ХРИСТІАНСТВО И ЖИЗНЬ.

ХРИСТІАНСТВО И ЖИЗНЬ.

 Событія, которыя сейчасъ потрясаютъ современный міръ, остро ставятъ вопросъ о новыхъ путяхъ къ устроенію міровой жизни и человѣческаго благополучія. Волнуются всѣ народы. Не отстаемъ отъ другихъ и мы — русскіе безпочвенники, русскіе Ди-Пи, для которыхъ безпросвѣтность настоящаго особенно ясна и опредѣленна.

Но волноваться мало. Жизнь требуетъ отвѣта яснаго и опредѣленнаго. Какой же возможенъ отвѣтъ?..

Намъ кажется, когда всѣ пути человѣческіе испытаны, и въ результатѣ получился провалъ, остается одно: направить вниманіе человѣчества въ сторону путей Божіихъ. Нужно открыто признать, что обновленіе человѣческой жизни возможно только на почвѣ христіанскаго міровоззрѣнія. Только творческо-благодатная сила христіанства способна сотворить новое чудо: превращеніе мутной воды постылой человѣческой дѣйствительности въ доброе вино свѣтлой человѣческой будущности. Нужно твердо осознать, что христіанство не отвлеченная идея, а подлинная Божественная жизнь въ лицѣ Богочеловѣка Христа открывшаяся на землѣ для того, чтобы духовно обновить человѣческую жизнь. Значеніе христіанства для человѣческой жизни не проблематично, а реально и категорично.

Казалось бы, такая постановка вопроса необходима. Между тѣмъ, она многимъ не по душѣ. Одни, услышавъ о ней, только сдвинутъ плечами. Другіе не только улыбнутся, но и рѣзко заявятъ: «Христіанство и жизнь — вещи другъ друга исключающія. Ни христіанство для жизни, ни жизнь для христіанства цѣны не имѣютъ».

Явленіе, несомнѣнно, печальное; но такова не подлежащая сомнѣнію дѣйствительность.

Въ чемъ же дѣло? Гдѣ кроется причина такого печальнаго настроенія? Въ безуміи ли, въ глупости, или въ нравственномъ одичаніи современнаго намъ человѣчества?..

Не будемъ пока рѣшать этотъ больной вопросъ. Предъ нами несомнѣнный фактъ. Въ христіанствѣ современный человѣкъ никакого значенія для жизни не видитъ. Отъ христіанскаго міровоззрѣнія онъ отгреба/с. 72/ется обѣими руками. Такъ обстоитъ дѣло повсюду. Въ этомъ заключается одинъ изъ характерныхъ признаковъ современной европейской культуры.

Оторвавшись отъ вліянія Церкви еще въ вѣкъ зарожденія гуманизма и создавъ для себя новую Вавилонскую башню, — такъ называемую, свѣтскую культуру, — современное человѣчество удѣляетъ христіанству въ своей жизни только небольшой уголокъ-застѣнокъ. Христіанство вещь частная, приватная, и потому удѣлять ему почетное мѣсто въ современной культурной жизни нѣтъ основаній. Его можно терпѣть, но считаться съ его идеями для современнаго культурнаго человѣка по меньшей мѣрѣ зазорно.

Такъ обстоитъ дѣло съ христіанствомъ въ Западной Европѣ. Не въ лучшемъ положеніи оно находилось и въ Россіи въ предреволюціонное время. Тонъ всему задавала, конечно, наша интеллигенція. Она ненавидѣла русскую предреволюціонную государственность; она съ презрѣніемъ отвернулась и отъ христіанства, видя въ немъ какъ-бы идейнаго поборника и защитника того государственнаго строя, который такъ ненавистенъ былъ для русской либеральной интеллигенціи. «Интеллигенція чуть не поголовно ушла изъ Церкви и первымъ членомъ своего сѵмвола вѣры сдѣлала безбожіе, вторымъ — революцію, третьимъ — соціализмъ»… «На русской интеллигенціи страшная и несмываемая вина — гоненія на Церковь, осуществлявшагося молчаливымъ презрѣніемъ, пассивнымъ бойкотомъ, всей той атмосферой высокомѣрнаго равнодушія, которой она ее окружала. Вы знаете какое мужество требовалось, чтобы не быть атеистомъ въ этой средѣ, какія глумленія и заушенія, чаще всего непреднамѣренныя, здѣсь приходилось испытывать. Я очень хорошо знаю русскую интеллигенцію и вполнѣ отвѣчаю за то, что говорю»… «Она (интеллигенція) ему (народу) душу опустошила, вѣру заплевала, святое святыхъ осквернила»… — Такъ опредѣляетъ отношеніе русской интеллигенціи къ Церкви о. Сергій Булгаковъ, сначала соціалистъ-марксистъ, а потомъ протоіерей русской Православной Церкви.

