Крушение путинского режима – режима необольшевицкого по своей сути – является делом ближайших лет (на сей счет мною в свое время было опубликовано два материала на АПН Северо-Запад: «Горячее дыхание Смуты» и «Сумерки карликов»). Также очевидно и то, что 1) всякий новый политический строй, который будет формироваться в России, будет вынужден учитывать то, что можно назвать Русским Вопросом, и что 2) впервые с 1993 г. у русских националистов появляется реальный шанс встать во главе страны.
Логичен вопрос: какой может быть эта национальная русская власть и каково будет место в этой новой России для православных монархистов? Будем откровенны: сегодня Русское Национально-Освободительное Движение, подобно Белому Движению 1918-1922 гг., объединяется, главным образом, общим противником – геноцидным русофобским режимом. Белогвардейцем был демократ Деникин, белогвардейцами были и монархист Врангель, и православный фундаменталист Дитерихс. Точно также и сегодня в националистическом лагере мы можем видеть православных, язычников, агностиков и атеистов, христиан-фундаменталистов, демократов, монархистов, национал-социалистов – и даже этим список не исчерпывается. Пока что эти идейные различия не имеют решающего значения, но впоследствии, когда вопрос о власти окажется в повестке дня, обойти их будет невозможно.
Кто же, объективно, является сегодня авангардом русского национализма? Без всякого сомнения – национал-демократы. Причины этого кроются в истории Русского Движения, начиная с конца 80-х гг. и по сей день – и там же следует искать ответ на вопрос о том, каковы должны быть дальнейшие шаги монархистов.
– Не разваливать надо было Союз по планам американских специалистов-советологов, с голоса которых действовали отечественные расчленители, заходясь в требовательной истерике, а держаться вместе. Отпустив на волю вольную, разумеется, тех, кто свою совместную жизнь с Россией считал невозможной. Но и здесь прислушиваясь к мнению народному, а не к мнению национал-расплевательства. Держаться вместе до тех пор, пока произойдет общественное отрезвление, поскольку в горячке да во взаимных обличениях разумного решения быть не может. А там – как будет соизволение Божье и народное. Но именно отрезвления-то и боялись. Вообще вся перестройка, перекройка, перетряска творились в неимоверной спешке, горячке, в возбуждении и опьянении, в мстительной запальчивости и угаре, как будто дело касалось не великого государства, имеющего тысячелетнюю историю, а умыкнутого с чужого воза достояния. В том, как происходил раздел, было что-то разбойничье, воровское, неприличное – скорей, скорей, чтобы не спохватились и не вернулись к месту преступления. Когда-нибудь историки постараются разгадать этот удивительный феномен: как мелкие жулики с легкостью провели мирового масштаба сделку, превратив нас всех в жертвы своих политических манипуляций.
