звезд в четвертый день можно опять понимать иносказательно, а именно, как видимое появление их на впервые очистившемся от пелены облаков небе (ведь по всем космологическим теориям первые периоды Жизни земли она была окутана облаками от обилия паров), то этот обычный камень преткновения при понимании библейского рассказа опять-таки устранится. Вообще никаких противоречий не получится, если мы не будем настаивать на буквальном понимании библейских передач (например, что человек был сотворен Богом из глины), а поймем их в иносказательном символическом смысле, дающем простор самым разнообразным толкованиям.

Второй обычный пункт в предполагаемом противоположении науки и христианства состоит обычно в том, что все христианство стоит на признании чудесного, и основной догмат христианства — воскресение Христа есть несомненное чудо. Наговорят нам воинствующие безбожники, — чудо противоречит данным науки, ибо в чуде мыслится отмена законов природы. Но и этот обычный выпад рассчитан на непонимание проблемы чуда. На самом деле понятие чуда предполагает вовсе не отмену законов природы, а только лишь преодоление естественных сил природы силами сверхъестественного, то есть, принадлежащими существам высшего порядка, которые находятся поверх, «сверх» видимой нам и доступной научному изучению природы. Здесь также нет основания видеть «отмену» законов природы, как нелепо было бы выводить отмену закона тяготения из обычных приемов поднимания тяжестей. Просто одна сила преодолевает другую. В чудесном это преодоление принадлежит высшему, недоступному научному изучению миру. И только существование этого высшего мира предполагается признанием чуда. А может ли какая-нибудь наука отвергнуть существование этого мира только на том основании, что она его научным способом не может установить. Смешно вообразить, что мир исчерпывается тою ничтожною областью явлений, которые попадают в кругозор науки. Поистине — гораздо мудрее всех этих самоуверенных в своих отрицаниях врагов веры был изображаемый Шекспиром датский принц, Гамлет, сказавший своему другу: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам».

Для всех: Иллюстрированный журнал. № 6 (1 июня 1944).

Подпись: Проф. С. А. Зырянский

Источник: https://ostkraft.ru/books/book174_1.pdf