Въ чемъ же дѣло. Въ чемъ заключается вина христіанства предъ отвернувшимся отъ него человѣчествомъ?

Причина сложная. Говорить о ней я не буду. Я подчеркну сейчасъ только одно. Въ грубо-отрицательномъ отношеніи современнаго человѣка къ христіанству заключается глубочайшее недоразумѣніе. Его опредѣлить можно такъ: современныхъ христіанъ смѣшали съ самимъ христіанствомъ. Замѣтивъ въ жизни первыхъ тѣни и темныя пятна, все это перенесли на христіанство. Христіанство обмануло, христіанство обанкротилось; христіанство пустая мечта, годная только для круглыхъ невѣждъ или для лицемѣрныхъ святошъ.

Повторяю, больно и грустно слышать и наблюдать все это, но предъ нами опять несомнѣнный фактъ.

Какъ преодолѣть этотъ соблазнъ и вмѣстѣ съ тѣмъ излѣчить такъ порочащую современное человѣчество язву?..

/с. 73/ Нужно прежде всего не смѣшивать христіанства съ людьми, которые, хотя именуютъ себя христіанами, но по жизни своей бываютъ хуже всякаго язычника. Нужно, далѣе, судить о христіанствѣ не по жизни и дѣламъ «такъ называемыхъ христіанъ», а по его существу и по тѣмъ плодамъ, которые оно производитъ въ людяхъ, искренно его принявшихъ. Нужно, наконецъ, помнить, что христіанство — это глубочайшее откровеніе Божественнаго Разума — Отца, и Сына, и Святаго Духа. Это явленіе и откровеніе въ мірѣ Божственной Благодати, любящей и спасающей міръ и человѣчество. Какъ явленіе высочайшаго Духа и откровеніе Божественной Благодати, христіанство духовно и благодатно, а потому усвоиться оно можетъ только свободно и благодатно. Только такъ воспринятое христіанство бываетъ плодоноснымъ.

Противники христіанства этихъ условій не выполняютъ, потому видя не видятъ и слыша не разумѣютъ. И весь ихъ подходъ къ христіанству, какъ таковой, есть наглый вздоръ и неправда. Христіанство для жизни необходимо; оно — ея полнота, оправданіе и духовная красота. Христіанство есть то, въ чемъ живая душа человѣка находитъ свое самое великое, цѣнное и дорогое — путь къ постепенному духовному возрастанію и глубинно-конечный смыслъ своего земнаго дѣланія-подвига.

И вотъ почему.

Христіанство, какъ откровеніе полноты совершеннѣйшей Истины содержитъ въ себѣ все то, что можетъ осмыслить человѣческую жизнь и сдѣлать ее не столько школой, но и поприщемъ для выявленія на землѣ Царствія Божія. Только христіанство способно разрѣшить тѣ роковыя противорѣчія, изъ которыхъ слагается человѣческая жизнь, превращая ее въ тяжелую драму-трагедію.

Жизнь человѣческая это непрерывное столкновеніе двухъ силъ: индивидуальнаго человѣческаго Я и общества-коллектива — Они. Та и другая силы заявляютъ о своихъ правахъ, борются за нихъ, часто не разбираясь въ средствахъ. Интересы индивидума-личности и коллектива-общества различны до противоположности. Отсюда борьба между индивидуальнымъ Я и обществомъ-коллективомъ — Мы–Они — напряженна и непрерывна. Трагизмъ усиливается еще болѣе отъ того, что противники связаны между собою неразрывными узами, такъ что при одолѣніи одного изъ нихъ, побѣжденный увлекаетъ въ своемъ паденіи и побѣдителя и оба гибнутъ вмѣстѣ.

Какъ примирить эти два противодѣйствующія въ человѣческой жизни начала? Какъ изъ двухъ противоположныхъ создать единое, согласное, творческо-созидательное начало?

На эти глубокой важности вопросы даетъ вполнѣ исчерпывающій отвѣтъ только христіанство. Какъ и какой?

Оно утверждаетъ прежде всего, исключительную цѣнность человѣческой личности, индивидуальнаго Я; оно благословляетъ потомъ обще/с. 74/ство-коллективъ — Мы–Они; оно одно, наконецъ, выдвигаетъ для общества и индивидуальной человѣческой личности, какъ цѣль, идеально-цѣнное начало «служенія Правдѣ», притомъ не человѣческой, а Правдѣ Божіей, Правдѣ вселенской, чистой какъ солнечный лучъ. Раскроемъ подробнѣе эти мысли.

Человѣческая личность, индивидуальное Я — не призракъ, не пузырь, случайно выскочившій на поверхности гніющаго болота; это первая и самая близкая человѣку реальность, которую носитъ онъ въ своемъ сознаніи. Мало того. Я не только реальность, но и реальность, сознающая себя и окружающій міръ; реальность волевая, ищущая, желающая, устремляющаяся. Для осуществленія своихъ цѣлей она нуждается въ свободѣ. Свобода для индивидуальнаго Я не прихоть, а существенная, неотъемлемая потребность человѣческаго духа. Какъ воздухъ, питая наши легкія, обуславливаетъ нашу физическую жизнь, такъ и свобода, окрыляя нашъ духъ, даетъ человѣку возможность творить свою духовную, истинно-прекрасную жизнь. Попытки достигнуть этого инымъ путемъ — только строгостію дисциплины или силою принужденія — терпятъ крахъ и даютъ отрицательные, роковые плоды.

Таково свидѣтельство человѣческаго сознанія. Христіанство, утверждая это свидѣтельство, добавляетъ, что всѣ указанныя свойства индивидуальнаго человѣческаго Я не случайны. Они коренятся въ самомъ существѣ его природы. Человѣкъ есть не только твореніе Божіе, но онъ есть и существо, отмѣчепное образомъ своего Божественнаго Творца. Какъ существо богоподобное, человѣческое Я — личность безконечной цѣнности. Оно, по словамъ Христа, цѣннѣе всего міра (Мѳ. VIII 35–37). Какъ таковое, только оно одно, обладая богоподобными качествами, способно осуществлять предназначенный человѣку идеалъ: Будьте совершенны, какъ совершенъ Отецъ вашъ небесный; и черезъ это нести миръ и благоволеніе всему страждущему на землѣ человѣчеству. Отсюда всякая попытка лишить человѣка свободы есть угроза его духовно-нравственному достоинству. Утерявъ свободу, человѣкъ теряетъ все и перестаетъ быть человѣкомъ.

Такъ утверждая высокое духовно-нравственное достоинство человѣческой личности, христіанство тѣмъ самымъ ограждаетъ ее отъ насилія со стороны общества-коллектива — Они.

Но оберегая и утверждая высокое достоинство человѣческой личности, христіанство не отрицаетъ и высокой цѣнности человѣческаго общества. Послѣднее не иное что, какъ органическое сочетаніе равночестныхъ и равнодостойныхъ я, ты, онъ, образующихъ общее мы, вы, они. Говоримъ: равночестныхъ, равнодостойныхъ. Ибо если Я богоподобно и потому достойно всякаго уваженія, то также богоподобны и достойны уваженія и ты и онъ и происходящіе отъ нихъ мы, вы и они. Если Я свое изначальное-онтологическое основаніе имѣетъ въ вѣчно пребывающемъ /с. 75/ Онъ–Богѣ, то изъ того же источника истекаютъ и ты и онъ, а значитъ и образуемое ими мы, вы и они, т. е. общество.

Явленіе опять исключительной важности. Утверждая духовную цѣнность общества-коллектива, христіанство создаетъ основную базу, какъ-бы «материнское лоно» нравственныхъ понятій, опредѣляющихъ взаимное человѣческое общеніе. Только именно на такой базѣ могутъ возникать «взаимное пониманіе», наличіе «общаго языка». Только на глубокой укорененности въ человѣческомъ духѣ равночестности и равнодостоинства я, ты, и онъ, а значитъ и мы, вы и они, можетъ покоиться здоровая семья, честное общественно-экономическое сотрудничество, крѣпкое духомъ вѣчной Правды государство, а слѣдовательно, и самая возможность обнаруженія въ человѣческой жизни Царства Божія и Правды Его.

Поэтому всюду, гдѣ узко эгоистическому Я чуждо сознаніе равночестности и равнодостоинства ты и онъ, или, что тоже, сознаніе равнодостоинства всѣхъ человѣческихъ личностей, какъ одинаково сопринадлежащихъ не только общему мы–вы–они, но и вѣчному Онъ–Богу, тамъ здоровое человѣческое общеніе между людьми становится невозможнымъ, какъ бы полезнымъ и необходимымъ оно ни признавалось. Отсюда всѣ попытки устроить здоровую, радостно-творческую общественную жизнь на иныхъ началахъ — внѣ сознанія равнодостоинства и равночестности человѣческихъ личностей — терпятъ и будутъ терпѣть крахъ. Современные соціалъ-демократическіе опыты, нашедшіе свое крайнее выраженіе въ соціалкоммунистическомъ творчествѣ, лучшимъ образомъ доказываютъ справедливость высказанной мысли.

Такъ вскрывается въ человѣческой обстановкѣ глубокая правда, а вмѣстѣ съ тѣмъ, и необходимость для человѣческой жизни божественной заповѣди: возлюби ближняго твоего, какъ самого себя. Любовь, истекающая изъ сознанія богоподобія, а потому и равнодостоинства человѣческихъ личностей, утверждаетъ Я, оберегая его свободу, но благословляетъ и мы — общество, — видя въ немъ органическое сочетаніе богоподобныхъ и равночестныхъ личностей. Устанавливается, такимъ образомъ, творческое взаимно-полезное сотрудничество общества и личности.

Такъ должно бы быть.

Но должное не всегда находитъ свое осуществленіе въ реальности. Я и они, личность и общество, какъ уже было сказано, въ своемъ естественномъ-обычномъ состояніи находятся всегда въ непреодолимомъ и непримиримомъ противоборствѣ другъ къ другу. — Я — личность — не можетъ быть поглощена они — обществомъ, ибо, какъ богоподобное, оно единственно, неповторимо, самоцѣнно и потому требуетъ свободнаго выявленія себя самаго извнутри. Но и общество — они, — какъ единство богоподобныхъ Я, ты, и онъ не терпитъ самодовлѣющихъ Я; оно непремѣнно предполагаетъ какое-то самопреодолѣніе Я, выходящаго за свои собственные предѣлы, внутреннее самоотреченіе. Противорѣчіе между Я и они, какъ видно неслучайное только теоретическое, а по су/с. 76/ществу. Ибо они–общество разсматриваетъ Я–личность, какъ ограниченіе–умаленіе себя самаго. Также и Я–личность воспринимаетъ общество–они, какъ подавленіе, уничтоженіе себя.

Ясно, требуется третье начало, которое установило бы органическое примиреніе двухъ началъ, гдѣ умаленіе одного явилось бы тѣмъ самымъ умаленіемъ другого, а главное, гдѣ бы цѣнность и необходимость для жизни одного и другого, т. е. Я и они, считались бы равночестными и равно-достойными.

Такое начало, нынѣ забытое и часто совершенно отрицаемое, указываетъ опять таки христіанство. Это начало служенія или утвержденія всей человѣческой жизни, какъ личной, такъ и общественной въ высшей, сверхчеловѣческой Божественной волѣ; начало трепетно-благоговѣйнаго служенія, вѣчно-Сущему ОНЪ, т. е. Богу. Такъ открывается глубочайшая правда и необходимость для человѣческой жизни первой величайшей заповѣди Божіей: возлюби Господа Бога твоего всѣмъ сердцемъ твоимъ.

Начало служенія находитъ свое выраженіе въ идеѣ нравственной обязанности. Эту идею знаетъ и глубоко чувствуетъ и личность и общество. Только наличіемъ ея и обусловливается возможность и развитіе общественной жизни.

Но идея долга никогда въ своемъ послѣднемъ основаніи не является, какъ долгъ предъ обществомъ или народомъ, а какъ долгъ предъ Богомъ, какъ обязанность служенія высшей Божественной Правдѣ. Въ волѣ народной, находящейся въ отрывѣ отъ Правды Божіей, нѣтъ ничего священнаго, и она можетъ быть и нерѣдко бываетъ такой же глупой и преступной, какъ и воля отдѣльнаго человѣка. Только воля Божія можетъ быть истиннымъ и единственно-надежнымъ источникомъ суверенитета власти. Въ такомъ служеніи не умаляется ни индивидуальная личность — Я, ни общество-государство — они. Ибо общество и государство во имя служенія Правдѣ Божіей мужетъ требовать отъ индивидуальной личности того и только того, что необходимо, чтобы само общество-государство могло исполнить свою обязанность служенія Правдѣ Божіей. Но и личность-индивидуальное Я можетъ требовать отъ государства и общества только такихъ условій для своей жизни и дѣятельности, которыя давали бы ей возможность выполнить свой долгъ предъ Правдой Божіей, а, слѣдовательно, и предъ обществомъ-государствомъ.

Такъ, въ христіанствѣ, утверждающемъ личность и благословляющемъ общество-государство во имя служенія высшей, Божественной Правдѣ, открывается единственная и незыблемая основа для человѣческаго общенія, его развитія и осуществленія предуставленныхъ ему Богомъ цѣлей. Богъ и его святая воля, — таково начало, таково содержаніе, таковъ глубинный смыслъ и конецъ истинно-человѣческой жизни. Только при такомъ ея устроеніи она можетъ быть школой духовно-нравственна/с. 77/го возрожденія всего человѣчества, поприщемъ для выявленія на землѣ Царствія Божія и Правды Его, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, мира и благоволенія въ человѣцѣхъ.

Вотъ эту правду всей силой своего геніальнаго духа понялъ въ свое время святый равно-апостольный Царь Константинъ, создавшій первую христіанскую монархію, въ которой христіанство пережило свой блестящій вѣкъ, давъ человѣчеству все то, что легло въ основу подлинно-христіанской культуры и что и по нынѣ питаетъ все, что есть лучшаго, возвышеннаго, святого въ современномъ человѣчествѣ.

Ту же правду всей глубиной своего сердца воспринялъ и св. равноапостольный князь Владиміръ, просвѣтившій ею русскій народъ. Явилась русская Церковь, которая не только сплотила многочисленныя русскія племена въ одно цѣлое, въ мощный русскій организмъ, воспитавъ въ немъ великій сонмъ дивныхъ носителей Духа Христова, но и, посѣявъ, возрастила въ душѣ русскаго народа идею Св. Руси, т. е. государства, отдавшаго себя на служеніе Правдѣ Божіей.

Оба порфироносные мужа цѣлыми вѣками, даже тысячелѣтіями, отдѣлены отъ насъ; но Правда, усмотрѣнная ими въ лучезарномъ свѣтѣ ученія Христа Спасителя, остается непреложной и по нынѣ. Тому вѣрнѣйшимъ доказательствомъ является наша современность.

Наша современность — это наша жизнь; нѣчто близкое къ намъ и, такъ сказать, разстилающееся предъ нашими глазами, непосредственно наблюдаемое и ощущаемое нами. Казалось бы, при современныхъ матеріально-экономическихъ, общественно-политическихъ, культурно-просвѣтительныхъ достиженіяхъ, которыми такъ гордится наше время, она должна бы быть легкой, благоустроенной, полной смысла и духовной красоты. Иное наблюдается въ дѣйствительности.

Наша жизнь — это мутная быстро-текущая рѣка. Рѣка полноводная; всего у нея вдоволь; только менѣе всего замѣчается въ ней того, что первоцѣнно: порядка, разума, истиннаго содружества людей. «Homo homini lupus est», это латинское изреченіе не утеряло своего прискорбнаго для человѣка смысла. «Жизнь — борьба за существованіе», это опредѣленіе изобрѣтено современной наукой, — едва ли къ чести человѣка. И выходитъ, это жизнь человѣческая — самое дорогое и цѣнное — это какая то безтолковая, жестокая сутолока, гдѣ всѣ на одного и одинъ противъ всѣхъ; гдѣ нѣтъ осознанія человѣкомъ цѣлей и внутренняго смысла своего бытія; нѣтъ истинной красоты духа, какъ выявленія на дѣлѣ нравственныхъ качествъ человѣческой богоподобной души. Отсюда то, что должно бы быть источникомъ радости, довольства и всякаго благополучія, въ дѣйствительности является ареной безумной по жестокости борьбы, скрежета зубовъ; гдѣ нерѣдко меркнетъ великое сознаніе о долгѣ, о правдѣ, объ истинѣ, любви и состраданіи, т. е. о томъ, что по существу является истиннымъ украшеніемъ человѣческой жизни, что выдѣляетъ /с. 78/ человѣка изъ ряда обычныхъ животныхъ, что возводитъ его на степень богоподобнаго существа.

Гдѣ причина такого печальнаго явленія?

Современные люди мало или совсѣмъ не думаютъ, забыли о тѣхъ началахъ, которыя должны лежать въ основѣ человѣческой общественности. Тяга въ сторону личнаго эгоизма превозмогаетъ мысль объ общемъ благѣ. Какъ вытекающія изъ сущности человѣческой природы, начала общественности, за пренебрежительное къ себѣ отношеніе человѣка, жестоко караютъ людей. И жизнь человѣческая открывается не жизнью людей, какъ нравственно-разумныхъ существъ, полная добра и свѣта, а каторгой для тѣла и для человѣческаго духа, юдолью скорби и печали; адомъ, предваряющимъ муки вѣчныя.

Забыты завѣты царя Константина; забыты завѣты и великаго князя Владиміра. Міръ въ своемъ безуміи преступно гаситъ лампады, мерцающія предъ ликомъ Вѣчной Божественности. Лампады гаснутъ, но вмѣстѣ съ ними гаснутъ въ людскомъ безуміи смыслъ и радость нашего бытія. Значитъ, если сердце наше трепетно жаждетъ выявленія правды, если умъ ищетъ осознанія смысла бытія, а все существо наше славнаго воскресенія дорогой Родины и духовнаго обновленія всего человѣчества, то нужно лицомъ стать къ источнику истиннаго Свѣта и вѣчной Правдѣ, — къ христіанству и къ тѣмъ, кто былъ лучшимъ выразителемъ его идей и завѣтовъ. «Сейчасъ, пишетъ нашъ соотечественникъ проф. П. Новгородцевъ, нужно искать опоры только въ религіозно-нравственномъ просвѣтлѣніи духа. Не мы одни, весь міръ переживаетъ въ наши дни величайшій кризисъ правосознанія. И самое важное и основное въ этомъ кризисѣ есть то, что это кризисъ невѣрія, кризисъ культуры, оторвавшейся отъ религіи, кризисъ государства, отринувшаго связь съ Церковію, кризисъ закона человѣческаго, оторвавшагося отъ родства съ Закономъ Божіимъ»…

А какова сила и значеніе Закона Божія, объ этомъ находимъ указаніе у другого нашего соотечественника, извѣстнаго профессора исторіи В. О. Ключевскаго. «Въ концѣ 1611 года, пишетъ В. О. Ключевскій, Московское государство представляло зрѣлище полнаго видимаго разрушенія. Государство превращалось въ какую то безформенную мятежную федерацію. Но съ конца 1611 г., когда изнемогли политическія силы, начинаютъ пробуждаться силы религіозныя и національныя, которыя пошли на выручку гибнувшей земли». Результатъ; Святая Русь была спасена для жизни, для величія, для славы великаго Русскаго народа.

Таковъ голосъ исторической мудрости. Онъ свидѣтельствуетъ о глубокомъ значеніи «религіозной силы» для человѣческой земной жизни. Конечно, христіанство, какъ религіозную «Силу свыше», можно отвергать, но послѣдствія этого отверженія роковыя.

Русскіе люди трепетно ожидаютъ воскресенія великой Россіи. Такъ неужели мы еще не поняли, что Россія спасется только тогда, когда ска/с. 79/жетъ вмѣстѣ съ Гоголемъ: «нѣтъ другой дороги (другого пути), кромѣ указанной Іисусомъ Христомъ». Тоже нужно думать и о духовномъ возрожденіи всего современнаго человѣчества.

Увы, современные властители народовъ и политическіе дѣятели, безразличные къ вѣрѣ, а нерѣдко и враждебно настроенные къ христіанской идеологіи, могутъ только презрительно пожать плечами надъ приведенными доводами. Не нужно удивляться. Утерявъ вѣру во Христа, они не вѣрятъ и въ силу христіанства. Основы для безбѣдности человѣческой жизни они ищутъ въ «творческой» работѣ современной міровой демократіи. Ей они дарятъ свое довѣріе, на нее они возлагаютъ всѣ свои надежды; отъ ея работы они ждутъ разрѣшенія всѣхъ соціально-экономическихъ и политическихъ проблемъ, волнующихъ человѣчество и нерѣдко грозящихъ ему страшными потрясеніями.

Конечно, вѣрить и надѣяться каждый человѣкъ можетъ по своему. Свобода цѣнна во всѣхъ областяхъ человѣческой дѣятельности; въ области же вѣры и надежды — особенно.

Но всякая вѣра, какъ и надежда, должна имѣть для себя достаточное основаніе. Вѣра, лишенная такого основанія, близка къ суевѣрію и можетъ привести человѣка къ полному духовному краху.

Имѣется ли такое основаніе для вѣры въ современную демократію? Такъ-ли могущъ и всеисцѣляющъ ея геній, какъ обычно думаютъ объ этомъ поклонники современной демократіи?

Отвѣтить на эти вопросы положительно едва, ли возможно. Вѣра во всемогущество современной демократіи и ея генія поколеблена сейчасъ глубоко и, думается, безповоротно. Поколеблена не только крушеніемъ демократіи въ русской революціи, но и ея кризисомъ въ странахъ ея недавняго торжества. «Современная научная мысль, писалъ проф. П. Новгородцевъ, на основаніи широкаго опыта примѣненія демократическихъ началъ все чаще и ярче подтверждаетъ очень древнее наблюденіе, что демократія, какъ и всякая другая форма, можетъ быть лучше или хуже въ зависимости отъ духовнаго содержанія, которое вкладываетъ въ нее народъ, и что, при извѣстныхъ условіяхъ, она можетъ стать и полнымъ извращеніемъ всякой справедливости». Современная демократія блестящимъ образомъ оправдываетъ послѣднія слова русскаго ученаго, стоитъ только вспомнить, что творитъ сейчасъ такъ называемая «народная демократія» въ Россіи и во всѣхъ подъяремныхъ ей странахъ Запада и Востока.

Мало того. Современное состояніе міровой демократіи, ея работа, какъ по своимъ цѣлямъ, такъ и по духу и по допускаемымъ ею пріемамъ, обнаружили полное свое духовное банкротство. Въ 1922 г. американскій писатель Чарльзъ Туингъ, изображая тотъ «вѣкъ разсѣянной мысли», какимъ является, по его мнѣнію, демократическій вѣкъ, замѣчаетъ, что «демократіи свойственно превращаться въ анархію», что «демократическій законъ легко становится беззаконіемъ», что демократія — это «міръ въ /с. 80/ которомъ каждый разсматривается не какъ равный другому, но немного лучше, чѣмъ другой; что результатомъ ея является человѣческій хаосъ»… «интеллектуальные идеалы разбиваются; царитъ разнузданность, умственная разсѣянность распространяется въ обществѣ, какъ леденящій морозъ».

Развѣ это не точная картина современнаго демократическаго міра, утопающаго въ морѣ лжи, лицемѣрія, колебаній и вѣчной нерѣшительности?

И что же? Жуткая картина, нарисованная гражданиномъ великой за-антлатической демократіи, съ разныхъ сторонъ подтверждается почти ежедневно тѣмъ современнымъ, очень вѣрнымъ опредѣленіемъ демократіи, согласно которому она является «системой терпимости и безразличія ко всѣмъ догматамъ и взглядамъ; системой самыхъ широкихъ допущеній и на всѣ стороны открытыхъ дорогъ».

Становясь системой духовнаго релятивизма и индифферентизма, она (демократія) по-истинѣ становится «какъ бы пустымъ пространствомъ, въ которомъ отдѣльныя политическія воззрѣнія становятся и утверждаются въ зависимости отъ соотношенія большинства и меньшинства. Жить въ современномъ демократическомъ государствѣ это значитъ жить въ атмосферѣ относительнаго, дышать воздухомъ критики и сомнѣнія; при отсутствіи абсолютныхъ духовныхъ основъ все сводится къ борьбѣ силъ, къ борьбѣ большинства и меньшинства и въ концѣ концовъ къ борьбѣ классовъ. Качественныя опредѣленія уступаютъ мѣсто количественнымъ»… Понятно, это путь къ анархіи, хаосу и «леденящему морозу»…

А что «самое страшное и роковое въ этомъ процессѣ это — опустошеніе человѣческой души, разрушеніе въ ней вѣчныхъ связей и вѣковыхъ святынь»…

Можно ли при такомъ міровоззрѣніи, на такомъ фундаментѣ строить благополучіе человѣчества? Конечно, нѣтъ.

Ясно, спасти человѣчество теперь могутъ не вспоенная раціонализмомъ автономная мораль, а теономная, т. е. тотъ Великій Законъ, который данъ человѣку Богомъ, и живымъ воплощеніемъ котораго является Христосъ; иначе «не многообѣщающія демократіи, а власть вѣчныхъ христіанскихъ святынь; не какія-либо внѣшнія всеисцѣляющія формы, а благодатное просвѣтленіе человѣческихъ душъ. Государство и его строительная работа должны подняться до степени Божьяго дѣла» (проф. Новгородцевъ).

Тутъ невольно припоминаются слова итальянскаго философа Джоберти: «во всѣ времена и повсюду гражданскіе порядки раждались изъ жреческихъ, города возникали изъ храмовъ, законы выходили отъ оракуловъ… воспитаніе и культура народа отъ религіи. Религія въ отношеніи всѣхъ прочихъ учрежденій и порядковъ есть то же самое, что сущее въ отношеніи существующаго, т. е. динамическое и орга/с. 81/ ническое начало, которое ихъ производитъ, сохраняетъ, возрождаетъ и совершенствуетъ».

Итакъ демократическіе кумиры развѣнчаны и, думаемъ, надолго, если не навсегда. Человѣчество же остается. Мало того: оно жаждетъ новой жизни, новой культуры; жизни и культуры истинно человѣческихъ, т. е. способныхъ удовлетворить не только его временно-земныя потребности, но и глубочайшіе запросы его безсмертнаго духа. Человѣчество жаждетъ истинной свободы, истиннаго братства людей, выявленія истинной соціальной правды своей жизни. Человѣчество не только желаетъ жить, но и стремится понять глубинный смыслъ своей жизни и прозрѣвать ея конечную цѣль. Почувствовавъ свое Богосыновство, человѣчество инстинктивно тянется и къ соотвѣтствующей своей природѣ жизни.

Кто же можетъ указать мятущейся человѣческой душѣ надлежащій путь къ этой жизни? .. Конечно, не демократія со своимъ релятивизмомъ и индифферентизмомъ, а ТОТЪ, о КОМЪ сказано: Я есмь Свѣтъ міру; Я есмь истина, путь и жизнь. Христосъ–христіанство.

Человѣчеству снова нужно поклониться Христу и открытую Имъ истину сдѣлать свѣтомъ своего сердца, закономъ своей жизни!..

Итакъ современное человѣчество стоитъ предъ величайшей задачей. Предстоитъ строеніе не отдѣльнаго дома, не отдѣльнаго города, а обновленіе жизни всего человѣчества на началахъ Божественной Правды. Ясно, успѣхъ такой работы возможенъ только въ томъ случаѣ, когда строители будутъ въ полномъ единствѣ духа въ отношеніи къ той творческо-благодатной силѣ, которая завѣщана намъ Христомъ-Богочеловѣкомъ въ Его Божественномъ ученіи. Ибо не ложно Слово Божіе: Если Господь не созиждетъ дома, напрасно трудятся строющіе его (Пс. 126, 1).

Осознать эту истину должны всѣ, въ томъ числѣ и мы, русскіе страстотерпцы.

Значитъ готовьте, точите мечи отъ стали и желѣза; они, къ сожалѣнію, необходимы въ этой жизни для защиты слабыхъ отъ насильниковъ; но не будемъ безразличны и теплохладны къ пріобрѣтенію Того, что есть первоцѣнно; къ пріобрѣтенію меча духовнаго, поражающаго самые истоки-корни зла и насилія. Мечъ этотъ — Слово Божіе, Слово Истины, Слово Божественной Правды, умомъ человѣка воспринятое, а волей его осуществляемое въ жизни. Источникъ же зла и насилій — безбожіе и богоборческій атеизмъ, помрачившіе человѣческій разумъ и развратившіе человѣческое сердце. Недаромъ сказано: «Бога забылъ — умъ потерялъ, все потерялъ».

Эта болѣзнь глубоко поразила душу современнаго человѣка. Отсюда жестко и нечувствительно его сердце къ горю ближняго; накрѣпко закрыты очи его духа. Никогда еще животная философія шкурниковъ; «ѣшь, пей и веселися!», «своя рубашка ближе къ тѣлу» — не господствовала /с. 82/ надъ человѣческимъ духомъ съ такой силой, какъ теперь. Почему? Въ современномъ человѣчествѣ утеряно чутье близости Бога, испарилось, такъ сказать, благоуханіе Его Божественной жизни, сокрылась чарующая красота Его Божественнаго примѣра. И человѣкъ, какъ человѣкъ — образъ Божій, долженствующій стать подобіемъ своего небеснаго Отца-Бога, — выдохся, огрубѣлъ, окаменѣлъ. Отсюда море человѣческихъ слезъ и крови и общая міровая скорбь.

Страшная болѣзнь! Отъ нея нужно во чтобы ни стало освободиться. Только въ такомъ случаѣ откроется возможность къ расцвѣту подлинно-человѣческой жизни. Пути къ этому открыты въ христіанствѣ въ его православномъ пониманіи: это — Слово Божественной Премудрости и жизнь, соотвѣтствующая этому Слову…

Христіанство для жизни необходимо, и жизнь человѣческая находитъ свою полноту, цѣнность и духовную красоту только въ христіанствѣ.

Горѣ́ имѣимъ сердца!! Ибо не ложно слово Богочеловѣка–Христа: безъ Мене не можете творити ничесоже (Ін. XV, 5).